У всякой причины есть фамилия, имя и отчество. Венецианские метастазы

Давно бреду по пунктирному следу финансовой паутины: …- Вавилон – Карфаген – Венеция/Генуя – Амстердам – Лондон – Нью-Йорк… Попалась удивительно интересная статья с множеством очень любопытных нюансов и взаимоувязок, о которых лично я не знала. Тем более интересен взгляд на нашу страну со стороны. Лишний раз убедилась в железобетонности принципа: «ничто не ново под Луной»))) – причинно-следственная цепочка событий не прерывается столетиями/тысячелетиями, и именно из таких цепочек ткется исторический процесс. А у связующих звеньев этой цепи есть вполне конкретные ФИО, завязанные на определенные интересы определенных групп людей.

В 1981 году близ Висбадена, Германия, состоялась некая конференция ICLC, на которой выступил доктор философии Вебстер Г. Тарпли, и темой его выступления был «Венецианский заговор». Этот материал впоследствии вошел в сборник эссе и речей под общим тегом «Против олигархии». Очень актуальненько)).

Что-то из этой речи 1981 года на сегодня нам уже стало известно, что-то вызывает недоумение своей трактовкой, но в целом это - еще один пазл к познанию подоплеки многих сегодняшних событий.

Выступление длинное, я его немного подсократила, не искажая смысла:

Венецианский заговор

Периоды истории, отмеченные, подобно переживаемому нами, судорожной нестабильностью человеческих институтов, представляют собой особую проблему для тех, кто стремится основывать свои действия на адекватном и достоверном знании исторического процесса. Такое знание возможно только через рассмотрение истории как закономерного взаимодействия противоборствующих заговоров, сталкивающих платоников с их эпистемологическими и политическими противниками.

Нет лучшего способа разобраться в таких вопросах, чем изучить историю венецианской олигархии — классического примера олигархического деспотизма и зла за пределами Дальнего Востока.

Венеция называла себя Serenissima Republica (Светлейшей Республикой), но, как отмечает Джеймс Фенимор Купер в предисловии к своему роману «Браво», она не была республикой в каком-либо понятном для американца смысле. Однако её зловещие институты действительно обеспечивают непревзойдённую преемственность самого отвратительного олигархического правления на протяжении пятнадцати веков и более, от периода угасающей Римской империи на Западе до Наполеоновских войн, которые в историческом плане были лишь вчера. Венецию лучше всего рассматривать как своего рода конвейер, напрямую переносящий вавилонскую заразу декадентской античности в мир современных государств.

Более чем полуторатысячелетняя преемственность венецианской истории – это, прежде всего, история олигархических семей и правительства, служившего им марионеткой, но в ещё большей степени – неустанное применение характерного метода государственного управления и политической разведки. Венеция, население которой никогда не превышало нескольких сотен тысяч человек, достигла статуса великой державы в XIII веке и сохраняла его до Вестфальского мира 1648 года благодаря развитой системе посольств, внутренней и внешней разведки и связанного с ними оперативного потенциала.

Венецианцы были заклятыми врагами гуманистической династии Палеологов в Византии. Они были непримиримыми врагами Гемистоса Плетона, Козимо Медичи, Леонардо да Винчи, Никколо Макиавелли и всего флорентийского Золотого Возрождения, которое они замыслили уничтожить (и успешно). Влияние Венеции сыграло решающую роль в прекращении елизаветинской эпохи в Англии и в наступлении трагической эпохи якобинцев.

Венецианские специалисты по связям с общественностью (PR) вытащили мелкого немецкого провинциального еретика Мартина Лютера и возвели его в ранг ересиарха среди целой орды богословов, верящих в тотальное предопределение. Не удовлетворившись этой разрушительной операцией против Церкви, Венеция впоследствии стала «матерью» для сомнительного, странствующего Игнатия Лойолы и его ордена иезуитов. После Тридентского собора Венеция также стала матрицей для брожения философов-либертинов дельфийского, антилейбницевского Просвещения. Венеция опередила Томаса Мальтуса и Иеремию Бентама, навязав всему миру британскую политическую экономию и философский радикализм.

Хотя Наполеону Бонапарту и принадлежит заслуга формальной ликвидации этого отвратительного организма во время Итальянской кампании 1797 года, его действия не возымели желаемого эффекта. Раковая опухоль, так сказать, уже успела пустить метастазы – в Женеву, Амстердам, Лондон и другие места. Таким образом, хотя суверенная политическая власть Венеции была уничтожена, её характерный метод продолжал жить, служа инкубатором того, что XX век называет фашизмом, сначала в роли питательной среды для протофашистских произведений Вагнера и Ницше, а затем в качестве спонсора фашистских политиков, таких как Габриэле д’Аннунцио и Бенито Муссолини.

Венецианцы руководили значительной частью действий, связанных с планом Парвуса по расчленению России, и, вполне возможно, именно они удивили всех, включая Лондон, развязав Первую мировую войну на Балканах.

Но самое главное, Венеция сегодня, благодаря своему фонду Чини и Европейскому культурному обществу, является аналитическим центром и плацдармом для «Римского клуба», и связанных с ним организаций.

Венеция — наднациональная родина банды «Новые Тёмные Века», объединяющий символ для самых крайних утопических и безумных маргиналов в современном международном разведывательном сообществе.

Познакомьтесь с Венецией. А затем вспомните монетаристское безумие Пола Волкера, идеологический фанатизм, исходящий от Bank of America, Chase Manhattan, Банка международных расчётов и прочих. Вы безошибочно узнаете гнилостный смрад венецианского канала, где гниющие мраморные дворцы поколений паразитов разъедаются величайшим цинизмом и жестокостью, которые когда-либо знал мир.

ИСТОКИ

В Средние века венецианцы были известны как архетип паразита, народа, который «ни сеет, ни жнёт». Для греков они были ненавистными «болотными лягушками». В немецкой народной сказке венецианский купец описывается как старый Панталоне, который бродит по округе, отнимая у людей их человеческие сердца и оставляя вместо них холодный камень.

Ближе к сути Венеции находится символ города – крылатый лев Святого Марка с вводящей в заблуждение надписью: Pax Tibi Marce, Evangelista Meus («Мир тебе, Марк, евангелист мой»). Этот химерический крылатый лев происходит с Востока, то ли из Персии, то ли из Китая. Таким образом, символ откровенно языческий, а Святой Марк добавлен в качестве дополнения к нему в связи с его предполагаемым посещением венецианских лагун. Для подкрепления этой истории венецианцы выкрали тело Святого Марка из Александрии Египетской, и у Тинторетто есть картина, воспевающая этот подвиг.

Дело в том, что Венеция смотрела на Восток, в сторону Леванта, Малой Азии, Центральной Азии и Дальнего Востока, на своих союзников среди азиатских, и особенно китайских, олигархий, которые были её партнёрами в торговле и войне. Это отражается в целом ряде странных, полувосточных черт венецианской жизни, прежде всего в уединённом, типично восточном статусе женщин: дожи, подобные Мочениго, гордо демонстрировали личный гарем вплоть до Нового времени.

Современная Венеция расположена недалеко от линии Любек-Триест, разделительной линии между странами НАТО и Варшавского договора, примерно соответствующей границе между турками на востоке и христианами на западе, а ещё раньше – между Священной Римской и Византийской империями.

В центре этой системы находилась Аквилея, отправная точка важного торгового пути с севера на юг через перевал Бреннер в долину Дуная и Богемию. Аквилея была резиденцией патриарха христианской церкви, но её традиции были преимущественно языческими и характеризовались ритуалами древнеегипетского культа Исиды. Некоторое время после 404 года столицей Римской империи на Западе была Равенна, а не Рим. После упадка Западной империи Равенна стала резиденцией правительства Теодориха Остгота. Позднее Равенна стала столицей части Италии, находившейся под властью византийцев.

Острова лагун служили неуязвимым убежищем, сравнимым со Швейцарией во время Второй мировой войны, для римских аристократов и других, спасавшихся от армий готов, гуннов и лангобардов. Легенда гласит, что большой поток беженцев пришёлся на набеги гуннов Аттилы в 452 году н. э.

Самым важным фактом всего этого периода является то, что зачаток того, что позже стало Венецией, выжил и разросся благодаря тесному союзу со злым императором Юстинианом в Константинополе, союзу, который в последующие годы был подкреплен смешанными браками дожей и других ведущих венецианских олигархов со знатью Византии, где фракция, воплощавшая зловещие традиции римского сената, просуществовала еще тысячу лет после падения Рима в 476 году.

Венецианские семьи делятся на две категории. Сначала идут старейшие семьи, или Лонги, которые могут претендовать на доказательство своего знатного происхождения задолго до 1000 года. Эти старые семьи удерживали монополию на дожство до 1382 года, после чего были вынуждены допустить новичков-выскочек, или Курти, к высшей государственной почетности. После этого времени на подъем вышли новые семьи.

Эти семьи и созданное ими государство разбогатели, паразитируя на торговле, особенно на торговле между Востоком и Западом, которая в основном шла через рынки Риальто. Но есть и более глубокая реальность, которую даже уничижительные истории о торговцах пряностями призваны скрыть. Основой венецианского богатства было рабство. Это рабство практиковалось как само собой разумеющееся по отношению к сарацинам, монголам, туркам и другим нехристианам. Кроме того, убедительно документально подтверждено, что продажа христиан в рабство была стандартной венецианской практикой. Сюда входили итальянцы и греки, которые ценились больше всего как рабы на галерах. Сюда же относились немцы и русские, которых привозили из Таны*, венецианского форпоста в устье Дона, в самом дальнем уголке Азовского моря. Позднее к этому списку добавились чернокожие африканцы, которые быстро стали модными среди знати республики.

(*) - Тана — средневековый город на левом берегу Дона, в районе современного города Азов (Ростовская область РФ). Название напоминает древнегреческий Танаис, также располагавшийся в устье Дона.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ РАБСТВА

В эпоху Венецианской заморской империи такие острова, как Крит, Кипр, Корфу, Наксос и более мелкие владения в Эгейском море, регулярно использовались рабами, либо непосредственно под венецианским управлением, либо под частным управлением венецианского олигархического клана, такого как Корнер, который был обязан своим богатством рабству. В последующие века гаремы всей Османской империи, от Балкан до Марокко, пополнялись венецианскими рабами. Ударные отряды османской турецкой армии, янычары, также в значительной степени пополнялись венецианскими купцами. Часть венецианской набережной до сих пор называется Рива-дельи-Скьявони – «рабский причал».

Около 1500 года венецианский олигарх Христофор да Каналь, главный адмирал Светлейшей Республики в то время, составил, по его словам, платоновский диалог (прим.: ну вот, а мы-то думали, их сам Платон писал))) о достоинствах рабов на галерах: итальянцы – худшие, далматинцы – лучшие, греки – лучшие и самые выносливые, хотя и мерзкие и отвратительные. В XVII и XVIII веках Венеция имела договорные отношения с другими государствами, например, с Баварией, по которым каторжников доставляли в Светлейшую Республику для пожизненной работы на галерах.

Пиратство и буканьерство, другие основные статьи венецианской экономики, ничем не отличались от работорговли. Войны с Генуей или другими державами были желанной возможностью грабить вражеские суда с помощью туч корсаров, и победа или поражение обычно больше зависели от успеха каперства, чем от прямых сражений галер, когов и солдат линейных флотов.

Пиратство незаметно проникает в рутинную торговлю. Десятилетиями предательства и хаоса венецианцы смогли стать ведущим портом-перевалочным пунктом Средиземноморья, куда, как и в Лондон вплоть до 1914 года, доставлялась для продажи, хранения и перевалки огромная часть мировых стратегических товаров. Наиболее значимыми товарами были пряности и шёлк из Индии и Китая, предназначенные для рынков Центральной и Западной Европы. Европа, в свою очередь, производила текстиль и металлы, особенно драгоценные, для экспорта на Восток.

Венецианское производство с самых первых времен и до конца практически не существовало, за исключением соляных и стекольных заводов Мурано. Роль венецианского купца сводилась к роли посредника, который наживался на спекуляциях, обманывая как покупателя, так и продавца, подкрепляя свою монополию на системы распределения и транспортировки военными галерами линейного флота.

Венецианский подход к торговле был иронически дирижистским. Венеция установила монополию на всю торговлю и судоходство в северной Адриатике. Чиновники Светлейшей Венеции организовали торговые галерные флоты, которые отправлялись один-два раза в год в ключевые порты. Галеры строились режимом на его верфях, известных как Арсенал, на протяжении многих веков, являвшихся крупнейшей фабрикой в мире. Их сдавали в аренду олигархам и их консорциумам на своеобразном аукционе. Каждая деталь работы этих галерных флотов, включая обязанность следовать в составе конвоя, была регламентирована императивным государственным регулированием.

Справка: В конце XII века Тана (Дон по-итальянски) возникла как торговое поселение венецианских купцов на изменившемся основном рукаве устья Дона, ныне называемом Старый Дон. После 1204 г контроль над городом перешёл к Генуе, превратившей его в военно-торговую крепость.

В городе жили итальянские купцы и моряки, исключительно мужчины. Самым доходным занятием была работорговля. Рабы (татары и особенно высоко ценившиеся славяне, известные у арабов как «сакалиба», а на Западе как «белые татары») в огромных количествах продавались на рынках Таны для всего Средиземноморья от Сирии и Египта до Франции и Испании.

В период расцвета Венеции галерные флотилии отправлялись в Тану и Трапезунд на Чёрном море, на Крит, Родос и Кипр по пути в Бейрут в Леванте, в Тунис, Триполи, Алжир, Оран и Александрию в Северной Африке, а также в города Испании, Франции и западного побережья Италии. Особенно хорошо обслуживалась «Румыния», территория, примерно соответствовавшая современной Греции. Другой галерный маршрут проходил через Гибралтар по пути в Саутгемптон, Лондон, Антверпен и Брюгге.

Многие из этих галерных портов отражают продолжающееся влияние Венеции и сегодня. Венецианцы всегда стремились снять сливки с мировой торговли. Их прибыли должны были быть достаточными для покрытия «традиционной» двадцатипроцентной ставки (О! - прям, как наш ЦБ))), финансирования частых войн и уплаты страховых взносов в сфере морского страхования, в котором они были пионерами.

ВЕНЕЦИАНСКОЕ ГОСУДАРСТВО

Потрясающая стабильность венецианского государства завораживает историков. Как Венеция смогла сохранить своё могущество на протяжении более полутора тысячелетий, не будучи завоёванной извне и не испытывая серьёзных внутренних потрясений?

Венеция оставалась неуязвимой для иноземных вторжений с момента основания города до 1797 года. Монолитная несправедливость венецианских государственных институтов была серьёзно нарушена лишь изнурительными событиями, происходившими внутри города, и подобные инциденты быстро прекращались кровопролитиями, которые восстанавливали стабильность, а не провоцировали новое насилие. Эта особенность венецианской олигархической системы резко контрастирует с системой её конкурента, Генуи, где каждый режим с 1300 по 1500 год имел продолжительность существования, сравнимую с продолжительностью жизни современного итальянского правительства (прим.: не более года). Она резко контрастирует с папством, где высшая государственная должность сменялась раз в двенадцать лет, а то и реже, и где гуманистические фракции иногда могли одержать верх.

В Венеции кровавое разрешение внутренних междоусобиц олигархии было сведено к минимуму, и эта энергия эффективно сублимировалась в опустошении внешнего мира. Яростная гетерономия (юридическая несамостоятельность) каждого олигарха была направлена вовне, а не на его соперников. В типологии «Государства» Платона Венеция – это олигархия, «государство, основанное на собственности, в котором богатые правят, а бедные не имеют никакого участия в управлении», «правление немногих, государственное устройство, полное многих зол». Эта олигархия несет в себе остатки тимократии, правления, основанного на чести. Но в то же время венецианский режим извращенно осознавал платоновское описание быстрого перехода от олигархии к демократии, а затем к тирании, и против этой эволюции патрициат принял меры.

Платон отмечает в VIII книге «Государства», что:

«изменение государственного строя всегда начинается с правящего класса, когда внутри него возникает фракция; но пока они единодушны, даже если их очень мало, их невозможно поколебать».

Угроза фракционности кроется в «золотом хранилище, которое есть у каждого человека», которое «разрушает такое устройство». Олигархи «устанавливают определённую сумму денег, большую или меньшую, в зависимости от того, насколько полно олигархия сформирована, и провозглашают, что никто не может участвовать в управлении государством, пока его имущество не достигнет необходимой оценки. Они осуществляют это силой оружия или же, применяя террор, устанавливают такое устройство».

Венеция просуществовала так долго благодаря эффективному подчинению олигархов и семей нуждам олигархии в целом, жесткому разграничению дворянского статуса между теми, кто уже был дворянином в 1297 году, и их потомками по мужской линии, а также постоянному террору против масс и против самой знати.

Все мужчины примерно 150 (ста пятидесяти) знатных семей имели постоянное право на место в Большом совете (Grand Consiglio), численность которого к 1500 году выросла до 2000 членов, а затем постепенно сокращалась…

В середине XV века Венеция была первой и единственной державой, регулярно имевшей постоянные дипломатические представительства во всех главных дворах и столицах.

Большой Совет также избирал самого дожа, используя невероятную византийскую процедуру, призванную обеспечить представительный выбор. Сначала тридцать членов Большого Совета были выбраны случайным образом с помощью цветных шаров, венецианское название которых дало начало американскому слову «ballot» (баллотироваться). Эти тридцать человек тянули жребий, чтобы сократить своё число до девяти, которые затем выдвигали и избирали новую группу из сорока выборщиков. Затем их число сокращалось жребием до двенадцати. Эта процедура повторялась несколько раз, в результате чего оставалась группа из сорока одного выборщика, из которых двадцать пять могли выдвинуть кандидатуру дожа для утверждения Большим Советом. Несколько менее сложные процедуры применялись для выбора группы из шести советников дожа.

Наиболее типичным примером венецианской системы является Совет десяти, созданный в 1310 году как координирующий орган внешней и внутренней политической разведки. Заседая на тайном заседании вместе с дожем и его шестью советниками, Совет десяти имел право вынести закон об аресте любого лица, находящегося под венецианской юрисдикцией или за рубежом. Если человек находился в Венеции, его обычно душили той же ночью, а тело бросали в канал Орфани.

Десять имели в своем распоряжении очень разветвленную сеть внешней разведки, но именно на венецианской территории их полномочия по наблюдению стали всеобъемлющими: содержание любой дискуссии между олигархами или гражданами обычно становилось известно Десяти в течение двадцати четырех часов или меньше, благодаря вездесущности ее информаторов и шпионов. Посетители Дворца дожей сегодня могут увидеть почтовые щели вокруг здания в форме львиных пастей с надписью Per Denontie Segrete («Для тайных доносов») для тех, кто хотел привлечь внимание Десяти и их чудовищной бюрократии, лиц, ворующих у государства или иным образом нарушающих закон.

Справка: Львиная пасть Венецианской Республики. Если вы попали в Венецию с экскурсией, то вас обязательно поведут в Дворец Дожей. И обязательно покажут такой вот почтовый ящик на стене галереи или внутри дворца.

И гид обязательно упомянет, что назывались они «бокка ди леоне» - «львиная пасть» и предназначались для тайных анонимных доносов венецианцев на сограждан. Но если обратить внимание на надпись под этим зловещим лицом: «DENONTIE SECRTTE CONTRO CHI OCCULTERRA GRATIE ET OFFICII O COLLUDERA PER NASCON DER LA VERA RENDITA D'ESSI», что означает: «Тайные обвинения против любого, кто скрывает милости или услуги, или тайно сговорился, чтобы утаить истинный доход от них».

Смертные приговоры Десяти не подлежали обжалованию, и их разбирательства никогда не предавались огласке. Преступники просто исчезали из виду.

Венецианский режим – извращённый пример теории «сдержек и противовесов» в государственном управлении, и таких механизмов обратной связи действительно существовало множество. Савии Гранди уравновешивали полномочия дожа, которого также контролировали шесть его советников, в то время как всё больше власти переходило к государственным инквизиторам и главам Десяти. Государственные прокуроры, как и Сенат, выполняли функции надзорных органов по большинству вопросов, а в кризисные времена Большой совет также осуществлял свою власть. Десять постоянно находились в тени.

Почти все должностные лица, за исключением дожа, избирались на срок от шести месяцев до одного года, со строгим ограничением на переизбрание на должность, пока не пройдет количество месяцев, равное предыдущему сроку пребывания олигарха на этой должности. Это означало, что ведущие олигархи постоянно ротировались и перемещались с одной остановки на Cursus Honorum на другую: от Савио Гранде к герцогскому советнику, к государственному инквизитору и так далее. Не было никакой преемственности населения Венеции; преемственность заключалась только в олигархии. Фактически, население города, казалось, было неспособно воспроизводиться.

Венеция страдала от астрономических показателей смертности от малярии и чумы — следует помнить, что ее каналы были прежде всего ее канализацией. Истребленное коренное население постоянно восполнялось волнами иммиграции, настолько, что француз Филипп де Комин, противник Макиавелли, мог сообщить, что население состояло в основном из иностранцев.

Внутренний порядок поддерживался сложной системой местного управления в каждом из шестидесяти городских приходов, тесно связанной с разветвлённым аппаратом корпоративных гильдий, называемых «Скуоле». Всё это дополнялось бесконечной чередой фестивалей, зрелищ и карнавалов. В городе обычно размещалось очень мало войск. Вот и всё о феноменах.

Реальность заключалась в том, что элита, состоявшая из десяти-пятнадцати семей из ста пятидесяти, фактически правила железной рукой.

Различные венецианские дневники проговаривались, описывая коррупцию и подкуп избирателей, особенно подкуп обедневшей декадентской знати, барнаботти, которых становилось всё больше в Большом Совете. Режим всем управлял, и должности всех типов регулярно продавались.

Эта реальность взяточничества была известна и Данте. Поэтическая геометрия 21-й песни «Ада», песни взяточников, или Бараттьери, основана на отсылке к венецианскому арсеналу и смоле, которой пропитывали корпуса галер:

Как в арсенале венецианцев                                                                           зимой кипит вязкая смола,                                                                         чтобы снова замазать их дырявые суда,                                                     ибо они не могут плыть.

Души взяточников погружаются в кипящую смолу, где их охраняют Мальбранши — гротескные крылатые монстры, вооруженные копьями и крюками: подходящая аллегория для душ венецианцев.

Данте посетил Венецию в 1321 году, действуя в качестве дипломатического представителя соседнего города Равенны, сюзерен которого некоторое время был его покровителем. Он умер вскоре после отъезда из Венеции. Два объяснения его смерти сходятся в версии убийства: одна версия гласит, что ему отказали в лодке, чтобы переправиться на юг через лагуну. Он был вынужден идти по тропе через болота, заразился малярией и умер. Другая версия гласит, что лодка была доступна, но сесть на неё означало бы быть убитым. Венецианские записи по этому поводу благополучно исчезли.

ПЕТРАРКА ПРОТИВ АРИСТОТЕЛЯ

Венецианский метод государственного управления основан на Аристотелевской философии – глубочайшей традиции на Западе.

Задолго до эпохи Альберта Великого (1193–1280) и святого Фомы Аквинского (1225–1274) Венеция зарекомендовала себя как главный центр перевода и преподавания трудов Аристотеля.

В 1135 году Сенат отправил Джакомо да Венеция в Византию, где он обучался послеюстиниановской аристотелевской ортодоксии. Спустя два года он вернулся в Венецию, чтобы начать читать лекции по Аристотелю и подготовить латинские переводы привезённых им греческих текстов. Школа аристотелевского учения была основана на рынке Риальто, в центре деловой и торговой жизни города. После завоевания Падуи Венецией в начале XV века Падуанский университет подчинился аристотелевскому гегемоническому принципу, став единственным университетом, куда венецианской знатью допускалась иностранная клиентура, особенно из Германии.

Закоренелый аристотелизм Венеции стал отправной точкой для масштабного литературного наступления на этот город со стороны Франческо Петрарки, сына личного секретаря Данте, который взял на себя ответственность за обслуживание гуманистических сетей Данте в катастрофические годы середины XIV века. Хотя это были годы Чёрной смерти, Петрарка («Фрэнсис Петрак, поэт-лауреат», как его называл Чосер) был душой упорного гуманистического арьергарда, с энергичными контратаками при каждой возможности, что сделало возможным позднее итальянское Возрождение.

Петрарка был современником восстания чомпи против олигархического правления во Флоренции; он, несомненно, участвовал в захвате власти в Риме Колой ди Риенцо в мае 1347 года. Подлинная история литературных и политических достижений Петрарки ещё не рассказана. Тем не менее, совершенно очевидно, что он был ярым противником Венеции и её идеологии.

В 1355 году Венеция только что пережила один из своих редких внутренних кризисов, который обычно объясняют попыткой дожа Марина Фальеро свергнуть режим и установить Синьорию, или личную диктатуру, распространённую в Италии того времени. Марин Фальеро был публично обезглавлен Советом десяти.

Петрарка, возможно, приложил руку к этой операции; в этот период он был частым гостем при дворе правителей Падуи из рода Каррара, примерно в тридцати километрах от Венецианской лагуны. Петрарка, возможно, разрабатывал планы по внедрению платонизма в интеллектуальную жизнь Светлейшей. Петрарка предложил, чтобы ему разрешили поселиться в Венеции и разместить там свою библиотеку; книги должны были остаться в наследство городу после его смерти, составив основу того, что впоследствии стало первой публичной библиотекой в Европе. Венецианские власти согласились, и Петрарка, самый прославленный интеллектуал своего времени, поселился в своей резиденции на Рива-дельи-Скьявони.

Вскоре к нему стали приезжать четверо венецианских аристотеликов, которых он позже называл «четырьмя моими знаменитыми друзьями». Этими четырьмя олигархами были Томмазо Таленти, Гвидо да Баньоло, Леонардо Дандоло и Дзаккария Контарини, последние двое принадлежали к самому высокому роду. После нескольких бесед с Петраркой эти четверо начали распространять клевету о том, что Петрарка был «человеком хорошим, но без всякого образования».

Петрарка вскоре отказался от проекта библиотеки и вскоре после этого навсегда покинул Венецию. Его ответ клеветникам содержится в трактате «De Sui Ipsius et Multorum Ignorantia» (1367) (с выпадом против Аристотеля в названии), самом сильном его произведении в жанре инвективно-полемического сочинения.

Петрарка назвал аристотелевскую схоластическую философию «блудницей, которая любит беспокоиться о пустых вопросах слов». Истинную философию, с ясной целью – развивать нравственность, говорил он, можно найти у святого Августина. Всё, на что способен Аристотель, – это дать дельфийское описание того, как могут выглядеть внешние атрибуты нравственности.

Авторитету Аристотеля Петрарка противопоставил платонизм Нового Завета, заявив, что "решающим ориентиром для него является Христос, а не Аристотель".

Его «четыре друга», утверждал он, не были христианами, а предпочитали следовать за своим любимым философом в его софистике, богохульстве и нечестии. Они издевались над Христом и были настолько претенциозны, что даже не могли понять собственные аргументы.

Петрарка отмечал, что Аристотель снабжал своих последователей всевозможными странными и любопытными знаниями, например, о количестве волос на голове льва или перьев в хвосте ястреба, о том, как слоны совокупляются задом наперёд, о том, как феникс возрождается из собственного пепла, о том, что единственное животное, способное двигать верхней челюстью, — это крокодил. Но эти факты не только бесполезны, говорил он, они ложны. «Откуда Аристотель мог знать такие факты, если ни разум, ни опыт их не раскрывают? Что касается высших целей философии, Аристотель невежественнее старой крестьянки».

Венецианский номинализм шёл рука об руку с самой безудержной алчностью. В пьесе, написанной Карло Гольдони на венецианском диалекте в XVIII веке, скряга, похожий на Панталоне, возвращается домой и застаёт жену и дочь за рукоделием. Женщины на мгновение поднимают взгляды и здороваются. Скряга приходит в ярость и кричит: «Что? Ты бросил работу, чтобы говорить мне комплименты!»

Ярким свидетелем этого типично венецианского порока был Эразм Роттердамский, который после 1500 года стал тем же, чем Петрарка был в своё время: лидером платоновской гуманистической фракции. Эразм приехал в Венецию в 1508 году, как ни странно, накануне попытки уничтожить Венецию в войне Камбрейской лиги. Эразм приехал, чтобы познакомиться с Альдо Манунцио, тем самым Альдом, который владел в то время крупнейшим и самым известным издательством в мире.

Венеция отреагировала на изобретение Иоганном Гутенбергом из Майнца книгопечатания подвижными литерами таким образом, что это предвосхитило реакцию британской олигархии XX века на радио, кино и телевидение.

Они немедленно попытались взять под контроль новое средство массовой информации. Десятки учеников Гутенберга из Рейн-Майнского региона были скуплены и привезены в Венецию, где объём производства книг до 1500 года во много раз превышал количество изданий, изданных во всём остальном мире вместе взятом.

Мартин Лютер был одним из более поздних её творений. Альдус издал труды Аристотеля на греческом языке вскоре после начала своей деятельности в 1495 году. Платону пришлось ждать почти двадцать лет.

Одной из целей визита Эразма в Венецию было ускорить публикацию Платона. Он остановился в доме зятя Альда. В диалогах Эразма Альд появляется в образе Антрония («пещерного человека»), которого сегодня называют мультимиллионером.

ВЕНЕЦИАНСКАЯ РАЗВЕДКА

В чём заключался метод венецианской политической разведки? Классическая ситуация для Венеции – это когда слабейшая держава пытается натравить друг на друга две или более крупных империй. Так было, когда Венецианская держава находилась в самом начале своего развития, и её выживание зависело от противопоставления Лангобардского королевства Италии Византии. Позднее эта тактика сменилась попыткой натравить Византию на Каролингскую империю на Западе, которая едва не провалилась, когда армия Карла Великого под командованием Пипина осадила Венецию в её лагунах. Эта осада, однако, не увенчалась успехом.

В XI веке венецианцы успешно подстрекали нормандских баронов, действовавших с Сицилии под руководством Роберта Гвискара, к нападению на Византию, а затем предложили отчаявшимся византийцам защиту. Цена этой защиты была обозначена знаменитой Золотой буллой 1082 года – указом византийского императора, по которому Венеция получила свободный от налогов и пошлин доступ ко всей Восточной империи, где сами греки были обязаны платить налог в размере 10% от своих торговых операций. Так среди греческого населения зародилась ненависть к Венеции, которая сохраняется и по сей день.

В XVI веке венецианская стратегическая доктрина заключалась в том, чтобы натравить османских турок на испанских и австрийских Габсбургов, а затем исправить оставшийся стратегический дисбаланс, натравливая Габсбургов, в свою очередь, на французов. Иногда Венеция пыталась натравить португальскую державу на голландцев. Позже эта доктрина была расширена, включив в себя натравливание голландцев на англичан и англичан на французов.

Венецианцы также подстрекали силы с Востока к нападению на христианский мир. Венеция манипулировала сарацинами, монголами и турками и ладила с работорговцами в каждой из этих группировок примерно так же, как такая держава, как Венеция, могла ладить с кем-либо ещё. В частности, венецианцы были более готовы к оккупации территорий, за исключением венецианских, турками, чем любая другая держава.

Таким образом, Венеция была мастером самых экзотических вариаций флегматичного старого британского принципа «dividi et impera» («разделяй и властвуй»).

Но суть их стратегической доктрины была более изощренной, чем-то, что иногда описывалось как сценарий «краха империй». Венеция паразитировала на упадке гораздо более крупных, чем она сама,  государств, упадке, который сама же и стремилась организовать, иногда в виде долгой и постепенной нисходящей линии, а иногда в виде стремительного грабежа.

Венеция неоднократно сталкивалась с проблемой, которую представлял собой торжествующий враг, находящийся на пике своего могущества и способный в кратчайшие сроки сокрушить Светлейшую. Этого врага нужно было подтолкнуть к самоуничтожению, не каким-то старым, а именно тем самым, точным и конкретным способом, который служил венецианским интересам. Звучит невероятным? Поразительно, как часто это удавалось. Более того, в современном мире это действительно происходит.

Самый яркий пример венецианского манипулирования глупыми гигантами этого мира вошёл в историю как Четвёртый крестовый поход. На турнире в Шампани в 1201 году герцог Шампани и многочисленные феодальные бароны поклялись совершить паломничество с боем к Гробу Господню в Иерусалиме. Здесь они должны были усилить французский гарнизон, теснимый турком Саладином. Для многих из них это означало искупление за определённые проступки, не последним из которых был заговор против их сюзерена, короля.

Чтобы добраться до Святой Земли, требовались транспортные средства, и французские рыцари отправили Жоффруа де Виллардуэна в Венецию для переговоров о конвое торговых галер с соответствующим эскортом военных кораблей. Жоффруа заключил сделку с дожем Энрико Дандоло, слепым и старше восьмидесяти лет. Дандоло предложил выгодную сделку: за конвой с эскортом до Иерусалима и обратно французские рыцари должны были выложить 85 000 серебряных марок, что равнялось 20 000 килограммам серебра, что примерно вдвое превышало годовой доход короля Англии или Франции того времени.

Когда летом 1202 года 10 000 французских рыцарей и пехотинцев собрались на венецианском острове Лидо, выяснилось, что французы, заложив всё, вплоть до фамильного серебра, всё ещё были должны венецианцам 35 000 марок. Хитрый Дандоло предположил, что этот долг можно легко списать, если крестоносцы присоединятся к венецианцам в покорении Зары, христианского города в Далмации, расположенного по другую сторону Адриатического моря от Венеции. Рыцари с готовностью согласились, и феодальная армия вынудила Зару, восставшую против Венеции, капитулировать.

В этот момент Дандоло сделал крестоносцам «геополитическое» предложение, указав на подозрения императора Византии в союзе с сарацинами, и на то, что наступление на Святую Землю будет безрассудным, если эта проблема не будет решена. Как оказалось, венецианцы поддерживали претендента на византийский престол, поскольку действующий император пытался лишить их торговых привилегий. Претендентом был молодой Алексиос, пообещавший рыцарям, что, если они помогут ему обрести власть, он присоединится к ним в крестовом походе с армией из 10 000 греческих воинов.

Так, с 1203 по 1204 год Константинополь был осажден объединенным франко-венецианским экспедиционным корпусом, которому в конце концов удалось прорвать укрепления вдоль Золотого Рога — залива на северной стороне города.

Византия была разграблена в оргии насилия и разрушений, из которой венецианцы вывезли в качестве добычи четырёх бронзовых коней, которые обычно стоят в базилике Святого Марка, но которые часто выставляются в других городах.

Граф Бодуэн Фландрский был посажен на трон новой выдумки под названием Латинская империя Константинополя. Дож Венеции получил часть дела в виде титула Владыки трёх восьмых Латинской империи. Венеция захватила три восьмых Константинополя, постоянную венецианскую колонию со своим собственным боевым флотом. Лемнос и Галлиполи перешли в руки венецианцев. Был аннексирован Крит, а также Наксос и связанные с ним острова, и большой остров Эвба, который венецианцы называли Негропонте. На Ионической стороне венецианцы присвоили Модон и Корон и несколько островов вплоть до Корфу. Все венецианские торговые привилегии в Греции были восстановлены. Добыча, принесённая после разграбления Константинополя, превосходила всё, что Европа видела до прибытия испанских флотов из Нового Света несколько столетий спустя.

Венеция создала колониальную империю с военно-морскими базами и стала гегемоном в Восточном Средиземноморье.

В довершение всего, султан Египта дал Дандоло солидную взятку, чтобы тот не допустил крестоносцев в Палестину.

Для человечества Четвёртый крестовый поход стал настоящей трагедией. Гипертрофия венецианского влияния в Средиземноморье стала одним из решающих факторов, обеспечивших позднее поражение императора Федериго II Гогенштауфена, короля Сицилии. Венецианская марионеточная «Латинская империя» была свергнута Палеологами в 1261 году, но к тому времени Федериго уже не было в живых. К 1266–1268 годам два сына Федериго и их сторонники-гибеллины были разгромлены Карлом Анжуйским, а последний представитель династии Гогенштауфенов был обезглавлен на площади Неаполя. Триумф чёрных гвельфов стал необратимым.

Ещё одним фактором, способствовавшим этой трагедии, несомненно, стали монгольские орды. Примерно в то время, когда венецианцы разграбляли Константинополь, Чингисхан правил империей, простиравшейся от Кореи до Ирана и быстро продвигавшейся на запад. Батый, племянник Чингисхана, разгромил болгар в 1236 году, захватил Киев на Украине (не было тогда никакой Украины!!!) в 1240 году и вторгся в Польшу. В Силезии в 1241 году немецко-польская феодальная армия, включая Тевтонский орден, была разгромлена. Позднее в том же году монголы разгромили венгров. По неясным причинам монголы не продвинулись дальше на запад, но монгольская Золотая Орда, установившая свою гегемонию на Руси, положила начало её экономической и культурной отсталости. Чтобы хоть как-то ослабить монгольское иго, русским пришлось в 1380 году принять участие в грандиозной битве на Куликовом поле на Дону.

В этих победах монголов было нечто большее, чем просто численное превосходство. Как резюмирует один историк:

«Монголы не нападали внезапно и дико, как безрассудные варвары. Нет, они наступали по тщательно продуманному плану. На каждом этапе монгольские военачальники заранее осведомлялись о состоянии европейских дворов и узнавали, какие распри и беспорядки могут быть выгодны их завоеваниям. Эти ценные знания они получили от венецианских купцов, таких как отец Марко Поло. Недаром сам Поло был радушно принят при дворе Хубилая и на время стал администратором Великого хана.

Итак, великий Марко Поло и венецианская семья, из которой он происходил, были ответственны за вторжение Чингисхана против Европы. Вездесущая венецианская разведка также сыграла свою роль в разрушении монголами арабского культурного центра Багдада в 1258 году».

Фридрих Шиллер и Уильям Шекспир анализировали манипулятивные методы, применявшиеся венецианской разведкой; оба считали венецианскую разведку одним из своих самых грозных врагов. Значительная часть произведений Шиллера посвящена борьбе с союзом Венеции, Генуи и Женевы, который контролировал финансовую власть короля Испании Филиппа II.

Непосредственное описание Венеции Шиллером представлено в фрагменте романа «Der Geisterseher» («Провидец духов»). Его центральный персонаж – сицилийский шарлатан, мастер возвращать души умерших в мир для жаждущей острых ощущений знати на спиритических сеансах. Этот сицилийский шарлатан – фигура целого класса венецианских разведчиков, таких как граф Калиостро - шарлатан, провозгласивший себя реинкарнацией ведущего масона Древнего Египта. Ещё одним представителем этой породы был Эмануэль Сведенборг. После Шиллера эта категория значительно расширилась благодаря таким теософам, как мадам Блаватская, Анни Безант, Генри Стил Олкотт и архиявитель Рудольф Штайнер, основатель антропософского движения и вальдорфских школ.

В повести Шиллера молодой немецкий принц, приехавший в Венецию во время большого путешествия, подвергается серии махинаций со стороны зловещего армянина в маске, который заранее сообщает ему о смерти близкого родственника, находящегося за сотни миль от него. В игорном доме молодой венецианский патриций затевает ссору с принцем, который опасается за свою жизнь, пока его не проводят в одну из палат Совета десяти, где провинившегося патриция душат прямо у него на глазах. Он знакомится с сицилийским шарлатаном, а затем неделями пытается установить личность таинственной красавицы, которую он видел в церкви.

Он начинает посещать полусекретный клуб свободомыслящих, называемый «Бученторо» в честь золотого корабля, которым дож пользовался во время государственных торжеств. По крайней мере один кардинал также является членом «Бученторо». Он увлекается азартными играми, много проигрывает и влезает в огромные долги. Тем временем при его протестантском дворе распространяются слухи о его переходе в католичество, что приводит к отречению от него всей семьи. В конце фрагмента его жизнь разрушена, и смерть неизбежна.

«Отелло, венецианский мавр» Шекспира представляет собой более законченный анализ той же техники. Пьеса была написана и поставлена вскоре после 1603 года, когда венецианцы и генуэзцы приобрели огромную власть в Англии благодаря восшествию на престол своей марионетки Якова I.

Отелло – мавр, нанятый в Венецию в качестве наёмника, находящийся на пике своего могущества, только что одержавший победу над турецким флотом, нападавшим на Кипр. Он пользуется полным доверием Сената и недавно женился на Дездемоне, дочери патриция. Отелло, «заблудший варвар», однако, подобен глупому великану: его мастерство в военном деле непревзойдённо, но его эмоциональный склад определённо тяготеет к наивности и инфантильности. Он не обладает ни глубоким пониманием государственных дел, ни психологии. Кроме того, он суеверен и склонен к ревности.

Все эти слабости систематически эксплуатирует «честный Яго», сотрудник Отелло, решивший его уничтожить. Яго – это образ венецианского разведчика (агента), эксперта в том, что он называет «двойным плутовством» – искусстве манипуляции. Он намеревается уничтожить Отелло, используя точный психологический портрет мавра и, прежде всего, наивную готовность Отелло доверять своему «честному Яго». Modus operandi Яго заключается в следующем:

«Пусть мавр возблагодарит меня, полюбит меня и вознаградит меня

за то, что я сделал его вопиющим ослом и посягнул на его мир и покой, доведя его до безумия».

Яго использует своего никчемного агента, простофилю Родриго, для финансирования и оказания услуг. Он устраивает сцены, где обманывает одного участника одной историей, рассказывает другому другую, собирает их в контролируемой обстановке и использует получившийся фейерверк для своей общей стратегии. Он устраивает драку между Родриго и пьяным Кассио, которая приводит к ранению Монтано Кассио, которого Отелло смещает с поста главного лейтенанта. После этого он превращает наивное желание Дездемоны помочь Кассио вернуть себе пост, превращая его в неопровержимое доказательство супружеской неверности Дездемоны. После этого Яго удаётся спровоцировать Отелло на убийство Дездемоны, а затем и себя.

В центре пьесы эпистемологические вопросы истины и доказательства. В третьем акте Яго доводит Отелло до исступления намёками на предполагаемую измену Дездемоны и заставляет его совершить убийство Кассио, не имея ни малейших доказательств. В качестве неопровержимого доказательства измены, достаточного для убийства Дездемоны, Отелло принимает носовой платок, который Яго добывает и подбрасывает Кассио. Этот платок имеет для Отелло глубокую эмоциональную и суеверную ценность, поскольку был подарен отцом матери. Это был его первый символ любви к Дездемоне. Увидев платок в руках Кассио, он готов убить. В финальной сцене мы можем согласиться с женой Яго, Эмилией, что Отелло — простак и болван, «кровожадный хлыщ… невежественный, как грязь».

Но урок в том, что не только Отелло, но и все те, кто любит не разумно, а слишком сильно, кто, «будучи взволнован» и «до крайности сбит с толку», — потенциальные жертвы венецианской разведки. Такие ловятся в «сладкие ловушки»)).

Продолжение следует…