Кто решает все

Кто решает все

Я направлялась в Дом правительства в свой первый рабочий день и вначале зашла посмотреть состояние правого крыла второго этажа, рекомендованного для размещения Министерства информации. Предложение меня заинтересовало, так как здесь находился зал заседаний и пресс-центр, о чем я писала выше.

Если на других этажах кипела жизнь, то тут царила тишина. Сквозняк от открытых окон и дверей разносил листы бумаг. Остатки разломанной мебели, кучи мусора, оторванные провода создавали неприглядное зрелище. Гулким звуком отдавались мои шаги. В одном из кабинетов я обнаружила мужчину в возрасте за шестьдесят, похожего на дежурного. Он сидел за столом и перебирал бумаги.

– Здравствуйте. Меня зовут Елена Николаевна. А вас?

– Валерий Николаевич.

– Очень приятно. Мне нужна ваша помощь, Валерий Николаевич. Вы тут, наверное, все знаете. Подскажите, есть кабинеты, где можно обустроить рабочие места?

– А вы кто? – вопрос моего собеседника мог показаться невежливым, но я его зачла в плюс: подозрительно относиться к любому новому лицу в то время являлось оправданной предусмотрительностью.

– Министр информации. Мне рекомендовали данный этаж для размещения.

– Тогда выберите другой, этот сильно пострадал, тут ничего целого нет. Поспешите, пока есть свободные помещения выше.

– А пресс-центр зала заседаний цел? – с надеждой спросила я, помня его великолепное состояние в последний свой визит в феврале на сессию областного совета.

– Требует ремонта, – смягчил ответ Валерий Николаевич.

– Понятно, – с сожалением сказала я. – А чем вы тут занимаетесь?

– Я набираю добровольцев в ополчение. По объявлению люди приходят, заполняют анкеты, если человек подходящий, то отправляю в Славянск.

– А живете далеко?

– Я енакиевский. Приехал еще весной, так и остался. Вначале на баррикадах, теперь вот тут и работаю, и живу.

– Вы в каком-либо ведомстве числитесь?

– Нет, тут все волонтеры.

– А не хотели бы заняться в Министерстве информации хозяйственными делами? – предложила Валерию Николаевичу, понимая, что он, как сторожил, всех тут знает, возьмет на себя хлопоты по организации рабочих мест, и мне не придется на это отвлекаться.

– Добро, Николаевна, только я буду совмещать это с работой по набору добровольцев.

– Конечно, это даже первым делом: что толку заниматься тылом, если на передовой защищать будет некому.

Могла бы написать: так я наняла своего первого сотрудника. Но этот глагол не подходит. Все мы пришли волонтерами, зарплату никому не обещали, поэтому, оговаривая условия работы, я с претендентами обсуждала только перечень функций, про деньги никто не заикался.

Дальше мой путь лежал на седьмой этаж. Мне сказали, что там расположен пресс-центр и теперь он тоже перейдет в мое распоряжение.

Около десяти утра я с удивлением обнаружила все кабинеты, куда вели стрелочки на стенах с надписью «пресс-центр», закрытыми. Решила переждать в приемной и начала разгребать хлам вокруг секретарского стола, чтобы добраться до стула и присесть, а также освободить от мусора стол для принесенного с собой ноутбука. Несмотря на вопиющий беспорядок, этаж оказался в лучшем состоянии, чем второй, и я решила, что имеет смысл обосноваться здесь, нежели тратить время на переезды и обустройство.

Послышался шорох за дверью, она открылась, и показался заспанный парень:

– Что вам нужно? – недовольно спросил он.

Я представилась и уточнила, кто старший в пресс-центре.

– Ждите Клаву, мы поздно легли, – дверь закрылась, правда уже не на ключ.

То, что я увидела, зайдя в основное помещение пресс-центра, не забуду никогда. На двух дорогущих полированных столах, традиционно для начальственных кабинетов соединенных буквой Т, стояло несколько компов, их системные блоки и мониторы были еле видны из-за хлама. Казалось, все немытые чашки здания Дома правительства разместились между гор бумаг, фантиков, шелухи от семечек и прочего мусора. Справа стоял отличный угловой кожаный диван оливкового цвета, на нем валялись спальные принадлежности, полотенце, чьи-то носки, а вокруг – куча обуви, сумок.

Двое взъерошенных после сна парней спокойно сели за компьютеры, нисколько не смущаясь вопиющей неприбранности, и начали работать, переговариваясь между собой, как в любом другом офисе.

Вскоре пришла Клава. Фамилию ее я позже запомнила – Кульбацкая. Тогда было достаточно имени, и я представилась ей как Лена. Невысокого роста, худенькая блондинка казалась девочкой, хотя у нее уже рос внук. Клава – и нянька, и гроза всех прибывающих в Республику журналистов, они ее точно побаивались: в ее власти было не дать аккредитацию, не пригласить на пресс-конференцию и даже задержать с помощью охраны здания подозрительных личностей с фотоаппаратом или камерой. И поверьте, своими полномочиями она пользовалась не смущаясь, твердо и уверенно.

Именно благодаря таким людям, как Клава, восстание Донбасса получилось. По тысяче причин не должно было случиться, а вышло. Я задумывалась: почему? Неглупые богатые «дяди» чего только ни делали, чтобы подмять рабочий край, удержать свой контроль, сохранить дорогие активы. А феномен таких, как Клава, не учли. Себе я объясняла выстоявший народный подъем моих земляков промыслом Божьим и разворотом исторического процесса, но двигателем оставалась решительность самых простых людей, в час испытаний пожертвовавших своими жизнями, здоровьем, благополучием – всем – за правое дело.

Не люблю пафоса, да он и не присущ категории тех людей, кого я имею сейчас в виду. Но в судьбоносный час икс очень простые качества, незаменимые в жизни людей труда, особенно опасных профессий, коих в Донбассе высокая концентрация: искренность, открытость, смелость, правдивость, подельчивость – оказались востребованы в других масштабах. Не личных и даже не производственных, а в размерах исторических и нравственных смыслов. И когда на них предательски посягнули, в ответ получили синергическую силу уверенной правоты тысяч Клав, Вань, Петь, самоорганизацию которых никто и не мог предусмотреть.

Клава по своей инициативе стала аккредитовывать многочисленных журналистов в тот же день, когда активисты заняли здание тогда еще облгосадминистрации, – 6 апреля. Охрана на дверях сразу же перекрыла доступ внутрь всем посторонним, в том числе и корреспондентам, несмотря на громкие названия их СМИ. Надо было спасать ситуацию: недопустимо, чтобы о происходящем мир не узнал! Клава тут же начала записывать данные журналистов в блокнот, нашла, где оперативно изготовить аккредитационные удостоверения. На втором этаже здания (в крыле, противоположном от того, который вначале выделили под Министерство информации), за помещениями медиков, разместилась креативная группа, занимающаяся наглядной агитацией. Документ под номером один получил Андрей Руденко с российского Первого канала, второй – оператор агентства с труднопроизносимым названием «Аль-Джазира». Пресс-центр начал также работать с того времени, его первыми представителями стали Виктор Петренко, позже возглавивший Первый Республиканский телеканал, и уже упомянутая выше Екатерина Михайлова. Клава присоединилась к их небольшому коллективу.

Получается, к моменту моего появления структура уже работала два месяца, что по меркам того времени очень долго. Первым назначенным министром информации числился Александр Хряков, но он почти сразу занялся чем-то другим, дела мне никто не передавал, да особо и нечего было. Печать я позже получила от Андрея Пургина.

Я спросила у Клавы:

– А где вы аккредитовываете журналистов?

– Да здесь. Охрана звонит снизу, мы за ними спускаемся, корреспонденты предъявляют свои редакционные удостоверения или пресс-карты, по ним выписываем наше удостоверение.

Так я поняла, что первый опыт взаимоотношения с властью ДНР прибывающие корреспонденты получают здесь. И то, что они видят, не способствует благоприятным впечатлениям. Конечно, и состояние площади перед Домом правительства с остатками баррикад, и беспорядок внутри здания оправдывались ситуацией – военной, мобилизационной, когда кажется, будто сам воздух пронизан опасностью. Но круглосуточным авралом нельзя объяснить мусорник на рабочем столе и вокруг него, поэтому я предложила разобрать завалы, что мои новые подчиненные восприняли подчеркнуто равнодушно: мол, не с того начинаете. Я молча поднялась, собрала стопки чашек и пошла их мыть в комнату отдыха –

ее дверь находилась позади начальствующего стола. Моему примеру, кроме Клавы, никто не последовал.

– Я пацанов гоняю, сама убираю, но без толку, через пару часов все будет так же, – «успокоила» она меня.

После экспресс-уборки провела небольшое совещание, уточнив, кто что делает. Услышала ожидаемые ответы: я, конечно же, знала все интернет-ресурсы, которые наполнялись из Дома правительства. Основной – это сайт dnr.today и зеркала в сетях. Самую активную группу во «Вконтакте» вела Клава, причем наладила дело так, что ей сбрасывали фото и делились информацией аккредитованные русскоязычные журналисты – своих ресурсов добывать информацию на выезде не хватало. Ребята из пресс-центра старались сами отправляться на самые важные события и происшествия, но их усилий явно было недостаточно.

Александр Мальцев, уверенный в себе парень с внимательными умными глазами, кроме добычи нужных сведений, занимался размещением их на сайте. Дима Гау называл себя военным экспертом, каждый день садился в красивое кожаное кресло, не вязавшееся с его камуфляжной формой, и высказывал на камеру свое понимание обстановки в Славянске и других горячих точках (их с каждым днем становилось все больше).

Пришел Вадим (имя изменено), мне представили его как зама. Он располагался в кабинете через приемную. С ним решили, что я тоже там размещусь. Обсудив планы на сегодня, пошли с Вадимом обустраивать мое рабочее место. Это был просторный стандартный кабинет уровня начальника управления бывшей администрации, со шкафами во всю стену, большим столом для совещаний и довольно внушительным для руководителя. За него уселся зам и, судя по всему, уступать мне не собирался. Я как ни в чем не бывало расположилась за столом совещаний, попросила его сесть напротив и рассказать свое видение ситуации.

Ничего нового я не услышала, кроме того, как все сложно, проблемно и сколько всего приходится делать, чтобы «решать вопросы». Описания конкретики не было, четких собственных исполнительных функций не существовало, план отсутствовал. Я быстро поняла, что мое назначение, мягко говоря, ему не в радость. События ближайшего времени показали верность первых ощущений. Очень скоро Вадим объявил о необходимости уехать и пропал надолго, периодически давая о себе знать, что в то время было важно – люди часто исчезали, в первые месяцы объявлений о поиске близких фиксировалось чересчур много. К моменту его возвращения порядок уже навели, ситуация уже изменилась, и Вадим даже не заикнулся о прежнем месте зама.

С одним из помощников Бородая, Андреем Родкиным, мы сразу же нашли общий язык. Он очень просто общался, всегда был готов дать совет, не слишком вникал в нюансы и не нависал с избыточным контролем. Он мог передать медийную задачу от премьера, и если результат удовлетворял, то более ничего от меня и не требовалось. Всю остальную работу я выстраивала на свое усмотрение – ни с кем не согласовывая и никому не отчитываясь. Самостоятельность –

мне привычная и вполне устраивающая.

Когда Андрей вскоре вернулся в Москву, мне стало сложнее. Даже сама возможность посоветоваться тогда дорогого стоила, а пробиться на прием к премьеру в то сложное время было почти невозможно. Большинство вопросов согласовывали на ходу после пресс-конференции или на заседании Совмина, они проходили вначале два раза в неделю – по вторникам и четвергам, чуть позже – только по четвергам. На большее никто из министров, кроме силового блока, в тот период не мог рассчитывать.

Отношения с коллективом пресс-центра выстраивались сложно. Любые попытки с моей стороны давать задания и контролировать их выполнение мягко саботировались. После требования не курить в помещении пресс-центра сотрудники вызвали меня на «откровенный разговор» и заявили: они вполне обходились без начальства, я им не подхожу, и поэтому мои распоряжения, если они с ними не согласны, выполняться не будут. Например, как курили на рабочих местах, так и продолжат это делать.

Позже я узнала, что все (и внутри коллектива, и вне его) были уверены, что я долго не выдержу.

Я понимала, чем вызвано протестное поведение: самим характером этих людей, привыкших к повышенной рискованности и самостоятельности в принятии решений. К тому же подобное «непослушание» стало следствием тех опьяняющих свободой и возможностями событий, движущей силой которых они являлись. Более того, если бы мои новые подчиненные были другими, то ничего бы не получилось при тех исходных данных, что сложились в Донбассе.

Знала я и о правиле трех кадровых волн после любых революционных смен власти. Мне очень не хотелось, чтобы эти симпатичные мне ребятки, несмотря на ершистость, были вышвырнуты через время, поэтому решила не «махать шашкой», а потихоньку вписать их в новые реалии. Наивно? Может быть, но моя совесть чиста: сама я никого не попросила на выход. Каждый, кто все же рискнул уйти, нашел себя в других структурах Республики, и, когда мы видимся, возникает теплое чувство сопричасности к тем событиям, когда все начиналось.

Я вызвонила Игоря Козлова – он, как мне сказали, на свое имя зарегистрировал доменное имя сайта dnr.today, был его администратором, и попросила дать мне доступ. Он редко появлялся в пресс-центре, занимался организацией вывоза мам с детьми из опасных районов Республики в Российскую Федерацию, но, к моей радости, быстро нашел время подъехать познакомиться и предоставить мне редакторский логин и пароль для входа на сайт. Игорь еще долго из своего кармана оплачивал хостинг ресурса, оперативно откликаясь на любые просьбы о помощи. Такое ответственное отношение считала тогда бесценным.

Конечно, я кинула клич о наборе специалистов и тут же осознала размеры кадровой катастрофы. Мне показалось, журналистов в Донецке не осталось совсем. Я и раньше понимала, что они выехали за своими редакциями – личное финансовое благополучие оказалось выше любви к своей земле. Наверное, кто-то стремился обезопасить семьи, детей, но не подавляющее же большинство!

К тому времени свернули свою деятельность и выехали из Донецка телекомпании «Украина» и «Донбасс» Рината Ахметова, редакция его же еженедельника «Донецкие новости», популярные информационные интернет-ресурсы. Те из них, что входили в тройку лидеров, давно сидели на зарубежных грантах, щедро выдаваемых в том числе и по договорам с правительством США, подписываемым в американском посольстве в Киеве. Их оппозиционность к властям – государственным и местным – позволила нарастить достаточно серьезную аудиторию. Работали они профессионально, являлись головной болью для областных чиновников из-за частой критики и олицетворяли западную «свободу слова». Тот факт, что они выступили за «единую Украину», был удивителен при их-то оппозиционности, а тут вдруг такой разворот. Но, увы, читатели этого не заметили. Подсаженные на иглу «жареных новостей», они, естественно, «заглотили» подмену.

Журналистами стали себя считать блогеры и стримеры, вытянувшие на себе информирование населения о происходящих событиях через онлайн-трансляции и оперативно выкладываемые в сеть видео и комментарии. Во время разгула провокаций, слухов, фейков пословицу «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать» можно смело было номинировать на информационный слоган того периода. Нужно признать, освещение Русской весны в Донбассе вытянули именно стримеры и блогеры, далекие от СМИшных стандартов, не отягощенные профессиональными знаниями, но нутром чувствовавшие, что хотят знать люди.

Тысячи зрителей смотрели стримы парня с ником artem77777 (Артем Ларионов). Именно благодаря ему ощущался эффект полного присутствия при заходе в ОГА 6 апреля и соучастия во все последующие дни. Он показывал картинку и тут же ее комментировал, а когда объявлял перерыв – технику надо подзарядить, а самому передохнуть, то всегда объявлял, через сколько часов возобновит прямой эфир, четко выполняя обещание. Его глаза стали нашими глазами. Его ощущения были ощущениями десятков тысяч людей, прильнувших к экранам своих мониторов.

Разве в XXI веке можно представить, что по востребованности все маститые медийные корпорации мира для жителей Донбасса перевесит один такой artem77777? Люди хотели эффекта присутствия, а не препарированного видео в новостях телекомпаний.

Артема Ларионова впереди ждали суровые испытания. Он попал в плен, после трех месяцев пребывания в застенках, был освобожден в августе 2014 года, о чем сообщила Дарья Морозова после очередного обмена пленными с украинской стороной.

Из профессиональных журналистов на мой клич одной из первых отозвалась Лена Шинкаренко, на тот момент корреспондент украинской газеты «Комсомольская правда». Она скрывала от редакции свои взгляды и участие в протестном движении, хотя сама с первых дней была на баррикадах, старалась передавать материалы, объективно рассказывающие о происходящем в Донбассе. «Комсомольская правда в Украине», как и «Русское радио», названиями только сбивали с толку: они не позволяли себе материалов, идущих вразрез антироссийской политике Киева. Лена приходила на несколько часов в пресс-центр и излагала в новостном формате поступающие сведения для размещения на сайте dnr.today. Остальные даже примерно не знали требований к жанру информационного сообщения. Много раз я сама, а впоследствии и привлеченные специалисты рассказывали всем, кто имел отношение к формированию новостной ленты сайта, теоретические основы: на какие вопросы должны быть даны ответы в новости, что такое «говорящий заголовок», лид и прочие стандарты подачи.

Я предложила интернет-ресурс назвать официальным сайтом Донецкой Народной Республики, хотя прецедентов такого, наверно, в мире не встречалось. Бывают порталы органов власти, новостные ленты информационных агентств, СМИ, а вот целого государства… Осознание этого факта не изменило решения: ресурсов от имени ДНР появилось немало, в том числе и фейковых, а людям нужен был источник достоверных сведений, поэтому в названии самым главным ориентиром должно стать слово «официальный».

Важной задачей являлось наладить оперативное наполнение его новостями. Поначалу мне самой зачастую приходилось звонить любому из министров, получать информацию, формулировать текст и размещать в ленте. Этот период длился недолго, пока на помощь не подоспели информационные бойцы, по-другому не могу их называть, журналистами они не были. Я оговаривала с новичком круг обязанностей, обучала и передавала часть функций, освобождая себя для другого фронта работ.

Помню, пришел Петр Мизерный. Он принес на листочке изложенную концепцию информационной политики Республики. Меня удивили неплохой уровень понимания целей и задач, краткость формулировок, грамотность изложения – в то время редкое явление среди тех, кто рисковал зайти в здание и предложить свою помощь.

– Елена Николаевна, если вы сочтете возможным применить мои знания, я буду рад быть полезным, – негромким, но настойчивым голосом предложил Петр. Учтивость и такт – его визитная карточка.

– Выходите завтра на работу, только со своим ноутбуком.

Я так говорила каждому, кого приглашала в свою команду. Даже если специалист подходил по каким-то критериям, присоединиться он мог только при наличии собственной компьютерной техники.

Петр быстро вписался в сумасшедший ритм, но при этом сохранял спокойствие, собранность, не теряя свойственную ему дотошность в угоду скорости выполнения поручений.

Как-то зашел в кабинет мужчина примерно моего возраста в джинсах, рубашке навыпуск и сказал:

– Я из Киева. Не могу там жить. Распоряжайтесь мной на свое усмотрение. Только у меня там родственники остались, поэтому можно я буду Дмитрием Громовым, хотя у меня другая фамилия?

Вокруг много людей с оружием ходило еще в балаклавах, позывные были нормой, поэтому согласилась. Я могла полагаться только на свою интуицию: ни МГБ, ни внутренней службы безопасности не существовало, проверки никто не устраивал. Сотрудников не хватало, приходилось идти на риск и брать в коллектив незнакомых людей, рассчитывая, что в процессе совместной работы разберемся.

Громов, по его словам, занимался бизнесом, ранее имел свою радиостанцию, поэтому разбирается в медийной сфере, что достаточно быстро подтвердилось в беседе. Это оказался первый из предложивших свою помощь человек, с которым я разговаривала на одном языке. Мотивировал Дмитрий свой приезд тем, что он родом из Донецка, а киевляне «сошли с ума», общаться с друзьями-приятелями становилось все сложнее, поэтому решил помочь строить Республику.

Я, памятуя о своем первом впечатлении от царившего хаоса в Доме правительства, поинтересовалась:

– Ну и как вам наш антураж?

– Вы имеете в виду состояние здания? По сравнению с теми, которые захватывались в Киеве, – терпимо. Вот там был армагеддон.

Мы с ним сошлись во мнении, что большое счастье – быть в кругу единомышленников, где не надо наводящими вопросами уточнять, каких взглядов придерживается каждый, с кем ты встречаешься.

Дмитрий взял на себя часть оргзадач, работу по отбору кадров. Стало чуть легче. Но все равно вспоминаю те дни как очень тяжелые. Иногда мне казалось, что я одномоментно совершаю три дела, отдавая себе отчет, что это невозможно. Я ходила с двумя ноутбуками в сумках через плечо – для себя и еще кого-нибудь, кому не хватало компьютера для работы. Проходя мимо ополченцев с автоматами наперевес, горько улыбалась сходству: у нас было разное оружие, но мое тоже оттягивало плечи.

Помню, как-то выглянула в окно посмотреть, подъехала ли ожидаемая машина, и в голову пришла такая мысль: «Как же сейчас не хватает рук, а ведь наступит время, когда очереди, чтобы устроиться на работу, будут до Кальмиуса». Кто не в курсе, от Дома правительства, стоящего на возвышенности, бульвар Шевченко ведет вниз к реке Кальмиус, до которой около километра. В настоящее время, когда я пишу эти строки, найти работу в Республике очень сложно, при этом виртуальная очередь из зарегистрированных в центрах занятости, наверное, уже давно превышает это расстояние.

Моя подруга, переехавшая в Москву, а ранее работавшая журналистом в Донецке, Елена Романенко, узнав о проблеме с кадрами, дала номер телефона своего бывшего коллеги, Владислава Рыжкова. Он был уже на пенсии, но имел за плечами опыт главного редактора газеты, поэтому я обрадовалась его согласию сотрудничать. С собой он привел друга – Игоря Шпарбера, свою полную противоположность. Сам Рыжков – худой, сдержанный, немногословный, а Шпарбер, сочинявший язвительные четверостишия, наоборот, полноватый шумный балагур. Их пенсионный возраст меня не смущал: будет кому учить молодежь.

Подбирая кадры, внимательно присматривались к тем, кто, владея словом, аргументированно отстаивал нашу позицию в соц-

сетях. Таким образом пригласили к сотрудничеству Марину Бережневу. В это же время появилась в команде молодежь: Элла Журанская, Сергей Федоренко, Всеволод Петровский.

Как-то ко мне пришли две мариупольчанки, Елена Субботина и Юлия Скударь, и предложили свою помощь в работе. Они не были журналистами, но я не могла их не взять, потому что женщины принимали активное участие в информационном сопровождении референдума в своем городе и еле успели оттуда уехать, когда начались аресты всех причастных к ДНР. Я рассудила, что они какое-то время помогут нам в министерстве, а когда будет освобожден Мариуполь, вернутся в свой город, и мы будем сотрудничать с ними как с проверенными специалистами, знающими наши требования. Знала бы я тогда, как затянется этот период! Елена и Юлия до сих пор работают в Министерстве информации.

Помню реакцию сотрудников на план в 15 ежедневных новостей в ленте. До этого их число не превышало пяти в сутки, и они носили негативный характер – информировали в основном о попаданиях, разрушениях, погибших и раненых. Ситуацию необходимо было срочно исправлять. На очередном утреннем совещании я поставила задачу не просто увеличить объем информационных сообщений в три раза, а сделать нормой освещение работы исполнительных органов власти, действий ее представителей на местах в столь сложный час. Распределила журналистов по министерствам, где каждый должен был добывать по новости от соответствующего ведомства в обязательном порядке.

На очередном заседании Совмина я обратилась к коллегам с просьбой, чтобы непременно общались с корреспондентами официального сайта и ежедневно информировали население, чем ведомство занимается. У министров занятость была страшная, не все понимали важность общения с прессой и даже, наоборот, старались избегать этого, тем не менее потихоньку ситуация переменилась к лучшему. При отсутствии пресс-служб журналисты министерства фактически выполняли эту работу для всех ведомств.

У тех, кто понимает, как работает исполнительная власть, может возникнуть вопрос: почему министр занимался производством новостей? Конечно, это неправильно с точки зрения мирного времени. Но когда ничего не работало, все приходилось создавать с нуля, а специалистов не хватало, я не нашла другого выхода, как брать по очереди приоритетные задачи, самой налаживать их исполнение, наблюдать, кто из персонала как себя проявляет, по результатам этого назначать старшего и отпускать в «автономное плаванье», приглядывая за тем, как идет выполнение.

В то время я не делила функционал на относящийся к министерству (регулирование и контроль) или к госпредприятию (производство): делали все, что требовала оперативная обстановка. Точно так поступали и руководители других ведомств, организовывая самое разное: строительство блокпостов, подготовку бомбоубежищ, перевозку грузов и т. д. Министерства, скорее, являлись штабами по ликвидации ЧП в каждой области жизнедеятельности – руководители решали подряд все проблемы, которые валились как из рога негативного изобилия.

С каждым днем что-то прекращало работать и переезжало на «ту» сторону. Срочно эвакуировались банки, учреждения, офисы крупных предприятий. Закрывались магазины, фешенебельные витрины наглухо зашивались листами ДСП, окна многоэтажек запестрели бумажными полосками крест-накрест. Кто-то заклеивал стекла прозрачным скотчем, мы дома тоже так поступили. Век поменялся, подручные материалы тоже, а знакомая с детства по фильмам примета войны – заклеенные стекла, чтобы не побились от взрывной волны, – осталась та же. Дыхание войны чувствовалось все ближе…

В здании Дома правительства на первом этаже волонтеры организовали горячее питание. Там кормили всех бесплатно, не требовали предъявлять даже удостоверения. Если бы не огромная идейная убежденность всех участников событий, то можно сказать, что мы тогда работали за еду. Готовились очень простые кушанья: суп с тушенкой, рожки или какая-нибудь каша, салат из свежей капусты. Когда некогда было голову поднять, такой налаженной кормежке все очень радовались.

Валерий Николаевич, оправдавший мои надежды в решении хозяйственных вопросов, видя, что мне некогда спускаться поесть, начал приносить из столовой порции еды. Столько теплоты слышалось в его ворчливом упреке:

– Николаевна, опять все остыло, кушайте сразу, а то всех выгонять начну, чтобы вы поели.

Не скрою, мне было приятно такое отношение. Это, пожалуй, единственная забота, которую я чувствовала, остальное – сплошные удары, которые приходилось стойко держать, подавая другим пример невозмутимости или даже ироничного отношения, когда это было уместно.

Рабочий день заканчивался около одиннадцати ночи, его фактически прерывал комендантский час. Домой меня довозил кто-нибудь из знакомых. Ведомственных автомобилей у нас не водилось, а такси к этому времени уже невозможно было вызвать. Если я не успевала и уехать не удавалось, спала в небольшой комнатке отдыха за кабинетом, предусмотрительно принеся спальные принадлежности.

Очень чувствительно ощущалась проблема полного отсутствия наличных средств. Зарплату нам тогда еще не выплачивали, денег на текущие расходы тоже не выдавали. А необходимость возникала постоянно: покупать бензин, пополнять счета мобильных телефонов и другие мелочи. В частном бизнесе такие проблемы решались просто: если в кассе нет денег, открываешь кошелек и достаешь сколько нужно. Тут сработал тот же навык. Когда требовались наличные, я начала давать свои деньги. Мой муж, узнав, что я домашний бюджет трачу на рабочие нужды, стал категорически возражать. К тому времени он мне передал множество «железок» и проводов, необходимых для организации связи и рабочих мест, но поставил условие: отныне семейным бюджетом распоряжается он. Я расстроилась: на протяжении долгих лет совместной жизни это всегда оставалось моей прерогативой! Такое ограничение прибавило мне проблем, но я понимала его правоту. Тем более муж и сын решили сделать запасы продуктов, ведь что ждало впереди, трудно было предугадать.

Мы еще весной прочли в интернете статью человека, который, исходя из своего опыта, изложил в ней, чем нужно запастись, чтобы пережить войну в городе. Не все его советы подходили. Например, он утверждал, что главное – это оружие, патроны и лекарства (обеззараживающие и антибиотики), остальное можно обменять на них. Что-то мы учли, но пошли путем, который помнили по рассказам бабушек-дедушек: купили свечки, спички, соль, крупы, тушенку и консервы. Сын приобрел даже казан для приготовления пищи на костре на случай, если газа и электричества не окажется. Запаслись фильтрами для воды, конечно, лекарствами, в том числе в большом количестве перекисью водорода, бинтами, кровоостанавливающими жгутами Эсмарха. Последние вообще слыли дефицитом и являлись лучшим подарком ополченцам, идущим на фронт. Я долго возила такой розовый резиновый жгут у себя в сумочке и выложила только летом 16-го. Он и сейчас хранится в ящике моего рабочего стола. Мы решили последовать умозаключению того человека, советами которого воспользовались: лучше потом посмеяться над излишней перестраховкой, чем сожалеть о легкомысленной непредусмотрительности, из-за которой могут пострадать близкие. Наверное, подобным образом поступали многие, кто решил остаться.

Месяц не захаживая в супермаркет (мне просто было некогда, покупками занимался сын под руководством мужа), но слыша от других о пустеющих магазинах, я специально заглянула в один из них – и ахнула! От былого изобилия не осталось и следа: на большинстве полок по краешку, в рядочек выстроились пакетики кетчупа. Непроизвольно вспомнились 90-е, только тогда выставляли морскую капусту или другой товар, не пользующийся спросом.

Начали говорить, в том числе через прессу, о приближающейся гуманитарной катастрофе. С учетом свернувших свою работу банков нетрудно было прогнозировать сложнейшую проблему –

прокормить население региона, хоть и сократившееся, но превышающее 2 млн человек, и это в условиях боевых действий. Все сложнее пересекали фуры с товаром украинские блокпосты на линии фронта. Чуть позже на Украине обнародовали список предприятий, продукция которых может беспрепятственно заходить на территорию ДНР. Украинские олигархи пролоббировали интересы своих промышленных бизнесов. Продуктовых компаний в их числе я не обнаружила.