Человек пришел первым
…убит лейтенант Зыбин Н.С. Год рождения 1908. Место рождения – город Ленинград.
«Медальон смерти» упал на дно противогазной сумки сапера, а бывший его хозяин остался лежать в изрезанном танковыми гусеницами клевере.
Только спустя день его подобрала отступавшая вслед за ними часть. Полузасыпанный землей человек просил пристрелить его…
Как это теперь далеко. И как не хочется теперь вспоминать об этом. Сейчас в Берлине весеннее утро, а он жив и невредим, идет по развороченным тротуарам Вильгельмштрассе, по заваленной битым кирпичом Потсдамской площади, мимо серых гранитных фасадов, мимо белых флагов над подъездами, идет по земле врага, что расстреливал его из танка тогда, в сорок первом.
Как это теперь далеко…
- Товарищ майор, - молоденький лейтенант в форме войск связи вскинул к козырьку руку, - разрешите обратиться?
Они столкнулись у конца Шоссештрассе.
- Да? – отрываясь от своих мыслей, повернул голову Зыбин.
- Товарищ майор, - зеленоватые глаза лейтенанта смотрели внимательно и чуть грустно, - скажите мне как артиллерист: вам не жалко бывает городов, которые разрушают пушки? Вот я учился в архитектурном, мечтал увидеть Берлин… Знаю на память все его достопримечательности. Пришел… и вдруг. Дым и щебень над Шпрее.
Они стояли у развалин рейхсканцелярии. На гранитном цоколе колонн лежал красный налет кирпичной пыли, сквозь закоптелые стены правого крыла проглядывали обугленные ветви деревьев. Лейтенант смотрел туда, где когда-то было здание, сооруженное по всем правилам зодчества.
- И не жалко? – повторил он.
- Нет! – сказал Зыбин – Не жалко… Хотя, впрочем…
Он не договорил, повернулся круто на каблуках и быстро пошел по Шоссештрассе. Сообщать лейтенанту о том, что артиллерийская форма на нем еще никак не говорит о его настоящей профессии, было необязательно…
Что такое разведчик?
О чем мечтал Зыбин, когда был еще мальчишкой?
Мечтал о море, мечтал о небе и еще – о горах. Море лежало рядом за западным стапелем Балтийского завода, зеленое и зыбкое, с лохматыми тучами на далеком горизонте. Небо было лишь синим клочком над колодцем двора, но в нем иногда проплывали похожие на этажерки самолеты, и потому оно манило ничуть не меньше, чем море кораблями.
Гор он не видел… Про горы ему рассказывал на базе пионервожатый. Он был в Крыму и говорил, что нет ничего красивей на свете, чем восходы солнца в горах.
Однажды в здании пионерской базы на Косой линии вспыхнул пожар. Он начался за сценой во время спектакля. От короткого замыкания загорелись провода, и огонь грозил перекинуться на обои и занавески.
- Только без паники! – сказал вожатый. – Если поднимем шум, в зале начнется давка…
И Колька со своими приятелями из отряда действовал быстро и молча. Огонь засыпали песком, прихлопывали полотняными декорациями. Только спустя полчаса. Когда они плескали на себя водой из пожарной бочки, вожатый, не то в шутку, не то всерьез, сообщил:
- Из таких, как ты, солдаты хорошие получаются. Разве что ростом маловат, а так - хоть сейчас в атаку…
О солдатских доблестях Колька тогда не задумывался. Днем он убирал мусор в заваленных ржавым металлом дворах Балтийского завода, вечером учился в профтехшколе. Дрался, правда, он хорошо. Ну да кто из гаванских ребят трусит в драке?
Подрос Николай Зыбин, стал работать нагревальщиком все на том же балтийском судостроительном. Получил профессию слесаря-сборщика. Потом поступил в Промышленную академию.
За западным стапелем все также зеленел залив, холодный и просторный. Но теперь он был для Николая лишь отличной акваторией, где проверялись на прочность сделанные на верфях корабли. Шел 1935 год. Зыбин стал инженером-судостроителем…
Скоро Николая Степановича выбрали заместителем секретаря парткома. Хоть по годам он был еще и молодым коммунистом, рабочие настояли на своем: «борода тут ни при чем. Мы Кольку еще в пионерах помним. Боевой, а потому подойдет».
Но кто знает, какие неожиданные повороты в жизни бывают у людей. Осенью 1939 года Николая вызвали в Министерство внутренних дел (прим.: тогда это называлось – НКВД – Народный Комиссариат Внутренних Дел).
- Вы вполне подходите для очень важной и опасной работы. – Человек, встретивший Зыбина говорил быстро, деловито, как о чем-то давно решенном. – Вас знают люди на заводе, вам доверяют. Следовательно, доверяет и страна. Вот так… Для контрразведчика это самое важное.
Если кто-нибудь думает, что достаточно прочитать дюжину детективных романов, не пропускать ни одного фильма о шпионах, освоить бокс и джиу-джитсу – и ты уже годишься для работы в контрразведке, - зря так думает! Военные тайны страна доверяет лишь тем, в ком уверена, как в человеке твердом и честном, принципиальном и горячо любящем свою Родину.
Все остальное приходит потом. И осторожность, и смелость, и наблюдательность, и особая выдержка…
Наука выдержки. Ее Зыбин постигал летом 1941 года, когда в гимнастерке армейского лейтенанта вынужден был пробиваться с нашими частями через территории, уже занятые врагом. Из Таллина он нес сведения чрезвычайной важности. Он должен, во что бы то ни стало должен был, доставить их по назначению. И если тогда, в клеверном поле под Ельцом, контуженный, полузасыпанный землей Зыбин просил застрелить его, то это была совсем не слабость измученного страданиями человека, а лишь верность долгу и опасение, что сведения эти из-за его беспомощности могут попасть в руки врага…
Потом уже, в Москве, назначенный военным комендантом Свердловского района, он постиг еще одну, необходимую для настоящего чекиста науку – умение разбираться в людях.
Сколько проходило их через его кабинет? Сотни? Тысячи? Отставшие от своих частей солдаты, потерявшие документы беженцы и просто растерявшиеся, испуганные люди. И среди этого множества лиц, характеров, темпераментов нужно было безошибочно узнать и обезвредить, может быть, всего лишь одного врага. Ошибка могла стоить дорого, очень дорого…
Год спустя, в 1943, на работе в особом отделе 5-й ударной армии он не раз вспоминал эту школу наблюдательности и точного отбора фактов. Там, во фронтовой полосе, Зыбин уже вел дуэль с врагом, прошедшим специальную выучку, умным и осторожным, имевшим многолетний и зачастую удачный опыт шпионажа.
Так в Одессе он узнал о Сущенко…
Одесса встречала советские танки цветами. Одесса приветствовала своих героев – партизан, вышедших из катакомб. Сущенко тоже был героем. Правда, его отряд, находясь в катакомбах, не имел связи с другими партизанами. Ну да разве мог кто-нибудь усомниться в Сущенко, когда он, высокий широкоплечий человек с обаятельной улыбкой, вышел со своими запыленными парнями на шоссе встречать советские танки.
И вдруг - признание заместителя Сущенко Эквилева.
Эквилева никто не вызывал. Он пришел сам, долговязый и небритый, встал у стола, улыбнулся, заглядывая в глаза, и протянул навстречу сразу обе руки:
- Эквилев. До войны был капитаном дальнего плавания.
- Зыбин, - кивнул головой Николай Степанович.
Он стал немногословным за эти годы. Больше слушал, наблюдал и сравнивал с тем, что видел раньше.
Эквилев присел на край стула:
- Я должен сообщить вам то, о чем вы даже и не подозреваете. Сущенко только выдает себя за командира партизанского отряда. На самом деле это - немецкий агент. Руководитель Одесского центра НТСНП. Я оставался в городе по специальному заданию райкома партии, и мне удалось войти в группу Сущенко, узнать адреса его сообщников.
НТСНП… Об этой организации Зыбин слышал не в первый раз. «Национально-трудовой союз нового поколения» по характеру своей работы не имел ничего общего со столь скромным названием. «Новым поколением» были дети белогвардейских эмигрантов. Правда, не в пример отцам они уже не помышляли об открытой агрессии против Советской России. Но в действиях своих были куда более опасны, чем их золотопогонные предки.
«Новое поколение» сотрудничало в иностранных разведках. Отпрыски белых офицеров проходили специальный курс обучения в шпионских школах Дрездена, Лейбница, Берхесгадена. Они отлично знали родной язык, охотно шли на террор и диверсию.
- Доказательства, - жестко спросил Зыбин. – Ваши доказательства?
Эквилев встал, прыгающей походкой прошелся по комнате.
- Их сколько угодно, - теперь уже по-деловому, спокойно сказал он. В доме двадцать семь по улице Рошаля спрятаны адреса и шифры всех участников одесской группы НТСНП. Их прятал сам Сущенко.
Странное чувство охватило Зыбина. Вот стоит перед ним немолодой усталый человек, коммунист, оставшийся в течение трех лет в тылу у врага. Сведения, добытые им ценой ежедневного риска, - это тысячи спасенных жизней, это безопасность армейских тылов, это, наконец, ведущая вглубь ниточка, за которой так долго охотилась наша контрразведка.
И, если по-человечески, ему надо обнять этого небритого капитана. Найти простые и ободряющие слова благодарности, которые стОят сейчас куда больше, чем любой орден.
Но он должен быть сдержанным и даже несколько суховатым.
- Хорошо! – всего лишь и сказал ему тогда Зыбин.
Сущенко был арестован в тот же вечер. Он долго разглядывал выложенные перед ним шифровки из тайника. Потом выругался.
- Не успел поработать; нашелся-таки продажный гад!
Двенадцать арестованных вслед за Сущенко членов НТСНП подтвердили, что знают его давно, получали от него шпионские задания и оружие.
Спустя два дня Зыбин предложил Эквилеву остаться работать в особом отделе армии.
- Что ж, - согласился тот, - пожалуй, останусь. Вот кончится война, тогда уж и в плаванье уходить…
Серые, глубоко посаженные глаза капитана смотрели мягко и задушевно.
- Вы когда-нибудь бывали в море? – вдруг спросил он, поглаживая лысеющую голову.
- Нет… К сожалению, не был, - признался Зыбин.
Южное море плескалось за окном его комнаты, спокойное и ласковое. Но Зыбину опять почему-то вспомнился знакомый с детства залив у западного стапеля, холодный и зыбкий в низких тучах на горизонте.
«Вот и характер такой стал, - с каким-то сожалением подумал Николай Степанович, как вода в Финском: настороженный, словно только и жду непогоды».
- К сожалению… не плавал, - повторил он, глубоко затягиваясь папиросой.
В те дни наша армия подходила уже к границам Румынии. Работы в отделе было много. Пользуясь временной передышкой, Зыбин разрабатывал план действий на освобожденной от врага территории. Опытный разведчик Эквилев для выполнения плана был как бы как нельзя кстати.
Многократно порывался Зыбин поговорить с ним об этом, но что-то всякий раз сдерживало его.
Проверен ли Эквилев?.. А разве нет? Разве не лучшее доказательство его честности разоблачение Сущенко и сообщников? Наконец, разве он, Зыбин, не разбирается в людях? И все-таки…
В Одесский горком партии Николай Степанович пришел сам. Встретившись с секретарем, попросил дать списки людей, остававшихся в оккупированной немцами Одессе для партизанской и разведывательной работы.
Эквилева в списках не было…
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
Примечание: то, что описано в рассказе, происходило весной 1944 года… Жукова тогда еще в Одессе не было.
А помните эпизод «Ликвидации», когда Гоцман приходит к начальнику контрразведки Чусову?! В сценарии фильма, к облегчению Гоцмана (!), Чусов нашел фамилию «Академика» в списках подпольщиков, скрывавшихся в катакомбах во время войны – т.е. был создан сценарный эмоциональный зигзаг: … «уфф, Кречетов не соврал… ему можно доверять!». Ну и дальше еще несколько серий)). Конечно, канва сюжета в основном основывалась на реальных фактах, но сильно литературно обработанных!
А вот осенью 1946 после «Трофейного дела» Сталин «сослал» Жукова в Одессу (по этому делу, кроме маршала Г.К.Жукова, проходили еще главные маршалы авиации А.А. Новиков и С.А. Худяков, генерал-полковники Серов, Гордов и др.)…
И той же осенью деда отправили в Одессу в командировку (https://cont.ws/@nata_urieva/254453):
"В 1946 году он участвовал в обнаружении, захвате и передаче специального архива румынской разведки короля Михая в Одессе. Это он мне сам говорил. Без подробностей. Просто как факт. А вот мама … вспомнила его небольшую реплику по этому поводу о «роли случая в судьбе»: осенью 1946 года он на машине ехал в командировку в Одессу и по дороге увидел на обочине рыдающую молодую женщину, сидящую на чемодане. Приказал водителю остановиться. Девушка плакала, так как якобы, опаздывала приехать в Одессу к определенному назначенному (!) времени… В процессе общения выяснилось (по неопытности и наивности женщина сама проговорилась), что она едет из Кишинева в Одессу по особому заданию (!), в соответствии с которым ей предписано устроиться на работу в какую-то организацию, и выполнять там определенные действия по инструкции ее нанимателя… Короче, слово за слово, для деда начала проясняться некая картина. Он завез ее по дороге по указанному ею адресу… и в структурах, в которые он ехал в командировку, за этой женщиной установили постоянное наблюдение. Наглядная иллюстрация нашего советского лозунга: «Болтун – находка для шпиона!»))) Так наши органы контрразведки СМЕРШ получили еще один дополнительный выход на румынское подполье в Одессе и на архивы румынской разведки (кое-что показано в фильме «Ликвидация»).
Вообще в разведке поиск и захват архивов это одно из первейших и главнейших дел! За списками агентуры стоят живые люди, которые, по сути, и образно говоря, представляют собой внедренные в социальное тело нашего общества раковые клетки: вредительства, диверсии, убийства… Задача СМЕРШ, как и любой контрразведки – «выявить и предотвратить»! То же самое касается и сегодняшнего дня – «героических шумерских террористов». Работы впереди у наших органов безопасности непочатый край!!"
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
- Нет, не знаю, - сказал секретарь, - я лично никаких заданий этому человеку не давал. Может быть, кто другой?.. Да, впрочем, побеседуйте с теми, кто был здесь во время обороны города.
И он беседовал. Подолгу беседовал с десятками людей. И к концу недели стало ясно одно: никто в Одессе о человеке по фамилии Эквилев не слышал.
Зыбин долго бродил в тот вечер по одесским улицам. Из маленьких, вымощенных плитами двориков пахло акацией и подгоревшим луком. Где-то играл патефон, смеялись девушки, шуршала о гранитные спуски волна.
Николай Степанович прислушивался к мирным и размеренным звукам вечернего города и думал. О разном думал. Думал и о том, что люди такой, как у него воинской профессии призваны охранять покой страны, а вот сами они больше всего должны остерегаться покоя. Сослуживцы говорят: «У тебя портится характер». Что ж, верно. Только скажите, какой он должен быть, этот самый характер, когда враг становится за твоей спиной, вслушивается в твои слова, выжидает твоей ошибки, ловкий и осторожный враг, не брезгующий ничем на свете?
Он вызвал Эквилева на следующий день, тихо спросил, глядя в разложенные на столе бумаги:
- Кто вам давал задание остаться в Одессе?
За окном пряно цвела акация. В утреннем воздухе неистовствовал птичий щебет. Зыбин встал, распахнул окно и, все так же не повышая голоса, сказал:
- Она не мертва, как вы полагаете. Не знаю, верите ли вы в чудеса, но она осталась жить и после расстрела. Так вот…
Жилы на шее капитала напряглись, как тугие корабельные стеньги. Голова качнулась вперед, и вдруг весь он, поджарый и морщинистый, стал походить на большое хищное насекомое, втиснутое в черный китель.
- Так вот… - садясь за стол, повторил Зыбин. – В море я действительно не был, а что касается сухопутной работы, то тут уж не взыщите… Хотите побеседовать с Кнорозовой?
- Хватит! – неожиданным фальцетом взвизгнул Эквилев. – Хватит! Мы не мальчишки. Не вышло – и точка!
Его увели, когда на квадрат стола уже ложился свет от настольной лампы. Эквилев не считал нужным скрывать ничего. Игра, которой посвятил он половину своей жизни, была проиграна, и теперь он охотно, страницу за страницей, подписывал протоколы. Да, завербован еще в тридцатых годах. Да, имеет награды от Антонеску и Гитлера. Да, должен был войти в особый отдел 5-й армии и направлять его действия по ложному следу. Да, Сущенко - шпион рангом ниже. Его можно было принести в жертву. Да, можно! Как, впрочем, и его сообщников. Иногда необходимо иметь людей для жертвы.
И еще, перед самым концом, утирая со лба пот, Эквилев зло усмехнулся:
- Просчитался, простите, на пустяке. Кнорозову нужно было расстрелять лично.
Было душно, но Зыбин ясно чувствовал, как его охватывает озноб гадливости к этому похожему на хищное насекомое существу.
Бывает такой озноб даже у опытных, видавших виды, чекистов.
В бункере самоубийц
В апреле 1945 года 5-я ударная армия вела наступательные бои на Берлинском направлении. А когда бои завязались в пригородах столицы, особый отдел армии получил специальный приказ из ставки Верховного главнокомандования.
Николай Степанович знал об этом приказе. Знал и откровенно волновался, - ему, майору Зыбину, со дня на день придется стать свидетелем событий, о которых мог лишь мечтать любой чекист.
Утро 2 мая началось перестрелкой у мостов через Шпрее, танковым прорывом к рейхстагу и первыми сообщениями автоматчиков, проникших в район Фоссштрассе - улицы, на которую выходил фасад имперской канцелярии.
Зыбин пробивался к этому последнему убежищу фашистских главарей со стороны Шоссештрассе. Вместе с ним в «виллисе» было шестеро: старший уполномоченный капитан Удалов, лейтенант Гореев, переводчица Аня и пожилой, обрюзгшего вида немец. Еще несколько дней назад немец этот числился в фашистском правительстве заместителем министра по распределению рабочей силы Востока, а теперь он сидел на заднем сиденье пропыленного «виллиса», как опознаватель своих друзей и знакомых из верховной ставки.
- Герр бывший заместитель министра, - сказал Зыбин, - вы слушали последнее выступление Геббельса?
Слова он подбирал чуть медленнее, чем это требовала свободная речь. Однако немецкое словечко «ehemalig» (бывший) Зыбин нашел сразу и вставил его с каким-то особым удовольствием.
- Ia, Ia! – встрепенулся министр, губы его раздвинулись в предупредительной улыбке. – Это правда. Гитлер мертв. Он кончил с собой еще третьего дня. Но Геббельс сказал, что драться надо до последнего, что армия Венка идет на спасение Берлина… Геббельс, конечно ошибается, герр майор? Сопротивление бессмысленно…
Он не договорил. Словно в насмешку над ним, из углового дома с готическими башенками на крыше, ударил крупнокалиберный пулемет.
- Дай газ. Проскочим! – крикнул Зыбин, резко поворачиваясь к шоферу.
«Вилли» взвыл мотором, но тут же осел на тормозах: за поворотом свернувшей вправо улицы высилась баррикада.
- Назад!
Шофер разворачивал машину под прицельным огнем пулемета.
Подкатившая из соседнего квартала 125-мм пушка с трех выстрелов оставила на месте пулеметного гнезда зияющую дыру и разметала по асфальту ящики баррикады. И, уже объезжая горящие деревянные обломки, Зыбин увидел тех, кто так и не смог поймать в прицельный крест их «виллис».
Двое из защитников баррикады лежали тут же, возле выщербленного осколками гранитного основания дома. Голова одного была прикрыта руками. Он, казалось, не то заслоняется от солнца, не то плачет, лежа на спине и подтянув черные от копоти кулаки к глазам. Второй – совсем еще юнец, сохранил на худеньком, продолговатом лице выражение мужественной решимости. Еще несколько минут назад он готов был крикнуть знакомое с детства: «Хайль Гитлер!»
«Они прятались за спинами детей, - глядя в ветровое стекло на застланную дымом Вильгельмплац, подумал Зыбин, - они убивают себя, подобно попавшим в ловушку скорпионам. Но яд их слов заставляет умирать и других. Умирать бессмысленно и жестоко, так, как умерли несовершеннолетние мальчишки у баррикады… Что говорил тогда Эквилев? Кажется: «Нужно иметь людей для жертвы…» Да, они никогда не скупились на жертвы ради своих интересов…»
Рейхсканцелярия возникла неожиданно и замелькала справа обрушенным фасадом, словно в кадрах документального фильма. Потом они стояли у дымящихся развалин, с трудом соображая, где же здесь, в мешанине скрюченного железа, кирпича и рухнувших перекрытий, может находиться вход в подземный бункер?
- В гости нас не приглашают! – неожиданно громко засмеялся Гореев. – Эй, генералы, быстрее отворяйте ворота!
Где-то впереди и чуть дальше, за зданием министерства авиации, раздались автоматные очереди.
Потом снова стало тихо. Очень тихо. Тихо так, что они услышали, как в деревьях сада за развалинами несмело пробует голос малиновка.
И вдруг вход действительно открылся. В стороне от фундамента рейхсканцелярии неслышно поднялась плита.
Две немки в косынках сестер милосердия держали перед собой прикрепленную к алюминиевой палке от гардины белую больничную простыню.
В первых помещениях подземелья, куда попал Зыбин и его спутники, размещался, вероятно, госпиталь для высших чинов немецкой армии. В длинных коридорах тускло желтели вмонтированные в стены лампы. Двери большинства палат были распахнуты настежь, и там, в пропахших камфарой и хлоркой глубине их, виднелись неприбранные пустые постели.
Санитары в солдатских кованых сапогах тащили по коридору прогнувшиеся под тяжестью носилки.
- Раненый? – спросил Зыбин по-немецки.
- Здесь все – самоубийцы, - устало ответил санитар.
Глаза у него были прозрачные, отсутствующие, рыжая щетина покрывала острый подбородок. «Он, кажется тут давно, - отметил про себя Зыбин, - и, кажется, то, что здесь происходит, началось тоже не сию минуту».
- А где генералы? – только теперь Зыбин начал ясно понимать, что зря тратит время в этом разгружаемом от самоубийц подвале.
- О, туда отдельный ход!
И, по-прежнему не выпуская из рук носилок, санитар предложил:
- Я могу проводить вас…
Некоторое время они поднимались по лестнице, потом наверху засинел квадратик неба, пахнуло гарью и теплом майского полдня.
Зыбин стоял в саду имперской канцелярии. В саду, где не было травы….
И она распахнулась, впустила свет на уходящие в черную глубину лестничные ступени.
И не было взрыва, - только легкий скрип петель да шум деревьев в саду имперской канцелярии.
Он пошел вниз, осторожно ступая со ступеньки на ступеньку. Каждый шаг заставлял напрягать в ожидании мышцы. Каждый шаг… четыре… шесть… восемь ступеней. Потом он почувствовал, что задыхается: пот катился со лба. Сердце билось гулко и учащенно. Он чиркнул спичкой, но она тут же погасла. Снова стало темно…
- В бункере почти нет кислорода, - выйдя наверх, сказал Зыбин и обессиленный сел на песок у башни.
Но спустя две минуты он уже кричал Удалову и Горееву, чтобы те нашли порожнюю металлическую бочку, изрешетили ее и зажгли в ней тряпье и обломки досок.
- Артезианские колодцы рыть не приходилось? – неожиданно весело спросил он Гореева.
У него всегда поднималось настроение, как только руки брались за работу, требующую выдумки и сноровки умельца.
- Так вот, - не дожидаясь ответа продолжил Зыбин, - там, пока роешь, тоже дышать нечем. А опустил бочку с горящей паклей, - глядишь, вслед за дымом и кислород появился…
Привязанная к проволоке бочка загрохотала вниз по ступеням. Она чадила, как дымокурня. И Зыбин раз за разом, опуская ее все глубже и глубже вниз, ощущал что-то похожее на то, что испытывает охотник, приближаясь к логову зверя.
И вновь Николай Степанович предпринял попытку проникнуть в бункер. Теперь он шел вниз по ступеням, освещая дорогу карманным фонарем. Дым, оставленный бочкой, клубился внизу, как синий туман над падью. На лестничных площадках, в ящиках с песком, неясно различались груды гранат и патронов, на ступеньках валялось брошенное оружие…
Наконец, после четвертого лестничного марша, луч фонаря уперся в дверь и, скользнув чуть вправо, вырвал из темноты доску распределительного энергощита с многочисленными рубильниками на ней.
Некоторое время Зыбин внимательно разглядывал щит, потом с какой-то отчаянной и злой решимостью включил один из рубильников. Да, он уже был почти уверен, что обитатели бункера забыли или посчитали ненужным оставлять скрытые взрывные устройства. Это требовало времени, а его у них было в обрез. И все-таки он вздрогнул, когда где-то в глубине бункера раздался щелчок и что-то завыло, вначале тонко и дребезжаще, постепенно переходя в похожее на жужжание гигантского шмеля.
И сразу запахло хвойным, только что омытым дождем, лесом. Дышать стало легко, а дым потянулся вверх, к распахнутой двери бункера. «Принудительная вентиляция», - отметил про себя Зыбин, чувствуя, как нервно подрагивают пальцы, все еще сжимая рукоятку рубильника.
- Фюрер занимал правую половину бункера, - сообщил спустившийся за Николаем Степановичем опознаватель.
Он, очевидно, бывал здесь не раз и хорошо знал расположение комнат.
- Это зал ожидания, - сказал бывший замминистра, когда, пройдя через небольшое помещение охраны, они оказались в комнате в полусгоревшим диваном у двери.
Левый угол комнаты был завален документами. Здесь высилась целая груда беспорядочно набросанных, разорванных пополам, смятых и скомканных паспортов и офицерских удостоверений.
«Любопытно, что за змеи оставили здесь свои шкуры?» - подумал Зыбин, беря наугад один из паспортов.
- Личный врач Гитлера… - мельком заглянув в документ, сообщил опознаватель. И опасливо пошутил: - Не знаю, как вам, а Гитлеру он больше не понадобится…
- Нам он обязательно понадобится! – кивнул Зыбин, проходя в следующее помещение. – Выслушаем его внимате…
Он не договорил. Прямо перед ним был стол с разложенной во всю его ширину картой. Края карты обуглились и осыпались горками серого пепла на мраморную плиту. Но середина была цела, и там дрожащий росчерк красного карандаша обозначил в овальном круге район Берлина.
В помещении бывшей офицерской столовой за расставленными громадной буквой «Е» столами собрались победители – русские, американцы, французы, англичане, поляки. Сверкали позолотой маршальские мундиры, плескалась разноязыкая речь, со всех сторон напирала толпа гостей и корреспондентов.
Во внезапно наступившей тишине прозвучал спокойный голос:
- Ввести немецкую делегацию!
И тогда, в первый раз за этот вечер, не вытянулся, отдавая воинские почести, гвардейский караул, не зашумела приветственно толпа у входа, и лишь монашенки, вставшие в узких, как амбразурные щели, окнах кирхи, осыпали крестными знамениями двух военных и одного одетого в штатское фашистов, медленно шедшим к распахнутым дверям бывшей офицерской столовой Карлсхорста.
А несколько минут спустя седой, щеголяющий воинской выправкой, с застывшей маской равнодушия на одутловатом лице, маршал Кейтель стал подписывать Акт о капитуляции.
Трещали кинокамеры. Яркий свет юпитеров бил в глаза.
Специальный фронтовой выпуск: "Знамя Победы над Берлином водружено" (1945),
+++
И тогда Зыбин подумал: «Корабли… Теперь я буду строить корабли. Как, впрочем, будет возводить дома и мой случайный утренний собеседник на Шоссештрассе…».
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
Примечание: Конечно, ни о чем таком (как мне кажется) дед в тот момент не думал))… Еще около 15 лет он прослужил в особом отделе на Северном флоте, в Архангельске, прежде, чем окончательно вернулся в родной Ленинград, на гражданку: рыбачил со спинингом на Неве около «Авроры»; слесарил в ЖЭКе; возился с многочисленными пионерами, приходящими к нему за рассказами о войне. Очень много курил… папиросы «Беломорканал». Больше молчал.
Эти рассказы начались только после того, как однажды к нему приехал корреспондент В. Бузинов с просьбой об интервью… Он собирал материал для книги к юбилейной дате о создании Красной Армии. Дед отказался, сославшись на то, что не может ни о чем говорить без разрешения соответствующих органов в Москве… Спустя время Бузинов добился, и получил такое разрешение. И опять приехал.
Книга «Честное пионерское» вышла в 1968 году в Лениздате… после чего началось паломничество пионеров)). Один из них и «заиграл» семейный экземпляр этой книги. Мы с сестрой в принципе знали о ее существовании, но никогда не читали. По-моему, тираж был совсем небольшой, и она быстро исчезла с прилавков книжных магазинов. Да и сколько времени с тех пор прошло… теперь это - реальный раритет!
Попытки найти текст в интернете два года назад также ничем не увенчались. Но я продолжала искать, и чудо все-таки случилось… Мне дали ее подержать в руках, и я перефотографировала 18 страниц текста о деде. В этом тексте я прочла такие вещи, которые мама нам не рассказывала: о его участии в финской войне, ранении, об эпизоде в Одессе в 1944. Видимо, она тоже не знала, либо забыла за давностью лет. То, что мне удавалось узнать о нем ранее, я уже описала в нескольких постах на страницах КОНТа:
«У каждого поколения своя война: отцы идут за дедами, а сыновья – за отцами…» https://cont.ws/@nata_urieva/2...
«СМЕРШ 5-й ударной армии. Эпизоды войны» https://cont.ws/@nata_urieva/2...
«Крах банков, паника на биржах?! Никогда такого не было, и вот опять!» https://cont.ws/@nata_urieva/2...
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
Когда я разбирала очередные мамины коробки с документами и фотографиями, меня ждало еще одно открытие!!!
Маме тогда было 5 или 7 лет. Он уходил либо в Школу НКВД, либо уже на Финскую войну. И не знал, вернется ли, и увидит ли ее еще когда-нибудь… Пожелание было для взрослой жизни пока еще маленькой девочки… Такие были люди.
И он вернулся!
А в этом пожелтевшем листке газеты была маленькая заметочка «Зыбин – воин и рабочий», из которой мы с сестрой узнали, что он командовал развед-батальоном лыжников… «громил штабы, брал языков»… в Финляндии. Это потом уже была Эстония, с которой начинается рассказ в книге «Честное пионерское». А потом еще был Наро-Фоминск и парад на Красной площади 1941 года.
Так по крупицам нам открывается история его жизни…
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
Послесловие. Время бежит неумолимо, уходят из жизни поколения участников или свидетелей войны… Вот и мама год назад ушла… Спросить о подробностях уже не у кого.
Остаются только архивы… мемуары… форумы… случайные собеседники…
Очень жаль!
Но появляются и неприятные моменты. Видимо, действительно, люди слабы: чем дальше по времени событие, тем больше у него становится «непосредственных участников», которые «на субботнике несли бревно вместе с Лениным»))).
Тут с удивлением узнала, что «оказывается»: первым в бункер Гитлера вошел не Н.С.Зыбин с красноармейцами Удаловым и Гореевым, а некий казах по фамилии Клименко. Его уже чествуют на его родине в этом качестве, вписывают «золотыми буквами в историю ВОВ» (https://tengrinews.kz/kazakhstan_news/sekretnyie-istorii-ofitser-kazahstana-pervyim-voshel-bunker-295783/):
Я читала и о еще о двух или трех человеках, которые утверждали, что они первыми вошли в бункер Гитлера. Допустим. Но никто из них не говорил, что чтобы туда попасть, надо было сначала включить вентиляцию… Никто этого не описывал. Значит, они туда вошли уже после Зыбина, Гореева и Удалова. Никто не отрицает, что они, возможно, там были, но не первыми!
Мне говорили, что в период взятия Берлина шла жесткая конкуренция между своими же (армиями, подразделениями, бойцами) за первенство в захвате городов, документации, высшего военного руководства гитлеровской Германии. Был и инцидент, который я уже описывала (https://cont.ws/@nata_urieva/2544533), когда, приехав с машиной, некий полковник Мирошниченко из аналогичной службы Смерш, но 3-й ударной армии, ударил деда и силой забрал, найденный его группой СМЕРШ 5-й УДА, труп Гитлера! Шло соревнование между 3-й и 5-й ударными армиями за первенство в поисках руководителей 3-го рейха. Свидетельство такого первенства со стороны, например, Мирошниченко было наглым враньем. Доказано! А на форумах - подтверждено многими свидетелями тех событий. В том числе в одном из интервью Л.Г. Иванова – сослуживца моего деда по 5-й ударной армии:
Тем не менее, неприятно кольнули неточности в уже изданной много-много позже тех событий книге самого Иванова.
Его мемуары «Правда о СМЕРШ» вышли в 2007 году и переиздавались несколько раз. Сам Леонид Григорьевич умер в 2015 году на 97 году жизни.
Я прочла его книгу в интернете на Литрес на одном дыхании. Книжка мне понравилась. Очень выдержанная, корректная, с описанием шокирующих подробностей Керченской операции, в которой участвовал Иванов, чудом спасшийся на последнем пароме до «Малой земли» и попавший в итоге в 5-ю ударную армию под Сталинградом, где эта армия формировалась в кратчайшие сроки на базе 51-й армии. Там и пересеклись его пути с моим дедом.
А кольнули меня такие его фразы из самой книги:
«…Я, как начальник отделения, возглавлял оперативную группу наших сотрудников, действовавшую в районе Рейхсканцелярии, по поиску и задержанию главных военных преступников. Подобные оперативные группы были сформированы и из других органов «Смерш». Дело было организовано таким образом, что среди этих групп развернулось как бы своеобразное соревнование по розыску.
Помню связанный с этим неприятный случай. Офицер «Смерш» 5-й ударной армии майор Н. Зыбин первым обнаружил обгоревший труп Геббельса. Труп надо было доставить в Карлсхорст, где размещался отдел «Смерш» 5-й ударной армии. Майор Н. Зыбин связался со мной, сообщил, что обнаружил труп, но не имеет подходящего автомобиля для его доставки. В распоряжении Зыбина был только маленький «Опель», в котором везти труп по разбитому Берлину было невозможно. Растрясет, и не узнаешь, кого привез. Просил срочно прислать ему полуторку. Я быстро нашел полуторку и послал ее Н. Зыбину…».
В этом коротком отрывке все, вроде бы, правильно, но есть нюансы: и Иванов, и Зыбин – оба были начальниками отделений Смерш 5-й УДА: в то время Зыбин Н.С. возглавлял 1-й отдел ОКР СМЕРШ в/ч 54790, а Иванов Л.Г – 5-й отдел ОКР СМЕРШ той же в/ч. Все в архивах есть. Но функции у них были разные.
В одном из последующих интервью (ИСТОРИЧЕСКИЙ КЛУБ: «Участие органов «СМЕРШ» НКО в Берлинской операции» https://ok.ru/group2yamirova/topic/82397064732672) Л.Г.Иванов, слегка смещая акценты, добавляет новые нюансы:
Обратите внимание, опять он подчеркивает в тексте, что он – начальник отделения, а майор Зыбин просто возглавляет оперативную группу и, мало того, еще добавлено, что Зыбин является «его подчиненным». А у меня вопрос: разве подчиненный может обращаться к начальнику просто по имени («Леня, пришли грузовую машину»)? Я думаю, что так могут обращаться друг к другу только равные по званию/должности. Навряд ли в те времена и в тех обстоятельствах позволялась такая фамильярность в обращении к вышестоящему, тем более в армии, где все основано на субординации.
И еще. В тексте книги было приведено много фотографий, среди которых есть несколько совместных, например:
Везде на этих групповых фото Зыбин Н.С. сфотографирован в черной (темной) форме, отличающейся от остальных офицеров, которые одеты в обычную полевую форму цвета хаки. И везде «маленький ростом и щуплый» майор Зыбин находится в самом центре группы офицеров! Если бы он был «подчиненным» Иванова Л.Г., то с чего бы его так выделять?! Думаю, этот «центризм» деда отражает статус его функций. При этом сам Иванов находится на периферии группы. Так что, неувязка какая-то…
Поскольку во время написания книги Леониду Григорьевичу было уже под 90 лет, то, скорее всего, тот, кто это писал с его слов, или редактировал (нанятый писатель, или сыновья), решил просто «потрафить» заслуженному человеку, приписав ему еще и чужие заслуги… Я решила так думать). Ведь «там» делить будет нечего – все равны перед Богом – вот плохо только, что истина и память для следующих поколений искажается «здесь»… Не по-божески это.
Я постаралась «откорректировать эту корректировку» обратно)).
+++
Документальный сериал Романа Кармена "Неизвестная война" (1978 год)
Необычность этого фильма, как нельзя, обескураживает. Он про то, что сейчас - история. Снимал наш Роман Кáрмен, но для западного зрителя. Всё, что там показано, для нас, насмотренных киноманов, не особо ново. Скомпоновано правильно и эффектно (американцы знают толк в маркетинге). Ковбой и старый граф Берт Ланкастер ходит по улицам Москвы и Волгограда и рассказывает, кто в действительности победил в той войне. Тут нет размазанности «жуткого коммунистического строя», поэтому смотрится очень лихо. Как чистый документ, без эпатажа и пустословия. Мощная дикция Василия Ланового, который озвучивает Ланкастера, задаёт нужный драматизм. 20 серий смотрятся на одном дыхании, как если бы это было художественное кино. Там столько необычного и, в самом деле, неизвестного. Это гораздо лучший вариант, чем дорогие, но пустяковые современные фильмы о войне, которые вызывают лишь девичьи слёзы, а у умудренных зрителей лишь недоумение, как можно кидать миллиарды на сущую нелепицу. Кто любит военную историю и не видел этот сериал - всем смотреть. А кто видел - пересмотреть.
1-я серия: https://rutube.ru/video/427ad1b7a613e28810f655f4567fde8d/
И т.д. ... другие серии погуглите сами)))
Очень «тяжелые бои» шли с американцами за сопровождающий фильм текст. Близкие Романа Кармена полагают, что именно это свело его в могилу – он умер в 1978 году, не дождавшись выхода 20-го фильма сериала.
Я, пока искала иллюстрации для этого материала, тоже насмотрелась на тексты под фото американцев – зубами скрипела… Например, под фото открытого пустого сейфа в бункере, было написано: «ограбленный русскими сейф Гитлера…». А то, что в этом сейфе хранились архивы и другая нацистская документация – ни слова!!! И такие двусмысленности - практически везде. Видимо, по себе других оценивали.
И так везде, где американцы прикладывали свою руку (((. Знатные переписчики истории!!! А мы удивляемся наглости Трампа, приписавшего все победы в мировых войнах 20 века США…. Просто упс!!!
Оценили 19 человек
33 кармы