Военные усилия России в 1917 году. Цель и смысл этих усилий

Александр Фёдорович на фронте и он же с "бабушкой русской революции".

http://militera.lib.ru/researc... 

Покровский М.Н. Империалистская война. — М.: Соцэкгиз, 1934.

{ В сборнике "воспроизведены четыре лекции, про­читанные автором сначала—весною 1925 г.—в Свердловском уни­верситете, а потом—в конце зимы 1926 г.—на курсах уездных парт­работников".}

ЛЕКЦИЯ ТРЕТЬЯ

Уже к концу 1916 г. становилось совершенно ясно, что войну вести Россия больше не может. В январе или, самое позднее, вначале февраля 1917 г. группа думцев, думских депутатов, во главе с знаменитым Родзянко, подала Николаю II записку, обрисовывавшую экономику России в тот момент. <...> я воспроизвожу только отрывки, характеризующие положение, дающие наиболее яркую иллюстрацию этому положению, но вся записка состоит из ряда таких же фактов. Прежде всего по вопросу о продовольствии:

«Разверстка, предпринятая министерством земледелия,—говорит Родзянко,—определенно не удалась. Вот цифры, характеризующие ход последней. Предполагалось разверстать 772 млн. пудов. Из них по 23 января было теоретически (заметьте,—теоретически) разверстано: 1) губернскими земствами 643 млн. пудов, т. е. на 129 млн. пудов меньше предположенного, 2) уездными земствами 228 млн. пудов и, наконец, 3) волостями только 4 млн. пудов».

Другими словами, не теоретически, а практически разверстано только 4 млн. пудов.

«Эти цифры свидетельствуют о полном крахе разверстки»,— кончает Родзянко совершенно правильно.

Товарищи, мы очень ругали наш Наркомпрод, который в обстановке гражданской войны, в обстановке интервенции, окружения нас всевозможными империалистическими гадами, ухитрился собрать только каких-нибудь 160—180 млн. пудов. И каких только анекдотов об этом Наркомпроде не рассказывали. Но вот посмотрите на это творчество николаевской России и на революционное творчество. Они без гражданской войны, окруженные не врагами, а друзьями, фактически собрали 4 млн. , а мы, окруженные врагами со всех сторон и в обстановке гражданской войны, собрали 180 млн. пудов, и при

418

этом мы сами себя ругали и говорили: это чорт знает что такое; а там только в секретной переписке писали, что разверстка определенно не удалась.

Теперь дальше:

«В зимний сезон Москве (речь идет о Москве, потому что тут по городам записка рисует положение; я беру Москву, как наиболее яркий и наиболее близкий нам пример: ведь живем то мы в Москве) нужно ежедневно 475 тыс. пудов дров, 100 тыс. пудов каменного угля, 100 тыс. пудов нефтяных остатков и 15 тыс. пудов торфа. Между тем, в январе, до начала морозов, привозилось в Москву ежедневно в среднем по 430 тыс. пудов дров, 60 тыс. пудов каменного угля и 75 тыс. пудов нефти, так что недовоз, в переводе на дрова, составлял ежедневно 220 тыс. пудов; с 17 января прибытие дров в Москву упало до 300—400 вагонов в день, т.е. до половины нормы, установленной порайонным комитетом, а нефти и каменного угля почти совсем не поступало. Запасы топлива к зиме на фабриках и заводах в Москве были заготовлены примерно на 2-месячную потребность, но вследствие недовоза, начавшегося еще в ноябре, эти запасы свелись на-нет. Вследствие недостатка топлива, многие предприятия, даже работающие на оборону, уже остановились или скоро остановятся. Дома с центральным отоплением имеют топлива в размере всего 50%, а дровяные склады пусты. Городской газовый завод с 28 января сократил свою работу более чем на 3/4, и газовое освещение улиц совершенно прекратилось».

Мы, сидя тогда за границей, не подозревали, что в начале 1917 г. газовые фонари в Москве уже не горели. Когда я приехал в Москву в августе 1917 г. и увидел такую картину, я думал, что это - результат революции, а оказывается, что это был вовсе не результат революции, а результат войны.

«Городской трамвай в ближайшие дни останавливает вечернее и ночное движение, и не исключена возможность полного прекращения. Городские лазареты закрываются один за другим. В квартирах обывателей редко температура поднимается выше 11—12° Р, а в домах с центральным отоплением падает до 10—9°. В учебных заведениях и многих учреждениях занятия крайне затруднены, так как термометр держится в их помещениях на 6—8°. В городе развилась масса заболеваний инфлуэнцией и воспалением легких, а на почве недоедания—желудочные и кишечные расстройства. Благодаря недостатку топлива,—сообщает общество заводчиков и фабрикантов московского промышленного района,—стоят фабрики: т-во Даниловской мануфактуры, т-во А. Гюбнер, ткацкая фабрика Бабищева, завод сельскохозяйственных машин Головина, суконная фабрика Жучковой, Подольский снарядный завод Земгора, ряд мукомольных мельниц; остановлено производство аэропланов на заводе акционерного общества «Дукс» (идет война, а производство аэропланов останавливается), остановлено производство малых моторов на заводе «Динамо», стоит Докторовский химический завод: с 26 ноября остановлена работа литейных , мастерских па Коломенских заводах, грозит полная остановка фабрикам Симонова, т-ва Гурьева, Склянина и бр. Карповых, дрожжевому заводу Гивартовского, снаряжательному заводу Второва, заводам бр. Бромлей, формалиновому заводу, Московскому вагоностроительному заводу, электрической станции Рыбинской городской управы, т-ву Трехгорной прохоровской мануфактуры. Грозит частичная остановка: Куваевской мануфактуре, механическим заводам т-ва Доброва и Набгольца, Люберецкому заводу сельскохозяйственных машин, Московским обозным мастерским, юфтевому заводу Савина, т-ву Московского металлического завода, Ростовской льняной мануфактуре, Московскому электролитическому заводу, механическому заводу Пелевина, заводу «Проводник», заводам Сормово, Тверскому вагоностроительному заводу, Тульскому меднопрокатному заводу, Тульскому оружейному заводу и целому ряду других.»

419

Длиннейшее поминание умерших или умирающих заводов, обслуживающих войну, военную промышленность. Такое положение было в начале 1917 г., до Февральской революции, приблизительно за месяц—за два до Февральской революции. Это что касается тыла. Теперь то, что касается фронта. Это по протоколу совещания главнокомандующих в ставке 17—18 декабря 1916 г.

«Генерал Рузский... Рига и Двинск—несчастье Северного фронта, особенно Рига. Это два распропагандированных гнезда».

<<Генерал Брусилов: Действительно, 7 Сибирский корпус прибыл из Рижского района совершенно распропагандированным, люди отказывались итти в атаку: были случаи возмущения, одного ротного командира подняли на штыки, пришлось принять крутые меры, расстрелять несколько человек, переменить начальствующих лиц, и теперь корпус приводится в порядок».

Это было в декабре 1916 г., за четыре месяца до Февральской революции. Ленина еще не было в теперешнем Ленинграде, никакой большевистской пропаганды, о которой вопили разные Алексинские, не велось. Она велась, конечно, поскольку были большевики в подполье, но не велась открыто и не могла вестись, потому что существовал царский режим, и, тем не менее, вот какие настроения были в войсках.

Таким образом для всякого разумного человека уже в декабре 1916 г. и январе—феврале 1917 г. было ясно, что войну дольше вести нельзя, что для этого нет ни экономической возможности, нет ни настроения в армии. Настроение точно отражало эту экономическую невозможность вести войну, шло на мир. Вы догадываетесь, как при такой обстановке у так называемого прогрессивного блока, т. е. у империалистической русской буржуазии, с одной стороны, и у английского посла Бьюкенена, с другой, явилась мысль убрать царя, убрать неспособного, непопулярного Николая и особенно непопулярную Александру Федоровну и на место их посадить императора общественного доверия, Михаила. Вы знаете, что в этом направлении был сорганизован целый заговор, целый план дворцового переворота, который оборвала внезапно для этих людей вспыхнувшая Февральская (точнее «Мартовская») революция. Она вспыхнула внезапно только для этих людей, потому что даже царская охранка уже в январе доносила, что настроение очень напоминает то, какое было в начале 1905 г. Так что даже полицейские, имевшие известный опыт, сумели охарактеризовать положение соответствующим образом. Но прогрессивному блоку его замысел не удался, Милюков, по словам Палеолога, был совершенно растерян, и для него все это налетело чрезвычайно внезапно.

Рассказывать вам о Февральской революции я не буду, мои лекции посвящены не этому. Но спрашивается: какой же смысл имела Февральская революция в такой обстановке, и какие результаты она должна была дать? О смысле определенно говорит Суханов в своих записках о революции. Он говорит, что темой всех уличных митингов в начале марта был мир. Французский посол Палеолог, куда он ни

420

приходил, везде встречал заявления: война кончена. Война умерла, надо заключать мир. Война есть труп, и этот труп вам не удастся даже гальванизировать. И вот, к величайшему удовольствию Палеолога, он нашел, по крайней мере, гальванизатора трупа. Вы догадываетесь, что настроение Палеолога, французского посла, было довольно мрачное. Что же в самом деле,—война кончается, восточный фронт перестает существовать. Что же тогда делать? Как тогда с немцем драться? И вот Палеологу указали,—он прямо говорит: мне указали,—на одного многообещающего и энергичного молодого человека из среды советов. Палеолог по этому поводу высказывает такую сентенцию: теперь; говорит, можно настоящих людей отыскать только в советах. Значит, во Временном правительстве никакого настоящего человека не найдешь. А вот маленькая выдержка из воспоминаний английского посла Бьюкенена: 

«Керенский был единственным министром, личность которого, хотя и не вполне симпатичная, заключала в себе нечто останавливающее внимание и импонирующее. В качестве оратора он обладал гипнотизирующей силой, очаровывавшей аудиторию, и в первые дни революции он непрерывно старался сообщить рабочим и солдатам частицу своего собственного патриотического пыла... Благодаря своему уменью владеть массами, личному влиянию на товарищей по правительству и отсутствию сколько-нибудь способных соперников, Керенский был единственный человек, от которого мы могли ожидать, что он сумеет удержать Россию в войне».

Итак, многообещающим для Бьюкенена и Палеолога, т. е. для Антанты,—оказался именно А. Ф. Керенский. Это было еще в марте. Так что вы видите, что возвышение Керенского было не случайностью. Дело императора Михаила лопнуло, как мыльный пузырь. Когда он обратился к Родзянко с вопросом: можете ли вы мне гарантировать жизнь (скромность чрезвычайная для императора), то Родзянко отвечал, что он и этого гарантировать не может, после чего Михаил Александрович подписал свое отречение. Император лопнул, надо было выдвигать какую-то силу, которая действовала бы в том же направлении, т. е. продолжала бы войну. Эту силу обрели в лице Керенского. При поддержке его из-за кулис Антантой, Керенский начинает выдвигаться. Я не питаю ни малейшего сомнения насчет того, что Керенский был прекрасно осведомлен об этом. В самом деле, что это за сказочная красавица, от которой все английские и французские послы сходят с ума, а она этого не знает и ни на кого не обращает внимания, Это совершенно неправдоподобная вещь. Ясно, что Керенский, как человек очень честолюбивый, знал, какую роль он должен был играть, и роль эту играл с большой сноровкой, она ему нравилась, ему нравилось то, что ему выпадает роль «спасителя цивилизации и свободы». Вы ведь знаете, что война велась во имя спасения цивилизации, культуры, свободы и пр. У нас есть драгоценнейший документ, который я часто цитировал и который, связи ради, не могу не процитировать и здесь. Он характеризует сразу и значение Керенского, и значение мероприятий и наступлений, предпринятых Керенским в июне—июле месяце 1917 г. , и положение армии на фронте тотчас после Февральской революции. Этот документ—письмо Керен-

421

ского к Ллойд-Джорджу. Вот, что писал ему Керенский накануне своего падения (письмо относится к началу октября 1917 г.):

«Как бы трудно ни было положение России, с точки зрения общего дела, мы можем утверждать, что оно лучше, чем было прошлой весной. Тогда на нашем фронте установилось фактически состояние перемирия— результат пропаганды, «братания» и упадка военной дисциплины. Это положение тем больше внушало беспокойство, что немцы с ним считались, воздерживаясь от всяких военных действий на нашем фронте, в надежде использовать освобождающиеся таким путем военные силы против наших союзников. Признавая всю опасность положения, Временное правительство решилось положить ему конец во что бы то ни стало. Наше наступление, несмотря на успех вначале, кончилось неудачей. Тем не менее, его главная цель—положить конец состоянию перемирия и возобновить войну—должна рассматриваться как достигнутая ценою великих жертв».

Этот документ вскрывает не только причину наступления наше го летом 1917 г., но и весь смысл знаменитого коалиционного правительства Керенского. Это было правительство воскресения войны или, точнее говоря, это был гальванизатор трупа. Война умирает, она умерла в феврале 1917 г. Я принес с собою целый ряд выписок, характеризующих настроение армии в первые месяцы после революции в марте. Я нарочно взял данные, относящиеся к самому началу революции—к марту, самое позднее, началу апреля. К июню в Петербурге шла открытая большевистская пропаганда, издавалась «Окопная правда» и т. д., тут можно сказать, что это результат большевистской пропаганды, но в марте этого еще не было. В то же время, я нарочно беру данные, относящиеся к фронту: в тылу, далеко от германских пуль, настроение было несравненно более воинственным, и этот факт слегка сбивал с толку даже нас, большевиков. Многие принимали оборонческое настроение петроградского гарнизона, как нечто действительно реально существующее и выражающее настроение «армии». Вот вам маленькая иллюстрация к тому, насколько это оборонческое настроение было реальностью на факте. Это я беру из письма командующего 5-й армией генералу Рузскому. В этом письме говорится:

«Они (фронтовые солдаты) заявляют, что те части в Петрограде и других городах России, которые ходят в манифестациях, кричат и вывешивают флаги «война до полной победы», должны быть поставлены в окопы и испытать на себе, как достигается победа, а нам, послужившим в окопах и на войне почти три года, стать на место тех».

Вот какая картина была на настоящем фронте. Там, говорят, в Петербурге пустяки, они ходят с красными флагами, а вот ты в окопах посиди.

Затем дальше:

«В 3-й Туркестанской дивизии ходят по рукам листки следующего содержания». [Дальше следует листок, явно написанный солдатом. Никакой большевик не мог этого написать потому что этот листок совершенно безграмотен и гласит следующее]:

«Братья, просили вас не подписываться которому закону хочут нас погубить, хочут делать наступление, не нужно ходить нет тех прав, что раньше было, газеты печатают, чтобы не было нигде наступление по фронту, нас хотят сгубить начальство. Они изменники, наши враги внут-

422

ренние, они хотят опять, чтобы было по старому закону. Вы хорошо знаете, что каждому генералу скостили жалованье, вот они и хочут сгубить нас, мы только выйдем до проволочных заграждений, нас тут вот побьют, нам все равно не прорвать фронт неприятеля, нас тут всех сгубят, я разведчик хорошо знаю, что у неприятеля, наставлено в десять рядов рогаток и наплетено заграждение и через 15 шагов пулемет от пулемета. Нам нечего наступать; пользы не будет: если пойдем, то перебьют, а потом некому будет держать фронт. Передайте, братья, и пишите сами это немедленно. С почтением писал лес».

Это относится к марту. Это идет речь не о том наступлении, которое повел Керенский в июне месяце, а это относительно проектов наступления еще в самом начале, в марте месяце. Можно подумать по этому поводу, что солдат был совершенно несознательный, ничего не понимал, все сводил к уменьшению генеральского жалованья и т. д. Но вот вы дальше из доклада членов Государственной думы, Янушкевича и Филоненко, которые ездили на фронт тоже в марте месяце, узнаете следующее:

«Серьезным вопросом для солдат является участие или неучастие в выборах в Учредительное собрание. Говорили:.«За нас никто решать не может». Ставили вопрос:«Будем ли мы принимать участие» (интереснейший разговор между солдатами, которые, совершенно явно, вполне понимают значение Учредительного собрания, и этими членами Государственной, думы, один из которых, Филоненко—эсер). «Мы на свой страх отвечали: «В той или другой форме, конечно, ваше слово будет сказано». Они заинтересовались, будет ли республика или монархия. Мы отвечали, что этот вопрос решит Учредительное собрание. Я должен сказать откровенно, насколько я видел, настроение сплошь республиканское. Спрашивали: арестован ли Романов со своей семьей. Как только сказали, что арестован, стали кричать «ура» и т. д.».

Любопытно очень, как настроение армии различно отражалось по чинам, так сказать:

«Затем всех волновал вопрос, останется ли главнокомандующим Николай Николаевич. Офицеры воворили: «Как можно удалять такого популярного человека? Что скажут войска?» Когда солдаты задавали нам этот вопрос,—газеты не приходили туда три дня,—то мы говорили им, в виде слуха, что вопрос этот решается. Они говорили: «Довольно с нас Романовых: нам не нужно великого князя, пусть будет кто угодно».

«Солдаты в речах постановили об удалении «всех баронов, фонов и прочих шпионов», а также офицеров, коим было выражено недоверие запасным батальоном в Царском селе».

Словом, настроение на фронте было, несмотря на безграмотность цитированного письма, которое являлось безграмотным технически, а не по существу, определенно республиканское и вполне сознательно антивоенное.

Дальше есть отрывок, говорящий, что кроме Учредительного собрания солдаты чрезвычайно заинтересовались и землей, конечно. И даже, как видно из ряда мест, они заинтересовались и Учредительным собранием, главным образом, в связи с землей. «Тут попалось много старых солдат, которые говорили: «А что же говорят про землю»? Вообще про землю очень часто говорили. Мы отвечали, что вопрос этот будет решен после Учредительного собрания: «И ты голос подашь, и я, а сейчас мы этого не можем решать. Но, во всяком

423

случае, земельный вопрос так или иначе, а решен будет». А один солдат говорит, «Что земля! если меня не будет, то мне и земли не надо».

Вы видите, что Керенскому приходилось попотеть, чтобы спасти войну, и что положение на фронте развивалось так, что мир становился все более и более неизбежным. Эти восемь месяцев, если брать их с точки зрения внешней политики, и были отчаянной борьбой кучки империалистов, и русских, и международных, стоявших за Керенским, которые тщетно поддерживали войну во что бы то ни стало,— и развитием самой русской революции, которая шла к миру. Посколь¬ку эта революция как социальная революция в основе, хотя она в феврале носила еще буржуазный характер,—была революцией против империализма, она не могла не быть революцией против войны. Всюду в мире тогда, во всех воевавших странах, революционное настроение выражалось прежде всего в протестах против войны. Так было не только у нас, так было и в Германии, где произошло это знаменитое восстание в германском флоте, внушившее нам некоторые надежды, даже преждевременные, в связи с Брестским миром. Так было и во Франции именно весной 1917 г., когда целые дивизии бунтовались на фронте и их приходилось уводить. Французская цензура эти факты всячески скрывала, но после революции это стало известно, и все. это шло под лозунгом: «долой войну, немедленно заключайте мир». Вот почему, товарищи, та партия, которая возглавила тогда революционное движение, имела под собой прочную базу. Одним из своих лозунгов имея лозунг мира, она отражала настроение широчайших масс, включая и весь фронт. Вот почему Ленин был совершенно прав, что нужно было как можно скорей сбросить правительство Керенского. Он уже в сентябре настаивал на необходимости выступления и низвержения Керенского; только колебания в рядах нашей партии и различные случайные обстоятельства оттянули революцию до конца октября. Опять-таки я не буду о самой революции рассказывать—это не входит в задачи моих лекций,—а я буду касаться только внешнеполитических последствий этой революции. Декрет о мире просто вытекал из всей сущности дела, и нам не приходится теперь ставить вопрос зачем, почему был издан декрет о мире и т. д. Приходится ставить другие вопросы: почему, во-первых, мир, как и сама социалистическая революция, остался местным русским явлением; почему, несмотря на то, что было повсеместное движение к миру, и в то же самое время революционное движение во Франции, Германии и т. д., мир в мировом масштабе не состоялся? И во-вторых, почему, несмотря на то, что, казалось бы, кроме лозунгов: мир, земля и т. д., у нас, у большевиков, в октябре 1917 г. ничего не было, не было никакой реальной силы, нам удалось реально заключить мир? Для того чтобы заключить мир, нужны две стороны. Недостаточно, чтобы одна сторона желала мира, чтобы он был заключен. Почему Германия пошла на мир?

Прежде всего, чтобы закончить этот час, я остановлюсь на том, какой же объективный смысл, с точки зрения международной поли-

424

тики и развития империалистской войны, имела вся эта возня с Керенским? Казалось бы, объяснение простое: старались продержать русский фронт, держать Россию в войне для того, чтобы продолжать войну. Это самое элементарное объяснение. Но если вы несколько детальнее всмотритесь в это дело, то увидите, что, в сущности говоря, союзники в 1917 г. Россию как серьезную боевую силу уже не рассматривали. В этом смысле мы имеем, во-первых, доклад одного агента Англии, агента Ллойд-Джорджа, в августе 1917 г. и кое-какие кусочки опять-таки из переписки Керенского. В этой переписке Керенский сообщает,.что, как ему, в свою очередь, сообщают с фронта, много доставляется Англией бракованной артиллерии. Гаубицы, присылаемые из Англии, не выдерживают минимального числа выстрелов. Что это значит, когда союзника снабжают бракованным оружием, т. е. дают ему всякую заваль? —Это значит, что к этому союзнику серьезно не относятся. В Лондоне и Париже вовсе не были так глупы, чтобы верить, что Керенский действительно может возродить войну. Там превосходно понимали, что происходит гальванизация трупа. Зачем же нужно было гальванизировать труп?—А вот зачем. С февраля месяца 1917 г. Соединенный штаты разорвали дипломатические сношения с Германией. На военную сцену вступила колоссальная экономическая сила, ибо Соединенные штаты уже и тогда были самой богатой страной мира. Самое выступление Соединенных штатов объясняется, конечно, германской подводной блокадой, так как Соединенные штаты до сих пор жили тем, что они обслуживали войну, вся американская промышленность росла на военных заказах, то очевидно, что прекращение торговых сношений с Европой, в частности, с Англией, для них было чрезвычайно тяжелым ударом, и объявление подводной блокады было вызовом, который Германия бросила Соединенным штатам. Соединенные штаты приняли этот вызов,—и с замечательной меткостью, в марте 1917 г. как только совершилась русская революция, Соединенные штаты формально объявляют войну Германии. Как только выбывает один боец, так выступает другой. Но Соединенные штаты могли появиться на театре войны не раньше, как через год. Соединенные штаты, как и Англия, постоянной армии почти не имели. Им нужно было организовать и сформировать эту боевую силу. На это нужен был год. И, действительно, американская армия появилась на театре войны, и сыграла решающую роль именно летом 1918 г. Русский фронт нужно было поддержать до тех пор, пока на западном фронте появятся американские войска. Вот вам и секрет одновременно и гальванизации трупа войны в России, и тех бракованных пушек, которые посылала Англия в 1917 г.: пускай Россия уходит. Когда на сцене будут американцы, тогда восточный фронт нам не так важен, но до тех пор нужно продержаться во что бы то ни стало. Вот почему, когда у власти были большевики, американцы со свойственным им деловым цинизмом приходили к Николаю Васильевичу Крыленко, который был тогда главковерхом, и предлагали ему по сто рублей (не бумажных, а настоящих золотых рублей), по 50 долларов за каждого удержанного на фронте русского солдата, а так

425

как солдат было несколько миллионов, то вы догадываетесь, что сумма была довольно значительная. Крыленко не только не хотел этой операции, но, по правде сказать, и осуществить ее не мог бы,- потому что армия разбредалась с фронта совершенно неудержимо. Вот вам подкладка всей этой истории, которая развертывается далеко за пределы местных русских событий. Во что бы то ни стало нужно было, чтобы восточный фронт продержался до прихода американцевt а он крахнул за шесть месяцев до этого прихода.