Киев: Издательский дом "Княгиня Ольга", 2005. - 696 с.: ил. -(Спецслужбы в войнах XX века).
Для служебных целей
К. К. Звонарев
АГЕНТУРНАЯ РАЗВЕДКА
Издание IV управления штаба Раб.-Кр. Кр. Армии
Книга вторая. Германская агентурная разведка до и во время войны 1914-1918 гг.
Часть II. Германская агентурная разведка во время войны 1914-1918 гг.
Глава четвертая. Германская агентурная разведка во вражеских странах.
Агентурная сеть в России, созданная еще в мирное время. - Благоприятные условия для агентурной работы. - Сотни казненных людей и ни одной крупной раскрытой агентурной организации. - Центр шпионажа - Петербург. - Роль Распутина в системе германской агентурной службы. - Распутин, чета Романовых, Сухомлиновы, Никитина, Штюрмер, Протопопов и др. и германская агентурная служба. - "Большое Северное Телеграфное Общество" (Датский Кабель) и германская разведка. - Германские сестры милосердия и мнение п-ка русского Ген. штаба Беляева о возможности шпионажа с их стороны. - Германские "тысячные номера" под высоким покровительством в России. - Работа германской агентуры в Ревеле. - Комендант Осовецкой крепости ген. Н. А. Бржозовский - германский агент мирного времени. - Отказ Бржозовского сдать Осовец немцам за 500.000 марок. - Шпионские организации в Туле и Одессе. - Планы Кронштадта - в салоне баронессы Штампель. - Роль женщин в германской агентурной службе. - Работа германской агентуры в Англии. - Система работы.
Сейчас, нам предстоит проследить работу германской агентурной службы непосредственно в странах своих противников и коснуться германской агентурной сети, заложенной в этих странах еще в мирное время.
В России, как будет видно из приведенных ниже фактов, германская агентурная служба имела крепкую, заблаговременно налаженную и подробно разработанную сеть.
Работой этой сети немцы очень дорожили. Ей давались задания, далеко выходившие за пределы обычной разведки; немцы считали эту организацию слишком ценной для того, чтобы ею рисковать для мелкого шпионажа. Русской контрразведке так и не удалось добраться до этой организации, хотя не исключена возможность, что отдельные члены этой организации и попали в ее руки. Сама организация была построена так хорошо и разумно, что провал отдельных членов опасностью всей организации в целом не угрожал.
Для поддержания с ней связи выделялись люди, завербованные уже в начале войны и поставленные в такие условия, что они даже при желании не могли проникнуть в организацию глубже и провалить ее. Они являлись лишь простыми передатчиками собранных этой организацией сведений, написанных весьма устойчивыми и неизвестными русской контрразведке тайнописями.
Организация эта делилась на две части: 1) сеть возможного театра военных действий и 2) сеть тыловая, раскинутая по всей территории России, с конспирацией в более важных пунктах и учреждениях.
Не нужно, конечно, доказывать, что в царской России почва для постройки немцами прочной и солидной сети была вполне благоприятна. Мы уже раньше указывали на громадное количество германских колонистов в приграничном районе, массу германских коммерческих и промышленных предприятий, на огромное число как всевозможных специалистов-немцев, разбросанных по разным, чисто русским, предприятиям, так и немцев, состоявших на русской государственной службе, на германофильство женской половины русского царского двора и своры, его окружавшей, и т. д., и т. д.
Правда, в начало войны, часть этих вольных и невольных сотрудников германской агентурной службы была арестована и размещена по концентрационным лагерям и в Сибири. Этим стройность организации агентурной сети была несколько нарушена. Однако, пострадала мелочь, а не крупные силы, которые были настолько хорошо замаскированы, что их репрессивные меры не коснулись. Действительно, за время войны русская контрразведка не раскрыла ни одной крупной организации германской разведки, хотя не одна сотня людей была перевешана. Это можно объяснить только хорошей маскировкой, хорошим руководством и хорошей работой самой организации.
Судя по имеющимся материалам, часть агентов германской агентурной службы, расположенных на территории вероятного театра военных действий, должна была при занятии их пункта пребывания германскими войсками оставаться на месте; другая же часть должна была отступать вместе с русскими войсками. Это подтверждается тем обстоятельством, что некоторые лица, состоявшие в двойном подданстве и занимавшие на театре военных действий разные правительственные должности, оставались у немцев, другие же всеми силами старались эвакуироваться вместе с отступавшими русскими войсками, а когда это было совершенно невозможно, они, при помощи германских, властей, симулировали побег из расположения германских войск, получали за это русские ордена, повышение по службе и продолжали свою разведывательную службу в пользу Германии. Особенно много такого рода случаев было в Прибалтийском крае и в Польше.
Центр глубокой германской разведывательной службы находился, несомненно, в Петербурге. Оттуда шли его разветвления по всем наиболее важным стратегическим пунктам России. В Петербурге германские информаторы имелись во всех учреждениях и кругах, более или менее важных в военном, политическом и экономическом отношениях. Сейчас уже не подлежит никакому сомнению, что германская агентурная служба имела весьма хорошие связи с русским царским двором и распутинской кликой. Эти круги являлись источниками самой достоверной всеобъемлющей и исчерпывающей информации. Спорным пока что остается лишь вопрос, был ли Распутин сознательным шпионом или невольным агентом германской агентурной службы.
Портрет Г. Е. Распутина, Е. Н. Клокачева, 1914
Весьма возможно, что Распутиным пользовались для агентурных целей незаметно для него самого. Но нам кажется, что этот вопрос, ответ на который могут дать лишь дальнейшие исследования, существенной роли не играет. Факт тот, что германская агентурная служба блестяще использовала Распутина для своих весьма разнообразных целей.
Вот что пишет М. В. Родзянко о деятельности распутинского кружка1:
"...Влияние Распутина и всего кружка, окружавшего императрицу, на Александру Федоровну, а через нее - на всю политику верховной власти и правительства возросло до небывалых пределов. "
"Я не обинуясь утверждаю, что кружок этот несомненно находился под воздействием нашего врага и служил интересам Германии... "
"...Связь и аналогия стремлений настолько логически очевидны, что сомнений во взаимодействии германского штаба и распутинского кружка для меня, по крайней мере, нет: это не подлежит никакому сомнению".
Верховной же следственной комиссии временного правительства Родзянко заявил более категорически, что, по его мнению, "Распутин действовал сознательно для Берлина" и что к нему приезжали даже какие-то частные лица с заявлением о том, "что они знают, что через шведское посольство Распутину передаются большие деньги из-за границы. Эго я определенно помню... Я знаю факт, знаю, что Распутина окружали люди, которые, несомненно, имели связь с заграницей. Потом это подтвердилось..."2.
Что Германия пользовалась услугами шведских посольств в странах своих противников - это, как будто, факт установленный - и может явиться косвенным подтверждением заявления Родзянко.
И. В. Гессен, со слов царского министра внутренних дел А. Н. Хвостова, (февраль 1916 г.), идет еще дальше в обвинении Распутина. Он пишет3:
"...Я прежде не вмешивался в его (Распутина) поведение, но потом убедился, что он принадлежит к международной организации шпионажа, что его окружают лица, которые состоят у нас на учете и которые неизменно являются к нему, как только он вернется из Царского, и подробно у него все выспрашивают..."
Не верить этим утверждениям Родзянко и Хвостова мы оснований не имеем. Болтливость Распутина общеизвестна. Все бывшие царские сатрапы, которым приходилось встречаться с Распутиным, передают, что он любил рассказывать все свои разговоры, имевшие место во дворце.
Больше того. В своих показаниях верховной следственной комиссии временного правительства Хвостов заявил, между прочим, следующее4:
"...Распутин ездил в Царское и ему давал поручения Рубинштейн узнать о том, будет ли наступление или нет... При чем Рубинштейн объяснил близким, что это ему нужно для того - покупать ли в Минской губернии леса или нет...
"...Мне сообщили, что Распутин поехал с таким поручением. А когда приехал, то действительно он рассказывал, что он говорил в Царском Селе... Распутин рассказывал так... Надо сказать, что трезвый он ничего не рассказывал, но ему нужно было бутылку портвейна или мадеры, и тогда он рассказывал. Лица эти знали, как с ним поступать, привозили его в ресторан, вливали в него бутыль мадеры и он рассказывал, что он делал в Царском Селе.
"...Приезжаю я, - говорил Распутин, - в Царское. Вхожу. "Папаша" (Николай II) сидит грустный. Я его глажу по голове и говорю: чего грустишь? Он говорит: все мерзавцы кругом. Сапог нет, ружей нет, - наступать надо, а наступать нельзя... Когда же будешь наступать, спрашивает Распутин, - "Ружья будут только через два месяца: раньше не могу...".
Из опубликованной переписки Николая II с его женой5 известно, что Николай писал ей о всех предстоящих операциях, перемещениях, о своих поездках и т. д. Александра Федоровна все эти сведения сообщала Распутину, и последний по телеграфу выражал Николаю свое "благословение" или осуждение. Однако, это показывает, насколько ценные сведения могла извлечь от Распутина германская агентурная служба.
Нам кажется, что германскую разведывательную службу не удовлетворяла одна только информационная роль Распутина. Через него она старалась иметь влияние и на русские стратегические шаги. Мы иначе не можем объяснить той настойчивости, с какой Распутин старался не допустить, а потом сорвать и приостановить "Брусиловское" успешное наступление на Юго-Западном фронте в 1916 году.
От этой нахальной настойчивости даже Николай приходил в ужас и умолял свою жену не рассказывать Распутину подробностей и намерений русской армии, а передавать ему только: "Папа приказал принять разумные меры".
Как известно, Брусилову было приказано приостановить начавшееся так успешно наступление, и этим австро-германцы на время были спасены.
Больше того, в своих показаниях, данных следственной комиссии временного правительства, бывший директор департамента полиции Белецкий говорит, между прочим, следующее:
"Поездки эти (Николая II на фронт. - К. 3.) были обставлены так, что о них было известно в Германии; там знали маршруты царских поездов. Так, например, в ноябре, когда государь ехал с наследником на фронт, агентура. Западного фронта сообщила, что на участке за Бахмачем должна быть брошена бомба с германского аэроплана. Поезд шел со станции Сарны. Немецкий аэроплан шел навстречу. У них в распоряжении имелись, сведения о маршрутах царских поездов даже по часам, что я впоследствии проверил. Произошла случайность: у наследника случилось кровоизлияние из носу, и поезд, повернув назад, срочно отправился в Царское. Но в тот самый час, на этом пролете, с высоко стоящего немецкого аэроплана была действительно брошена бомба во вспомогательный поезд, который идет впереди царского...".
Итак, мы имеем указания, что в Германии были известны маршруты царских поездов.
Из писем А. Ф. Романовой к своему мужу мы также знаем, что эти маршруты она передавала Распутину...
В декабре 1924 года бывший русский жандармский генерал Комиссаров поместил в одной из американских газет сообщение, в котором утверждает, что германцы знали также маршрут английского фельдмаршала Китченера, что дало им возможность взорвать английский крейсер, на котором Китченер ехал в Россию. При чем, по словам Комиссарова, маршрут этот немцам передал некий Шведов (псевдоним), специально ездивший для этой цели из Петрограда в Стокгольм к германскому посланнику фон-Люциусу. По возвращении в Петроград Шведов, якобы, был арестован, судим и повешен. В предательстве Китченера Комиссаров обвиняет, прежде всего, Распутина, А. Ф. Романову и Вырубову. (См. "Красную Газету", № 288, 17 декабря 1924 года).
Косвенным подтверждением слов Комиссарова может служить заявление Распутина после известий о гибели Китченера:
"Для нас хорошо, что Китченер погиб, так как позже он бы наделал России вреда, и это не жалко, что с ним погибли документы" (См. письмо. А. Ф. Романовой Николаю от 8 июня 1916 г.).
Помимо Распутина и его кружка при русском царском дворе имелась еще целая плеяда разных придворных дам и прочих прихлебателей, относившихся к Германии далеко не безразлично. Некоторые из них свои германофильские патриотические побуждения и порывы умели скрывать от окружающих, некоторые же проявляли их открыто; бывали случаи, когда даже Николай II бывал вынужден прибегнуть к крутым мерам по отношению к ним, напр., высылка придворной дамы Василъчиковой.
Относительно этой Васильчиковой Родзянко рассказывает следующее6.
"...Ко всеобщему изумлению М. А. Васильчикова в декабре появилась в Петрограде. Ее встречал специальный посланный в Торнео на границе и в "Астории" для нее были приготовлены комнаты. Это рассказывал Сазонов, прибавивший, что, по его мнению, распоряжение было из Царского. Все знакомые Васильчиковой отворачивались от нее, не желали ее принимать, зато в Царское она ездила, была принята, что тщательно скрывалось. Когда вопрос о сепаратном мире в связи с ходившими слухами был поднят в бюджетной комиссии, министр внутренних дел Хвостов заявил, что действительно кем-то эти слухи распространяются, что подобный вопрос не поднимался в правительственных кругах и что если бы это случилось - он ни на минуту не остался бы у власти.
После этого я счел нужным огласить в заседании письмо Васильчиковой и сообщил, что она находится в Петрограде. Хвостов, сильно смущенный, должен был сознаться, что она действительно жила в Петрограде, но уже выслана. После заседания частным образом Хвостов рассказал, что на следующий день после своего появления Васильчикова ездила в Царское Село (к кому он не упомянул) и что он лично делал у нее в "Астории" обыск и в числе отобранных бумаг нашел письмо к ней Франца-Иосифа и сведения, говорившие, что она была в Потсдаме у Вильгельма, получила наставления от Бетмана-Гольвега, как действовать в Петрограде, а перед тем гостила целый месяц у принца Гессенского и привезла от него письма обеим сестрам - императрице и в. к. Елизавете Федоровне..."
Кроме этих лиц, непосредственно окружавших двор, царский Петроград был переполнен всевозможными кружками и салонами, имевшими тесные и интимные связи с двором и влиятельными сферами. Эти кружки и салоны были хорошо осведомлены о самых секретных вещах и мероприятиях. Они обсуждали все получавшиеся ими данные, делились между собой сведениями и впечатлениями. В составе кружков и салонов находилось много лиц весьма сомнительной репутации в смысле причастности их к германской агентурной службе. Царская контрразведка была бессильна бороться с ними, ибо малейшая в этом направлении попытка встречала резкое противодействие со стороны правящих сфер.
Но германская агентурная служба не довольствовалась только сведениями из этих кругов, кружков и салонов. Она старалась опутать сетью своих агентов интересовавшие ее министерства и учреждения.
Та паутина, какой был опутан военный министр Сухомлинов, всем известна. Все эти Альтшуллеры, Андронниковы, Мясоедовы и пр., и пр., от которых у Сухомлинова секретов не было, не покладая рук работали в пользу Германии7. Сам Сухомлинов никогда не отличался пониманием необходимости хранить русские военные секреты. Так, например, еще до начала войны 1914-18 гг. Сухомлинов сам дал германскому военному агенту изобретенную русскими шашку дымовой завесы. Немцы это изобретение и применили в Восточной Пруссии в самом начале войны8.
О том, как разные секреты русского военного ведомства еще до войны просачивались через Сухомлинова за границу, весьма красноречиво свидетельствует заявление ген. Иванова чрезвычайной следственной комиссии временного правительства9. По его словам, разведка штаба Киевского военного округа имела на полпути между Петербургом и Веной доступ к материалам австрийской разведки в России. Из этих материалов ген. Иванов узнавал о многих секретных распоряжениях русского военного министра (Сухомлинова) раньше, чем эти, распоряжения обычным путем доходили до штаба округа.
И это не было удивительным, если иметь в виду состав друзей и лиц, окружавших Сухомлинова.
Так, одним из близких друзей Сухомлинова являлся - некий Альтшуллер.
Альтшуллер - австрийский подданный, в конце 80-х годов прошлого столетия приехал в Киев и занялся мелкими подрядами и комиссионерством. Нажив большое состояние, он повел широкий образ жизни и втерся в киевское общество. Хорошей репутацией он, однако, в Киеве не пользовался. Частые отлучки в Вену и Берлин, близость с австро-венгерским консулом и орден Франца Иосифа, полученный Алътшуллером неизвестно за какие заслуги, дали основание контрразведке взять его под наблюдение, как вероятного шпиона. Разоблачению его, как такого, мешала, однако, его дружба с Сухомлиновым. Со всех сторон Сухомлинову, указывали, что Альтшуллер подозревается в шпионаже. Но Сухомлинов остался глух ко всем этим предупреждениям.
Альтшуллер ездил вместе с Сухомлиновым за границу. В присутствии Альтшуллера просили не стесняться в разговорах, хотя бы речь касалась и военных тем. Альтшуллеру был открыт полный доступ в кабинет Сухомлинова, - и в Киеве, и в Петрограде, и он мог свободно рыться в бумагах военного министра.
Альтшуллер присутствовал при опытах сношений по радиотелеграфу, производившихся Сухомлиновым. Когда последний из Киева переехал в Петроград, Альтшуллер последовал за ним и открыл фиктивную контору "Южно-русского машиностроительного завода". Фиктивную потому, что денежных операций в ней не производилось, кассовые книги не велись, посетителей по делам завода не бывало. Зато контору посещали какие-то сомнительные личности, имелась в ней почтовая бумага "высокого качества" с австрийским государственным гербом, а в деловом кабинете Альтшуллера на письменном столе стоял портрет русского военного министра Сухомлинова с дружественной надписью...
В 1913 году Альтшуллер неожиданно стал ликвидировать свои дела в России и в марте 1914 г. уехал за границу, оставив в Петербурге двоих своих сыновей, о не высылке которых Сухомлинов усиленно хлопотал при начале войны.
Другим "другом" Сухомлинова был жандармский полковник Мясоедов. Существует мнение, поддерживаемое даже бывш. начальником германского разведывательного управления Николаи, что Мясоедов к германскому шпионажу причастен не был. Если даже поверить этому, то остается загадочным получение Мясоедовым германских орденов, приглашение его Вильгельмом на охоту, обеды, выражение "радости снова его видеть", поднятие бокала за здоровье Мясоедова и т. д. Ни за что таких "высоких милостей" и внимания простому пограничному жандармскому офицеру Вильгельм не оказывал бы.
Мясоедов был своим человеком в квартире Сухомлинова и в салоне его жены. Несмотря на все предупреждения, Сухомлинов устраивал Мясоедова, а когда последнего уже во время войны по приговору военно-полевого суда повесили за шпионаж, Сухомлинов записал в своем дневнике: "Бог наказал этого негодяя за шантаж и всякие гадости, которые он пытался мне строить за то, что я его не поддержал".
Определенную роль австрийского шпиона при Сухомлинове играл втершийся в доверие последнего некий Гашкевич. Через Гашкевича Алътшуллер познакомился с артиллерийским капитаном Ивановым, который, по отзывам начальства, "всегда проявлял стремление участвовать в комиссиях и совещаниях секретного характера". По рекомендации Альтшуллера Иванову покровительствовал Сухомлинов.
Впоследствии, уже во время войны, Иванов и Гашкевич были осуждены и казнены за государственную измену...
Тот же Гашкевич через Альтшуллера познакомил Сухомлинова с подозрительной личностью - Василием Думбадзе, называвшим себя племянником известного ялтинского градоначальника.
Думбадзе выдал себя за ярого поклонника Сухомлинова и выразил желание написать биографию военного министра.
Сухомлинов был этим очень польщен и не задумываясь передал Думбадзе через Гашкевича перечень своих мероприятий по военному ведомству, с 1909 года по март 1914 г. По заключению главного управления Генерального штаба, этот перечень содержал данные секретного характера, которые могли служить к выявлению отправных положений русского вероятного плана войны.
Больше того. Уже во время войны Думбадзе предложил Сухомлинову послать его в Германию, где он, прикинувшись врагом России, стремящимся освободить Кавказ от ига русских, выведает у германского правительства созданный последним план организации смуты на Кавказе и на других окраинах России. Несмотря на предупреждения контрразведки и начальника Генерального штаба, Сухомлинов получил разрешение Николая II и послал Думбадзе в Германию. Побывал ли Думбадзе в Германии - неизвестно. Меньше, чем через месяц он вернулся обратно (как раз в день отставки Сухомлинова), привез с собой значительную сумму денег и очень жиденький отчет о своей поездке. Отчет этот, рассмотренный в особой комиссии офицеров Генерального штаба, был признан неправдоподобным, а автор его объявлен - германским шпионом...
Сколько было еще германских агентов, окружавших Сухомлинова и имевших доступ в салон его жены, - об этом знает точно лишь германская агентурная служба.
Русская же контрразведка знала, что в его доме сходятся, помимо Мясоедова, нити 17 шпионских организаций10.
Сухомлинов был до того крепко опутан шпионской паутиной, что после отставки и оставления казенной квартиры он счел возможным переехать в квартиру сожительницы сбежавшего австрийского шпиона Бруно Валентини11.
Но не одного Сухомлинова "обрабатывала" германская разведывательная служба.
В начале 1915 года, в контрразведке имелись сведения, что германская разведка пытается обработать морского министра старика Григоровича. Она учла его слабость к молоденьким женщинам и подослала к нему женщину "в его духе". Узнав об истинной цели "любви" этой женщины, Григорович отказался от ее услуг.
Министерство внутренних дел также являлось объектом германской разведки. Так, например, известно, что Штюрмер, в бытность его министром внутренних дел "временно утерял" военные шифры. Через некоторое время эти шифры нашлись12. Это не должно казаться удивительным, так как, по словам того же Селивачева, "фрейлина Никитина роется в столе Штюрмера и читает находящиеся там бумаги".
Милюков же чрезвычайной комиссии врем, пр-ва рассказывал следующее о Штюрмере за время нахождения последнего во главе русского правительства13.
"...Бенкендорф, который беседовал со мною довольно откровенно, рассказывал, что появление Штюрмера испортило все его отношения, что он привык пользоваться доверием иностранцев, что всегда ему предупредительно сообщали всякие секретные сведения, а теперь он оказался в таком положении, что когда он приходит, то от него припрятывают в стол бумаги, чтобы не показывать, и что когда он, шокированный этой переменой, спросил о причине, то ему сказали: "Знаете, мы не уверены теперь, что самые большие секреты не проникнут к нашим врагам. Напротив, мы имеем признаки, что каким-то способом эти секреты становятся известными неприятелю со времени назначения Штюрмера". (Курсив мой. - К.З.)
Характеризуя русские придворные сферы, Милюков той же комиссии сообщил еще следующее:
"...Что меня еще укрепило в мыслях, что есть что-то таинственное в способе сношений с германцами - это прошлое Манасевича-Мануйлова, о котором мне сообщил Извольский. Это было во время бытности Извольского министром иностранных дел. К нему явился Пурталес (германский посол в России), очень смущенный, и заявил, что он попал в неприятную ситуацию... О которой Извольский знал раньше, именно о попытке подкупа одного из сотрудников "Нового Времени". При этом указывалась довольно солидная цифра, кажется, 800.000, которая была дана в распоряжение Пурталеса для этого подкупа. Посредником при этой операции взялся быть Манасевич, который сделал это предложение, как мне говорили, Пиленко, который резко отказался и прогнал его..."
Министра внутренних дел Протопопова "обрабатывал" некий "спирит" Перен, сумевший внушить Протопопову такое безграничное доверие, что последний хлопотал о разрешении ему въезда в Россию, в то время, как контрразведке было известно, что он сотрудник германской агентурной службы.
В конце 1914 г. контрразведка совершенно случайно напала на след германского агента полковника русской службы Штауфа, Артура Гуговича, занимавшего должность начальника шорного отделения дворцовых конюшен. Когда Штауф почувствовал, что его тайная деятельность раскрывается, или, вернее, близка к раскрытию, он притворился больным и лег в немецкий лазарет (в Петрограде), где и был отравлен таинственным образом, вероятно самими же германскими агентами, боявшимися с его стороны разглашения тайны.
Но исключена также возможность, что Александра Федоровна Романова непосредственно оказывала ценные услуги германской разведке. По крайней мере, тот же Милюков заявил комиссии временного правительства следующие данные о ее сношениях с немцами:
"...Я разумею, конечно, личное влияние Александры Федоровны. Но знаю, что говорится о ее сношениях, допустим, что они были личного характера, это возможно, но что они были - это несомненно. Были лица, которые приезжали регулярно, говорилось, что это поездки за лекарствами, вероятно, были личные сношения с родственниками, были предлоги, были протекции, которые оказывались раненым и даже убитым на счет похорон их, была общая атмосфера сочувствия Германии... Я знал фамилию лица, которое ездило регулярно за границу за лекарствами... Был ряд маленьких случаев, которые показывают, что были симпатии, сочувствие и непосредственный контакт..."
Быть может, что со временем мы услышим более достоверные данные об этом "непосредственном контакте" и регулярных поездках за "лекарствами"...
Весьма деятельно "работали" в пользу немцев также всевозможные официальные и полуофициальные датские представители вокруг русских центральных военных учреждений. Была раскрыта шпионская деятельность двух датских телеграфных чиновников. Они были высланы из России, но это их не удовлетворило, и они, пользуясь связями датского двора с русским, попытались себя реабилитировать. Попытка, однако, успехом не увенчалась.
Но дело не в этих двух датских телеграфных чиновниках, случайно попавшихся. За их спиной германская разведка имела колоссальных размеров предприятие, дававшее ей неоценимой важности документы и обеспечивавшее быструю телеграфную связь с резидентурами.
Дело в том, что с момента возникновения империалистической войны, Россия поддерживала связь со своими союзниками и нейтральными странами посредством телеграфа датской концессионной фирмы "Большое Северное телеграфное общество" ("Датский Кабель") в Петербурге. Линия связи этого общества проходила через следующие пункты: на запад - Петербург - Ньюстадт - Стокгольм - Фредериция - Ньюкестль; на восток - Петербург - Иркутск - Владивосток - Нагасаки - Шанхай, Иркутск - Кяхта - Пекин. С осени 1914 года была проложена вторая, русская правительственная линия, соединявшая Петербург с гор. Александровском (Мурманск) воздушной телеграфной линией, а дальше - телеграфными кабелями вдоль берега Кольского залива по Мурманскому берегу до норвежской границы и далее подводными кабелями до г. Питерхед на английском побережье.
Датский Кабель, как принадлежавший иностранной фирме, обсаживался почти исключительно иностранными подданными (датчанами). На это обстоятельство было обращено внимание надлежащих русских властей, допускавших возможность использования этого телеграфа германской разведкой. Этот вопрос являлся предметом специального обсуждения особой междуведомственной комиссии, заседавшей 10 раз (с 22/XII 1914 г. по 23/I 1915 г.). В результате этих десяти заседаний, было решено заменить всех обслуживавших эти телеграфные линии чиновников - иностранно-подданных - русско-подданными. Однако, это решение не было сразу проведено в жизнь, а были лишь назначены особые контролеры, которые должны были смотреть за действиями и работой датских чиновников на кабельной станции в Петербурге. Необходимо отметить, что датчане распоряжались бесконтрольно также и в Финляндии на трансляциях кабельной линии Ньюстадт - Мариенгам (на Аландских островах).
Настояния председателя петроградской военно-цензурной комиссии ген. Адабаша о замене датских чиновников, обслуживавших Датский Кабель на русской территории, русскими -успехом не увенчались.
Тогда ген. Адабаш, по собственному почину и под своей личной ответственностью, осуществил 14 июня 1916 года удаление с Датского Кабеля иностранных подданных и замену их русскими служащими. Вслед за этим, 18 июня 1916 г., русскими служащими было обнаружено "случайное" соединение германской телеграфной сети с аппаратами датской кабельной станции, и при отчетливой работе аппаратов было принято 14 телеграмм (в том числе и шифрованные) из Берлина и Штетина.
Таким образом, русскими служащими с полной очевидностью, уже на третий день работы была фактически доказана возможность по техническим условиям устройства кабелей и воздушных линий "ДК" непосредственных телеграфных сношений России с Германией и возможность перехвата всех депеш, передававшихся по ДК.
Лучшие русские механики, однако, не могли дать технического объяснения подобному соединению. Из сношения ген. Адабаша (от 20/VI 1916 года за № 3990) на имя начальника штаба Петроградского военного округа следует, что ДК обслуживался сложными аппаратами системы Уитстона, переделанными и усовершенствованными датчанами до неузнаваемости и малоизвестными русским техникам. В своем сношении ген. Адабаш не исключал возможности заранее обдуманных способов для соединения Петрограда с Берлином при помощи неисследованных еще манипуляций с приборами и проводами по условным сигналам.
После этих печальных событий, ставших известными только к концу второго года войны, русское правительство распорядилось передавать все особой государственной и военной важности телеграммы через кабель Петроград - Александровск - Питерхед.
Разумеется, смена обслуживавшего персонала не осталась тайной для Германии. Вскоре после этого стала наблюдаться хроническая порча воздушных линий ДК, проходивших через нейтральные страны, и воздушных линий Петроград - Александровск и, наконец, 15 сентября 1916 года сгорела кабельная станция в Александровске, являвшаяся начальным пунктом единственного непосредственного телеграфного сообщения России с Англией по русско-английскому кабелю. Причины пожара установлены не были, однако, не трудно догадаться, в чем тут было дело, и чьих рук была эта работа. Таким образом, в столь серьезный период войны, Россия оказалась лишенной важнейшего в стратегическом отношении телеграфного сообщения со своими союзниками.
Кабельная станция в Александровске, при энергичном содействии англичан, была восстановлена только в ноябре месяце 1916 г.
Необходимо также отметить, что до момента установления факта телеграфной связи Петрограда с Германией и, наоборот, ДК не подвергался порче со стороны германской разведки, хотя это и возможно было сделать, а наоборот, зачастую, при случайных порчах, кабель негласно исправлялся немцами.
Очевидно, германская разведка еще в мирное время вошла в контакт с "Большим Северным телеграфным обществом", прекрасно учитывая те выгоды, которые могло дать такого рода бесконтрольное пользование этой важной телеграфной линией, особенно, если иметь возможность разбираться в шифрах своих противников. С другой стороны, для поддержания сношений со своими резидентурами такая связь являлась самой идеальной.
Немцы не пропускали также случаев использовать в агентурных целях поездки в неприятельские страны краснокрестных комиссий.
При такого рода поездках по России германских сестер милосердия, разъезжавших по лагерям военнопленных, сопровождали уполномоченные датского Красного Креста. Ко всей этой компании были приставлены русские офицеры, которым было поручено следить за тем, чтобы эти представители Красного Креста не занимались шпионажем. Вскоре выяснилось, однако, что, несмотря на наблюдение, германские сестры все же ухитрялись заниматься шпионажем и вступали в тайные сношения с подозрительными лицами. Контрразведка пыталась было помешать этой деятельности германских сестер, но натолкнулась на "непреодолимые препятствия". Так, например, однажды, при отъезде сестер в Германию, на пограничной станции их хотели, обыскать. Тотчас это стало известно жене Николая II, и последняя приказала отменить обыск. Глава русского Красного Креста барон Мейендорф, заявил, что "Красный Крест" стоит вне политики и поэтому его представителей нельзя подозревать в шпионаже". Впоследствии, впрочем, он отказался от этой точки зрения14.
Характерен взгляд начальника русского Генерального штаба Беляева на возможность шпионажа со стороны германских сестер милосердия. На допросе в верховной следственной комиссии временного правительства он заявил следующее15:
"...Германская шпионская сеть так умно и расчетливо раскинута, что она достигает чрезвычайных целей, и поэтому для них этот шпионаж сестер милосердия есть номер тысячный какой-нибудь, сравнительно со средствами, которыми они располагают... Я лично, как начальник Ген. штаба, который более или менее знаком с порядками организации немцами шпионажа, придерживаюсь мнения, что сколько-нибудь серьезно шпионить германские сестры не могли..."
Беляев - прав. В системе германской агентурной службы сестры милосердия являлись номером тысячным, если не десятитысячным. Однако, это не значит, что с этим тысячным номером не нужно было вести борьбы. Беляев же создал лишь видимость этой борьбы. Он приставил к германским сестрам милосердия русских офицеров, задачей которых было не давать сестрам возможности заниматься шпионажем. Но что это были за офицеры? Разные прапорщики запаса, весьма галантные, вылощенные, умевшие вести себя "в приличном обществе", целовать дамам ручки и ухаживать, но совершенно незнакомые с методами и приемами работы разведки и контрразведки. Один из них, прапорщик запаса, пожилой, сильно контуженный и впадавший в состояние прострации, сознав свою беспомощность в борьбе с ловкостью шпионской работы сестер, зимой 1915-1916 г. в Иркутске привлек себе в помощь жандармского офицера. Последний под видом вора забрался в помещение сестры, где обнаружил чемодан с двойным дном, нашел в нем русские бумажные деньги на большую сумму и письма на имя одного русского ученого, жившего в то время в Сибири, а также на имя одного крупного военного. Жандармский офицер сообщил результаты осмотра своему начальству и просил разрешения произвести у сестер обыск и выемку документов. Вместо разрешения он получил по телеграфу сообщение, что "сестра является племянницей фрейлины ее величества и стоит выше всяких подозрений", а вслед за тем жандармского офицера перевели в крепостной дивизион и через три месяца совсем уволили со службы.
Этот факт показывает, что и "тысячные номера" германской агентуры находились в России под "высоким покровительством" и могли приносить своей родине существенную пользу...
Известны еще следующие факты о работе германской агентурной службы в русских военных портах.
Железнодорожная ветка, связывавшая Балтийский порт с Ревелем, проходила по самому берегу залива (вернее бухты). В глубине бухты находилась лютеранская церковь, так называемая "Матиас Кирхе". Пастором в этой кирке был некто фон-Б., часто фигурировавший в делах русской контрразведки и известный, как человек, весьма недоброжелательно настроенный в отношении русских войск. С другой стороны, с территорией Балтпорта граничили владения фон-К., также числившегося на учете контрразведки.
Осенью 1916 года артиллерии Балтпорта было приказано погрузиться в вагоны для следования к новому месту назначения. Погрузка происходила на виду у местных жителей и в частности, в присутствии помещика фон-К. Вечером, в день отъезда артиллерии, 10 германских миноносцев, пользуясь фонарем, зажженным неизвестно кем на дамбе порта, и огоньком "Мати ас Кирхе”, обозначавшим курс, - вошли внутрь залива, развернулись и открыли сильный огонь по Балтпорту, при чем первые же снаряды разрушили телефонную станцию службы связи южного района Балтийского моря, конюшни эскадрона, склады минных заграждений и гостиницу "Роггервик" - казармы эскадрона.
На то, что миноносцы были уверены в своей безнаказанности, - указывает дистанция, на которую они подошли к берегу -15-20 саженей.
Второй случай. В сведениях русской контрразведки стало упоминаться имя некоего Карлсона, - местного жителя, который, якобы, производил какие-то наблюдения в минной гавани Ревеля, где кроме миноносцев был сосредоточен русский подводный флот, а также прибывшие в Ревель английские подводные лодки. Наблюдение установило, что Карлсон вербовал себе помощниц среди проституток, при чем исключительно тех, которые имели знакомства среди матросов-подводников. Помощницы эти должны были сообщить Карлсону о времени выхода в море русского подводного флота. Помимо того, Карлсон, в компании с неким Шиллингом, сорганизовал нечто в роде игорного дома для служащих крепости и подрядчиков (сухопутная часть крепости еще только строилась и потому там было много инженеров, хозяйственников и подрядчиков). Вся эта публика собиралась в притоне Карлсона. Когда у них в случае проигрыша не хватало денег для расплаты, в качество залога фигурировали чертежи и планы отдельных частей крепости. Благодаря неумелому подходу к этому делу русской контрразведки, против Карлсона и К° не удалось добыть ничего конкретного и они были высланы... в Петроград.
Вообще в этом районе Балтийского моря весьма чувствовалась интенсивная работа германской агентуры. Укажем на пропажу у дежурного офицера матки подводных лодок "Оланда" - радиотелеграфного кода подводной лодки "Белуга", на пропажу чертежей подводной лодки "Змея" и т. д.16. Однако, раскрыть эти организации русской контрразведке не удалось.
По словам Дм. Малинина17, в 1915 году германские аэропланы в Рижском заливе ежедневно делали налеты на канонерскую лодку "Грозящий". В сентябре на канлодке были установлены два зенитных орудия. "В день их установки атаки прекратились. Здесь также сказался хорошо поставленный шпионаж немцев".
Германская агентура имела свою раскинутую сеть во всех более важных в военном, политическом и экономическом отношениях пунктах как внутри России, так и на фронтах, при чем в этой сети участвовали лица, занимавшие нередко высокие посты в царской России.
Полковник В. Николаи в своей книге "Тайные силы" рассказывает следующий факт.
"...Когда германские войска находились перед крепостью, с командующим которой были в мирное время завязаны связи, то легко напрашивалась мысль потребовать у него сдачи крепости. Задачу взял на себя один разведывательный офицер, его знакомый. Командующий отказался. Когда крепость была долгое время спустя взята силой оружия, нашли приказ по войскам, хваливший и награждавший этого самого офицера за храбрую защиту".
Имеющиеся в литературе другие данные дают возможность расшифровать этого командовавшего крепостью офицера, равно как и подход к нему германской агентуры.
К. Буняковский18 рассказывает следующее: "10 февраля (1915 г.) впереди крепости (Осовец. - К. 3.) был захвачен переодетый в штатское платье немецкий солдат, долго живший в России и по мобилизации призванный в 147 эрзац-резервный батальон, вызванный в начале февраля в Лык в разведывательное бюро армейского штаба, где ему было предложено всеми средствами постараться добиться свидания с комендантом и предложить ему 500.000 марок за сдачу крепости. Он заявил, что командующий осадным корпусом, в случае отказа приказал пригрозить, что иначе в трехдневный срок сметет с лица земли такой "курятник", каким, по его мнению, являлся Осовец".
Мих. Лемке19 этот случай излагает в несколько иной, более правдоподобной редакции:
"...Интересная деталь для характеристики коменданта Осовецкой крепости И. А. Бржозовского. В феврале к нему явился в качестве парламентера прусский офицер и заявил, что, так как крепость будет взята во всяком случае, то за немедленную сдачу немцы предлагают коменданту 500.000 марок, что равняется просто части экономии на стоимости еще не выпущенных снарядов. Офицер очень рекомендовал Бржозовскому принять предложение - ведь все равно крепость никак не выдержит больше 48 часов. "Останьтесь у нас 48 часов, - отвечал Бржозовский, - и если крепость не будет взята вашими избавителями, вы будете повешены, а если будет взята - расстреляны".
Эта версия кажется нам наиболее правдоподобной. Она сходится также с изложением этого случая у Николаи.
Ясно, что германская агентура никогда не связала бы простого солдата с таким высокопоставленным агентом. С другой стороны, она не рискнула бы послать офицера переодетым в штатское, ибо это грозило бы ему неизбежной гибелью и провалом агента.
Невыясненным остается вопрос - из каких побуждений Бржозовский, продававший еще в мирное время интересы России, отказался исполнить требование своих хозяев-немцев. Николаи объясняет это "сильным пробуждением национальных чувств". Нам кажется, что "национальные чувства" здесь не при чем. Сообщение Буняковского показывает, что посланный германской разведкой офицер не совсем тактично выполнил возложенную на него задачу, разболтав о ней на передовых линиях. Если бы Бржозовский принял предложение при таких условиях - скандал и гибель его были бы неизбежны. Отказавшись же от такого предложения, он мог рассчитывать на повышение, награды и всяческие милости со стороны русского верховного командования, что в действительности и было. Обычная же месть со стороны германской разведки, т. е. раскрытие его прежней работы против России, - ему была не страшна, ибо при наличии отказа сдать крепость он легко мог объяснить все обвинения, как германские инсинуации за его стойкую защиту крепости. Германская агентура прекрасно учла это обстоятельство и даже не пыталась мстить Бржозовскому, примирившись с тем, что один из высокопоставленных агентов ускользнул из-под ее подчинения...
Уже при Советской власти в г. Туле была раскрыта германская шпионская организация, работавшая там во время войны. Вот схема этой организации:
Тула со своими оружейными заводами действительно представляла для немцев громадный интерес. Из схемы, однако, видно, что германская агентура не удовлетворялась работой в одной Туле, а пользовалась ею, как плацдармом для работы и в Тамбове, и в Пензе, и в Смоленске. Для этой цели очень подходящими оказались цирковые артисты, свободно разъезжавшие по разным городам.
В приведенной схеме указаны вокзал и кинематограф. Наблюдатель в первом пункте мог давать очень ценные сведения о передвижении войск и перевозке вооружения. Кинематограф же служил весьма удобным пунктом связи между отдельными агентами и руководителем сети - резидентом.
В Одессе германской разведкой также велась большая и весьма интенсивная работа, руководившаяся из Румынии. Здесь немцы, главным образом, интересовались передвижением русских войск и вопросами снабжения снарядами русской артиллерии. Агентурная работа агентов, находившихся на русской территории, маскировалась различным образом. Так, в Одессе проживала некая Фишман, обрусевшая немка, прикрывавшаяся посещением госпиталей в качестве дамы-благотворительницы.
Другая часть этой одесской организации маскировала свою агентурную деятельность покупкой и продажей свинины, разъезжая под этим предлогом по периферии.
В результате неосторожности некоторых членов этой организации, забывших уничтожить черновики своих шифрованных донесений и небрежно просушивавших написанное на промокательной бумаге, - вся организация, в количестве 17 человек, была арестована20.
В прифронтовой полосе германская агентура обращала особое внимание на использование в своих целях женщин.
Необходимо оговориться, что все вообще разведки западноевропейских стран довольно широко пользовались для целей шпионажа услугами женщин, в особенности артисток21. Так, напр., в начале 1916 г. французов очень волновал вопрос об отношении Испании к Марокко. Они опасались, что Испания, воспользовавшись затруднениями французов на германском фронте, попытается захватить Марокко. Известной артистке М. было поручено отправиться в Мадрид, втереться в высший свет и выяснить планы испанской политики. Официальной целью своего пребывания в Мадриде она выставила следующую историю: к немцам попал в плен молодой английский певец, выступавший до войны вместе с М. Последняя, якобы, желая освободить его из плена, втянула в это дело многих видных испанцев, включая и самого короля Альфонса. Последний предпринял специальные шаги перед Вильгельмом, и англичанин был освобожден.
Эта затея дала М. возможность втереться в дворцовые круги Испании и точно установить, что Испания сохранит свой нейтралитет до конца.
Но особенно широко в целях агентурной службы пользовалась услугами женщин германская разведка. Достаточно отметить, что за время войны 1914-1918 гг. одна лишь французская контрразведка изобличила в шпионаже в пользу Германии и расстреляла 81 женщину разных профессий; среди них, между прочим, была и известная голландская танцовщица Мата Хари22.
Подбор женщин-агентов производился весьма тщательно. Требовалась красота, ловкость, ум, умение заставить влюбиться в себя, способность к интригам и пр. Такие женщины всеми силами старались устраиваться под благовидными предлогами в отелях, обслуживавших военных. В Варшаве, напр., таким отелем являлся "Бристоль". В нем останавливались военные, ведшие между собой в разгаре кутежа разговоры на злободневные военные темы. В этом отеле жила некоторое время сестра милосердия, красавица-полька. Она пользовалась всеобщим вниманием окружавшего ее офицерства. Но она пускалась в любовные интриги только с теми офицерами, относительно которых знала, что они хорошо осведомлены в военных вопросах. Обычно она так начинала плести свою паутину вокруг намеченной жертвы: "Я тебя люблю. Я хочу знать, кто ты, где спишь, где воюешь, чтобы каждый раз, думая о тебе, я могла бы представить, что нахожусь с тобой". "Ты должен мне все подробно рассказать и объяснить"... Когда жертва начинала уже откровенничать, сестра милосердия вытаскивала карту крупного масштаба и начинала задавать вопросы, требуя объяснений по карте.
Позднее было установлено, что, когда этой сестре нужны были сведения по артиллерии, ее сердце сразу начинало пылать страстью к артиллеристам и т. д.
Деятельность этой сестры была раскрыта следующим образом: она начала подговаривать одного из своих поклонников сдаться при первой же возможности немцам и передать им ее рапорта. Офицер донес об этом по начальству, и "сестра" была арестована и расстреляна...
В Петрограде очагом такого рода шпионажа являлась гостиница "Астория".
Интересно отметить, что среди многочисленных лиц, состоявших на учете русской контрразведки, в службе немцам как будто бы не без основания подозревались: посол России в Румынии Козелл-Поклевский и член русской чрезвычайной комиссии по расследованию германских зверств профессор Лозаннского университета Рейс. Однако, ни того, ни другого не удалось привлечь к ответственности из-за их высоких связей.
Также, как видно, не без оснований русская контрразведка подозревала в шпионаже в пользу Германии следующих лиц: горного инженера Генриха Антоновича Кольберга, быв. действительного тайного советника, председателя правления Бокко-Хрустальных угольных и антрацитовых копий и члена военно-промышленного комитета, и Анну Эрнестовну фон-Гротгус, баронессу Штампель. У последней часто происходили журфиксы, на которых бывало много немецкой аристократии, офицерства и видных политических и военных деятелей. Штампель своим приемом и обхождением очаровывала гостей и умела из разговоров с нужными лицами извлечь не мало серьезных сведений по государственной обороне. Бывали случаи, что в ее руках оставались и секретные документы. Так, строитель Кронштадтской крепости ген. Шишкин весной 1917 года побывал в гостях у Штампель и на два дня "забыл" в ее салоне свой портфель с планами Кронштадтской крепости. В шпионаже подозревался также личный секретарь Горемыкина - статский советник Евгений Николаевич барон фон-Шелькинг. Подозревался в работе в пользу немцев и бывший председатель "Об-ва борьбы с немецким засильем" - Арсений Николаевич Вознесенский. Этот Вознесенский, якобы, так подбирал деятелей этого об-ва, что не могло быть и речи об интенсивной борьбе с немецким засильем.
Подозревались в шпионской деятельности в пользу Германии и целые германские фирмы, как, например, "Гуго Стинес", "Островский и Сиракузов", "Гергард и Гей", "Книпп и Вернер", "Фридрих Гансон и К°", "Русско-Финляндская экспедиционная контора" и многие другие.
Однако, все эти лица и фирмы имели крупные связи в верхах русского общества и при дворе, так что контрразведке оставалось только наблюдать за их деятельностью, заносить все поступавшие о них сведения в картотеку и на этом успокаиваться...
Интересный случай германского шпионажа рассказывает быв. помощник начальника русского "Черного кабинета" Николай Шадык, в австрийском журнале "Нейес Винер Журналь".
Он пишет, что его вызвал на фронт командир корпуса ген. Хвостов и заявил: "Это совершенно непереносимо. Что бы я ни предпринял, всякий раз немцы знают об этом, и все пропадает даром. По-видимому, они знают во всех деталях мои самые секретные планы. Надо найти шпиона".
При этом ген. Хвостов утверждал, что офицеры его штаба - начальник штаба, адъютант и др., - лица ему "хорошо известные", которым он может доверять "также, как самому себе".
На вопрос - кто из этих офицеров наиболее добросовестный, аккуратен и деятелен, Хвостов ответил: "Мой адъютант, поручик барон Вальде".
После этого разговора не прошло и двух недель, как корпус Хвостова был атакован и разбит вдребезги на Стоходе, как раз в том месте, где меньше всего можно было ожидать нападения.
Слежка за поручиком Вальде установила, что он часто писал одному инженеру в Харьков. Свои письма он пересылал вместе со служебными бумагами. Письма писались химическими чернилами. В момент ареста указанный инженер застрелился. Вальде арестовали, и он сознался, что служил немцам из патриотических побуждений.
Здесь кстати отметить, что даже при Советской власти германская агентурная служба старалась использовать своих прежних агентов. Так, Влад Бонч-Бруевич в ст. "В дни Брестского мира" (см. "Вечерняя Москва", Бонч-Бруевич, № 53, от 5/III 1929 г.) рассказывает, как случайно был раскрыт германский агент капитан русской службы Шнеур, втершийся в состав нашей первой мирной делегации. К нашему счастью, Шнеур еще не успел приступить к работе в делегации, когда раскрылась его служба в германской разведке.
Рассмотрим теперь работу германской агентуры в Англии. Фердинанд Тохай (см. выше) капитан английской разведывательной службы кое-что рассказывает о деятельности германской агентурной службы в Англии и вообще на Западном фронте войны 1914-1918 гг.
По мнению Тохай, германская агентурная служба на Западе в своей основе опиралась лишь на людскую алчность и испорченность. Англия была наводнена германскими шпионами, но какими? Прислуга гостиниц и кафе, гувернантки, подмастерья и подручные в парикмахерских, подданные нейтральных государств, германские и австрийские артистки, кабаретные певцы и "рыцари промысла".
Держать такого рода низкопробную и пеструю публику в повиновении и заставлять работать - было делом не легким. Однако, немцы и с этой задачей справлялись, в некоторых случаях применяя сведущую тактику:
"Если вы не будете присылать нам лучшей информации, то мы не остановимся перед сообщением англичанам, что вы - шпион", - писала германская разведка своему агенту в Лондоне.
Немцы ежемесячно удерживали часть жалованья агентов. Это заставляло агента работать, ибо в противном случае он терял право на получение своих сбережений. С другой стороны, в случае болезни агента, провала его и проч., германская агентура не должна была тратить на него казенных денег, а расплачиваться сбережениями самого же потерпевшего агента.
В Англии у германской агентуры были, конечно, агенты и высшей марки, как, напр., некоторые члены английского парламента.
По словам Тохай, германский шпионаж большой опасности для Англии не представлял, хотя бы потому, что немцу трудно скрыть свою национальность, ибо слишком характерен его акцент, его голова, его наружный вид вообще. По мнению англичан, немец большой тяжелодум, без достаточной наблюдательности и инициативы, способный действовать лишь по приказу и по шаблону.
Эта английская характеристика немцев, конечно, сильно преувеличена и не совсем соответствует действительности, кое-что, однако же, подмечено довольно правильно.
В день объявления войны в Англии было арестовано двадцать наиболее деятельных германских агентов, около 200 агентов взято под наблюдение контрразведки и 9.000 германских подданных были интернированы. Этими мерами Тохай объясняет благополучный исход английской мобилизации, отсутствие взрывов мостов, заводов, железных дорог и проч.
Разведка немцев против Англии в первое время войны направлялась, главным образом, из нейтральных стран, при чем немцами применялся, такой прием: наравне с действительными агентами, ловкими и уверенными работниками, германцы посылали в данную страну один или два комплекта, так называемых "подставных" агентов, - неумелых и наивных людей, которые сразу попадали под наблюдение английской контрразведки. Этим достигалась та цель, что англичане, убежденные в том, что германские агенты находятся у них в руках и на учете, ослабляли наблюдение и настоящие агенты могли свободнее развивать свою работу. Впоследствии англичане раскрыли этот прием германской агентуры и стали применять его сами.
В Лондоне работа английской контрразведки против германского шпионажа была поставлена следующим образом: город был разделен на известное количество контрольных участков; во главе каждого участка стоял опытный контрразведывальный офицер, имевший в своем распоряжении известное количество обученных агентов, которые, в свою очередь, пользовались услугами определенных гражданских лиц - так называемых "указателей" или "наводчиков".
Начальник контрольного участка должен был поставить работу наблюдения так, чтобы никто не мог появиться в пределы его участка незамеченным, и чтобы жизнь каждого из жителей участка была ему известна со всеми подробностями. Гражданские же "указатели" имели своей задачей - наблюдать и доносить о своих соседях.
Вся почтовая корреспонденция подвергалась самому тщательному просмотру и химической проверке в специальных лабораториях при почтовых учреждениях.
Все эти меры дали английской контрразведке возможность не раз проникнуть в тайны германской агентурной службы.
Так, например, один раз химическая экспертиза проявила на одной, адресованной в Голландию, газете написанный химическими чернилами № 201. Было установлено, что под этим номером проживает в одном из предместий Лондона купец Г., родом из Скандинавии. За ним, как за нейтральным лицом, еще раньше было установлено наблюдение, и было выяснено, что он получил из Голландии довольно значительные суммы денег от одного торгового дома. Однако, тогда его оставили в покое. На этот же раз Г. было предложено объяснить происхождение и назначение этих денег. Он сознался, что деньги получал для одного из своих приятелей, датчанина Миллера, коммивояжера одной голландской фирмы. Из дальнейшего следствия выяснилось, что Миллер разъезжал по Англии, собирал сведения, и эти сведения, соответствующим кодом, в виде условных объявлений, помещал в английских газетах, а последние пересылал в Голландию. Иногда же он кое-что приписывал к объявлениям химическими чернилами; последнее его и погубило. Состав химических чернил и условный код газетных объявлений был раскрыт английской контрразведкой, а Миллер был арестован и расстрелян.
После этого случая английская контрразведка сама начала посылать немцам по перехваченным таким образом связям информацию от имени Миллера. Игра эта тянулась несколько месяцев и дала английской контрразведке 400 фунтов стерлингов, пока, наконец, из Голландии не пришло следующее сообщение:
"После целого ряда ложных сведений, присланных вами, которые ввели нас в грубое заблуждение, вы больше на службе у нас не состоите..."
В другой, раз английская контрразведка выследила и арестовала другого голландского купца, состоявшего германским агентом и поддерживавшего связь через Швецию. Он выдал свою сообщницу, оказавшуюся известной артисткой. Чтобы иметь документальные данные против артистки, контрразведка поместила в конспиративной квартире, где купец встречался с артисткой и куда она доставляла ему свои рапорта, - приемный аппарат, записывавший все их разговоры.
Примечания:
1 См. "Архив русской революции", изданный И. В. Гессеном, 1922 г, том VI., М. В. Родзянко. "Государственная дума и февральская революция 1917 г.".
2 См. "Падение царского режима". По материалам чрезвычайной следственной комиссии временного правительства, т. 1. Госиздат, 1925 г.
3 См. то же издание, т. XII, заметка И. В. Гессена "Беседа с А. Н. Хвостовым в феврале 1916 г.".
4 См. "Падение царского режима". По материалам чрезвычайной следственной комиссии временного правительства, т. 1. Госиздат, 1925 г.
5 См. "Переписка Николая и Александры Романовых 1916-1917 г.", том V. Изд. Госиздат, 1927 г.
6 См. М. В. Родзянко. - "I Государственная дума и февральская революция", напечатана в "Архиве русской революции", том VI, 1922 г.
7 См. Апушкин. – «Генерал от поражения Сухомлинов». Изд. «Былое», 1925 г.
8 См. статью С. В. Завадского "На великом изломе". "Архив русской революции". Изд. Г. В. Гессена, т. II, Берлин, 1923.
9 См. "Падение царского режима". По материалам чрезвычайной комиссии временного правительства, том V. Госиздат, 1926 г. стр.327-328.
10 См. П.К. Курлов. – «Конец русского царизма». Госиздат, 1923 г.
11 См. статью С. В. Завадского. - "На великом изломе". "Архив русской революции", т. II, Берлин. 1923.
12 См. “Дневник ген. Б. И. Селивачева", помещенный в журн. "Красный Архив", т. II, 1925 г. Изд. Центроархив РСФСР.
13 См. "Падение царского режима". Том VI. Изд. Госиздата.
14 и 15 См. Показания ген. Беляева, напечатанные в сборнике "Падение царского режима". По материалам чрезвычайной комиссии временного правительства, т. II. Госиздат, 1925 г.
16 См. Г. Графт. – «На Новике». (Бал. флот в войну и революцию). Мюнхен, 1922 г.
17 См. Д. Малинин. - "Боевая служба канонерских лодок по опыту "Грозящего". Морской сборник, № 9, 1924.
18 См. В. Буняковский. – «Краткий очерк обороны крепости Осовца в 1915 г.». «Военный Сборник О-ва ревнителей военных знаний», кн. 5, 1924 г. Белград.
19 См. Мих. Лемке. - "250 дней в царской ставке". (25 сент. 1915 г. – 2 июля 1916 г.). Госиздат, 1920 г.
20 См. П. П. Заварзин. - "Работа тайной полиции". Изд. Автор, Париж. 1924 г.
21 Полковник Тибен, бывший начальник австрийской контрразведки во время войны 1914-1918 гг., в журнале "Пейес Винер Журналь” (ноябрь 1928 г.) рассказывает, что во главе шпионских организаций союзников, действовавших в Германии стоял особый тайный институт, находившийся в одной из нейтральных стран и получивший кличку "Шпионской биржи". За хорошие сведения он платил огромные деньги. Наилучшими "силами" этого института были женщины: француженки, англичанки, немки, русские. Тибен утверждает, что лично ему известно около тысячи таких шпионок.
По сведениям Тибена среди этой тысячи шпионок было: великих княгинь - 2, принцесс, герцогинь, маркиз - 14, графинь, баронесс, и других аристократок - 47, жен министров, посланников, видных дипломатов и политиков - 168 и т. д.
Между прочим, в августе 1929 г. европейскую прессу обошло сообщение, что английское правительство отказало в разрешении на въезд графине Зельме Лошек, якобы во время войны 1914-1918 гг. работавшей в германской агентуре и не раз побывавшей с самыми опасными поручениями во Франции, Англии, и России.
22 Немцы, между прочим, отрицают причастность Мата Хари к их агентурной организации и утверждают, что она пала жертвой французской шпиономании. Обвинительный акт, а также целая литература, существующая об этой женщине, не дает оснований не верить немцам. В судьбе Мата Хари весьма темную роль сыграли французская и английская контрразведки. Такое впечатление создается из всех литературных трудов о Мата Хари.
Краткое изложение дела Мата Хари интересующиеся могут найти в брошюре Б. С. Утевского. - "Преступления и преступники Западной Европы" Изд. НКВД РСФСР, 1929 г.
Оценили 8 человек
17 кармы