Записки ротного. (5.3)

    Дивизии 4-й танковой армии Гота, прорвавшиеся в районе поселка Плодовитое, смяв правый фланг обороны 57 Армии и левый фланг 64 армии двигались в направлении села Дубовый Овраг.
  В открытой степи заняла оборону и приготовилась дать свой последний бой рота ПТР…

- Товарищ командир, смотрите! – воскликнул замполит. – За нами, в тылу занимает оборону какая-то артиллерийская батарея.
- Да, это же новые орудия: 76мм дивизионная пушка «ЗИС-3», - сказал я.

  Помахав рукой, я поприветствовал командира батареи. Он приветствовал меня подчеркнуто официально, отдав честь – я ответил тем же.

  Продолжая следить за приближающимися танками противника, я увидел - вся эта стальная лавина, не доходя до наших огневых позиций полтора километра, резко повернула влево и по косогору направилась на север в сторону Ивановки.

  На душе немного отлегло – там их ожидал хорошо оборудованный противотанковый укрепленный рубеж.

  Учитывая расстояние, стрелять по танкам нам не имело смысла. В то же время расчеты вели постоянный огонь по машинам противника. С рассветом следующего дня, стало очевидным, что разрозненный огонь малоэффективен. Я свел вместе по четыре расчета и сосредоточенным огнем по избранной цели мы стали залпом поражать автомобили с пехотой. Подбитая и объятая пламенем машина, останавливалась. Солдаты разбегались по другим экипажам. Санитары подбирали убитых и раненых. Танк сталкивал поврежденную технику на обочину. Колона так же, как ни в чем не бывало, продолжала движение – немцы не обращали на нас никакого внимания.

  Стоящая за нами артиллерийская батарея вела огонь по танкам, мы - по машинам противника. За сутки батарея подбила одиннадцать танков, а моя рота - тринадцать машин.

  Двое суток мимо нас, денем и ночью без остановки, шла непрерывная колона танковой армии - в строгом порядке: мотоцикл с коляской, танк, три машины с пехотой.

  Согласно оперативной директиве «Барбаросса», которая рекомендовала войскам, с учетом верного превосходства над противником, в качестве главных видов действий «марш с боем» и «марш без боя». Танковый корпус шел маршевой колонной, это обеспечивало максимальную скорость передвижения. Не обращая внимания на потери, не тратя время на небольшие очаги сопротивления. Для них, все было не существенно, по сравнению с главной целью – сходу ворваться в Сталинград.

  И вот движение колоны закончилось. Теперь по дороге в обе стороны проскакивали лишь отдельные машины и мотоциклисты.

  На следующую ночь после окончания массового движения немецких войск поступил приказ оставить Дубовый Овраг.

  В это время, под Красноармейском завязался ожесточенный бой. Оттуда доносилась непрерывная артиллерийская канонада, не замолкавшая несколько суток подряд.

Семь суток пробивалась армия генерала фон Гота, семь суток шли невероятно ожесточенные бои, тысячи солдат и офицеров, десятки танков и другой боевой техники потеряли немцы и румыны в этом наступлении.

Воины 64 и 57 армий проявили исключительную стойкость в этих неравных боях, не отошли ни шагу назад - стояли насмерть! За противотанковые орудия, заменяя выбывшие расчеты, становился каждый, кто был способен заменить, — лишь бы не пропустить лавину танков и пехоты в южную часть города. На этих высотах полегли вторая и третья роты нашего батальона.

Горячо палило летнее солнце, горела земля от ударов авиации и артиллерии, душили пыль и дым, мучила жажда в безводной степи. Но ничто не могло сломить стойкости и мужества воинов дивизий, заслонивших город с юга.

С 21 по 27 августа, под ударами артиллерии и авиации, шла битва на южных подступах к Сталинграду. Пьяная фашистская пехота и автоматчики на танках и за танками, эшелон за эшелоном, цепь за цепью, в рябых тельняшках шли в психические атаки и устилали своими трупами сталинградскую землю. Все же наступление армии Гота не дало результата. Прорваться в южную часть города, в Красноармейский и Кировский районы, гитлеровцам не удалось. Противник ценою огромных потерь в живой силе; танках и артиллерии за 7 суток только овладел ст. Абганерово, Тингута, разъездом 55 километр и оттеснил левый фланг 64 армии на рубеж высоты 174,0, Зеты, Кошары, на 15 километров северо-западнее ст. Абганерово.

Напрасно танкисты и гренадеры Гота атаковали высоты в районе Тундутова – краеугольный камень внутреннего кольца обороны Сталинграда.

Понеся потери не только в солдатах и технике, потеряв в этих боях нескольких командиров полков, Гот пришел к выводу: "Мы просто истекаем кровью перед этими чертовыми высотами. Тут негде развернуться бронетехнике. Мы должны перегруппироваться и развернуть атаку где-то в другом месте, где-то далеко отсюда". Гот остановил наступление, а ночью снял с фронта свои танковые и механизированные части и заменил их под Красноармейском пехотинцами 94-й саксонской дивизии.

  Позже мы узнали, что танковая армия Гота ушла. Нанеся удар по Сталинграду севернее нас, Гот вышел к Волге.

  На южном фланге, против нас остались подразделения Шестого румынского армейского корпуса.

  Мы оставили Дубовый Овраг, так и не дождавшись наших отходящих войск. Выдвинутый вперед наш правый фланг был оторван от основных сил дивизии и мог попасть в окружение. Прошел слух, что комдива самовольно принявшего такое решение сначала хотели снять с должности, но затем оставили без наказания, признав приказ рациональным*.
 В последствии, за время боев на участке обороны 15 гвардейской дивизии, противник не продвинулся ни на шаг.

  В Больших Чапурниках, моя рота противотанковых ружей заняла оборону в боевых порядках 50-го гвардейского полка, которым тогда командовал майор Сикорский Павел Иванович.

  Для стрелковых подразделений траншеи были подготовлены заранее местным населением. Огневые позиции своих расчетов я расположил несколько сзади, создавая взаимосвязанную противотанковую оборону. Противника еще не было видно, и мы имели возможность хорошо окопаться.

  Траншеи переднего края проходили через дорогу на Дубовый Овраг от озера Сарпа между южной окраиной села с нашей стороны и постройками молочно-товарной фермы со стороны противника. Здесь оборону занимал второй батальон 50-го полка. В ротах было по 6-7 человек, в основном средний комсостав. В батальоне имелся только один станковый пулемет, несколько ручных пулеметов и автоматов. Не смотря на то, что от батальона фактически оставался один взвод, фронт обороны был выделен, как роте полного состава. За пулеметами были младшие лейтенанты, красноармейцы подносили боеприпасы, воду, пищу, снаряжали пулеметные ленты и дисковые магазины. По просьбе командира полка, большие промежутки между пулеметными расчетами, на ночь занимали мои расчеты ПТР. Оборона осложнялась отсутствием перед передним краем минных полей и проволочных заграждений.

Так прикрывались подступы к городу Красноармейску на нашем участке обороны.

Противник не заставил себя долго ждать. В конце августа, в мареве полуденного зноя на горизонте стали появляться мелкие черные точки. Я рассматривал в бинокль, бредущий в нашем направлении рассыпной строй пехоты противника.
- Сколько их? - спросил меня наблюдатель.
- Много. Очень много – роты две-три, возможно и больше. Я передал бинокль наблюдателю. – Наблюдайте за рикошетами!
- Сержант, тащи сюда моего «Дегтярева», все «тарелки» и цинки с утяжеленной пулей!* - Приказал я командиру третьего взвода – не задавшемуся летчику старшему сержанту Ворожко.

Пристегнул растяжку между сошками и прикладом, для устойчивости пулемета. Дал несколько коротких очередей.

- Недолет 200-300 метров до цели.

Поднимаю угол на прицеле. Очередь легла по пехоте.

- Хорошо! Разбежались и залегли. – Наблюдатель корректировал мой огонь, я короткими очередями в 3-4 выстрела, гонял по гладкой, выжженной степи солдат противника. Вскоре появился командир батальона:
- Я не могу понять, кто ведет стрельбу? Прекратить стрельбу! Что Вы делаете, ведь они же по нам не стреляют?.. – характерно картавя, обрушился на меня капитан.
- Твою ж… мать! Дал же Бог соседа?!- пронеслось у в голове, но я сдержался… Вообще мне, двадцатилетнему пареньку из кубанской станицы, было не понять: - Как можно видеть противника, иметь возможность уничтожить его и не сделать этого?
- Правее двадцать и немного выше, видите? – Перебил комбата наблюдатель, как ни в чем не бывало, продолжая корректировать мой огонь. Взводный, сидя на ящике, продолжал сноровисто заряжать дисковые магазины.

  Пехота металась по хорошо пристреленному пространству, в поисках какого либо укрытия. Шансов укрыться не было. Я продолжал их расстреливать короткими очередями, и останавливаться не собирался.

  Висящий над ухом капитан, стал раздражать своей жизненной позицией. Хотелось ему ответить, но я был сосредоточен на целеуказаниях, а в голову ничего не лезло кроме: «оппортунистов» и «политических проституток». Эти определения, комбату явно не подходили, но больше ничего, я не мог вспомнить – сказывались пробелы в знаниях по истории ВКП(б), единственный «трояк» при выпуске из училища. «Ну, вот – теперь с умным человеком и поговорить не о чем» - подумал я, и рассмеялся:

- Я их сюда не звал! А у Вас с ними, я вижу, сегодня перемирие?.. – вежливо спросил я, меняя «тарелку». Это его еще больше разозлило, но он нашелся, что мне ответить:
- Вы же нас демаскируете!
- Мы, как и они находимся в чистом поле, и они видят нас не хуже, чем мы их! Солдат противника в 20-30 раз больше и нельзя его допустить до переднего края. Уничтожать пехоту ваша задача. Прошу, не мешать мне бить врага! – между очередями огрызался я.
- Хватит мне тут… Я здесь командир, и я отвечаю за этот участок.
- Я Вам не подчинен! Идите и выполняйте свой долг перед Родиной! – отрезал я, а старший сержант Ворожко, подавая очередной заряженный магазин, демонстративно встал между мной и капитаном.
 Видимо, не желая говорить в затылок сержанту - капитан удалился. Корректировщик, разглядывая в бинокль, сортировал – кого из залегших солдат мне поднять огнем, а кто уже точно не встанет. Я бил по солдатам, пытавшимся убежать, короткими перебежками. Так мы гоняли их по чистому полю до самого вечера.

  Уже со следующего утра, при малейшем оживлении противника, с позиций батальона стали раздаваться пулеметные очереди и одиночные выстрелы. Значит, разговор с комбатом не прошел впустую, и он сделал правильные выводы. Весь день, батальон не давал противнику поднять головы. К вечеру все стихло.

  Утро. Только взошло солнце, озарив чистое небо, засиявшее своей голубизной. У нас над головами, снова появился тактический разведчик «Фокке-Вульф» Fw-189**. Уверенный в своей безнаказанности, он медленно проплывал над нашими позициями. Нервно затявкали зенитки. Вспыхнуло пламя под левым крылом, и «рама», сделав крен влево, врезалась в озеро Сарпу. Вместе с писарем мы побежали посмотреть на это «чудовище». Все вокруг радовались и поздравляли зенитчиков. К месту падения самолета быстро прикатила машина со штабными и особистами. Незамедлительно подогнали трактор, зацепили трос и «Раму» выволокли на берег. Стали снимать фотоаппаратуру и какие-то приборы. В кабине находилось тело мертвого пожилого обер-лейтенанта, благородного вида с аккуратно подстриженной бородкой. На груди, на идеально сидящем кителе, было множество наград. Вероятно, часть из них была получена еще за Первую Мировую, а вместо одной руки у него был протез.

  Хотелось все рассмотреть поподробнее, но сзади раздались пулеметные очереди. Мы оглянулись и увидели – по дороге к нашему переднему краю несется немецкий мотоциклист. Ближе всех к нему оказался я с писарем, и мы метнулись к нему на встречу. Пулемет снова дао очередь, которая легла между мотоциклистом и нами, мы залегли. От неожиданности немец резко затормозил, мотоцикл занесло, и с ходу полетел в кювет. Мы бросились к нему по дороге. Пулемет продолжал стрелять, не замечая нас. Пришлось снова упасть. Немец бросил мотоцикл и на получетвереньках стал убегать по кювету. Хотел пришить его из автомата, но видимо на бегу нажал на замыкатель магазина. Магазин отлетел и покатился в кювет по пыльной дороге. Я его подхватил, вставил – автомат заело. Немец убежал, оставив в качестве трофея свой мотоцикл. Жаль упустили «языка», а в мотоцикле «БМВ» ничего путевого не оказалось, кроме треугольной плащ-палатки да личных вещей мотоциклиста.

  Через несколько дней из-за гряды холмов донеслись громовые раскаты орудийных залпов. Стрельба велась без прицельно, по площадям. Незначительная часть снарядов легла на нашем переднем крае, но большая часть улетала в тыл полка. Во время обстрела или так называемой артподготовки, на склоне появилась огромная масса пехоты. Наступающая толпа не имела выраженного боевого порядка. От вида этой бредущей на наши позиции орды стало немного жутковато. Это зрелище напоминало что-то ужасное средневековое, возможно, так шли в бой еще до появления автоматического оружия.

  С восьмисот метров открыли огонь пулеметные расчеты стрелкового батальона, к ним присоединился и я со своим ручным пулеметом. Солдаты противника падали, к ним подбегали санитары с носилками и уносили раненых. Основная масса наступавших, невзирая на пулеметный огонь, упорно продвигалась к нашему правому флангу.

  И тут комдив напрямую связался с комбатом: «Сейчас заиграет патефон – наблюдайте!» Через несколько минут раздался неслыханный доселе рев. С ужасным воем у нас над головой пронеслись огненные стрелы. Они обрушились на голову наступающему противнику, вонзившись в землю - взрывались, сметая все на своем пути. Все произошло мгновенно, как началось – так же неожиданно закончилось. Огненный шквал накрыл огромную площадь - все горело! На наших глазах, в считанные секунды лавины не стало. Поле было усеяно разорванными на куски горящими телами. Мы ликовали – нервное напряжение спало.

  Примерно через три-четыре часа все повторилось снова. Противник повторил жиденький артудар по переднему краю. Пехота появилась с того же направления, но в два раза больше по численности, и теперь продвигаясь гораздо быстрее, бежала на нас по скату холма. Тылы были полностью подчищены: все легко раненные и обслуживающий персонал, были отправлены на передний край со стрелковым оружием. Мы открыли огонь из всех видов оружия. «Заработали» длинными очередями с рассеиванием по фронту, наши пулеметы. Вот, бегущие впереди, уже скоро ворвутся в наши траншеи.

  Опять грянул «гром» наших «Катюш», стрелы реактивных снарядов с диким ревом снова пронеслись у нас над головами. Все поле боя скрылось под огнем и дымом. На правом фланге выбежав из клубов дыма, солдаты противника все же ворвались в нашу траншею, схватили младшего лейтенанта и волоча его снова скрылись в облаке дыма и пыли. В центре обороны из дыма тоже выскочила группа солдат, но их всех перебили из автоматов, взяв в плен только одного раненого.

  Большинство из наступавших, до нашего переднего края, так и не успели добежать. Когда ветер снес пыль и гарь по лощине в сторону, перед нашими глазами лежало поле, заваленное горящими труппами. Горела степь, горели человеческие тела, доносились крики раненых солдат, просящих о помощи, стоны и просто душераздирающие вопли. Небольшая группа солдат, не попавшая под огонь, не помня себя, в ужасе убегала по холму.

  Так мы впервые увидели в действии легендарную мощь Гвардейского минометного полка. Поговаривали, что залп был произведен термитными снарядами с температурой горения свыше полутора тысяч градусов.

  Пленный оказался румыном, и внес ясность относительно произошедшего. Он рядовой из Первой румынской пехотной дивизии. В первую атаку был послан один пехотный батальон, численностью до восьмисот человек. После неудачи командование учло допущенные ошибки и сделало выводы: - В атаку были посланы сразу два батальона «усиленные» артиллерией. Перед ними стояла задача как можно быстрее проскочить до передовой противника, избежав огня «Катюш». Следовательно, на поле боя остался румынский полк, около двух тысяч убитых солдат.

  Следующей ночью, в нашем 50-м гвардейском полку, никто не спал. Все находились на передовой и были готовы отразить внезапное нападение противника. Целую ночь румынские грузовые и санитарные машины вывозили с поля боя убитых и раненых. К утру все стихло.

  К сожалению, все труппы они вывезти, все же не смогли. Стояли сухие и жаркие дни. При такой погоде трупы вздувались как воздушные шары. От попадавших в них пуль и осколков оседали, как пустые мешки, испуская неимоверно тошнотворную вонь, которая заполнила воздух – дышать было нечем.

* Согласно ЖБД генерал майор Василенко, все же был отстранен вместе с комиссаром 7.09.42 постановлением Военного Совета 57А.

** Так это событие отмечено у фашиков:
28.08.1942 Fw-189A-2 5(H)/12 2318H1+CNFF
Ofw. Wilhelm Etamgenberg - MIA BB
Oblt. Hans-Joachim Schneider - MIA BS
Ogefr. Heinrich Lohler - MIA100%5 n-o Bolshye Tschapyrniki. Flakbeschuss

28.08.1942г. самолет Fw-189A-2, бортовой № 2314 «H1+CN», эскадрилья 5(H)/12, группы NAG-16 выполнял оперативную разведку. Пропал без вести вместе с экипажем в районе н.п. Большие Чапурники, Россия. Сбит огнем зенитного орудия.
Пилот: обер-фельдфебель Вильгельм Этангенберг
Наблюдатель: обер-лейтенант Ханс-Йоахим Шнейдер
Стрелок: обер-ефрейтор Генрих Лохтер

Согласно ЖБД 15ГСД: - самолет сбили зенитчики дивизии 28.08.42 г. в 6.00 в районе штадива. Два пилота разбились, один взят в плен. Интересно кто?

*** Так это отражено в ЖБД: - 5.09 Противник. Силами 2 пехотных полков и 15 танков вел наступление на позиции дивизии, но был отброшен с большими потерями с отметки 13.5. отходил прикрываясь центральной дымовой завесой. Нашими славными минометчиками 27 ОГМД уничтожено 600 солдат и офицеров 3 танка, 2 орудия, 5 автомашин.