Смотрим "Чапаева" вместе

С наступающим вас праздником, дорогие товарищи!

В предпраздничный день хочется задвинуть все перформансы и провокации туда, где им место, и посмотреть настоящее кино. Ну, вот, "Чапаева", например.

Фильм я смотрел тут - https://www.youtube.com/watch?v=9emmm_0dyYw

И хронометраж, соответственно, отсюда.

Творение братьев Васильевых достаточно сложно по замыслу и по исполнению. 

Сначала я хотел написать к своему разбору большое предисловие; потом одумался и решил написать короткое предисловие, в которое вошли бы утверждения очевидные и короткое послесловие с утверждениями неочевидными; а потом одумался ещё больше и решил предисловия вовсе не писать. Просто по ходу рассмотрения отдельных эпизодов фильма буду отвлекаться на вещи принципиальные.

Не судите меня строго и не судите меня за чужие грехи:

1) эпоха, которой фильм посвящён и эпоха, в которую он снимался - времена сложные и не совсем непонятные. Если моё изложение чем-то "грешит", то не по злой воле, а по незнанию;

2) понимание Революции братьями Васильевыми весьма нетрадиционно. Я за него ответственности не несу. Меня можно бить только за неправильную интерпретацию этого понимания.

Дальнейшее изложение будет построено так:

Номер и название эпизода;

А) что я вижу (именно я, в хорошей картине каждый волен видеть своё!);

Б) как я увиденное понимаю;

В) информация к размышлению (там, где это уместно).

Если "информацию к размышлению" вы пропустите, я, понятное дело, не обижусь (ну, почти).

Эпизод №1. Тройка с бубенцами.

00:00-3:20

А) Титры и вариации на тему «Чёрного ворона». 

1:30-3:20

Тройка с бубенцами скачет от леса навстречу зрителю. Неброский русский пейзаж.

К тройке бежит группа расхристанных бойцов (одни без оружия, другие не одеты, не обуты, не подпоясаны). Все сразу останавливаются.

Чапаев картинно вздымает руку и произносит : «Стой!», а потом задаёт неотразимый риторический вопрос: «А винтовка твоя где?»

Красноармейцы разворачиваются и бегут к хутору.

Вторая группа имеет куда менее расхристанный вид и не бежит. Все вооружены, хотя многие держат винтовки как палки.

Третья группа – организованная и вполне боеспособная часть с командиром.

Бойцы в едином порыве устремляются на мост.

Чехи сидят на мосту с некоторой беззаботностью. Заслышав приближающуюся тройку, они проявляют признаки беспокойства и смущения, а потом обращаются в бегство. Петька ведёт огонь из пулемёта, установленного на тачанке (бричке?).

Мост взят (и хутор тоже).

Чехи исчезли из фильма навсегда. Во всяком случае, больше они не упоминаются как самостоятельно действующая сила.

Б) Музыка сразу задаёт правильный тон. История будет русская и, в целом, невесёлая. Хотя и пронизанная сарказмом, иронией и добрым юмором.

Почему бойцы, только что бежавшие с хутора, так легко избавляются от панических настроений и неудержимо рвутся в бой?

Ну, во-первых, потому, что их ведёт в бой народный герой Василий Иванович Чапаев.

А, во-вторых, потому, что в этом беге за скачущей тройкой символически изображено становление Красной Армии.

Сначала - нестойкие партизанские отряды, потом - нечто промежуточное, и, наконец - регулярные части. Тройка скачет по оси времени, из прошлого в будущее.

А почему чехи, только что одержавшие победу, ведут себя столь робко?

А это уже, в-третьих. На них действует звон бубенцов. Трудно не посторониться, когда Русь-тройка скачет. Об этом ещё Гоголь писал.

Чехи как организованная военная сила убегают из картины навсегда, прямо в первом эпизоде. А дальше Гражданская война рассматривается как война между русскими людьми. В фильме будем много русских лиц, русских песен, русской музыки (и только один раз прозвучит музыка немецкая, см. эп. № 19), картин русской природы, русской одежды, и даже вопрос о том, смог бы Василий Иванович командовать «в мировом масштабе», Петька задаст, лёжа под тулупом на русской печи (эп. № 23).

А для понимания дальнейших событий важно учитывать, что в фильме имеется сюжет: Гулял по Уралу Чапаев-герой;

надсюжет: становление Красной Армии;

и сверхсюжет: полёт Руси-тройки в будущее.

Эпизод №1 перекликается с бунтом в кавэскадроне перед психической атакой (эп. № 25) и с беспечностью часовых в Лбищенске (эп. № 32), заснувших в роковую ночь...

В) Иностранцев (и "инородцев") в реальной Гражданской войне участвовало много, но Васильевым они не интересны.

Вот что пишет в своих мемуарах Николай Михайлович Хлебников, командовавший в чапаевской дивизии батареей, а затем - дивизионом (Хлебников Н. М. Под грохот сотен батарей. — М.: Воениздат, 1974. http://militera.lib.ru/memo/ru... глава "В чапаевской дивизии"):

<<Эта [25-я] дивизия была вновь сформирована приказом по Южной группе войск от 17 марта 1919 года.>>

73-я бригада.

217-й Пугачевский полк

218-й Разинский полк

219-й Домашкинский полк

74-я бригада

220-й Иваново-Вознесенский полк

221-й Сызранский полк

222-й Интернациональный полк

75-я бригада

223-й имени Винермана полк

224-й Краснокутский полк

225-й Балаковский полк

<<Стрелковая дивизия по новым штатам имела в своем составе около 25 тысяч человек. При каждой бригаде — легкий артиллерийский дивизион, а в дивизии — тяжелый гаубичный дивизион и конная шестиорудийная батарея. Всего — 54 орудия.>>

<< Несколько слов об интернационалистах чапаевской дивизии. Весной 1919 года они были объединены в Интернациональный полк, насчитывавший в своих рядах бойцов девятнадцати национальностей. Далеко не все они хорошо владели русским языком, поэтому подобрать командира полка было трудно. Остановились на кандидатуре Михаила Фомича Букштыновича.

Букштынович имел за плечами боевой опыт мировой войны, был хорошим организатором, а кроме того, изучал в юности немецкий и французский языки. Все это учло командование, выдвигая его на 222-й Интернациональный полк.

— Изучать-то языки я изучал, — говорил он, узнав о своем назначении, — да ведь годы и годы прошли с той поры. Вторую войну воюю. Придется опять вспоминать.

В 223-м полку имени Винермана тоже было много интернационалистов. Л. Винерман, венгр по национальности, [27] воевал со своим отрядом, затем полком, в 4-й армии и геройски погиб в бою с белоказаками под селом Киргизская Таловка. По указанию Ленина тело Винермана было отправлено в Москву и там похоронено с воинскими почестями.

Всего в 25-й стрелковой дивизии в марте 1919 года насчитывалось более 3000 интернационалистов.>>

Служили в дивизии и татары, и башкиры.

Татар и башкир хватало и у белых. Да и чехословаки никуда не делись. А уж про консультантов-контролёров-надзирателей в белых штабах и говорить нечего. А Н.М. Хлебников вспоминает, что ему довелось поразить шрапнельным снарядом (других не было) бронеавтомобиль с надписью "Безе" на борту. После боя из броневика извлекли тела французских интуристов.

Но, повторюсь ещё раз, в фильме иностранное воинство появляется в первом эпизоде с тем, чтобы сразу исчезнуть. 

В чапаевской дивизии явно нерусские персонажи, если я не ошибаюсь, появляются лишь дважды. Это тщедушный еврей-политотделец, который арестует комвзвода Жихарева, и малоросс, который взывает к революционной совести мятежного кавэскадрона. 

И у белых иностранцев не видно. Хотя, вагон, в котором живёт и работает полковник Бороздин, охраняют люди в кепках австро-венгерского покроя. Да и в психической атаке (эп. № 27) вслед за офицерами в чёрных мундирах шагают шеренги в таких же кепках.

Эпизод №2. Купание после боя.

3:20-4:36

А) После победы чапаевцы построились.

Строй победителей. Жалкая одежда. В строю раненые. Виноватые глаза. Правофланговый без винтовки. Пулемётчик "припрятал"  пулемёт у берега.

"За хутор спасибо, товарищи, а винтовки проверю!"

Б) Чувствуется, что Василий Иванович любит и умеет общаться с бойцами. 

И авторитет его беспрекословен. А людям стыдно. Сознательные бойцы, бежали от чехов, да ещё и винтовки побросали.

Кстати, странно, что побросали они винтовки именно в реку.

В) В бой чапаевцы идут с карабинами, а в строю многие с винтовками с примкнутыми штыками. Не вижу в этом скрытого  смысла. Просто техника безопасности на съёмках.

Эпизод №3. Прибытие Фурманова с ивановскими ткачами.

4:36 – 6:27

А) Безоружные ныряют за винтовками-карабинами. Чапаев и Петька смотрят на них с моста. Идёт полк ткачей. Ткачи поют красноармейскую песню.

Чапаевцы окружают ткачей.

Фурманов отдаёт свою куртку товарищу и идёт на мост знакомиться с Чапаевым. Чапаев по-прежнему смотрит на воду.

Фурманов представляется и подаёт Чапаеву руку, тот, немного помедлив, подаёт свою.

До чего же тут Фурманов хорош! Красивый, сильный, спокойный, открытый, доброжелательный! Таким он будет не во всех эпизодах.

Диалог Чапаева и Фурманова разворачивается параллельно с диалогом Анки и Петьки.

Анка и Петька друг другу сразу понравились. Анка первой улыбнулась Петьке и нашла поле общих интересов – пулемёт. 

Чапаев смотрит на  Фурманова скептически и ткачами не интересуется.

На вопрос о ныряющих Василий Иванович ответил лаконично: «Купаются. Жарко».

Б) Чапаев упоминает в разговоре с Фурмановым Фрунзе. Позже в фильме Фрунзе будут упоминать ещё и Ленина упомянут (один раз Чапаев и один раз полковник Бороздин), и всё... Больше никаких вождей. 

Почему Чапаев совершенно безразличен к ткачам? Ведь это же странно сразу во многих отношениях. Командир дивизии получает целый полк. Ну, это же "любопытно"! Самые элементарные требования воинского этикета не позволяют командиру так явно "игнорировать" подчинённых. Да и что подумают старые чапаевцы о пополнении, если их командир так себя ведёт?

Чапаев - крестьянский вождь. Рабочие ему непонятны, он непонятен рабочим. С этим ничего не поделаешь.

 А почему Чапаев так холоден к Фурманову?

Вероятно, это связано с тем, что Фурманов несёт какие-то чуждые Василию Ивановичу городские "смыслы", а, кроме того, вносит начала бюрократической регулярности, убивающей поэзию войны. Это вовсе не значит, что Фурманов "плохой", и это вовсе не значит, что белых можно разгромить романтически-партизанскими способами. Но Чапаеву грустно.

А почему Чапаев не объяснил Фурманову, что бойцы делают в реке?

С точки зрения сюжета, Чапаев не хочет признаваться, что его бойцы струсили. Это умаляет его славу.

С точки зрения надсюжета Чапаев не хочет жаловаться на своих подчинённых. Если они побежали, значит, он и виноват. 

А с точки зрения сверхсюжета это "ныряние" носит сакральный смысл. Это крещение. Вчерашние мужики с добрыми намерениями сегодня становятся сознательными бойцами. Потом мотив крещения повторится в сцене пленения Петровича. Да и Чапаев не случайно погибнет в реке. Поэтому Василий Иванович тут проявляет своего рода целомудрие, не раскрывая тайны.

А после психической атаки Петька с улыбкой подносит Анке пасхальное яичко (посреди лета!). (см. эп. № 28).

При этом в картине "нет ни церкви, ни попов". За полтора часа никто лба не перекрестил. Единственное исключение - Петрович, который перекрестился перед тем, как сдаться чапаевцам. (эп. № 20)

А православные кресты появляются только в сцене психической атаки и в крайне негативном контексте. (эп. № 27)

Что из это следует? Вероятно, из этого следует то, что религиозные представления русских людей в ходе Гражданской войны особой роли не играли.

Петька принял Анку за мужчину. Может быть, этим создатели фильма намекают на то, что речь идёт не только о любовной истории? Это крестьянин и рабочий встретились на фронте.

Маленькая тонкость. Ткачи-добровольцы - в будённовках. Старые чапаевцы - в папахах, кубанках, в каких-то ещё меховых шапках. А Анка - в платке, а не в будённовке. Платок у неё чёрный, как и петькина кубанка.

В) "Гей по дороге...", песня, которую поёт полк ткачей.

http://iplayer.fm/q/%D0%B3%D0%...

Фурманов. "Чапаев".

VI. Сломихинский бой

<<Два часа спустя Петька Исаев докладывал Чапаеву, что собрались на площади и ждут его красноармейцы. Тут же пришел командир одного из полков, — вместе направились к площади. Командир дорогой пояснял Чапаю настроенье бойцов.

Чапаева Федор слушал впервые. От таких ораторов-демагогов он давно уж отвык. В рабочей аудитории Чапаев был бы вовсе негоден и слаб, над его приемами там, пожалуй, немало бы посмеялись.>>

Эпизод №4. Гуляночка с выстрелом.

6:27-7:05

А) Гармошка после боя. Частушки.

Петька стреляет из револьвера в воздух и торжественно произносит: «Тихо граждане, Чапай думать будет!»

Перед выстрелом Анка разговаривала с бойцом в папахе. 

Петька улыбается Анке. Анка улыбается Петьке. Платок у Анки на плечах. Должен же Петька видеть её волосы.

Б) Тут уместно будет привести выдержку из книги В.Б. Шкловского "Эйзенштейн" http://iknigi.net/avtor-viktor...

О сюжете «Чапаева», о монтаже смысловых построений

Разбита была эта картина на ряд завершенных кусков, неожиданных по завязке и развязке. Развязки были новыми завязками. Мы видим сцену, которую можно было бы назвать гульбой партизан. Партизаны веселятся. Но на крыльцо выходит ординарец и стреляет в воздух. Пауза. На паузе ординарец говорит: «Тихо, Чапай думать будет». Вот эта форма – Чапай, а не Чапаев, и этот способ – не звонок председателя и не стук по столу, а выстрел в воздух – дает своеобразное представление о возникновении дисциплины и о выделении командира, который должен думать за всех, и о том, что к его думе с уважением относится весь отряд.

В) А вот как веселились чапаевцы, когда всё было обдумано.

Фурманов "Чапаев"

IX. Перед боями

<<Когда [Чапаев] окончил — трудно уж было выступать Еланю, да и Федор [Фёдор Клычков - комиссар чапаевской дивизии в книге Фурманова] произвел не ахти какое впечатление. За речами — концерт. Он был такой чудесной импровизацией, какую можно было встретить лишь в те дни, и, верно, только на фронте.

Едва умолкли последние слова последнего оратора, — еще, казалось, стояли они в воздухе и все ждали следующих, других слов, — как грянула гармошка. Откуда он, гармонист, когда взгромоздился на эстраду — никто не заметил, но действовал он, бесспорно, по чьей-то невидимо-неслышимой команде. И что же грянул? Камаринского… Да такого разудалого, что ноги затряслись от плясового зуда… Чапаев выскочил молодчиком на самую середину эстрады и пошел и пошел… Сначала лебедем, с изгибом, вкруговую. Потом впритопку на каблуках, чечеткой… А когда в неистовом порыве загикала, закричала и захлопала сочувственно тысячеголовая толпа, левой рукой подхватил свою чудесную серебряную шашку и отхватывал вприсядку — только шпоры зазвенели да шапка сорвалась набекрень. Уж как счастлив был гармонист — вятский детина с горбатым лоснящимся носом и крошечными, как у слона, глазами на широком лице: подумайте, сам Чапаев отплясывает под его охрипшую, заигранную до смерти гармонь!

Последний прыжок, последняя молодецкая ухватка — и Чапаев отскакивает в сторону, вытаскивает изрядно засаленный дымчатый платок, отирает довольное, веселое, мокрое лицо…

Целый час не пустовать эстраде: плясуны теперь выскакивают даже не в одиночку, а целыми партиями. Охотников нашлось так много, что сущая конкуренция. Заплясавшихся подолгу бесцеремонно гонят: отплясал, дескать, свое — давай место другому! >>

Эпизод №5. Военный совет

7:05-8:37

А) Военспец с усиками и с седеющими висками докладывает план операции.

Елань высказывает свои соображения. Фурманов мудро уклоняется от такой чести.

На Фурманове пока косоворотка и пиджак. Фурманов курит трубку, один из соратников Чапаева - козью ножку.

«А теперь слушай, чего я буду командовать».

Б) На прощупывание Чапаева Фурманов ответит позже расспросами о II и III Интернационалах. (см. эп. № 16)

Чапаев, несомненно, на голову выше своих подчинённых по части военных дарований. Но он не отчаивается и время от времени проверяет, на что они способны, понимая, что нужда и опыт учат и медведя. Следующий два эпизода - целиком учебные. Чапаев учит уму-разуму Еланя (и Фурманова), Петька учит Анку пулемёту.

В) Фурманов "Чапаев"

V. Чапаев

<<Окружавшие молчали. Только изредка комбриг вставит в речь ему словечко или на вопрос ответит. Перед взором Чапаева по тонким линиям карты развертывались снежные долины, сожженные поселки, идущие в сумраке цепями и колоннами войска, ползущие обозы, в ушах гудел-свистел холодный утренник-ветер, перед глазами мелькали бугры, колодцы, замерзшие синие речонки, поломанные серые мостики, чахлые кустарники.

Чапаев шел в наступление!

Когда окончил вымеривать — указал комбригу, где какие ошибки: то переход велик, то привал неудачен, то рано выйдут, то поздно придут. И все соображения подтверждал отметками, что делал, пока измерял. Комбриг соглашался не очень охотно, иной раз смеясь тихомолком, в себя. Но соглашался, отмечал, изменял написанное и расчерченное. По некоторым вопросам, как бы за сочувствием и поддержкой, Чапаев обращался то к Вихорю, то к Попову, то к Шмарину:

— А ты што скажешь? Ну, как думаешь? Верно аль нет говорю?

Не привыкли ребята разглагольствовать много в его присутствия, да и мало что можно было им добавить — так подробно и точно все бывало у Чапаева предусмотрено. На него и пословицу перекроили:

«Чапаеву всегда не мешай… Ему вот как: ум хорошо, а два хуже…»

Эту новую пословицу выдумали только для него. И хорошо выдумали, потому что бывали прежде случаи, когда он послушает совета, а потом и плачется, бранится, клянет себя. И не забыть еще ребятам одного «совещания», когда они в горячке наговорили бог знает что. Чапаев слушал, долго слушал, и даже все поддакивал:

— Так, так… Да… Хорошо… Вот-вот-вот… Оч-чень хорошо…

Собеседники думали и впрямь, что он соглашается и одобряет. А кончили:

— Ну ладно, — говорит, — вот што надо делать: на все, што болтали, плюнуть и забыть: никуда не годится. Теперь слушайте, что стану я приказывать!

И зачал…

Да так зачал, что вовсе по-другому дело повернул — и похожего не осталось нисколечко из того, про что так долго совещались.

На совещании том были все трое — помнили его, и теперь уж лезли мало, много молчали, отлично знали, когда и где можно говорить, чего нельзя:

«Иной раз и совет, может, следует подать, это верно, а то — и словом одним беды натворишь!» >>

Эпизод № 6. Урок с картошкой.

8:38-11:55

А). Заставка «В занятой Станице».

В комнате двое.

Фурманов чистит картошку и курит трубку. Фурманов уже не в пиджаке, а в белой исподней рубахе.

На столе картошка, яблоки, папиросы и чугунок.

Чапаев ест яблоко.

Входит Елань с перевязанной левой рукой.

Отдаёт честь Фурманову и подходит к Чапаеву.

«Ранен? … Ну и дурак».

Чапаев его бранит и начинает с жаром учить (его и Фурманова) уму-разуму. Урок предназначен обоим. Чапаев обоих заставляет думать, а над Фурмановым ещё и подтрунивает (обозначает неприятельскую батарею с помощью фурмановской трубки).

Нечищеная картошка используется для обозначения своих войск. Яблоки изображают неприятеля. Трубка Фурманова – неприятельскую артиллерию, папиросы – неприятельские пулемёты (Чапаев не курит). Чугунок – «какое-нибудь возвышенное место».

Чапаев рассматривает пять ситуаций в ходе боя и предлагает разумные решения.

В ходе азартного показа Чапав смахивает со стола яблоки, и большую часть папирос и картофелин. Потом поднимает одно яблоко с пола, обтирает полой и принимается есть.

Елань с улыбкой возвращает ему любезность (за "дурака"): «А ведь ты врёшь, Василий Иваныч».

Чапаев улыбается и заразительно смеётся. Он – мастер, ему-то можно нарушать правила!

Б) Вместо того, чтобы показать бой, режиссёры ограничились заставкой "В занятой станице". Это - принципиальная установка. Не перегружать фильм боевыми эпизодами, нарушая тем самым уже сложившийся кинематографический канон.

Если уж в бой пошли такие молодцы, а план боя разработал сам Василий Иванович, то результат предопределён.

Чапаев уже вкусил с древа познания. Потому у него и яблоко в руке. А Фурманову и Еланю он яблочка пока не предлагает. Молодые ишшо!

Фурманов занимается делом, совершенно не свойственным комиссару дивизии - чистит картошку. С одой стороны - это указание на то, что Фурманов пока новичок и, при высокой должности, фактически проходит курс молодого бойца (поэтому он и одет уже не в штатское, но ещё и не в военную форму). С другой стороны, возможно, тут намёк на то, что казаки ушли всей станицей. А, с третьей стороны, трубка и картофель - что-то немецкое, петровское, городское, западническое. Хотя эти мотивы и приглушаются наличием родного чугунка. 

В) Елань в романе.

Фурманов. "Чапаев".

IX. Перед боями

<<Измученный непрерывными боями, дважды раненный, потерявший всякую способность спокойно мыслить и говорить, в двадцать два года казавшийся стариком, — таков был командир бригады Павел Елань.

Он еще в 1917 году бросил в деревне свое незамысловатое хозяйство и поступил в Красную гвардию. Скоро судьба столкнула его с Чапаевым, которому пришелся Елань по душе умной речью, быстрым делом и поразительной смелостью, доходившей до безрассудства. Чапаев назначил его командиром пешей разведки. И были случаи, когда втроем-вчетвером подбирался Елань к спящим казакам, а чаще того — к чехословакам. Откроет пальбу, нагремит, обезоружит и пригонит, глядишь, разом десятка полтора. Этих дел за ним числилось множество — таких же лихих, фантастических операций, которые выделывал и так любил сам Чапаев. На Иргизе, в Гусихе, в бою с чехами Еланю пробило ногу; похворал-похворал, отлежался. Чуть рана поджила — он опять в строй. Побыл недолго — в новом бою пробило руку. И не страшна была рана, не пугали операция, боль, мучительное лечение, — это все бы пустое, а вот жалко оставлять боевых товарищей. И тут не долежал — воротился раньше времени.

Непрерывные жаркие бои на Уральском фронте отняли последние силы, растрепали и без того слабые нервы. Его мускулистое загорелое лицо то здесь, то там подергивается нервной рябью; широкие ноздри дрожат, как у дикого зверя; растрепались мочальные русые волосы, испачкан чернилами красный — увы, уже морщинистый — высокий лоб; сухим, металлическим блеском горят воспаленные серые глаза; на широких рабочих ладонях — заскорузлые мозоли; ворот рубахи все время отстегнут, как будто жарко, душно ему; голос нервный, дрожит в разговоре, срывается на высокий пронзительный фальцет. Когда говорит Елань — с ним говорит весь его худенький, мускулистый, упругий организм; в такт сюда и туда подергивается голова, топают ноги, стучат кулаки. Елань себе цену знает и в обиду себя никогда никому не даст, даже своему командиру.

Его коснулась и разбередила стихийная и какая-то сказочная слава, которая выпала в степях на долю Чапаева. Закружилась от зависти голова, захватило от жарких надежд и желаний дыханье.

«А отчего бы и мне не быть Чапаевым?»

И он все время был полон этим чувством, которое отымало теперь в их встречах и искренность и теплоту, омрачало так еще недавнюю чистую дружбу. Чапаев чувствовал в Елане эту перемену, но никогда не согласился бы отпустить его от себя: он знал, что на таких Еланях родилась, держится и ширится его личная слава. А Елань не оставил бы Чапаева за славу, лучи которой падали и на него, за широкий путь, который тот открыл перед ним и на который увлекал за собою в неудержимо красочном порыве.

Встретились приятельски. Не пропустив ни одной минуты — сейчас же за стол, к карте, к приказам, прямому проводу, телефону… Гонцов за командирами полков, за начхозами, врачами, комиссарами… Картина установлена точно. Как будто все-все теперь предусмотрено, ничто не должно сорваться, только бы разыграть все, как по написанным нотам… Надо быть большим мастером, чтобы уметь разыгрывать по нотам! Елань был мастер на этот счет выдающийся, и уже через три дня слышно было, как он искалечил целую вражью дивизию. Сидели и вымеривали, вымеривали и обсуждали, обсуждали и спорили, не соглашались, предостерегали друг друга, потом договаривались, мирились на том, что всем казалось разумным.

— Теперь собраться надо с полками, — сказал Чапаев. — Кой-што, может, и им объясним…

— А… мигом!

Поднялся Елань и всем командирам наказал привести немедленно бойцов в самый просторный кинематограф…

— Да сказать, что товарищ Чапаев доклад станет делать! — крикнул он вдогонку. — Пусть приготовятся слушать…

Не понять, зачем сказал: вправду ли, в шутку ли, в насмешку ли над охотником «докладывать» Чапаевым? По тону ничего нельзя было понять — у него на шутки и на команду одинаковая речь.>>

Эпизод № 7. Учи, дьявол, пулемёту!

11:56-13:47

А) Петька и Анка заняты делом, но чувствуется, что их интересует не только пулемёт. На Анке, кстати, светлая косынка с легкомысленным узором.

И тут появляется змей и жестами советует Петьке перейти к активным действиям. Ну баба же, целая баба в боевых-то условиях!  Причём сам змей расположился на плетне как в партере. Петька его прогоняет и «делает попытку».

И тут Анка обливает его презрением и гневными словами. Петька обещает совершить рыцарский подвиг. Анка ставит его геройство под сомнение.

Пристыжённый Петька собирается уходить, но … Анка его не отпускает.

Пулемёт их связал.

Б) Всё это очень трогательно и мило. И Петьку я не стал бы уж очень строго осуждать за некоторую поспешность. Ну вот, когда он и она постоянно вместе и явно не противны друг другу, у него невольно появляется мысль: "А может быть, я всё усложняю? А может быть,  она уже злится на мою нерешительность, переходящую в трусость?"

Кстати, когда Петьку называют бабником, это совершенно непонятно. Никакими иными "бабами" он в фильме не интересуется, да и с Анкой обращается достаточно бережно.

Но это - с одной стороны.

А, с другой стороны, Петька прекрасно понимает, что ему, для начала, следовало бы подвиг какой-нибудь совершить. Да и Анка не против (подвига). 

Но есть тут и третья сторона. А кто, собственно, сказал, что это - любовная история? Анка - единственный "персонифицированный" персонаж из целого рабочего добровольческого полка, а Петька, пожалуй, почти единственный почти рядовой боец, представляющий крестьянскую массу. Не идёт ли тут речь об отношения между рабочим классом и трудовым крестьянством в целом? И некоторые трения и глубочайшая взаимная симпатия в таком случае становятся как-то понятнее и убедительнее. И даже то, что крестьянин учит работницу обращаться с военной техникой - "глубоко символично". Мужики-то не лыком шиты!

Эпизод №8. Разговор полковника с поручиком.

13:47-16:05

А) Железнодорожная станция. Паровозные гудки. Вагон для перевозки нижних чинов. На дебаркадере - зачехлённое крупнокалиберное орудие. У часового, охраняющего орудие (или пассажирский вагон?), винтовка с примкнутым плоским штыком, на голове - кепка, на ногах - обмотки.

Пассажирский вагон с уютными занавесками на окнах. Вагон оборудован для комфортного проживания. Изящный письменный стол, кожаное кресло, рояль (!), мягкий свет. Полковник Бороздин работает. Некий поручик стоит у карты почему-то в галифе с кожаным седалищем и сокрушается, что приходится воевать не с "фон Людендорфом", а с каким-то бывшим унтер-офицером. Полковник отвечает, что Чапаев - серьёзный враг.

Входит пожилой урядник (старший унтер-офицер) с благообразным староверческим лицом. Это Петрович. Петрович приносит полковнику на подносе чай взамен остывшего, кладёт в чай сахар, высыпает из пепельницы на поднос окурки и уходит. Услышав, что к нему обращаются, Петрович делает "кру-ом" и вытягивается во фрунт. Полковник просит принести почту, применяя волшебное слово "пожалуйста". Петрович отвечает "слушаюсь", и, назвав полковника "Сергеем Николаевичем", вновь по уставу поворачивается кругом и уходит.

Поручик потрясён и делает полковнику выговор за панибратство с нижним чином. Полковник снисходительно и терпеливо объясняем молодому человеку новую "тактику отношений".

Б) Разговор идёт в вагоне поезда. Полковник воюет на колёсах. Да и вообще, лишён почвы. 

Весьма странной кажется манера поведения поручика. С одной стороны, он требует строжайшего соблюдения уставных требований в отношениях с низшими чинами, а, с другой стороны, весьма непринуждённо держится в присутствии старшего офицера. Полковник мягко иронизирует над "господином поручиком", который "имел честь драться с самим фон Людендорфом", а теперь вынужден драться с Чапаевым. А после ухода Петровича поручик и вовсе плюхается без приглашения в кресло, закидывает ногу за ногу и вольно жестикулирует рукой с дымящейся папиросой. А полковник терпит и полемизирует, приводя убедительные доводы.

Что всё это значит?

1) Полковник Бороздин - антипод Чапаева. Рыцарь белого дела противостоят рыцарю красного дела. 

Полковник своими дарованиями заметно превосходит окружающих, но это вызывает у них не восхищение, а зависть и подозрение. Учеников у полковника нет.

2) Поручик - своего рода белый комиссар при полковнике. Формально его никто не назначал, но...

То ли он известен связями с контрразведкой, то ли есть у него влиятельный родственник в штабах, то ли просто человек способен донести. А, может быть, господа офицеры вообще недолюбливают полковника, как белую ворону. И полковнику приходится терпеть.

3) Полковник бесконечно умнее, проницательнее поручика, но это касается лишь "тактики отношений". Увидеть в Петровиче, с которым они на фронте с 1914 года, "душу живу", полковник не в состоянии. Это проявляется даже в мелочах. Петрович прекрасно знает вкусы полковника, но сахар в стакан кладёт в присутствии "барина". Мало ли что.

4) В одном из последующих эпизодов (эп. №18) Чапаев скажет Петьке: "Ты есть мой ординарец", - хотя, безусловно, Петька, по меньшей мере, адъютант.

Таким образом, выдерживается полная симметрия. У Чапаева - Фрунзе, Фурманов и Петька, у Бороздина - генерал (которому он докладывает план операции по уничтожению Чапаева), поручик и Петрович.

По авторскому замыслу друг другу противостоят "лучшие люди" борющихся армий (и их оруженосцы). 

Интересная деталь. Полковник и поручик курят папиросы (не те ли самые, что Чапаев смахнул со стола?). Немецкая привычка. Чапаев не курит (а Фурманов курит трубку)…

В) Фурманов "Чапаев"

XII. Дальше

<<Но положение обнаруживается еще более серьезное, еще более трагичное: на офицеров, оказывается, без оглядки полагаться тоже нельзя, — продадут, того и жди, красному командованию. Был пример. Человек десяток красных кавалеристов напоролись вплотную на неприятельскую цепь. Тут было сто двадцать солдат, два офицера, пулемет. Чего бы, кажется, легче — замести этих кавалеристов к себе или посшибать их моментально с коней? А получилось вот что. Офицеры крикнули своим солдатам: «Стрелять не смей!», выбежали навстречу кавалеристам и заявили, что хотят перейти со всеми солдатами на красную сторону… И заметьте — это при всех-то рассказах о «большевистской жестокости» и беспощадности к белым офицерам: не сробели, решились, пошли…

Ну, уж зато и крепко ж за них просили кавалеристы перед своими командирами, как будто добровольно сдавшимся что-то и в самом деле грозило страшное.

Офицеры оказались: один из конторщиков, другой — бывший народный учитель. Порассказали про «дисциплину» колчаковскую. Расстреливают офицеров за малейшую упрощенность разговора с солдатами; выполнение этикета и кастовых отличий требуется и взыскивается со всей жестокой суровостью. Страх перед «войском» отшиб разум высшему командованию, и оно в самом простом, бесхитростном разговоре офицера с солдатом видит злую сознательную «агитацию». Среди низшего офицерства идет брожение, — его рознь с высшим очевидная, глубокая, усиливающаяся с каждым днем. Эти рассказы офицеров были безусловно верны. Федор имел возможность проверить их и по документам, о которых упомянуто выше.

«Приказываю установить наблюдение за поручиком Власовым», — значилось в одном приказании начальника дивизии. «Установить самое тщательное наблюдение за офицерами Марковым, Жуком и Лизенцовым, пытавшимися вести разговоры с рядовыми», — значится в другом его распоряжении. Имеются запросы, справки об офицерах — и все шпионского порядка.

У Колчака явно неблагополучно. Дисциплина упала даже и среди офицерства, — ряд телеграмм говорит об ослушании, о невыполнении приказов.>>

Эпизод №9. Клистирныя трубки!

16:05-18:09

А) Лучший комический эпизод мирового кино. 

Комната в двухэтажном доме. Простенькие обои. Простой стол, три табурета. На столе чайник, белая кружка, мундштук... На вешалке шинель и вещмешок. У вешалки к стене прислонена трёхлинейка с игольчатым штыком.

Фурманов (уже в военной форме) чистит сапоги.

Ветврач и ветфельдшер пришли к комиссару жаловаться. А кому ещё можно пожаловаться на комдива?

Причём пришли они к нему как два интеллигента к третьему и разговор ведётся сочувственно и с полным взаимным пониманием и уважением.

И ветврач и ветфельдшер, вопроизводя слова Чапаева, говорят «докУмент».

Ветврач низенький, полненький, в очёчках. Ветфельдшер стройный, подтянутый, щеголеватый, с кудрями, выбивающимися из-под фуражки.

Фельдшер смотрит на врача с явным удовольствием, как на хорошего рассказчика, смакует каждое его слово и дополняет его речь отдельными репликами.

Фурманов наливает ветеринару в кружку воды из чайника. Ветеринар пьёт, продолжая жестикулировать, а потом задевает рукой кружку, поставленную на стол.

В ходе разговора звучит совершенно восхитительная формула: «Ну не могут военврач и военфельдшер аттестовать коновала на доктора!»

И тут вдруг появляется довольно расхристанный (и разгневанный) Чапаев и … два удручённых явной несправедливостью интеллигента молниеносно преображаются, узнают, что они являются клистирными трубками и строевым шагом рубят на выход.

Дуэт врача и фельдшера моментально распадается. Они действуют синхронно, но независимо друг от друга.

А Чапаев, обличая ветеринаров, довольно недвусмысленно засучивает рукав, потом подходит к лестнице, ведущей на второй этаж и становится на нижние ступеньки.

Б) Очевидный контраст с предыдущим эпизодом. Всё простенькое, немудрящее, но в доме на земле, на прочном фундаменте, да и винтовочка своя, родная. А Фурманов чистит сапоги. У него ординарцев нет. И далее продолжается "отзеркаливание" предыдущего эпизода. Если поручика покоробило, что нижний чин назвал полковника по имени-отчеству, то Чапаев требует экзаменовать коновала на доктора и угрожает, в противном случае, расстрелом. Там - органичное, естественное презрение к "чёрной кости", а тут столь же естественное и органичное желание разрушить кастовые перегородки и устранить неравенство.

В) А откуда у Чапаева такое странное желание, "экзаменовать коновала на доктора", он что, самодур?

Давайте спросим у Фурманова.

Фурманов. "Чапаев"

II. Степь

<<— Н-да… Отряд… Ну, а раненые с отряда, убитые у вас — их-то куда девали?

— Девали, — раздумчиво протянул Гриша, собираясь с мыслями. — Всяко девали: то не успеешь подобрать, этих казара докалывала, — небось, не оставит. А кого заберешь, — по деревням совали: тут у нас везде народ свой. И здесь вот бывали, в Таволожке. Да где не было — везде было…

— А лечили как?

— Тут и лечили, только лекарствов, надо быть, не было никаких, а чем бабушка вздумает, тем и помогает… Коли другой в город сноровит — этому еще туда-сюда, а здесь-то по деревням — эге, как залечивали!.. Ну, и где же ей, бабе темной, ногу закрыть, коли от ноги этой жилочки только болтаются да кости крошеные в погремушки хрустят… Какой тут баба лекарь человеку?

— А были такие? — с дрожью в голосе справился Федор.

— Отчего же не быть: на то война!

— Вот правильно! — брякнул нежданно Андреев, все время сидевший молча, глубоко в тулуп укутав голову, словно злой на кого али чем недовольный. — Верно говоришь! — повторил он с силой и дружески хлопнул Гришу по тулупине.

— Ну, известно, — смахнул тот весело рукой. — Всего бывало!>>

Тут уж и коновалу рад будешь, пожалуй.

Да мужики как-то и надёжнее.

VII. В пути

<<Недоверие к центру было у него органическое, ненависть к офицерству была смертельная, и редко-редко где был приткнут по дивизии один-другой захудалый офицерик из «низших чинов». Впрочем, были и такие из офицеров (очень мало), которые зарекомендовали себя непосредственно в боях. Он их помнил, ценил, но… всегда остерегался.

Не чтил и интеллигенцию. Тут ему не нравилось главным образом разглагольствование о делах и отсутствие видимого, живого дела, до которого он сам был такой охотник и мастер. Тех же из интеллигенции, которые умели дело делать, считал редчайшим исключением. Из этого отношения его к офицерству и к интеллигенции вполне естественно вытекало у Чапая стремление всюду поставить своих людей: во-первых, потому, что они — люди не слов, а дела, и надежны; во-вторых, с ними ему легче, и, наконец, как говорил он многократно, — «учить надо крестьянина и рабочего теперь же, а учить можно только на деле… Я ему приказываю быть начальником штаба — отказывается, дурак, а сам того не знает, что для него же делаю. Прикажу, поставлю, почихает неделю, а там, смотришь, и заработает, хорошо заработает, никакому офицеру так не сработать!»

Эта линия — выдвигать повсюду своих — была у него центральная. Поэтому и весь аппарат у него был такой гибкий и послушный: везде стояли и командовали только преданные, свои, больше того — высоко чтившие его командиры>>.

А, может быть, Чапаев этого коновала оценил "на собственной шкуре".

XIII. Уфа

<<Этот обстрел с аэропланов нанес немало вреда. Во время этой стрельбы ранило и Чапаева; пуля пробила ему голову, но застряла в кости… Ее вынимали — и шесть раз срывалась. Сидел. Молчал. Без звука переносил мученье. Забинтовали, увезли Чапаева в Авдонь — местечко верстах в двадцати от Уфы. Это было к вечеру 8-го, а на утро 9-го было назначено наступление…>>

Правнучка Василия Ивановича уточняет:

Чапаева Е. Мой неизвестный Чапаев. 

http://e-libra.ru/read/354326-moj-neizvestnij-chapaev.html

Глава 14. Кровь и победы.

<<А пока стоит июнь, Чапаев тяжело ранен, но рвется в бой. Пулю, которую он получил с колчаковского аэроплана в голову, не смогли вытащить врачи, служившие в прифронтовом лазарете. И все могло бы кончиться весьма печально, если бы не полковой коновал: он вывинтил вражескую пулю из головы Василия Ивановича лошадиными щипцами...

Этот случай «братья» Васильевы вставят в сценарий фильма «Чапаев», но так как фильм сильно сократят и порежут, в нем останутся лишь кадры, где Чапаев будет требовать, чтобы коновала экзаменовали на доктора. Пожалуй, самый непонятный кадр из всей киноленты...>> 

Эпизод № 10. Над Чапаевым смеёшься?

18:09-21:45

А) Ветеринары ушли. Чапаев проводил их взглядом, обернулся и увидел, что Фурманов с нарочито спокойным ест белый хлеб и наливает себе воду из чайника в ту самую белую кружку, из которой пил ветврач. 

- И ты с ними? Гнилую интеллигенцию поддерживаешь.

Фурманов ему возражает, спокойно и рассудительно.

На чашке отчётливо видна трещина.

Чапаев печалуется по поводу невозможности мужику "на доктора выйти" и вновь требует экзаменовать коновала. И тут уж Фурманов возражает ему с улыбочкой.

Чапаев приходит в ярость:

- Ты что, над Чапаевым издеваться? Застрелю, сволочь!

Но кобуры нет. Чапаев хватает табурет и поднимает его над головой Фурманова. Фурманов привстаёт, убирает улыбку с лица. Чапаев швыряет табурет на пол, а потом садится на уцелевший табурет спиной к Фурманову и берётся рукой за сердце. Фурманов встаёт и подходит к Чапаеву. На чапаевской гимнастёрке отчётливо видны следы от некогда отпоротого погона.

Рослый Фурманов стоит за спиной у сидящего Чапаева и возвышается над ним, как каланча. Фурманов пародирует гоголевского городничего, произнося фразу про Македонского и табуретки. Чапаев, услышав слово "полководец", моментально преображается, забывает обиду и просит рассказать ему о Македонском. А Фурманов наблюдает за происходящими в настроении Чапаева изменениями и как-то недобро наблюдает. 

Потом Чапаев поднимается на несколько ступеней по лестнице, ведущей на второй этаж. Облокотившись на перила, он напевает  "По морям, по волнам", довольно натуралистично чешет живот и подтягивает штаны.

Фурманов предлагает Чапаеву подтянуться. Чапаев переводит разговор в шутку, но, как видно из дальнейших эпизодов, "подтягивается".

Б)  Отзеркаливание разговора в вагоне продолжается. Если полковник Бороздин со своим бесцеремонным оппонетом утончённо язвителен, то Фурманов и Чапаев ссорятся весьма открытым и решительным образом. Почти до смертоубийства. Чапаев не боится Фурманова и не скрывает от него своих желаний и настроений. Потому и не боится, потому и не скрывает, что тут есть возможность договориться.

Фурманов остаётся под впечатлением от недавнего разговора с интеллигентными ветеринарами. Фурманов на их стороне, что подчёркивается и тем, что он с ветврачём пьёт из одной кружки.  А Чапаев-то переживает невозможность аттестовать коновала как драму. Или как частное проявление великой социальной драмы. И Чапаев тоже пришёл к Фурманову за сочувствием, но уже как к товарищу по партии и по оружию.

А тут какие-то улыбочки. Да Фурманов ещё и чай пьёт, будучи одет по форме. Ну, прямо чиновник, похохатывающий нам глупым мужиком-просителем.

Чааев обвиняет Фурманова в том, что он поддерживает «гнилую интеллигенцию». 

Потом, во время психической атаки, в фильме прозвучит знаменитый диалог:

-Красиво идут!

-Телигенция. (эп. № 27)

Лесть – самый верный путь к примирению. Фурманов сравнивает Чапаева с Македонским («тоже был великий полководец») и разговор сразу становится разговором друзей.

Фурманов, безусловно, прав, когда требует, чтобы Чапаев подтянулся. Но и простецкий внешний вид Чапаева, мне кажется, имеет объяснение. Почему щеголеватый (как ему и положено) недавний унтер-офицер ходит по штабу в гимнастёрке с расстёгнутым воротом, без ремня и босиком? А не хочется ему уж очень от бойцов отличаться. Душа у него к этому не лежит.

А Фурмакнов требует дисциплины, порядка, субординации. Правильно требует, слов нет. Но тут мы наблюдаем частное проявление общего жестокого правила: "Революция пожирает своих детей". 

На новом этапе революции Василию Ивановичу места уже нет. Его сменит кто-то другой. 

В) Вот как описывает эту ссору Фурманов.

Фурманов. "Чапаев"

XIV. Освобождение Уральска

<<Бывали у Чапаева и такие случаи, которыми обнаруживалось в нем какое-то мрачное самодурство, необыкновенная наивность, граничащая с непониманием самых простых вещей.

В этот вот приезд в Уральск, может быть, через неделю или полторы, как-то днем вбегают к Федору ветеринарный врач с комиссаром [А не с фельдшером, как в фильме - М.З.]. Оба дрожат, у врача на глазах слезы… Трясутся, торопятся — ничего не понять. (Ветеринарные комиссары вообще народ нежный.)

— В чем дело?

— Чапаев… ругает… кричит… застрелить…

— Кого ругает? Кого хотел застрелить?..

— Нас… нас обоих… или в тюрьму, говорит… или расстреляю…

— За что же?

Федор усадил их, успокоил и выслушал странную, почти невероятную историю.

К Чапаеву из деревни приехал знакомый мужичок, известный «коновал», промышлявший ветеринарным ремеслом годов восемь — десять. Человек, видимо, тертый и, безусловно, в своем деле сведущий. И вот сегодня Чапаев вызывает дивизионного ветеринарного врача с комиссаром, усаживает их за стол. Тут же и мужичок. Чапаев «приказывает» врачу экзаменовать в своем присутствии «коновала» и выдать ему удостоверение о том, что он, мужичок, тоже, дескать, может быть «ветеринарным доктором». А чтобы бумага была крепче — пусть и комиссар подпишется… Экзаменовать строго, но чтобы саботажу никакого. Знаем, говорит, мы вас, сукиных детей, — ни одному мужику на доктора выйти не даете.

— Мы ему говорим, что так и так, мол, экзаменовать не можем и документа выдать не имеем права. А он как вскочит, как застучит кулаком по столу. «Молчать! — говорит. — Немедленно экзаменовать при мне же, а то в тюрьму, сволочей… Расстреляю!..» Тогда вот комиссар на вас указал. Пойдем, говорит, спросим, как самый экзамен производить, посоветуемся… Услыхал про вас — ничего. Пять минут сроку дал… ждет… Как же мы теперь пойдем к нему?.. Застрелит ведь…

И оба они вопрошающе, умоляюще смотрели на Клычкова…

Он оставил их у себя, никуда ходить не разрешил — знал, что Чапаев явится сам. И действительно, через десять минут вбегает Чапаев — грозный, злой, с горящими глазами. Прямо к Федору.

— Ты чего?

— А ты чего? — усмехнулся тот его грозному тону.

— И ты с ними? — прогремел Чапаев.

— В чем? — опять усмехнулся Федор.

— Все вы сволочи!.. Интеллигенты… у меня сейчас же экзаменовать, — обратился он к дрожащей «ветенарии», — сейчас же марш на экзамен!!!

Федор увидел, что дело принимает нешуточный оборот, и решил победить Чапаева своим обычным оружием — спокойствием.

Когда тот кричал и потрясал кулаками у Федора под носом, угрожая и ему то расстрелом, то избиением, Клычков урезонивал его доводами и старался показать, какую чушь они совершат, выдав подобное свидетельство. Но убеждения на этот раз действовали как-то особенно туго, и Клычкову пришлось пойти на «компромисс».

— Вот что, — посоветовал он Чапаеву, — этого вопроса нам здесь не разрешить. Давай-ка пошлем телеграмму Фрунзе, спросим его — как быть? Что ответит, то и будем делать, — идет, что ли?

Имя Фрунзе всегда на Чапаева действовало охлаждающе. Притих он и на этот раз, перестал скандалить, согласился молча.

Комиссара с врачом отпустили, телеграмму написали и подписали, но посылать Федор воздержался…

Через пять минут дружески пили чай, и тут в спокойной беседе Клычкову наконец удалось убедить Чапаева в необходимости сжечь и не казать никому телеграмму, чтобы не наделать смеху. Тот молчал — видно было, что соглашался… Телеграмму не послали…

Подобных курьезов у Чапаева было сколько угодно. Рассказывали, что в 1918 году он плеткой колотил одно довольно «высокопоставленное» лицо, другому — отвечал матом по телеграфу, третьему — накладывал на распоряжении или на ходатайстве такую «резолюцию», что только уши вянут, как прочитаешь. Самобытная фигура! Многого он еще не понимал, многого не переварил, но уже ко многому разумному и светлому тянулся сознательно, не только инстинктивно. Через два-три года в нем кой-что отпало бы окончательно из того, что уже начинало отпадать, и теперь приобрелось бы многое из того, что его начинало интересовать и заполнять, притягивать к себе неотразимо. Но суждено было иное…>>

Эпизод № 11. Петрович просит за брата.

21:45-24:04

А) Полковник Бороздин беседует с неким упитанным господином в штатском и с оценивающим взглядом. Фрондирует при этом. Соглашается с Лениным (о важности крепкого тыла), порицает Ставку, в которой преждевременно делят шкуру. Полковник начинает говорить о том, что, по его мнению, нужно для восстановления России.

Тут появляется Петрович. Петровича не успел задержать задремавший часовой. Часовой в каком-то странном картузе, в обмотках, да и винтовка у него, кажется, не наша. Чех?

Петрович приходит с бумажкой. Это рапорт о задержании перебежчика с резолюцией полковника. Петрович просит за брата.

Полковнику крайне неудобно, он не хочет упасть в глазах своего собеседника.  А упитанному явно интересно, как поведёт себя Бороздин с этим хамом, вломившегося в вагон в тот момент, когда два господина заняты важной беседой.Чтобы скрыть свой интерес, господин берёт в руки газету. Газета называется "Приамурская жизнь".

Подумав немного, полковник принимает мудрое решение: смерть быструю он заменяет смертью медленной и мучительной.

Б) Петрович с Бороздиным с 1914 года, но полковник только теперь узнаёт, что под его началом служит и брат Петровича. Тактика отношений.

Полковник, возможно, и спас бы брата своего ординарца (всё спокойнее в бой идти и не оглядываться), но сразу два обстоятельства этому мешают. Во-первых, упитанный господин, а, во-вторых, можно предположить, что рапорт написал тот самый поручик, с которым полковник беседовал о фон Людендорфе.

А почему Бороздин, столь осторожный  и сдержанный в разговоре с поручиком, столь опасно откровенен в разговоре с этим неприятным типом в штатском?

А господин с "Приамурской жизнью", как я понимаю, покупатель с Дальнего Востока. Он действует по поручению "патриотических сил Дальнего Востока" или, скорее уж,  прямо по поручению японцев. 

Обречённость колчаковского воинства и самого "Верховного правителя" собеседникам ясна. Люди с Амура готовятся ко временама "после Колчака", присматривают толковых офицеров. Да и полковник не даром с таким комфортом устроился на колёсах. Ему есть куда отступать. Хоть до Амура, хоть за Амур. Но тут важно не продешевить, а Петрович появился так некстати.

Полковнику нравится Ленин (как организатор тыла, по крайней мере), полковник уважает в Чапаеве опасного противника. А почему, собственно, он на той стороне? У красных и размах другой и цели как-то понятнее. Вот и Якову Лукичу в "Поднятой целине" нравился размах колхозных дел (даже и в семом начале, когда техника на село ещё не поступает). Но работать не на свою глотку, а "на обчество" - это уж совсем дикость. Примерно так же понимает дело и полковник. Ну как это, пожертвовать комфортом и величать петровичей "товарищами"?

Эпизод №12. Ребята барахолят.

24:04-27:39

А) Заставка «Чапаевская дивизия продвигалась вперёд…»

Штаб и политотдел остановились в школе. Парты сдвинуты, на полу устроены постели.

Прибегает расторопный малый и сообщает Фурманову, что ребята из третьего взвода грабят крестьян. При этом комиссара малый величает Дмитрием.

Тот самый змей, который уронил винтовку с моста под хутором, а потом подбил Петьку на неэстетичный поступок, ныряет в хлевушок возле добротной избы и элегантно экспроприирует поросёнка. Стиль ограбления, пожалуй, ближе к румынскому, чем к немецкому (немец осматривает понравившуюся вещь, кладёт в карман, говорит "гут" и спокойне уходит, а румыны хватают курицу и убегают от безоружной женщины). Но, тем не менее, в ходе ограбления змей успевает произнести афоризм: "На войне и поросёнок - божий дар."

Хозяйка из добротного дома и хитрый мужик с завалинки единодушно выражают своё разочарование, и не третьим взводом, а Красной Армией в целом.

Фурманов вызывает командира отличившегося взвода и требует прекратить грабежи.

Комвзвода Жихарев – вояка, боевой товарищ самого Чапаева, красавец-мужчина, всем своим видом демонстрирует, что штафирки потревожили его без причины.

Тогда Фурманов объявляет Жихарева арестованным.

А дальше Жихарев начинает спуск с неба на землю. Сначала он собирается ударить комиссара плетью, потом – застрелить. А потом позволяет обезоружить себя нарочито беспомощному близорукому израэлиту. Причём обезоруженному оставляют шашку и возвращают плеть. Мы же не формалисты! 

Израэлит в будённовке, а Жихарев в мохнатой белой меховой шапке (кажется, в кубанке). Чапаевцы обычно носят чёрные головные уборы.

Убедившись, что Жихарев осознал, Фурманов заставляет его написать приказ барахольщикам. Политотдельцы при этом смотрят на Жихарева такими добрыми и понимающими глазами, что он сразу "осознаёт".

Б) В школе разворачиваются ещё несколько эпизодов фильма. (последни й- эп. № 22). Понятная символика. 

Политотдельцы понимают друг друга с полуслова, дружны и энергичны, но Фурманова зовут по имени. Одно дело - армейская дисциплина, другое - партийная. 

Самое обидное для Красной Армии - когда её отождествляют с белой. И самое опасное. Фурманов это прекрасно понимает и потому действует энергично и решительно. Весь политотдел с ним солидарен.

Покушение Жихарева на оскорбление комиссара действием и даже на убийство никаких правовых последствий за собой не влечёт. Сама процедура ареста - предельно щадящая. Арестованному оставляют шашку и плеть. Мы же не формалисты. 

В) В фильме грабёж представлен как некий изолированный постыдный эпизод. Фурманов в романе описывает дело несколько иначе.

Фурманов "Чапаев"

VI. Сломихинский бой.

<<Одна за другой подходили к дому женщины-крестьянки. Настойчиво жестикулируя, они доказывали что-то вестовым и караульным, тщетно пытаясь проникнуть в штаб. В окно было видно, что их не пустят, — невозмутимый, усмешливый вид красноармейцев был тому порукой. Федор вышел на волю, расспросил, в чем дело, узнал, что они жаловались на новых своих гостей — красноармейцев, которые-де растаскивают имущество. Федор немедленно отправился с ними на место, расспросил, осмотрел, записал, обещал разыскать и воротить пропавшее.

Грабежи были — этого никак нельзя отрицать. Грабежи во время вступления войск в населенные пункты, видимо, явление неизбежное, и это Федор многократно впоследствии имел возможность наблюдать как на своих, на красноармейских, частях, так и на войсках врага. Это — нечто стихийное, с чем трудно бороться, что в корне уничтожить немыслимо, пока существует война. Это свойственно бойцу наших дней по природе всей его взвинченной, специфически военной, разрушительной психологии. Военные грабежи пропадут только с войной. Это так. Однако же это вовсе не значит, будто с ними нельзя бороться уже теперь и бороться даже очень, очень успешно!

Федор наткнулся на целый ряд грабежей, вовсе бессмысленных, не имевших в себе нисколько корыстного начала. Идет, к примеру, красноармеец, тащит огромный узел со всяким барахлом.

— Что у тебя? Покажи.

Он совершенно спокойно раскладывается с узлом на снегу, развязывает, вытаскивает оттуда детские рубашечки, пеленки, игрушки, разные тряпки, платьица…

— На что это тебе, дружина?

Молчит. Сам видит, что ни к чему.

— Зачем брал-то, спрашиваю?

— А мы все кому што: взял и понес.

— Зачем же все-таки?

— Почем я знаю…

— А у меня женщина была, плакала, искала. Надо быть, это самое бельишко и есть…

— Может, оно… Пущай берет, — согласился парень без жалости.

— Не «берет», а отнести надо, — внушительно, дружески, беззлобно сказал ему Клычков.

— И отнести можно, — согласился тот. — Конешно, отнести, — чего ей, бабе, барахтаться? Ты укажи, я сам снесу.

Федор узнал, где тот хватил узел, и направился вместе с ним. Красноармеец принес, молча положил его на железную ощипанную кровать, помялся неловко на месте, взялся за скобу и вышел молча.

Федор встретил другого. Этот голову всунул в плетеную детскую колясочку — может, в печку тащил, а может, и просто позабавиться. Бывало и это, по-разному забавлялись.

Сгребут, бывало, здоровеннейшие лапищи какого-нибудь вихрастого Михрютку, у которого сапожищи потяжеле да грязи на них в аршин, у которого в ляжках три пуда да полпуда в льняных кудрях, — сгребут и волокут его к такой вот что ни на есть ангельской колясочке. Визжит-брыкается Михрютка, страстным воем пугает мимо идущую публику. В станице ли, в деревне али в городе — игра везде одинаковая. Как ни визжи, а забава состоится: в подмогу со всех сторон сбегаются ребята, помогут они вязать, держать, скрутить парня начисто в детскую колясочку. Свяжут его, прикрутят честь честью и руки веревкой заплетут, а потом выбирают, где горка покруче да с горки его… на колесиках… кувырком!

Ха-ха-ха! То-то забава молодецкая!

И тут результат был один: колясочку парень Клычкову возвратил без малейшего сожаления, она ему была совершенно не нужна и соблазнила только своим разукрашенным видом.

Многое разыскали, многое возвратили, станица поутихла, перестала жаловаться.>>

Помимо сказанного Фурмановым прямо, следует, вероятно, учитывать и то, что «события» происходят на территории враждебного на тот момент Красной армии субэтноса, а уровень жизни у этого «субэтноса» заметно выше, чем в крестьян Заволжья.

Эпизод № 13. "Ну хто ты такой?"

27:39-30:12

А) Чапаев и Петька подбегают к школе. Входят с некоторыми предосторожностями. Петька заглядывает в оно и открывает дверь Чапаеву. Фурманов с Чапаевым сталкиваются у двери.

На Чапаеве сапоги со шпорами. 

«Где Жихарев?»

Фурманов отвечает, что Жихарев сидит под арестом и незаметно вручает приказ Жихарева расторопному и понятливому пареньку.

Чапаев протестует против ареста Жихарева. Жихарев - боевой товарищ, а Фурманов – бумажная душа, а запретить то, что Жихарев разрешил, может только Чапаев.

Сказав это, Чапаев пытается освободить Жихарева силой. Но часовой (тот самый тщедушный израэлит) Чапаева не пускает и тот с часовым не спорит.

Петька потрясён.

Тогда Чапаев в ярости бросает на пол шинель, папаху, расстёгивает ремень, снимает портупею и пытается расстегнуть ворот гимнастёрки, но, пальцы не слушаются и он рвёт ворот.

"Кто хозяин дивизии, ты или я?"

Дальше между Чапаевым и Фурмановым происходит несколько односторонняя перепалка. Чапаев говорит "жалкие слова" и сводит всё к межличностным отношениям, а Фурманов говорит спокойно и уверенно. Чапаев постепенно успокаивается, но с Фурмановым не соглашается. 

Б) У Чапаева три причины протестовать.

1. Он – начальник дивизии. Если кто-то будет кого-то в дивизии арестовывать, даже не ставя командира в известность, то какой он начдив?

2. Жихарев – боевой командир, боевой товарищ. Он жизнью сто раз рисковал, а тут его за поросёнка арестовали. (Жихарев же не дурачок, он прямо никому грабить не разрешал. Ну, вот, «не доглядел»).

3. Фурманов, толком пороху не нюхавший, арестовывает лихого вояку.

Резоны достаточно серьёзны, но и Фурманов понимает, что освободить Жихарева нельзя. Примирение невозможно, но тут появляется бородатый «бог из машины».

Очень интересно, что Чапаев не вырвал винтовку из рук тщедушного часового и не освободил Жихарева силой. Военная косточка.

Фурманов отвечает спокойно, но твёрдо. Чапаев переходит к личным нападкам: «К чужой славе хочешь примазаться? А ну вон из дивизии! К чёртовой матери!»

Фурманов в этом эпизоде явно прав, и совершенно не обижается, не дразнит и не провоцирует Чапаева. Он очень доброжелательно говорит о главных вещах.

Да и Чапаев, разумеется, не сторонник грабежей. 

И тут раздаётся деликатное покашливание…

В) Вот воспоминания часового, легкомысленно выпустившего обойму в галок

Фурманов "Чапаев" 

II. Степь

<<— Ты стрелял?

— Нет, — говорю, — не стрелял: не я!

— А кто же галок-то поднял, хрен гороховый?

— Так, видно, сами, — говорю, — полетели!

— А ну, покажи! — и хвать за винтовку. За винтовку хвать — а она пустая.

— Што? — говорит. — А патроны где, — говорит, — возьмешь, сукин сын? Казаков чем будешь бить, колода? Галка тебе страшнее казака? У, ч-черт! — да как двинет прикладом в бок!

Молчу, чего ему сказать? Спохватился, да поздно, а надо бы по-иному мне: как норовил это за винтовку, а мне бы отдернуть: не подходи, мол, застрелю: на карауле нельзя винтовку щупать! Он бы туда-сюда, а не давать, да штык ему еще в живот нацелить: любил, все бы простил разом…

— Любил? — прищурился любопытный Федор.

— И как любил: чем его крепче огорошишь, тем ласковее. Навсегда уважал твердого человека, что бы он ему ни сделал: «Молодец, — говорит, — коли дух имеешь смелый…» >>

Продолжение следует. 

Мы с вами посмотрели первую треть картины. 

Разрешите получить замечания. Если замечания будут по отдельным эпизодам, то, может быть, лучше указывать и номер эпизода?