Шестая пятилетка

Продолжаю потихоньку выкладывать размышления Г.И. Ханина об экономической истории СССР. Гирш Ицикович прекрасно осведомлён, великолепно начитан, склонен к глубоким и парадоксальным выводам, но ... природный антисоветизм серьёзным образом деформирует его труды.

Первая половина 4-й главы. Окончание главы выложу попозже. 

http://istmat.info/files/uploa...

Ханин, Г.И. Экономическая история России в новейшее время : монография : В 2 т. / Г.И. Ханин; Новосиб. гос. техн. ун-т. – Новосибирск, 2008. – Т. 1. Экономика СССР в конце 30-х годов – 1987 год. – 516 с.

Ч А С Т Ь I. ЭКОНОМИКА СССР В КОНЦЕ 30-х годов – 1960 год

Г л а в а 4. ШЕСТАЯ ПЯТИЛЕТКА – ТРИУМФ И НАЧАЛО КРИЗИСА СОВЕТСКОЙ ЭКОНОМИКИ

4.1. ЧТО ПРЕДСТАВЛЯЛ СОБОЙ ПЛАН ШЕСТОЙ ПЯТИЛЕТКИ?

Шестой пятилетний план на 1956–1960 годы составлялся под влиянием огромных успехов, достигнутых в пятой пятилетке, и ясного осознания тех областей хозяйствования, где советская экономика продолжала отставать от западной. Пятилетка призвана была, мобилизуя интеллектуальные усилия общества и его огромный потенциал в разных сферах, так блестяще продемонстрированный совсем недавно при создании ядерного и ракетного оружия, преодолеть имевшиеся отставания и проделать значительный шаг к решению поставленной в пятилетнем плане задачи – догнать США в экономическом отношении.

По характеру поставленных перед шестой пятилеткой задач ее можно назвать пятилеткой второй индустриализации. Дело не только и не столько в том, что предполагалось почти удвоить объем промышленной продукции. Промышленность должна была приобрести новый вид: с высоким уровнем новейшей техники и технологии, развитой специализацией и кооперированием, комплексной механизацией и автоматизацией, резким сокращением ручного труда, улучшением условий жизни, труда и быта людей. Достижения пятой пятилетки предполагалось закрепить и приумножить.

Понятно, что указанные цели требовали очень серьезных изменений хозяйствования, преобладавшего в промышленности и других отраслях экономики долгое время (30–40-е годы). Нужны были коренн-

127

ные изменения в качестве и руководящих кадров, и исполнителей, с более высоким уровнем квалификации и инициативы, проявлявшимся раньше лишь в некоторых отраслях экономики. Если глядеть шире, сама страна должна была стать иной.

Первое, что бросается в глаза при знакомстве с пятилетним планом, это то, что он весь нацелен на научно-технический прогресс. И на макро-, и на микроуровне. Предполагалось ускоренное развитие отраслей, определяющих научно-технический прогресс (электроэнергетика, химическая промышленность, радиотехническая, электроника, приборостроение). Какую отрасль гражданской промышленности ни взять, предполагалось ускоренное развитие видов продукции и технологий, по которым СССР отставал от крупнейших капиталистических стран. При этом речь шла не о каком-то медленном устранении этого отставания, а о скачкообразном рывке вперед. Только в качестве примера: производство низколегированных сталей планировалось увеличить в 17 раз, холоднокатаного листа – в 4 раза [1], автоматических и полуавтоматических линий и оборудования для автоматических цехов и заводов – в 5 раз [2], литейного оборудования – не менее чем в 8 раз [3], синтетических волокон – в 5 раз [4].

Подобное скачкообразное повышение технического уровня экономики, однако, неизбежно должно было натолкнуться, как и при любом большом скачке, на очень серьезные препятствия. Впервые советская промышленность, прикладная наука и техника сталкивались с такими огромными задачами, которые они должны были решить исключительно собственными силами, используя западные достижения лишь в качестве образца по техническим публикациям и выставкам, а зачастую заново, как, например, по автоматическому оборудованию. Конечно, для решения подобных задач советские ученые и производственники были подготовлены лучше, чем раньше, благодаря более высокой квалификации. Однако было сомнительно, чтобы все эти задачи удалось решить враз и в столь короткие сроки. Ведь немало времени требовалось для экспериментов, налаживания опытного производства. Затем предстояло либо спроектировать и построить новые заводы, либо реконструировать старые, произвести перестройку производства. К таким задачам была плохо подготовлена именно гражданская промышленность, но даже частичное их решение подняло бы промышленность СССР на новую высоту.

128 

Другой особенностью шестого пятилетнего плана был решительный сдвиг к специализации производства в отличие от прежней его замкнутости в пределах отдельных предприятий и министерств. Наиболее наглядно эта тенденция проявилась в планировании специализированного производства изделий общемашиностроительного применения – литья, штамповок и т.д. Оно практически отсутствовало в предыдущий период как самостоятельное. Теперь же предусматривалось строительство ни больше ни меньше, как 23 специализированных, оснащенных новейшей техникой литейных заводов общей мощностью 1,5 млн т в год и ряда специализированных литейных цехов на уже построенных или строящихся предприятиях, в том числе цеха мощностью 150 тыс. т на Павлодарском комбайновом заводе [5]. Планировались и другие мероприятия в том же направлении, к примеру, организация производства стандартного инструмента исключительно на специализированных инструментальных предприятиях и почти полное обеспечение потребности в запасных частях к тракторам и сельскохозяйственным машинам на специализированных заводах по производству таких запасных частей.

Курс на интенсификацию промышленного производства нашел свое выражение также в том, что значительную часть его прироста предусматривалось обеспечить за счет лучшего использования уже имевшихся производственных мощностей, а не за счет их нового строительства, а также за счет увеличения производительности труда на основе его механизации и автоматизации и улучшения организации производства. Планировалось существенно снизить материалоемкость продукции, хотя конкретные цифры в этом отношении не указывались.

Концентрированное выражение курс на интенсификацию производства нашел в заданиях по снижению себестоимости промышленной продукции – на 17 %, т. е. на уровне предыдущей пятилетки.

В шестой пятилетке предполагалось значительно повысить уровень жизни населения за счет повышения личного и общественного потребления. Впервые предусматривалось уменьшение продолжительности рабочей недели. На порядок увеличивались мизерные до того пенсии рабочим и служащим. Объем жилищного строительства планировалось удвоить. Наконец на 50–70 % и более предусматривалось увеличение производства основных продовольственных и промышленных товаров, а по предметам долговременного пользования их рост наме-

129

чался в несколько раз. Поистине это была пятилетка достижения общества массового потребления на основе интенсификации производства и сокращения военных расходов. О том, что они должны были сократиться, прямо не говорилось, но косвенно это можно было определить, сравнивая намеченный рост производства продукции машиностроения на 85 % и задания по производству гражданской продукции инвестиционного и потребительского назначения, которые были значительно выше этого показателя (предполагался, судя по косвенным данным, лишь рост ракетно-ядерного потенциала).

Можно сказать, что судьба пятилетки зависела от масштабов интеллектуализации общества и сокращения военных расходов. Таким образом, советское общество должно было стать более умным и менее милитаризованным.

Если говорить только применительно к проблеме научно-технического прогресса, то стать более умным означало целый ряд явлений экономической жизни. Это и улучшение управления научно-техническим прогрессом, которое традиционно было слабым в СССР.

Это и повышение роли научно-технического прогресса в оценке деятельности предприятий и министерств в ущерб, в известной степени, заданиям по текущему производству, которые тоже были весьма напряженными. Это и изменение традиционных организационных форм взаимоотношений промышленности, науки и проектирования: эти области экономики (кроме военной промышленности, и то не всей) были в СССР организационно разобщены и имели свои, нередко противоположные, цели. Это и удачный подбор руководства и персонала научных институтов, КБ и проектных институтов гражданского профиля. Фигурально выражаясь, в этой огромной сфере надо было найти своих Королевых, Курчатовых, Микоянов и Туполевых. Но помимо того, что их число вообще ограничено законами природы, необходимо было их разыскать и расставить на руководящие посты, что плохо получалось в командной экономике, где (исключая военную промышленность) больше ценили послушание, чем талант и инициативу. Надо было также оснастить новые НИИ опытными заводами, испытательными стендами, полигонами, уникальными приборами и т.д. Все это требовало немалых материальных затрат и создания новых отраслей промышленности (например, научного приборостроения). Конечно, к этому времени был уже накоплен немалый организационный опыт ре-

130

шения подобных задач, но само гигантское расширение их круга делало эти задачи особенно трудными. Требовалась подлинная интеллектуальная и организационная революция в экономике, сравнимая по масштабу с первой индустриализацией, но иная, более сложная по форме и содержанию. Подобные задачи до сих пор даже не ставились, и уже одно это обстоятельство, в известной степени, могло предвещать неудачу грандиозным планам ускорения.

Я ограничился анализом заданий по промышленности, ибо задания по другим отраслям имели ту же самую направленность: интенсификация производства и ускоренный технический прогресс.

Для шестой пятилетки гораздо труднее, чем для предыдущих, оценить соответствие плана производственных капитальных вложений заданиям пятилетки по производству продукции товаров и услуг.

Плановики относительно неплохо научились оценивать потребность в капитальных вложениях для нового строительства в традиционных отраслях экономики. Гораздо сложнее было определить потребность в них для новых отраслей экономики (а их в этой пятилетке было особенно много), для реконструкции производства, для внедрения новой техники и новых технологий. В шестой пятилетке именно многочисленные задачи по новой технике и новым технологиям во всех отраслях экономики занимали особенно большой удельный вес, и здесь ошибки были наиболее вероятны. Кроме того, обоснованность плана зависела от выполнения планов по улучшению использования производственных мощностей, они также были очень напряженными.

В директивах по составлению шестого пятилетнего плана предусматривался рост капитальных вложений в неизменных ценах на 67 %.

Учитывая намеченный рост жилищного строительства в 2 раза и задания по вводу в действие учреждений здравоохранения более чем в 2 раза (по другим отраслям непроизводственной сферы задания отсутствовали), можно полагать, что рост капитальных вложений в производственную сферу был намечен заметно меньше, чем рост всех капитальных вложений. Такое распределение капитальных вложений делало выполнение заданий пятилетки в области производства особенно сомнительным – возможным лишь при чрезвычайном росте эффективности производства, на что и рассчитывали составители плана.

Сказанное мною выше (при анализе пятого пятилетнего плана) относительно просчетов плановиков в связи с неумением учесть восстано-

131

вительную стоимость основных фондов в полной мере относится и к шестой пятилетке и дополнительно подтверждает недостаточную обоснованность намеченного объема капитальных вложений.

Как раз тогда, когда решался вопрос о способности командной экономики поддерживать паритет в экономическом соревновании с капитализмом по всему фронту, а не по отдельным его направлениям, что удавалось и ранее, институциональные механизмы и персональный состав руководителей российской экономики и политики подверглись резкому ухудшению.

4.2. ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ ПОСЛЕ СМЕРТИ СТАЛИНА НАЧИНАЮТ РАЗВАЛИВАТЬ КОМАНДНУЮ ЭКОНОМИКУ

Два институциональных изменения, происшедшие почти сразу после смерти Сталина, имели самые негативные последствия для развития экономики. Во-первых, в системе органов управления экономикой заметно возросла роль партийного аппарата. Серьезнейшие проблемы, связанные с подменой партийными органами деятельности государственных органов, осознавались еще в начале 20-х годов (напомню, например, критику такой подмены со стороны Л.Б. Красина). Однако узость преданного новому строю слоя руководящих кадров и первостепенное значение политической лояльности кадров по сравнению с их профессиональной компетентностью в период нерешенного еще вопроса «кто кого» в пользу социализма заставляли сохранять тогда такое дублирование. Формирование широкого слоя собственных квалифицированных кадров с годами делало такое дублирование все большим анахронизмом и помехой для компетентного руководства экономикой и обществом. Отсюда почти непрерывное (за исключением предвоенного и военного периодов) усиление роли государственных органов по сравнению с партийными, начиная с середины 30-х годов. Свое самое яркое отражение этот процесс получил в том, что большинство членов Политбюро уже в конце 30-х годов занимало государственные посты, а деятельность партийных органов (заседания Политбюро, пленумы ЦК, съезды партии) была резко ограничена и свернута. Наиболее квалифицированная часть правящего слоя была занята также в государственном аппарате. С приходом на пост первого

132 

секретаря ЦК КПСС профессионального партийного аппаратчика Н.С. Хрущева, постепенного забиравшего в свои руки руководство партией и страной, это положение стало быстро меняться. Хрущев в борьбе за власть в стране опирался преимущественно на партийный аппарат и секретарей обкомов партии, которых было большинство среди членов ЦК, в то время как его оппоненты имели сильные позиции в государственном аппарате. Победа Хрущева над так называемой антипартийной группой означала резкое усиление роли партийного аппарата в руководстве экономикой как на высшем уровне (аппарат ЦК), так и на местах (аппарат местных партийных комитетов). Помимо неизбежной подмены деятельности непосредственно связанных с экономикой государственных органов деятельностью партийных, произошло и общее ухудшение качества руководства в связи с тем, что профессиональный состав партийных органов был слабее. К тому же они были во многом безответственны.

Другим институциональным преобразованием было резкое понижение роли контрольных органов в жизни общества. Речь идет прежде всего о контрольной функции органов государственной безопасности.

В условиях командной экономики и политики взаимоконтролирующие органы власти выступали известным суррогатом политической демократии. Они давали возможность политическому руководству иметь объективную информацию о положении дел в обществе. С этой точки зрения наличие двух центральных органов власти – партии и госбезопасности, взаимоконтролирующих друг друга, имело для системы позитивное значение. Напомню в этой связи эпизод из книги А. Бека «Назначение», где вновь назначенный министром Онисимов в беседе со Сталиным узнает от него некоторые сведения о технологии производства на своих предприятиях, неизвестные даже ему самому, и только потом понимает, что они были сообщены Сталину сотрудниками госбезопасности. Понятно, что партийные и хозяйственные руководители тяготились этим контролем со стороны органов госбезопасности.

Понижение их статуса после смещения Л. Берии с поста министра внутренних дел позволило лишить органы госбезопасности контрольной функции по отношению к другим органам власти. Расширилась таким образом возможность безнаказанных злоупотреблений и ошибок в хозяйственной политике и практике. Г. Попов совершенно справедливо расценил ослабление роли госбезопасности в системе органов

133

государственной власти СССР как важнейшую причину краха советской системы [6]. Уместно в этой связи привести мнение известного разоблачителя сталинских преступлений Александра Орлова: «Члены Политбюро, руководившие промышленностью и торговлей, были уязвлены тем, что экономическое управление НКВД регулярно вскрывало скандальные случаи коррупции, растрат и хищений на предприятиях» [7].

В то же время понизился статус и других контрольных органов, который был весьма высок во времена Сталина (Министерства государственного контроля, контрольных органов Министерства финансов и отдельных министерств).

Серьезную дезорганизацию в деятельность хозяйственных органов внесли проведенные сразу после смерти Сталина изменения в организации высшего хозяйственного руководства. Были значительно укрупнены промышленные министерства, в результате чего создавались огромные министерства с широкой специализацией, не способные квалифицированно руководить столь громоздкими отраслями. Уже через год пришлось эти министерства снова разукрупнять. Понятно, что такая реорганизация, связанная с большими персональными перемещениями, неминуемо дезорганизовала хозяйственное руководство.

Был ликвидирован Госснаб СССР, созданный незадолго до этого. Имеющееся в литературе объяснение этой акции нельзя считать удовлетворительным. Утверждается [8], что он чрезмерно централизовал планирование материально-технического снабжения (о чем будет сказано ниже) и что выяснилась нецелесообразность раздельного планирования и материально-технического снабжения. Действительно, здесь есть серьезная проблема, и очевидно, что между Госпланом СССР и Госснабом СССР нередко возникали серьезные разногласия. Но они как раз могли пойти на пользу дела, если Госснаб СССР отстаивал интересы потребителей продукции народного хозяйства. Попутно отмечу, что значение организации материально-технического снабжения в функционировании советской экономики, в лучшем случае, недооценивается, но обычно просто игнорируется в работах по истории советской экономики (и советских, и зарубежных), и это серьезно сказывается на их качестве.

Наконец, была серьезно подорвана роль Совета министров СССР в руководстве экономикой. Были ликвидированы отраслевые бюро, соз-

134 

данные по комплексам отраслей экономики и возглавлявшиеся обычно членами Политбюро, различные отделы и группы в аппарате правительства [9]. Ослабление роли правительства в управлении экономикой усиливало проявления ведомственности и местничества, резко ослабляло силу централизованного управления. Авторитет и возможности Госплана СССР были намного ниже возможностей правительства. Министры чем дальше, тем меньше считались с Госпланом СССР.

{Вставлю словечко. Есть и прямо противоположная точка зрения на роль партийного руководства в советской экономике. И сводится она к тому, что со временем политическое руководство, призванное интегрировать разнонаправленные усилия и блюсти общегосударственый интерес вопреки ведомственным и местническим устремлениям, измельчало, утратило перспективу и выродилось в своего рода придаток к министерствам.

А тезис о некомпетентности партработников убедительным не кажется совершенно. Если посмотреть биографии первых секретарей обкомов брежневской поры, то окажется, что большинство из них окончило технические или сельскохозяйственные вузы и успело, начав с низовых должностей, поработать главными инженерами, директорами заводов, председателями колхозов, директорами совхозов, а потом уже, хорошо себя зарекомендовав, перешло на партийную работу. - М.З.}

4.3. ХОЗЯЙСТВЕННОЕ РУКОВОДСТВО СТАНОВИТСЯ ХУЖЕ

Персональные изменения, происходившие в середине 50-х годов, шли в том же направлении снижения эффективности государственного управления. Прежде всего все руководители послесталинского периода намного уступали Сталину в интеллекте, образованности и понимании той политической системы, которая сложилась в Советском Союзе. Сталин имел основания сказать им: «Вы котята. Я умру, и империалисты вас передушат». Так и случилось. Другое дело, что он сам был в этом виноват. Система не обладала способностью продвигать наверх выдающихся государственных деятелей.

Период после смерти Сталина – это время непрерывной деградации государственного руководства. Конечно, наиболее удачным преемником Сталина был бы В. Молотов, имевший огромный опыт государственного руководства и понимание системы, наиболее образованный среди соратников. Но он был ошельмован самим Сталиным и оттеснен с первых ролей еще при жизни Сталина. Вскоре после смерти Сталина был устранен третий выдающийся по своим способностям государственный деятель – Л. Берия, безусловно, имевший огромные заслуги перед советской промышленностью и наукой и самостоятельное видение перспектив развития страны и внешней политики СССР, во многом близкие идеям перестройки. (Весьма амбивалентный комплимент! - М.З.)

Можно согласиться с оценкой качества послесталинского руководства, данной В.А. Крючковым: «Что делать со страной, как ею управлять в новых условиях, никто в нашем тогдашнем руководстве представления как раз и не имел... Лидера под стать этому сложному историческому моменту в нашем отечестве, как всегда, не «нашлось».

135

Именно поэтому государство да и общество в целом начали движение вперед без четкой концепции, без ясных ориентиров» [10].

Происшедшие в первые годы после смерти Сталина изменения в общественной и экономической жизни страны противоречиво повлияли на дальнейшее развитие СССР. Некоторые из произведенных изменений назрели, и их осуществление благотворно сказалось на экономике. Сюда относятся меры по ускоренному развитию потребительского сектора, о чем уже шла речь. Помимо огромной гуманитарной ценности, радикальное сокращение использования принудительного труда в результате амнистии 1953 года и массовой реабилитации по политическим статьям в 1954–1955 годах имело также и положительное экономическое значение, так как при возросшей квалификации работающих и механизации производства принудительный труд оказывался менее эффективным, чем вольнонаемный. (И реабилитированные бандеровцы внесли весомый вклад в развитие народного хозяйства. - М.З.) В активную общественную жизнь включилось немало талантливых и энергичных специалистов в технической и особенно гуманитарной областях. Если говорить только об экономистах-ученых, которые лучше мне знакомы, то уже во второй половине 50-х годов очень плодотворно начали работать такие выдающиеся специалисты, как А.Л. Вайнштейн, Я.Б. Кваша, С.А. Хейнман, С.А. Далин, В.И. Зубчанинов и некоторые другие.

Расширились международные научные контакты, обмен научнотехнической литературой, внешнеэкономические связи с развитыми капиталистическими странами, что создало более благоприятные условия для экономического и научно-технического прогресса. Более свободная общественная атмосфера, уменьшение страха среди населения способствовали раскрытию творческих возможностей многих людей. В результате ряда решений уменьшилось число обязательных показателей деятельности министерств, главных управлений и предприятий, которые до этого чрезмерно регламентировали их хозяйственную жизнь в областях, мало связанных с общими пропорциями развития экономики. Повышение уровня жизни населения, улучшение жилищных условий благоприятствовали росту производительности труда.

Вместе с тем многие мероприятия этого периода либо явно подрывали механизмы командной экономики, либо просто оказались преждевременными.

136 

В уже сложившейся социально-экономической системе вождь партии и государства обеспечивал единство деятельности всех государственных и общественных институтов, препятствовал присущим данной системе тенденциям к ведомственности и местничеству. Особенно это бесспорно в отношении такого вождя, как Сталин, пользовавшегося непререкаемым авторитетом и в интеллектуальном отношении действительно превосходившего других советских руководителей того периода. Создание демократического способа управления обществом и партией, столь же эффективного, как единоличное, требовало длительного времени и больших усилий, новых конструктивных социальных институтов. Немедленный переход от единоличного к коллективному руководству уже сам по себе серьезно дезорганизовал систему государственного руководства. Потребовалось несколько лет, прежде чем в СССР появился новый единоличный руководитель. Уже первый год после смерти Сталина охарактеризовался значительными изменениями к худшему в структуре руководства экономикой, о чем говорилось выше (см. параграф 4.2). Смещение Л. Берии сопровождалось уходом с высоких постов некоторых хозяйственных руководителей, тесно с ним связанных в своей повседневной деятельности. Так, был смещен один из самых талантливых хозяйственников и руководителей науки А.С. Елян, который возглавлял крупнейший оборонный институт, занимавшийся ракетной техникой. 

                        Амо Сергеевич Елян (см. https://coollib.com/b/341727/r... )

Начала ухудшаться и система управления, о чем уже говорилось в связи с упразднением бюро Совета министров СССР.

Были организационные мероприятия после смерти Сталина, которые имели положительное значение. К таким я бы отнес передачу оптовых баз из ведения промышленных министерств в ведение Министерства торговли СССР, проведенную впервые в советской истории, как подчеркивал тогдашний министр торговли СССР А.И. Микоян в докладе перед руководителями советской торговли [11]. Такая передача, безусловно, должна была усилить влияние торговли на формирование структуры производства потребительских товаров и уменьшить дефицит нужных населению товаров. Оправданными были и некоторые шаги по увеличению прав министерств и главков, предпринятые в апреле 1953 года.

Такой проницательный мыслитель, как Александр Зиновьев (которым восхищалась либеральная интеллигенция в 70-е годы и которого

137

замалчивала она же в 90-е годы), отмечал: «Ослабление системы репрессий и ликвидация ее в отношении высших лиц аппарата власти послужили одной из причин краха коммунизма в нашей стране. Ликвидация системы репрессий была таковой в отношении работников аппарата власти и управления, руководителей предприятий, учреждений, организаций. Это было ослабление их ответственности за состояние руководимых объектов. В хрущевские годы начала развиваться всеобщая система безответственности за ход жизни в стране... Подлинные хозяева общества обезопасили себя лично» [12].

Важнейшим проявлением растущей бесконтрольности экономического развития явилось резкое сокращение после смерти Сталина числа показателей народнохозяйственного плана. Оно проводилось под лозунгом расширения самостоятельности министерств и местных органов власти, сокращения административного аппарата. Этот процесс начался уже в 1953 году, почти сразу после смерти Сталина, и непрерывно продолжался вплоть до 1958 года. О динамике показателей народнохозяйственного плана в 1940–1958 годы говорят следующие данные, приведенные в книге Г. М. Сорокина [13]:

Годы     Число показателей

1940      4744

1953       9490

1954       6308

1955       3081

1956       3263

1957       3390

1958       1780

В командной экономике важнейшие народнохозяйственные пропорции обеспечиваются включением их в народнохозяйственный план.

Исключение их из народнохозяйственного плана неизбежно ослабляет ответственность за их соблюдение. Увеличение числа показателей народнохозяйственного плана, помимо возможных излишеств в этом отношении, отражает усложнение экономики, появление новых продуктов и увеличение числа народнохозяйственных связей. Между тем, начиная с 1954 года, вопреки этой объективной тенденции, число народнохозяйственных показателей неуклонно (кроме 1956 и 1957 годов) сокращалось и уже к 1957 году уменьшилось по сравнению с 1953 го-

138 

дом почти в 3 (!) раза. Дальнейшее их огромное (еще в 2 раза) сокращение произошло в 1958 году. Это не могло не сказаться негативно на развитии советской экономики. Одновременно сокращалась отчетность предприятий, что также частично приводило к уменьшению контроля и ответственности (в какой-то мере отчетность действительно была чрезмерной).

Как сообщают авторы учебника по организации и планированию народного хозяйства СССР, «из народнохозяйственного плана был исключен ряд видов продукции машиностроения, которая ранее планировалась по типоразмерам, маркам, мощности и ассортименту, значительное количество видов продукции, не являющихся в настоящее время дефицитными или же потребляемыми самими министерствамиизготовителями» [14].

Если не планировать номенклатуру по типоразмерам и другим параметрам, то в командной экономике возникает соблазн выпускать самую легкую номенклатуру для выполнения плана. Что касается дефицита, то сегодня его нет, а завтра он появится снова, и пройдет много времени, пока эта продукция вернется в народнохозяйственный план.

Никакой серьезной дискуссии о целесообразных размерах сокращения плановых и отчетных показателей в то время не проводилось.

В середине 50-х годов произошло еще одно событие, подорвавшее эффективность советской командной экономики. Г.А. Явлинский считает даже, что оно было роковым для нее. Предоставлю ему слово: «В середине 50-х годов в истории советской плановой экономики произошло знаменательное событие, до сих пор еще не привлекшее того внимания, которого оно на самом деле заслуживало. Именно тогда

Политбюро впервые не смогло принять решения о единовременном пересмотре норм выработки для всех работников промышленности, транспорта и связи – как оно делало все предыдущие годы сталинского режима. Практически прекратился плановый централизованный пересмотр норм труда. Это было началом конца социализма, смертным приговором системе, исполнение которого лишь растянулось потом на 35 лет» [15].

Может показаться, что Г. Явлинский преувеличивает, приписывая одному частному решению столь роковые последствия. На самом деле это решение вписывалось в ряд других решений, ослаблявших контроль за хозяйственной деятельностью экономических субъектов. Но и

139

само по себе оно было важным. Централизованный пересмотр норм выработки при всей его грубости (чем и обосновывался отказ от их единовременного пересмотра) являлся важнейшим способом, заставлявшим предприятия улучшать организацию производственных процессов и осуществлять технический прогресс. Другие способы (напряженные плановые задания, в частности, задания по повышению производительности труда) обеспечивали большие возможности для их выполнения обходными путями, например, нарушением планового ассортимента, их пересмотра в ходе выполнения плана, получения дополнительных ресурсов и т.д. Г. Явлинский на основе анализа эволюции плановой системы при преемниках Сталина делает вывод, совпадающий с моим: «Плановое хозяйство после утраты жесткого сталинистского контроля – это прогрессирующий паралич собственника-государства и наращивание мускулов агентами-предприятиями»[16]. Г. Явлинский считает этот процесс неизбежным в связи с усложнением хозяйственных связей и условий экономического роста. Мне представляется, что этот вывод верен лишь частично. Требовались новые, более сложные методы планирования этих связей.

С середины 50-х годов набирал силу процесс деградации личного состава высших руководящих кадров. Он происходил одновременно с процессом улучшения этого состава на среднем и низшем уровне, и поэтому его негативные последствия сказались далеко не сразу.

Очень точную, как мне кажется, оценку причин быстрого развития советской экономики в 50-е годы дал видный советский хозяйственник В.Н. Новиков – он занимал крупные посты в военной промышленности СССР при Сталине и Хрущеве, был председателем Ленинградского совнархоза, одного из лучших в начале 60-х годов, и председателем Госплана СССР в тот же период.

В.Н. Новиков, как видно из его воспоминаний, весьма критически оценивал эпоху Сталина и довольно благожелательно – эпоху Хрущева. Тем не менее он объяснял успехи советской промышленности в 50-е годы наследием предыдущего периода. «У опытных хозяйственников с годами сложилось убеждение, что, если на хорошо поставленном заводе сменить хорошее руководство на плохое, предприятие по инерции будет хорошо работать еще три года. С моей точки зрения, в масштабе СССР сбить государство в целом на худший ритм работы можно было только искусственными или нарочито глупыми мерами,

140 

а при нормальном состоянии страны налаженное хозяйство при сложившихся кадрах и достигнутом уровне технического прогресса, при наличии талантливых конструкторов, технологов, ученых и квалифицированных рабочих могло сохранить набранные темпы более 10 лет (так и случилось. – Г. Х.). Нашу огромную махину непросто было раскачать, но и нелегко остановить» [17].

Исключительно важен вопрос, почему в советском государстве после смерти Сталина победили руководители, ориентированные на постепенный отказ от многих элементов командной экономики, необходимых для его эффективного функционирования. Частично это связано с осознанием необходимости изменения облика социалистического общества после завершения периода «первоначального рабовладельческого социалистического накопления». Такую необходимость в той или иной степени признавали все советские руководители послесталинского периода, о чем говорит практически единодушное принятие многих решений о либерализации политической и экономической жизни после смерти Сталина, совместимых с основами социалистического общества на данном уровне его развития. На другую важнейшую причину очень точно, на мой взгляд, указал В.М. Молотов в своих беседах с Ф. Чуевым. Размышляя о причинах победы Хрущева в партии, он говорил: «Все хотели передышки, полегче пожить... Дело идет не об отдельных лицах, а об основных кадрах, тем более о широких массах. Они очень устали. И не все наверху выдерживали этот курс. Потому что очень трудно его выдерживать... Все хотели передышки, чтобы напряженность куда-то ушла» [18].

Внешним выражением стремления к передышке явилось принятие летом 1953 года постановления правительства, запрещающего в государственных учреждениях работу после окончания трудового дня. Это постановление было восторженно встречено рядовыми работниками и руководителями министерств и ведомств, изнемогавших в сталинские времена от работы во внеурочное время, нередко по ночам, пока Сталин не покинет свое рабочее место.

Нет слов, столь напряженная, на износ, работа была оправдана лишь теми чрезвычайными обстоятельствами, близкими к военным, которые переживала страна в течение 25 лет. Поэтому смягчение режима работы государственного аппарата было неизбежным и оправданным. Но оно имело свои границы, определяемые сложностями

 141

управления огромным государственным хозяйством. Хорошо известно, что руководители и многие сотрудники крупных западных корпораций задерживаются на работе намного дольше официального трудового дня, чтобы успеть выполнить свои неотложные дела. Советские министерства по размерам превосходили многие западные корпорации, и строгое следование установленным ограничениям рабочего дня должно было серьезно сказаться на качестве хозяйственного руководства.

В условиях рыночной экономики трудовые усилия и квалифицированность хозяйственного руководства довольно быстро проверяются финансовыми результатами деятельности корпораций и других экономических единиц. В результате акционеры, не получая достаточных дивидендов и обеспокоенные дальнейшей судьбой своих предприятий, смещают нерадивых руководителей. В командной экономике, где оптовые цены устанавливались исходя из затрат и не было конкуренции, определить реальную эффективность деятельности предприятий и министерств было значительно сложнее. И сместить нерадивых руководителей мог только вышестоящий орган. После смерти Сталина, как уже было показано, деятельность многих контрольных органов была парализована. В то же время другие институты социального контроля (партийные и профсоюзные организации, печать, жалобы и письма трудящихся, критика научной общественности) были развиты слабо и в условиях авторитарной системы оказались малодейственны – менее действенны, чем контрольные органы. К тому же реальные успехи советской экономики в пятой и начале шестой пятилетки создавали и у общественности, и у руководства страной впечатление, что в основном развитие экономики идет достаточно успешно и нет оснований для серьезной тревоги. В обществе набирала силу тенденция социального склероза. Две попытки серьезных политических изменений, предпринятые, по разным причинам и с разных позиций, Л. Берией и так называемой «антипартийной группой», во многом обоснованно критиковавшей уже проявившуюся некомпетентность Н. Хрущева как государственного деятеля, были относительно легко отбиты. Советская общественная система не содержала механизма самокорректировки под влиянием общественной критики. Только крупные политические и экономические провалы могли подвигнуть ее на серьезные изменения.

142 

Георгий Максимилианович Маленков

           Николай Александрович Булганин

Деградация профессиональных качеств советского государственного руководства началась и в хозяйственном управлении. Неудачно были выбраны уже первые два главы правительства – Г. Маленков и Н. Булганин. Первый был профессиональным партийным аппаратчиком и никогда не отвечал (в отличие, скажем, от Л. Берии) за конкретный участок хозяйственной работы. Неудивительно, что очень скоро выявилась его непригодность как руководителя правительства, отвечавшего прежде всего за решение хозяйственных вопросов. Не лучшим оказался его преемник. Почти все воспоминания современников характеризуют Н. Булганина крайне негативно, как малоквалифицированного, безынициативного и посредственного человека. Можно назвать целый ряд государственных деятелей того времени, которые по своим личным и профессиональным качествам намного превосходили Маленкова и Булганина. Это, конечно, прежде всего Л. Берия и В. Молотов, имевшие многолетний опыт хозяйственного руководства. Но это также сильный хозяйственник и политический деятель, человек огромной энергии и большого ума – А. Микоян, единственным недостатком которого, с точки зрения возможности пребывания на посту главы правительства, была нерусская национальность. Но было немало и русских талантливых руководителей большого ранга, к примеру М.Г. Первухин, М.З. Сабуров. Одним словом, выбрали, как это часто делалось в России, худших.

Другой важнейший для хозяйственного руководства пост — председателя Госплана СССР – осенью 1955 года был доверен Н. Байбакову вместо М. Сабурова, занимавшего эту должность много лет и достаточно успешно руководившего Госпланом СССР, как это видно из анализа пятого пятилетнего плана и результатов его выполнения. Назначение председателем Госплана СССР министра нефтяной промышленности противоречило прежней правильной практике выдвижения на этот пост крупного государственного деятеля ранга члена Политбюро ЦК. Уже один только этот факт означал явное понижение статуса высшего планового органа страны, контролировавшего деятельность министерств. Но если уж назначать министра, то с большим опытом работы в ведущей отрасли экономики того времени – в машиностроении, точнее в оборонном машиностроении. И таких кандидатов было немало. Но выбрали опять-таки наиболее удобного. Это не могло не сказаться на качестве плана шестой пятилетки, которое было ниже

143

плана пятой пятилетки. Еще худшим было назначение в 1957 году, после смещения Н. Байбакова, выступившего против создания совнархозов, И. Кузьмина, вообще не имевшего опыта практической руководящей хозяйственной работы и единодушно оцениваемого как полное ничтожество, что вынудило Н. Хрущева снять его с этой должности в 1959 году.

Следующий этап демонтажа командной экономики связан с созданием совнархозов и разоблачением «антипартийной группы». Значительная, скорее всего бо´льшая, часть хозяйственных руководителей высшего уровня была против перехода к территориальной системе управления экономикой. Самым известным среди противников такого перехода был авторитетнейший и опытнейший министр черной металлургии И. Тевосян. В результате перехода к совнархозам потеряли свою роль в хозяйственном руководстве крупнейшие советские управленцы – бывшие отраслевые министры в области промышленности.

                      Иван Фёдорович (Ованес Тевадросович) Тевосян

Одни из них вообще были отстранены от хозяйственного управления в качестве наказания за строптивость, как И. Тевосян. Другие потеряли в статусе и влиянии, возглавив бесправные госкомитеты или совнархозы с несравненно меньшей сферой хозяйственной деятельности. В результате разгрома «антипартийной группы» были отстранены от хозяйственного руководства такие крупнейшие и опытнейшие руководители советской экономики, как Л. Каганович, М.Г. Первухин, М. Сабуров.

В какие-нибудь три-четыре года ушли из руководства экономикой (частично вынужденно – умерли, по болезни) выдающиеся хозяйственники сталинского призыва И.А. Лихачев, А.П. Завенягин, Б. Ванников, В.А. Малышев, М.В. Хруничев и ряд других, менее известных.

Пришедшие им на смену, конечно, были их учениками, но менее жесткими и энергичными. Для подтверждения высочайшей квалификации и административных талантов большинства упомянутых хозяйственников сошлюсь на воспоминания такого противника сталинизма, как А.Д. Сахаров, который в связи со своей научной работой тесно общался со многими из них и очень высоко о них отзывался (см. гл. 2, прил. 3).

Показательно, что А.И. Микоян, много сделавший для разгрома «антипартийной группы» в 1957 году, вынужден был признать, что «в целом Политбюро до 1957 года (т. е. до разгрома «антипартийной группы») было более сильным по составу работников, чем после 1957 года» [19].

144 

Процесс смены поколений и стиля хозяйственного управления завершился смещением руководителей Министерства финансов и Государственного банка СССР. Эти организации играли огромную роль в поддержании товарно-денежного равновесия в экономике. Выработанные еще в начале 30-х годов методы обеспечения такого равновесия (налоговая система, кассовые планы, балансы денежных доходов и расходов населения и т.д.) совершенствовались в 30–40-е годы и позволили обеспечить жесткий финансовый контроль за работой предприятий и поддержание стабильности денежного обращения и бездефицитности бюджета в нормальные периоды развития советской экономики, а их расстройство в чрезвычайные периоды – в меньшей степени, чем в аналогичной ситуации в капиталистических странах.

Понятно, что такая жесткость финансового и денежного планирования вызывала недовольство многих производственных руководителей. Но при Сталине и в первые годы после его смерти эти наскоки и нападки, как правило, отбивались. Теперь, в менее требовательной обстановке, защитить главные финансовые структуры страны было уже некому.

В 1960 году был смещен выдающийся многолетний руководитель Министерства финансов СССР А.Г. Зверев, а спустя некоторое время – по той же причине председатель Госбанка СССР А.К. Коровушкин. Ослабление контроля за денежно-финансовой сферой родило одну из самых опасных для командной экономики проблем – бесконтрольное выделение финансовых ресурсов. Ученые стали подвергать односторонней критике многие оправдавшие себя в предшествующий период методы поддержания товарно-денежной сбалансированности: опору на налог с оборота как основной источник доходов государственного бюджета; кассовые планы предприятий и т.д. Эта критика сказалась и на практике финансового регулирования, снижая значение этих регуляторов. Понятно, что ослабление финансового контроля неизбежно должно было привести к усилению товарно-денежной несбалансированности, к товарному дефициту. Ослаблению государственного руководства в конце 50-х годов способствовали и некоторые другие мероприятия, впоследствии, после смещения Н.С. Хрущева, отмененные.

Так, в 1958 году было ликвидировано общесоюзное Министерство торговли, игравшее важную положительную роль в координации деятельности республиканских министерств торговли, взаимосвязи с Госпланом СССР и в обмене опытом организации торговли. В 1960 году было ликвидировано общесоюзное Министерство внутренних дел, что

145

резко ослабило борьбу с преступностью, которая носила общесоюзный, а не только местный характер.

Важнейший фактор разложения советской государственной и экономической системы – коррупция государственного аппарата. Несмотря на очевидность этого обстоятельства, в постсоветский период появилось очень мало работ, где освещалась бы динамика самого процесса коррумпирования власти. Очевидно, что коррупция и расхищение государственной собственности приобрели широкий размах и в сталинский период командной экономики. Одним из немногих авторов, кто добросовестно и талантливо исследовал тему экономической преступности в Советском Союзе, является Юрий Бокарев. В его работе приведено много примеров такой преступности в предвоенные годы, в годы войны и в первые послевоенные годы. Известно и из других источников, что к этим преступлениям было причастно немало высших государственных чинов, в том числе такие видные военные и гэбешные деятели, как Г.К. Жуков, И.А. Серов, В.С. Абакумов, обогатившиеся на хищениях немецкой собственности. Вместе с тем многие государственные деятели ограничивались теми привилегиями, которые им предоставляло государство. Эти привилегии, довольно значительные, были предусмотрены во многом для того, чтобы предохранить государственных мужей от соблазна коррупции и других экономических преступлений. Но далеко не все деятели высшего эшелона довольствовались этими привилегиями. Как замечает Юрий Бокарев, «к середине 50-х годов представители различных слоев общества были основательно подготовлены для объединения в такие мафиозные кланы, которые могли влиять и на государственную политику» [20]. Очевидно, что в этих условиях роспуск общесоюзного Министерства внутренних дел никак не мог способствовать противодействию столь грозной опасности.

Очень точно время начала кризиса командной экономики определяет Н. Назарбаев в своей книге «Без правых и левых», вышедшей в начале 90-х годов: «На протяжении трех десятилетий никакой плановой экономики или планового хозяйства у нас просто не было... А за терминами этими скрывались не просто иные методы хозяйствования, а ужасающая бесхозяйственность и безответственность» [21].

Как видим, Н. Назарбаев достаточно точно определяет начало отхода от командной экономики: конец 50-х – начало 60-х годов, т. е.

146

в те же сроки, которые и я определяю на основе анализа действий хозяйственного руководства СССР.

Для подтверждения своего вывода о том, что разложение советской хозяйственной системы началось после 1953 года, сошлюсь не на сторонника коммунизма, а на его нынешнего горячего противника – Егора Гайдара. Период 1929–1953 годов он называет «единственным периодом, когда в стране действительно торжествовал коммунизм»[22], а период 1953–1985 годов – спуском с коммунистических «зияющих вершин» [23].

Отмечу и высказывание очень оригинального, хотя несколько неосторожного в экономических расчетах, экономиста Александра Анисимова: «Слабость системы советского типа состояла не в том, что она мало производила товары и услуги. Около 1984 года партийный аппарат, насыщавшийся до того в течение двух и даже трех десятилетийь(т. е. после смерти Сталина. – Г. Х.) неспособными к эффективной деятельности элементами, потерял даже способность принимать рациональные решения» [24].