Я сижу в машине, стоящей у переезда. Давно забыты суровые дни службы на Севере. Все наладилось, устаканилось, устроилось, переехал после армии в Питер, окончил политех, женился. Я теперь приличный средний обыватель. Со мной в машине – моя жена и мои дети. И мы едем на нашу дачу. По железнодорожному пути медленно идет состав с лесом. Рассеяно взглянул на сосновые хлысты, и меня вдруг словно током ударило. Да это же моя служба – лесоповал! На красной коре бревен, словно на крови, померещились буквы – «ВСО»! И словно не было после тех двадцати с лишним лет, я вдруг ощутил себя снова стройбатовцем, в вэсэошке цвета хаки, вспомнил своих товарищей по тайге, лес, морозы, ревущий МАЗ без глушителя, сорокаградусный мороз, сводящий судорогой ребра при дыхании, треск бензопилы «Дружба», надрывное урчание трелевочных тракторов, тянущих поволоку толстую пачку хлыстов, скрип поваленных сосен. Вдруг остро ощутил, насколько яркие и незабываемые воспоминания оставили те трудные два года. А в армии, наоборот, казалось, что служба тянется медленно и уныло. Все, как говорится, относительно.
1980 год. Северная Карелия. 909-й военно-строительный отряд, гарнизон Верхняя Хуаппа.
Субботний вечер. Обе роты вернулись из лесу в казармы. Я также пригнал свой «МАЗ» в автоколонну, заглушил, слив воду, и отправился в баню.
В предбаннике первым я увидел Саню Казакова из Серпухова. Он вышел из моечного отделения – грязный, голый и счастливый. Его так и распирало от смеха. Говорить он пока не мог.
В бане очень четко можно разделить воинов-созидателей по их профессиям, когда увидишь их раздетыми. Есть белые, рыхлые тела – это наша «аристократия» – каптеры, клуб, пекарня, столовая и тому подобное. Остальные солдаты более или менее равномерно грязные.
Если у солдата правое плечо черное – это чокеровщик. На правое плечо он кладет пропитанный канатной смазкой ходовой трос лебедки трелевочного трактора, когда растягивает этот трос по завалу. Очень грязные водители, особенно водители самосвалов, как я. Но самые грязные – это трактористы.
Когда Саня немного просмеялся, я спросил у него, в чем дело.
– Там... там... Сережу... моют! Старшина приказал! – и он снова залился смехом.
Все ясно. Это действительно выдающееся событие.
Я много раз слышал байки о том, что некоторые воины с Кавказа попали в армию только потому, что «с гор за солью спустились». И был уверен, что это лишь дурные анекдоты, которые рассказывают шовинистически настроенные граждане.
Но наш Сережа, точнее Сарухан, попал в армию именно так. Как он рассказывал, поехали они с отцом в город на рынок. На рынке к нему подошел комендантский патруль с офицером из военкомата.
– Сколько тебе лет? – спросили они Сарухана.
– Двадцать три, – ответил тот, гордясь тем, что он уже взрослый.
И Сережу забрали в военкомат прямо с рынка. Выдали военный билет, повестку и отправили в армию. Так наш 909-й военно-строительный отряд пополнился незаурядной, выдающейся личностью.
Выдающийся он был прежде всего тем, что никогда не мылся. Воды боялся панически. От него постоянно исходила страшная вонь. В казарме вообще воняет, но запах от Сережи превосходил все мыслимые ПДК (предельно допустимые концентрации).
И нашему старшине Купченко это надоело. В субботу перед баней он построил роту, прибывшую из леса, и приказал:
– Сережу – вымыть. Дочиста.
Чтобы избежать межнациональных конфликтов, ответственными за непосредственное исполнение приказа он назначил земляков Сережи.
И началось развлечение для всего личного состава. Сережу раздели, завалили на бетонную скамейку, крепко держа его за ноги и за руки. Сережа, в духе своих представлений, решил, что его хотят изнасиловать. Распятый, он страшно ругался, клялся мамой, что он всех «зарэжэт».
В это время его усиленно мылили, терли мочалками, поливали водой с тазиков. Потом перевернули и продолжили омовение.
Сережа продолжал ругаться и грозиться, солдаты ржали до колик. Потом его затащили в парилку, и когда он заорал «нэ магу больша», окатили холодной водой.
Затем Сереже торжественно выдали новое чистое белье и каптер попрыскал его одеколоном, пожертвовал своим для такого случая. Впервые черный чумазый Сережа стал белым, даже розовым.
Жестокие забавы, конечно. Но солдаты вообще – не ангелы. А в стройбате – тем более.
В общем, повеселились от души. Забыв банальную истину насчет того, кто смеется последний.
С тех пор Сарухан стал пропадать в бане, он стал фанатиком парилки. Он приходил в баню первый, а уходил самым последним, пропустив ужин. Самая лучшая, верхняя полка в парной всегда была занята Сережей.
И сейчас, много лет спустя, перед моими глазами стоит картина:
Сережа бьет тазиком по трубе и кричит в стенку (за стеной была котельная):
– Качыгара! Я твой чан топтал неровный! Ташкент давай!
Оценил 61 человек
110 кармы