Суворин о коронации

Дневник А. С. Суворина

http://az.lib.ru/s/suworin_a_s...

А.С. Суворин

1896 год

14 мая.

Коронование. Был в Успенском соборе. Пришел туда в 7 1/2, окончилось в 12 час. 45 мин. Вечером смотрел иллюминацию. Таким образом, 6 часов на ногах в церкви и часа два вечером ходил. Отлично спал и сегодня бодрее проснулся. Очевидно, правильная жизнь именно в этом, а не в том, как я живу. В соборе Владимир Анат. оправлял так усердно порфиру на царе, что оборвал часть цепи Андрея Первозванного, которая надета была на государе. Государь прекрасно прочел "Верую", но молитву поспешно неуверенно. "Новое Время" напечатало молитву, которую произносил Павел Петрович. Я послал ее туда, вырвав из брошюры о коронации Павла I, и думал, что молитва эта остается тою же. Оказывается, что ее всю сократили, не желая утруждать императора долго стоять на коленях. Много недовольных милостями и наградами, но много и довольных. Ратьков-Рожнов в отчаянии, что сыновей его не сделали камер-юнкерами. Воронцов-Дашков сказал: "пускай они знают, что деньги еще не все".

Сазонова говорила, -- что самое дорогое блюдо -- от Царства Польского, 24 000 руб. На нем изображена шкура льва с огрубленными когтями лап. Выходит, символ какой-то. Почему шкура, а не весь? Москва -- блюдо в 5000 р. От тульского дворянства собрано на блюдо 3000 руб., блюдо заказали в 1000, а остальные пожертвовали. Дворянству не дали собраться, а то оно хотело, вместо блюда, пожертвовать капитал. Набралось бы миллиона два. Государь не хотел принять подарка от волостных старшин, ни от населения. Он выразился, что ему дарят такие вещи, которые у него не находятся в употреблении, а потому такие подарки бесполезны, затем, дорогие подарки, как он сказал, ему прямо неприятны.

Раздача объявлений о коронации привела к беспорядкам, -- кого-то избили, опрокинули карету... Оказалось, что это устроили скупщики, которые наняли по 30 коп. всякий сброд, который толкался гурьбой и выхватывал листы. Скупщики платили еще и с листа. Объявления эти продаются по 5 руб. Нажива, стало быть, знатная.

Богданович со своей свояченицей ездят с картинами. Я ему сказал сегодня по поводу раздачи его бесплатных книжек (он получает за них деньги. При прошлом царе ему выдали 10 000 за эти портреты, где в середине божия матерь, а по бокам государь и государыня, чтоб народ молился на богородицу и уже кстати на царя и царицу), что он воображает, что Николай II короновался не один, а вместе с Богдановичем, и что как это странно, что пишут о коронации государя, а не пишут о коронации Богдановича. Его свояченица говорит: "Евг. Вас. -- народный человек". Вот некому изобразить этого удивительного плута и лицемера.

Он сегодня был у королевы греческой и судачил с ней об императрице, что она кланяться не умеет, -- "А Суворин это заметил?" -- спросила будто бы она его. -- "Я, -- сказал он, -- признаюсь, соврал: сказал, что и Суворин заметил". Удружил, нечего сказать! Думаю, что греческая королева видит насквозь этого господина, лицемерию которого конца краю нет. А, впрочем, чорт с ним! Иногда он удивительно жалок.

* * *

<...>

Повторение иллюминации сегодня менее эффектно. Ветер был и выходило не эффектно там, где горели свечи в стклянках. Но где было электричество, там хорошо.

Правдин говорил, что вчера толпа студентов шла по Тверской и пела "Боже, царя храни". Он видит в этом манифестацию за царскую милость. Я слышал вчера, как в 1 1/2 часа ночи пели "Боже, царя храни" перед генерал-губернаторским домом, потом крики ура.

Сегодня тоже в 1 1/2 часа ночи толпа молодежи человек в 50 прошла мимо генерал-губернаторского дома и пела "Спаси, господи, люди твоя". На Тверской мало народа.

18 мая.

Сегодня при раздаче кружек и угощения задавлено, говорят, до 2000 человек... Трупы возили целый день и народ сопровождал их. Место ухабистое, с ямами. Полиция явилась только в 9 часов, а народ стал собираться в два. Бер публиковал несколько раз о кружках, и в Москву в эту ночь по одной Московско-Курской дороге приехало более 25 000. Что это была за толпа и что это за ужас! Раздававшие бросали вверх гостинцы, а публика ловила. Одна баба говорит: "До 2000 надавили. Я видела мальчика лет 15, в красной рубахе. Лежит, сердечный". Сзади мужик лет 30-ти возмущается: "Я бы мать высек, зато, что она пускает таких детей. До 20 лет не надо пускать. Ишь, позарилась на такой пустяк. Кружку эту через две недели можно купить за 15 коп." -- "Кто же знал, что беда такая будет?". Было много детей. Их поднимали и они спасались по головам и плечам. "Никого порядочного не видел. Все рабочие да подрядчики лежат", -- говорил какой-то мужчина о задавленных. Справедливо говорят, что ничего не следовало раздавать народу. Теперь не старое время, когда толпа в 100 000 человек была в диковинку. Собралась полумиллионная толпа, и это должны были предвидеть. В 20 минут 4-го государь и государыня проехали обратно по Тверской, сопровождаемые криками. Сколько я мог разобрать, враждебности в толпе не было заметно. Воронцов, министр двора, сам в 9 часов дал знать государю, что задавлено 2000 человек, по слухам, и сам поехал на место, чтобы проверить. Говорили, что царь, под влиянием этого несчастья, не явится на народном гулянье. Но он был там. Я только что уезжал с Ходынки, около 2 часов, когда он ехал к Петровскому дворцу. Это несчастье омрачило праздники и омрачило государя. Что-то он говорил и что он думал! Еще вчера в театре он был весел. Что за сволочь эти полицейские поголовно и это чиновничество, которые стараются только отличиться! Где проезжает высшее общество, там приготовляют все места за два, за три часа, расставляют городовых непрерывной цепью, казаков и т. д., а о публике обыкновенной, о народе нисколько не думают. Как это возмущает душу! Я было написал о коронации и получил корректуру своей статьи сегодня здесь, но после всего этого стыдно говорить в том тоне, в каком я написал.

Сегодня как раз обед старшин в Петровском дворце. Гибель тысячей едва-ли прибавит им аппетита. Несколько трупов привезли в часть, расположенную на Тверской площади, против дома генерал-губернатора. В Москве все просто делается: передавят, побьют и спокойно развозят, при дневном свете, по частям. Сколько слез сегодня прольется в Москве и в деревнях! 2000 -- ведь это битва редкая столько жертв уносит! В прошлом царствовании ничего подобного не было. Дни коронации -- стояли серенькие, и царствование было серенькое, спокойное. Дни этой коронации -- яркие, светлые, жаркие. И царствование будет жаркое, наверное. Кто сгорит в нем и что сгорит?? -- вот вопрос! А сгорит, -- наверное, многое, но и многое вырастет! Ах, как надо нам спокойного роста!

Государь дал на каждую осиротелую семью по 1000 руб.

Камергеру Дурасову я сегодня напел резких речей, когда он сказал, что напрасно доложили государю о погибших. Их -- 1138. Завтра на Ваганьковском кладбище будет устроен морг и там будут разложены трупы для определения их фамилий и проч.

Следующие коронации, -- если они вообще будут только, -- обойдутся уж без кружек и царских гостинцев. Это -- последняя даровая раздача. Сегодня отменили раздачу жетонов в церквах. В прошлую коронацию в одной из церквей народ повалил престол, и священник должен был спасаться в амбразуре окна в алтаре.

Обер-церемониймейстер Долгоруков доволен Власовским.

"По моему, он прекрасно распорядился, но так как необходима жертва, то он будет жертвой!" Я думаю, что и Воронцову-Дашкову влетит, хотя он тут и не при чем. Многие московские газеты раздували народный праздник и его устроителя Бэра, печатали его портреты, сулили чего-то необыкновенного. И вышло необыкновенное.

Вчера придворная цензура задержала статно для "Русского Слова", где говорится, что радоваться нечего, а следует печалиться об умершем императоре, который так много сделал.

Многие хотели, чтобы государь не ходил на бал французского посольства, т.-е., иными словами, чтобы посольство отложило свой бал в виду этого несчастья. Командир кавалергардов Шипов говорил: -- "Стоит откладывать бал из-за таких пустяков! Это всегда бывает при коронациях". Гр. П. А. Шувалов не поехал на бал.

Как противен Богданович со своим лицемерием, многословием, ханжеством и выставлением себя самого впереди всех! Что он говорил сегодня! И как у него уживается ханжество и благочестие с самой надменною разнузданностью? Но этого человека еще многие боятся.

Толпа -- всегда толпа. Самая просвещенная -- все-таки толпа. Вчера во время торжественного спектакля в коридорах, во время антрактов, около столов была давка. Около закуски давка. Во время несчастий в театрах -- самая отчаянная паника.

Кто виноват в несчастья? Нераспорядительность. Полиция поверила в народ, в тишину, в спокойствие. Власовский говорил, что 100 казаков и городовых достаточно.

19 мая.

Сегодня был на Ходынском поле. Всюду настроили треугольных павильонов, иллюминовали все, что только было возможно, выписали моряков, чтобы приделать электрические лампочки на игле Спасской башни, наделали павильонов для делегаций на пути въезда царя, но даже не закрыли колодезей, не разровняли рва, около которого построены бараки, из которых выдавались царские подарки... был там сегодня и наслушался рассказов. Бараки построены друг около друга, выступая ко рву острым углом, и между ними проход для двух человек. Их целый ряд. От угла бараков до рва, шириною в 70--80 шагов, -- 25--26 шагов. Ров песчаный, весь изрыт глубокими ямами. Есть два колодца, заделанные полусгнившими досками. Один господин рассказывал, что он говорил члену Городской Управы Белову и архитектору думскому, чтобы засыпали колодцы, не обратили внимания. Из колодца, глубиною, кажется, до 10 сажен, вырытого во время выставки 1882 года, вынуто 28 трупов. Сегодня утром вынуто 8, говорят есть еще. Велено было через газеты собираться со стороны Тверской. "Если бы нам сказали: от Ваганьковского, мы и оттуда бы пошли, нам все равно, там этих ям нет, и там во время раздачи было просторно". Вся вина в том, что начали раздавать раньше 10-ти, как было объявлено, часа в 3--4. Многие знали и все знали час. Но когда распространился слух, что раздают -- сразу бросились, попадали в ямы, в колодцы, падали и мертвыми телами делали мост. Подъем изо рва к баракам крутой, точно крепость, а бараки, находясь в 25 шагах ото рва, представляли собою именно крепость, которую надо было брать. Те, которые благополучно перешли через ров, столпились около бараков. "Караул! спасите! ой! ай!" слезы, отчаяние. Сотни казаков, расставленных по ту сторону бараков, пропускали тех, которые не хотели ничего брать и молили только, чтоб их пустили. Другие перелезли через ограду, которая на расстоянии сажен 50 отделяла одну часть бараков от другой. Образовалась толпа и с той стороны бараков, и в этих воронках легли целыми кучами мертвые. Один рассказывал: "Не иначе, как заговор был. Около меня были две барышни, лет 10-ти. Прижали нас в проходе. Я и говорю: вытащим барышен. А мне говорят: Зачем они пришли! Я старался раздвинуть руки, а мне кричат: не толкайся! Я насилу вышел". -- "А барышни?" -- спрашиваем мы. -- "Их подавили. Я видел их мертвыми". Другой, квасной торговец, рассказывал: "Я пробрался почти к баракам. Начали давить от бараков, я упал навзничь в ров и скатился в яму. Кричу, протягиваю руку. Кто-то подал мне руку. Я стал лезть, но руку выпустил и полетел в другую яму. Падали и навзничь, и прямо. Кто -- где. Посмотрите, что это такое -- яма на яме". -- "Где больше всего попало?" -- "У проходов. Тут становились на плечи, карабкались под крышу бараков, пролезали внутрь, влезали на крыши, отрывали доски. Крики, стоны. Я убежал". К 3 часам многие ушли, а тела скучили. В 9-м часу пришла полиция. Стали убирать мертвых: побрызгают водой -- не оживает, -- тащат и кладут в три ряда, "как дрова в сажень", -- выразился один. Государь встретил один из возов на Тверской, вылез из экипажа, подошел, что-то сказал и, понурив голову, сел в коляску. Настроение сегодня мрачное, ругательное. Один торговец говорил: "Этих распорядителей надо на Сахалин. Да и этого мало, -- куда-нибудь подальше и похуже. Кровопийцы, народной кровью напились!" Рассказы однообразные, но отражающие момент этого ужаса. "Теперь станут говорить, -- сказал один крестьянин, лет 45, -- что народ виноват. А чем мы виноваты? Вот теперь на Ваганьковском кладбище 1282 трупа и все кладбище окружили войсками, точно мертвые в этом нуждаются. А вчера не было ни городовых, ни войска. Народу миллион было. Как тут самим управиться?" Говорят, были пьяные, угощавшиеся водкой около рва. Затем босые команды были. Винят Власовского (вчера говорили, что он стрелялся, но адъютант подтолкнул руку, и он выстрелил в картину -- ничего этого не было), но он не о двух головах. Три начальства. Вел. кн. Владимир враждует с Воронцовым и не давал войска. Сергей тоже не хотел признавать Воронцова -- и вот результат. Народ и говорит не без оснований, что нарочно это устроили. "Нам западни устроили, волчьи ямы". Государю следовало бы поехать посмотреть эти ямы и брустверы. Он увидел бы, как его подданные брали штурмом крепость его подарков. Эти ущелья г. Бера должны остаться историческими. "Беровские ущелья!" Ничего не сообразили. Но кто-то зато сообразил заказать кружки за границей и брал командировку заграницу, чтобы посмотреть, как заготовляют кружки. Если сообразить, что кружек заказано 400 000, что каждая из них стоит 10 коп. и еще на 5 коп. гостинцев, с тощей брошюрой "Народный праздник", то всего на всего эти подарки составляют по большей мере 60 000 руб. Но стоимость полиции гораздо дороже обошлась. Другие увеселения и театры, на которые отпущено 90 000 руб., ничего не стоили по своему значению. Вообще, тут делалось все без головы, делалось чиновниками, которые свои квартиры во время иллюминация украсили разными орденами в виде лампочек. "Они хотят указать царю, какие ордена они желают получить", -- сострил кто-то.

На Ваганьковском кладбище трупы лежали в гробах и без гробов Все это было раздуто, черно, и смрад был такой, что делалось дурно родственникам, которые пришли отыскивать своих детей и родных. Одна женщина сказала мне: -- "Я узнала брата только по лбу".

* * *

Во время коронации у Набокова, который нее корону, сделался понос, и он напустил в штаны.

* * *

В "Славянском Базаре" сегодня масса завтракало. Около нас сидел Монтебелло с женою, Бенкендорф и еще кто-то. Вообще, зала "Славянского Базара" соединила все племена и наречия.

* * *

Если когда можно было сказать: "Цезарь, мертвые тебя приветствуют", это именно вчера, когда государь явился на народное гулянье. На площади кричали ему "ура", пели "боже, царя храни", а в нескольких стах саженей лежали сотнями еще неубранные мертвецы.

20 мая.

Сегодня бал у вел. кн. Сергея Александровича. Окна освещены и открыты. Блестящие фигуры дам и кавалеров ходят по залам... Очень нестройные, но крики "ура" временами раздаются. Сегодня виделся с Вл. Ив. Ковалевским. Очень светлый и ясный ум. Он говорил о государственном совете, о том, что этот совет не имеет инициативы законодательства, а имеют ее только министры. Губернаторы в своих, сметах указывают на нужды, государь делает отметки, но от министров, зависит предложить тот или другой закон. Нет ревизионного сената, который был при Петре Великом. В государственный совет попадают люди, совсем отжившие. Хорошо бы если бы государственный совет имел право образовывать при себе комиссии и принимать в них экспертов для разбора тех законопроектов, которые в него поступают. Говорил об одном американце (журналисте), которого принимал Николай II, говорил с ним 1 1/2 часа, и он говорил, что для конституции Россия еще не готова по той причине, что она еще не объединена, что собранное или недоросло, или переросло. Он обещал мне дать прочесть это.

* * *

У Воронцова-Дашкова сегодня совещание, в котором участвует следователь по несчастью 17 мая. Государь каждый день по несколько раз справлялся о результатах. Юзефович ("Южный край") и Комаров хотят ходатайствовать о том, чтобы государь принял журналистов. Я завтра уезжаю.

* * *

Рассказывал сотрудник "Киевлянина", что будто 17 мая некоторые рабочие пакостили в свои картузы и клали их у царского павильона, говоря: "Вот тебе подарок". Этим протестовали против жертв. "В царских подарках" все было довольно гнило. Оно и возможно, потому что 400 000 порций можно было заготовить только заранее.

21 мая.

<...>.

* * *

Государь, говорят, подошел к Власовскому и сказал ему, что он на него не сердится, потому что Воронцов сознался, что он один во всем виноват.

22 мая.

Одна дама слышала разговор двух мужчин в вагоне по-английски, которые говорили, что во время народного праздника в Москве будет много убитых. Она сказала тогда же об этом полковнику Иванову, служащему при градоначальнике, и теперь телеграфировала вел. князю Сергею Александровичу. Может быть, это просто сумасшедшая какая-нибудь.

Я в Петербурге. Мне показалось дома так жутко, точно я умираю. Как это ни странно, но именно такое настроение странное.

Вчера перед отъездом я видел d'Alheim, корреспондента "Temps". Он мне рассказывал, что 19 или 20 мая вел. кн. Владимир, принц Неаполитанский и др. забавлялись возле Ваганьковского кладбища стрельбой голубей, в то время, когда на этом кладбище происходили раздирающие сцены. Принц Неаполитанский убил, кроме того, коршуна. Народ тоже не похвалит за это, когда узнает. А узнает он наверное. D'Alheim спрашивал, не достанется ли ему за то, что он поставил рядом эти два "события", гибель людей и голубей, столь же невинных, как люди, и так же связанных и посаженных в клетки, как связаны и посажены были в ямы люди.

30 мая.

Вчера опять приехал в Москву. Остановился в "Дрездене". От Чехова получил телеграмму, что он приедет сегодня в 10 часов, ибо должен присутствовать на экзамене в своем училище. Вчера завтракал в "Славянском Базаре" вместе с Садовским, Мих. Пр. Он говорил, что его дворник был на Ходынке и погибал. Увидев человека, закричал: "помогите!" Тот протянул ему руку, и он было полез, но в это время за пояс его ухватились люди и не пускали. Пояс был с пряжкой, кожаный, он расстегнул его одной рукой и вылез, а пояс оставил в руках тех, которые ухватились за него. В толпе он заметил девушку: она была мертвая, но в толпе стояла, сжатая ею, и голова ее то наклонялась на грудь, то опрокидывалась назад. Таких мертвых было много, которых толпа в движении своем носила, ибо упасть им было некуда.

К нам подсел один полицеймейстер, или что-то в роде. Он говорил, что Власовский отказывался от устройства народного праздника с одною полицией и просил войска, но вел. кн. Сергей отказал в войске, сказав, что во время похорон Александра народ вел себя примерно и что он поэтому и тут не ударит в грязь лицом. Архитектор Николин, строивший буфеты, показал, что ямы во рву нарочно не зарывались, чтоб они сдерживали народ. Хотя местность эта отведена была в ведение дворцового ведомства, но полиция все-таки имела право наблюдать за ней и приказать выравнять ямы.

Е. В. Богданович говорил, со слов якобы вел. кн. Константина Константиновича, что императрица Мария Феодоровна говорила государю, что он может ехать на французский бал, но чтобы не оставался там более получаса. Но вел. князья Владимир и Сергей уговорили его остаться, говоря, что это -- сентиментальность, что тут-то и надо показать самодержавную власть, что в Лондоне будто бы погибло на каком-то празднике 4000 человек, и ничего.

Говорят, что назначено следствие под начальством графа Палена. Но также, говорят, что оно отменено по настоянию вел. кн. Владимира, что государь на одном дню три раза менял свои решения. Он издал манифест о том, что чувства "одушевленной любви и безмерной преданности своему государю" послужили ему утешением в "опечалившем, его посреди светлых дней несчастий, постигшем многих из участников празднества" на Ходынском поле. "Русское Слово" (No 143) об этом напечатало статью.

* * *

В "милостивом" манифесте упомянуто слово "ликовать" или ликование. Митрополит Сергий, при встрече их величеств в Троицкой лавре, сказал между прочим: "Великая обитель сия, преданная тебе, со священным ликованием сретает тебя, моляся, да благополучно будет и долговременно твое царствование".

В моей первой повести "Чужак" ("Воронежская беседа") выведен мужик-ханжа, живший с красивою бабою и проводивший с нею ночи. Он говорил, что вместе с бабою "они ликуются". Это слово действительно употребляется.

* * *

Е. В. Богданович говорил, что будто 13-го найдена целая лаборатория и что некий Модестов сослан. Изготовляли динамитные орешки. Один студент выдал. Явились листки и по поводу Ходынской катастрофы. Во "Всей Москве" есть Бор. Петр. Модестов, служащий в обсерватории.

* * *

Про Горемыкина говорят, что он ни разу не принял начальника жандармов, ген. Штама, и ни разу не был на Ходынке, ни до, ни после катастрофы.

9 июня.

Живу в деревне, в усадьбе "Тасино" г. Нижинского, в 10 верстах от ст. Максатиха по Рыбинско-Бологовской дороге. Приехал сюда 3-го, из Москвы, где провел несколько дней.

* * *

На Ваганьковском кладбище был с Чеховым, неделю спустя после катастрофы. Еще пахло на могилах. Кресты в ряд, как солдаты в строю, большею частью шестиконечные, сосновые. Рылась длинная яма, и гробы туда ставились друг около друга. Нищий говорил, что будто гробы ставились друг на друга, в три ряда. Кресты на расстоянии друг от друга аршин, на 2. Карандашные надписи, кто похоронен, иногда с обозначением: "Жития его было 15 лет, 6 месяцев", или: "Жития его было 55 лет". -- "Господи, прими дух его с миром". -- "Пострадавшие на Ходынском поле", в одном месте -- "Пострадавшиеся". -- "Новопредставленные". -- "Внезапно умершие" -- "Внезапно скончавшиеся". -- "Путь твой скорбный всех мучений в час нежданный наступил, и от всех забот и горя господь тебя освободил", на крестах образки божией матери, кое-где спасителя. На одном кресте серебряный крестик на шнурке с шеи погибшей. "Рабы божии Анна и Мария и девица Варвара, погибли 18 мая. Тульская губ., Богородского уезда", -- под одним крестом все трое.

* * *

Среди рабочих в Москве большое движение. В Петербург их стянулось до 30 тысяч. Говорят, въезд государя в Петербург отложен по этому случаю. Боятся, что рабочие станут подавать прошения. Среди фабричных ходит слух, что якобы в милостивом манифесте сказано о 12-ти часовом дне, но господа это скрыли. Петербургский градоначальник Клейгельс запретил лавочникам отпускать в кредит рабочим, чтобы заставить их работать. Рабочие не пускали на фабрику тех, кто не принадлежал к стачке. Жандармы и казаки били рабочих. Настроение было грозное. Ходит слух, что стачники получают пособие от "Тред-Юниона".

<...>

25 июня.

<...>

* * *

Н. Ф. Сазонов достал через одного знакомого следственное дело о Ходынке с пометками Муравьева. Все направлено против Власовского и Бера, слава богу, "виноватых" нашли! Когда разобьется поезд, всегда виноват стрелочник. Впрочем, Беру поделом. Если его уберут, это хорошо.

<...>

5 августа.

<...>

* * *

Читал "Следственное производство судебного следователя по делу беспорядков 18 мая 1896 г. на Ходынском поле, во время народного гулянья", и "Записку министра юстиции" по этому делу. "Записку" эту упрекали в пристрастии, говорили, что Муравьев хотел подслужиться к вел. князю и свалил всю ответственность на министра двора Воронцова. Это неправда. "Записка" написана основательно, и основательно обвинены в "бездействии власти" Власовский, помощник его Руднов, полицеймейстер московской полиции Будберг и начальник особого установления по устройству коронационных народных зрелищ и праздника Бер. Витте вчера справедливо заметил, что Воронцов назначил в коронационную комиссию разную великосветскую дрянь, и что этот человек, если бы кто попробовал ему советовать, ответил бы, как Власовский: "Это не ваше дело, а мое".

Самое следствие очень интересно. Это, действительно, страшная драма, в которой начальство является поистине презренным, достойным народной расправы. Оно и в высших, и в низших своих представителях; являлось ничтожным и дрянным. Как Власовский ничего не делал, так и городовые. Как он говорил, так и они. Бер с Николиным -- поистине вопиющая дрянь, которую могут держать только в таком изношенном министерстве, как министерство двора. И как это начальство в своих показаниях лжет, лицемерит, оговаривает других, является малодушным! Показания простых людей и правдивее, и интереснее. Вот несколько выписок, бессвязных, на которых я останавливался при чтении.

В коронации 1883 года было 100 буфетов, в коронации 1896 года -- 150.

-- "В проходах между палаток (так называет мещанин Зернов "буфеты") теснилась масса людей, которые поднимали руки вверх, кричали, гикали и ловили бросаемые из палаток узелки и, отдельно, сайки. Выбрасывали узелки спешно. Кто мог из толпы вылезть назад с полученным узелком, был весь оборван, как будто из паровой бани. Слышались крики о помощи, визги женщин и детей; последних даже передавали поверх голов публики. Народ с наружной стороны перелезал через палатки и набегал к проходам палаток с внутренней стороны. И с той, и с другой стороны давили друг друга. Часто прибывали свежие партии людей и устремлялись к проходам между палаток, и еще более энергичная происходила давка, так как стоявшие в стеснении, вследствие обессиления, не могли сопротивляться свежим людям. Кто падал, того топтали, ходили по нем. Особенную давку с топтанием людей можно было видеть на углу против шоссе, так как сюда масса людей шла от Тверской заставы. Много лежало на земле раненых. Около навеса лежало много задавленных. Это было около 7 часов утра. Многие влезали на палатки, ломали крыши и доставали узелки с верхних полок. Я расспрашивал одного из охраны: отчего это началась выдача несвоевременно? -- "Артельщики баловали: стали выдавать своим знакомым по несколько узелков. Когда же народ это увидел, то начал протестовать и лезть в окна палаток и угрожать артельщикам. Те испугались и стали выдавать". Передо мной упали люди, я на них, на меня следующие. Я лишился чувств, может быть, на полчаса, может, на час. Когда меня привели в чувство и подняли, то надо мной было трупов 15 и подо мной --10 трупов".

"Я споткнулся на мертвого человека, когда толпа меня понесла, на меня упало несколько человек. Тут я чувствовал, как народ перебегает по тем, которые на мне лежали".

С вечера было много народу. "Кто сидел около костра, кто спал на земле, кто угощался водкой, а иные пели и плясали". Много одетых налегке: портки, рубаха неподпоясанная и фуражка, а многие были босоногие. "Около меня оказался мальчик, который сильно кричал. Я и еще кто-то приподняли его над толпой, и он пошел себе по головам". -- "Мой локоть оказался на руке какой-то женщины. Я слышал, как у нее треснула рука, и она упала на землю".

Когда перед царской палаткой начальник губернской дворцовой охраны Кристи расставлял охрану, из толпы кричали: "Передайте государю, что из-за Власовского не одна сотня душ положила здесь свои головы".

-- "Где же Власовский?" -- спросил Воронцов-Дашков. -- "Я здесь, ваше сиятельство, давно здесь," -- отвечал он. -- "То есть не так давно... Сколько жертв?" -- "Сто, ваше сиятельство, и их увозят".

Около 3-х часов дня народ говорил: "Что же вы нас умирать заставляете в давке". Около 4-х часов передавали людей над головами без признаков жизни.

"Через полчаса я выглянул из будки (показание одного из раздававших) и увидел, что в том месте, где ждала публика раздачи, лежат люди на земле, один на другом, и по ним идет народ к буфетам. Люди эти лежали как-то странно: точно их целым рядом повалило. Часто тело одного покрывало часть тела другого -- рядышком. Видел я такой ряд мертвых людей на протяжении 15 аршин. Лежали они головами к будкам, а ногами к шоссе".

Городовые шли к "трибунам", охранять их.

Уже около часу ночи из толпы были вытащены девушка, в бесчувственном состоянии, и несколько подростков. К 4-м часам народ стал волноваться у буфетов, которые трещали. Из толпы говорили: "Скоро ли будут раздавать?" Во внутренней площади набралось народу тысяч 15. Но как только началась раздача, бросилась толпа к буфетам и смешалась с толпой, кинувшейся к буфетам снаружи. Невообразимая давка. В проходах люди падали.

Чижевская, одна из раздававших, рассказывает так.

"Приемка гостинцев началась 13 мая. Ящики вскрывали на Ходынке и распределяли по буфетам. Работали по 12 часов в сутки до 17 мая. В то же время доставляли сайки на фургонах и телегах. На каждую будку приходилось от 2000 до 5000 ящиков. Артель пригласила еще приказчиков, конторщиков, купцов и рабочих. Среди купцов был Мих. Фед. Москвин. Всего раздававших было 800 человек. Участие их было безвозмездное. На каждую будку было от 3-х до 7-ми человек. В 5-м часу уже нельзя было удержать толпу. Максимов пошел разыскивать полицейского полковника, которого кто-то видел, но не нашел. Встретил Бера и его помощника Иванова, которых сопровождал Лепешкин, Вас. Ник., начальник какой-то части охраны. Тут же был и Капитан Львович, морской комендант. После совещания, стали раздавать. Это -- в 3/4 шестого. Узелки бросались в толпу, но не могли упасть на землю, так как толпа была плотная. "Я видела, как из толпы, которой удалось пробраться во внутрь площади через проходы, выбегали люди в растрепанном виде, большею частью женщины, в разодранном платье, с дикими глазами, мокрые, с непокрытыми, всклокоченными волосами, и со стонами прямо ложились, падали на землю. У многих не было в руках узелков. Иные крестились, говоря: "слава богу, что остались живы". Некоторые кричали, что у них сломаны ребра. У некоторых на лице была кровь. Пехоты было 400 человек и 13 офицеров. Им было наказано, что, когда их поставят в цепь, чтобы пальцем не смели трогать, а убеждали бы словами. Было 10 казаков. Полицию вызвали около 6 часов. Солдаты стояли на расстоянии 8--10 шагов, как от толпы, так и от палаток. Но толпа разорвала цепь и солдаты стали в проходах. Офицеры уговаривали толпу не напирать. Народ вел себя смирно, но сзади напирали. Многих спасали, выхватывали из толпы, из передних рядов, но тем, которые стояли глубже, не могли помочь. "Народу на наших глазах погибло много, но мы ничего не могли сделать потому, что нас было слишком мало и, в особенности потому, что уж слишком тесны были проходы между буфетами." Солдаты входили в толпу аршина на три и выхватывали "ослабевших". "Тут мы, т.-е. я и еще три солдата, встали в проходе между двумя будками. С толпой мы были почти нос к носу. Тут по толпе, сверху, по головам, стали катить бессознательных людей, которые, прикатившись к первому ряду толпы, скатывались к нам на руки. Таких людей мы приняли человек десять. Среди них был и крепкий народ, хотя больше было слабых, детей и женщин".

..."Я обратился к городовому", -- другой рассказчик -- "дать умирающему воды я вообще оказать какую-нибудь помощь", он отвечал: "нам ничего не приказали".

"Распорядительство" не заготовило, и ведра воды!

В 1883 году проходы были шире, на 4 человека; местность не была так изрыта; буфеты были без углов; была полиция и войска; был забор вокруг всей площади и 2 забора примыкали к Пет-му шоссе. Проход между буфетами -- 2 аршина. Архитектор Бадер устраивал тогда. Наряд полиции в 1883 году был назначен за два дня до гулянья.

Пожарные дроги с мертвыми, положенными грудами. "Из этих груд торчали конвульсивно сведенные руки и ноги, выбившиеся из-под недостаточных покрышек. Толпа крестилась и роптала, мужчины и женщины плакали и недоумевали".

В 5 колодцах не оказалось ни трупов, ни трупного запаха, ни следов крови, ни обрывков. 1 колодец -- 5 аршин глубины.

Раздача продолжалась 1/2 часа.

Толпа была страшно возбуждена против полиции, негодуя, между прочим, и на отсутствие воды, которой не было для подания первой помощи пострадавшим, и на отсутствие медицинской помощи.

"Всего больше тел было в углу пересечения линий буфетов. Здесь на небольшом пространстве лежало до 300 трупов. Вся местность составляла второй район, куда наряд полицейских был назначен к 9 часам Власовским". Первый наряд -- к 5 часам. Архитектор Никодин говорит, что, по желанию Бера, вместо шестиугольной формы буфета, бывшей в 1883 году, приняли пятиугольную. Расстояние -- 2 аршина, то же самое.

..."Уборка трупов и подача помощи началась не раньше 9 часов. Убирали пожарные и народ"...

..."Из толпы часто кричали: "Уберите мертвецов".

Полк. Подъяновский старался осадить задние ряды. Послан был офицер и 20 солдат. Они углубились на 100 шагов в толпу, но дальше не могли.

Наряд полиции 20 мая 1883 года был 1200 человек, а 18 мая 1896 года -- около 1800 человек и 100 человек пехоты и 4 сотни казаков.

..."Покойников, которых я вытаскивал из толпы, я находил стоящими в толпе. Толпа с ужасом старалась от них отодвинуться, по не могла этого сделать (передает один унтер-офицер).

Около пивных бараков было по 6 городовых, а народа -- тысячи. Все они были разбиты, но никто не пострадал.

Форкатти не было дано знать, когда начинать представление. В самый день гулянья Особое Установление выпустило афиши, на них было назначено начало в 12 часов, но эти афиши Форкатти увидел только 27 мая. Форкатти издал особый "Народный альбом", с портретами членов Особого Установления, которые прислали свои портреты, но альбом этот не раскупался. Из показаний Форкатти ясно, что узелков было недостаточно, вероятно менее 400 тысяч, а потому говор толпы, что надо торопиться, а то не достанет -- понятен.

******************************

Вчера уважаемый Gordon Freeman выложил работу Олеся Бузины https://cont.ws/@gordonfreeman... , в которой упоминался многозначительный исторический казус - во время коронации Николая II "70-летний дедушка будущего автора «Лолиты» Дмитрий Набоков — сенатор, статс-секретарь и бывший министр юстиции — неожиданно обгадился на виду у высших чинов империи [держа при этом в руках царскую корону]". 

Не могу не заметить, что почтенный господин Набоков тогда обгадился от лица всей правящей верхушки.