Они снимали "За Родину!"

Их было всего 258 человек. Их оружие – кинокамера и пистолет. Практически все добровольцы. На фронт шли, отбиваясь правдами и неправдами от брони. 

«Возле маленького дома на Красной Пресне толпа. Подхожу к столу, за которым сидит плотный мужчина в военной форме, — глаза у него красные, воспаленные, пожалуй, со вчерашнего утра не спал.

— Я кинооператор, могу снимать военные действия.

Военком раскрывает толстый справочник и долго водит пальцем по страницам.

— Кинооператор. Такой воинской специальности нет», - так уходил на фронт Теодор Бунимович.

Он вернулся в военкомат через два месяца капитаном в полинялой гимнастерке. Новому военкому он рассказал, как «вместе со штабом 187-й стрелковой дивизии ночью скрытно двигались по проселочным дорогам, а на асфальтовых магистралях громыхали фашистские танки, как после неравных боев из разрозненных частей формировались новые батальоны и создавалась новая линия обороны. Рассказал и о 30-й армии, на одном из участков обороны которой враг был не только остановлен, но и, понеся огромные потери, отброшен на несколько километров назад».

 Военком достал карточку Бунимовича. «Там было что-то мелко написано, я разглядел только большой вопросительный знак. Военком перечеркнул запись вместе с вопросительным знаком и вписал: «Военный кинооператор». Так в документах Краснопресненского райвоенкомата появилась новая воинская специальность…» , - вспоминал потом Теодор Захарович.

Четыре года Великой Отечественной день за днем фронтовые кинооператоры снимали правду ужасной войны. Три с половиной миллиона метров кинопленки – правдивая, и от этого еще более трагическая хроника тех горьких лет. Черно-белые кадры полные драматизма. Именно кадры. Ведь все эти миллионы метров были сложены из тридцатиметровых кусочков. Всего минута экранного времени. Столько за раз могла снять камера «Аймо», верный боевой друг.

«Как быстро проскакивала эта пленка! А чтобы запечатлеть эту минуту, нужно перебежать, пригнуться, зарыться в землю, чтобы ни один из осколков не попал в тебя или, не дай Бог, в твою кинокамеру. А чего стоило перезарядить кинокамеру в бою, оберегать ее от пыли, от песка. Ведь если пылинка попадет на пленку – будет царапина, брак, а кадры-то могут быть неповторимые!» , - рассказал последний оставшийся в живых фронтовой кинооператор Борис Соколов.

Как правило снимали в паре. Ведь надо было работать и за себя, и за режиссера, и за сценариста.

Он тут же добавляет: «Мы по-разному снимали одни и те же эпизоды, по-разному строили композицию. В плане безопасности работа в паре тоже лучше, и были случаи, когда напарники вытаскивали раненых операторов с поля боя. Страх мы подавляли тем, что ставили себе цель. Было стремление снять то, что нужно, и профессиональный азарт. Мы часто снимали в местах, где нас могли обстрелять, выезжали на опасные участки. Был такой оператор Малик Каюмов, который дважды был ранен, и напарник выносил его на себе с поля боя».

Сейчас упорно ходит иформация, что отступление нашей армии запрещалось снимать. Не запрещалось, кинооператоры сами не могли это делать.

Фронтовой оператор Михаил Посельский: «Рука оператора не поднималась снимать такое, да и сами отступающие не позволяли направить в их сторону аппарат:

– Зачем снимать такое? Прекрати съёмку! Буду стрелять…»

Рассказ легендарного Романа Кармена.

«Передо мной сидел тучный человек с четырьмя ромбами и с орденом Ленина на груди. Сидел на стуле боком, положив локоть на край стола. Он не предложил мне сесть. Я сознавал, что не обязан стоять навытяжку и что он, хоть и заместитель начальника Политуправления Красной Армии, мог бы уважительно говорить с кинематографистом, который, в общем-то, ему не подчинен — я был начальником фронтовой киногруппы Северо-Западного направления.

Армейский комиссар был раздражен, говорил со мной грубо.

— Ну и что вы от меня хотите?

— Я слышал, что штаб Северо-Западного направления переместился из Риги в Псков. Моя задача — как можно скорее добраться с киногруппой до штаба. Прошу в этом помочь.

— Останетесь здесь! Идет война, люди сражаются. Ваша работа нужна здесь, как и в другом любом месте.

Армейский комиссар медленно поднялся из-за стола и шагнул ко мне.

взглянув в его глаза, я замер, пораженный их страдальческим выражением. Огромный, могучий человек, чуть не шатаясь, подошел ко мне, положил обе руки мне на плечи и срывающимся голосом сказал:

— Рига, Псков? Да я сейчас полжизни бы отдал, чтобы знать, где находится штаб фронта! Неужели не видишь, что творится? Вот я и говорю — оставайся здесь, немедленно начинай свои киносъемки. Люди сражаются, умирают, воюют… Понял ты?

Мне казалось, что вся трагическая тяжесть положения на фронте словно навалилась на его плечи. Глаза его потеплели, когда он повторил:

— Оставайся здесь, начинай здесь воевать…»

Из воспоминаний Александра Казначеева: «На открытой полуторке мы продвигались к Ворошиловграду. На дороге — тысячи людей, машины, до отказа набитые людьми и скарбом, ревущие стада колхозных коров. И все это двигалось нескончаемым потоком. Пыль и жара, сгорбленные, с поникшими головами люди.Стоя на подножке движущейся машины, я снимал происходящее вокруг. Иногда из толпы раздавалось: «Зачем ты это делаешь?!» Но снимал я, твердо уверенный, что истории эти кадры будут крайне необходимы. Верил, что наступит время, когда все переменится и мы сюда вернемся».

«Шли снимать бой, который вела какая-то наша часть. В теплый полдень мы, трое кинематографистов, шли навстречу гитлеровским войскам. Время от времени ложились, прижимались к земле, снова шли, утирая катящийся по лицу пот.

Сейчас, вспоминая этот путь в сторону Борковичей, понимаю, как далек я был тогда от осознания всей меры опасности и несчастья, постигшего нашу страну. Как далек был от мысли, что бой будет скоро идти уже не в Борковичах, а недалеко от Химок. И у Парка культуры и отдыха, и в Дорогомиловке будут построены баррикады. И немецкие войска дойдут до Волги и Кавказа. И что наступит день, когда я въеду в горящий Берлин на танке.

А потом буду снимать приговоренных к виселице Геринга, Кейтеля, Йодля, Розенберга…

Это я вспоминаю сейчас. А тогда, лежа под шрапнелью, только об одном думал: «Вот она и началась — война с немцами», - продолжил свой рассказ Роман Кармен.

Алексей Семин запомнил такую историю:

 «Я узнал о солдатах, которые не ушли с позиции на полотне железной дороги под боком у немцев. Мне так захотелось их снять, что я пополз по грязи, наплевал на немецкого снайпера и добрался до них. Там я услышал слова, от которых сердце забилось сильнее, чем от страха: "Ребята, к нам пришел кинооператор! Значит, мы теперь будем живыми всегда". 

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ