хайку чисто по-русски - 3

                                                     Russian thinking about Haiku in Arabic

Продолжаем развивать тему, поднятую в предыдущем посте "хайку чисто по-русски - 2» .

О японской поэзии

Восприятие произведения японцем (в виде иероглифов) кардинально отличается от смысловой интерпретации его буквенного аналога европейцем. Даже сугубо формальные требования не соблюдаемы при переводе с японского в связи с невозможностью единой слоговой меры. А для аутентичного понимания требуются развернутые пояснения.

Да, каллиграфическая живопись в виде рисунка со стихотворением способна вырвать из повседневной суты и нам пригрезятся мимолетные ощущения прошлых гештальтов. Одарить чудесным мгновением единения с Миром, воскресить из забытья ощущение человечности.

Однако, если судить непредвзято, переводимая с японского на русский (или другой европейский) язык японская поэзия — таковой не является. Это всего лишь подражание, стилизация под инородную экзотику. Своего рода лубочность.

Прошу понять правильно. Здесь речь не о неполноценности «русско-японского» стихотворчества. Важен не искусственно навязанный канон, талант – только он имеет значение. Например, в группах о поэзии можно встретить «русско-рожденные» трехстишия и пятистишия, пронизывающие до самой глубины души.

Тем не менее, самобытным отечественным авторам вовсе не обязательно привязываться только к псевдо-японским картинкам и переживаниям.

О русской поэзии

В известном смысле, такого рода произведения адекватнее называть «лирикой мгновения». Хорошим источником для творчества являются наши русские мотивы, кстати и аудитория поклонников станет гораздо шире. Есть хорошие примеры, например, творчество несравненного Афанасия Фета. Хотя его пейзажная лирика и подвергалась критике современниками за беспредметность, искусство ради искусства.

Еще отметим, что в русской литературной традиции присутствует тяготение к императиву (повелительному наклонению): «Пора, красавица, проснись, Открой сомкнуты негой взоры …» (Пушкин). И к оптативу (отвлеченной устремленности к какой-то действительности): «Мы ждем с томленьем упованья Минуты вольности святой … Товарищ, верь: взойдет она, Звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна …» (Пушкин).

Об арабской поэзии

Древние арабы называли поэзией гармоничное произведение, имеющее размер и рифму. В их представлении стихотворение, созданное без определенного замысла, не является поэзией.

Итак, имманентным признаком любой поэзии является рифма. Все, что не в рифму – не поэзия. Нечто иное, другой вид искусства, творчества. Хотя и имеющее безусловное право на жизнь, на свою благодарную аудиторию. А пока видим солидарность арабских и русских поэтов в понимании того, что такое поэзия.

Мы уже знаем, что в мире иероглифов восприятие целостно и в корне отличается от интерпретации написанного на основе алфавита. Тем не менее, есть еще более изумительные вещи.

Арабский язык – алфавитный. Но при этом мышление на арабском выстроено по-другому, чем у европейцев (и даже японцев). В классическом арабском представлении мир видится совершенно иначе. Попробуем пояснить проще, насколько это возможно.

Как известно, арабы считают каждую букву арабицы божественной ибо через них передается дыхание Бога. Наличие религиозного запрета на изображение живых существ способствовало развитию арабской каллиграфии. В знаменитой арабской вязи отражаются стилизованные символы арабского языка. Сочетания геометрических и растительных орнаментов воспринимаются как произведения живописи. Заметим, что запрет на изображения неполный, тем более в эпоху интернета и мультимедиа.

В русской грамматике есть т.н. отглагольные существительные (полет, течение и т.п.), которые образованы от глаголов. В классической арабской школе наоборот, первичным считается «масдар» — основополагающее понятие, называющее имя действия. И от таких базовых понятий уже образовываются «отсуществительные глаголы», отягощенные временем.

Как мы знаем, временные характеристики передаются именно через глаголы – с помощью вспомогательных глаголов (был, буду) или через окончания (почитал, почитаю). Хотя есть, конечно, неопределенные формы глагола, без указания на время. В русском языке инфинитив обычно используется в составном глагольном сказуемом.

В восточном дзен-буддизме мгновение самодостаточно, но само ощущение погружения в неразделенность проживается «здесь и сейчас». В морфологии же арабского языка есть то, чего нет совсем в русском (и в английском тоже). Возможность описывать реальность при полном отсутствии самого понятия времени.

Непривычность в том, что арабская лексика акцентирована не на существительных и глаголах. Окружающее отражается не совокупностью стабильных вещей (предметов), а совсем иначе. Основание устойчивости мира видится в постоянстве текучести всех процессов.

Чтобы стало немного понятнее о чем речь, внизу дадим ссылочку - о неординарном мировосприятии в арабском мышлении.

Что делать?

Итак, любознательный читатель, мы начинаем понимать то, о чем неумышленно (или с умыслом) умалчивается. О том, что для корректной и ненасильственной интерпретации иной традиции часто совершенно недостаточно свойственных нам средств осмысления.

Подумаем, что можно сделать в такой ситуации. Выделим ключевые моменты.

При переносе японской (образно-правополушарной) лирики на наше  (абстрактно-левополушарное) языковое пространство важна минимизация количества букв. Более всего тут подходит трехстрочие. Как говорится, «краткость – сестра таланта» (Чехов).

Если говорим о поэзии в наших культурных кодах, то рифма прежде всего.

В нашем случае полезна инаковая способность арабского языка ≡ мышления отражать реальность.

Забегая вперед, обратим внимание вот на что. Имя действующего лица, соответствующее русскому причастию («читающий», «читавший» и «будет читающим») жестко привязано ко времени. Вырвать его из потока времени можно только одним способом - вывести действователя за рамки текста. В конструкции русского языка такое возможно c использованием безличного предложения.

Русские поэты в своих произведениях довольно часто их использовали. Для безличных предложений характерна стихийность, непроизвольность описываемого действия или состояния («Долго петь и звенеть пурге»).

Помимо прочего, особый интерес для нас представляет неиспользование глаголов: «Это утро, радость эта, эта мощь и дня и света …» (Фет). Когда поэты не используют глаголы – это придает стихотворению не только большую выразительность, но и позволяет высвободиться из пут времени имеющимися средствами русского языка.

Обещанная ссылка: доступно о языках, сознании и реальности - здесь 

Там же разбор необычного опыта, как попытки представления японского мировосприятия «сквозь» арабское мироосмысление в пределах русского мировоззрения.

Продолжение, конечно же, последует …