Донецкий сюр

Донецкий сюр

На трехлетие даты, ставшей для ее семьи памятной, Майя Пирогова (о ней речь дальше), написала на своей страничке в фейсбуке: «Двадцать первое июля 2014 года оказалось одним из самых страшных дней в моей жизни. Машка (дочь Майи – прим. авт.) поехала на ж/д провожать Олю, которую считала своей сестрой, и попала под обстрел. А я, узнав о бомбежке, смогла добраться только до центра города. Телефоны у них молчали. Таксисты ехать отказывались. Троллейбусы и трамваи встали. Кому я только не звонила! Но приехал друг и согласился туда ехать. Мы встретились на полпути. Но этот час, пока я не знала, что с моей дочерью, я никогда не забуду.

Потом Ольга рассказала: Машку закрыл собой парнишка-

ополченец, и он же отволок ее в переход, где народу была уже куча. Наши солдатики спинами закрыли стеклянные двери перехода, заслоняя людей от взрывов на площади. Люди плакали, нервничали, и вдруг Маруся запела. Акустика перехода так усилила голос, что народ сперва обалдел, а потом затих. Странным образом пение успокоило, а один ополченец ей сказал: «Когда война закончится, мы с тобой обязательно пива попьем!»

Подобные минуты (а кто-то часы и даже дни) страха за близких испытал почти каждый житель Республики.

Двадцать девятого июля министр обороны Игорь Стрелков подписал приказ о введении с 30 июля в городе Донецке осадного положения. С 23:00 вечера до 05:00 утра установили комендантский час, охрана порядка в городе возлагалась на коменданта.

Рынки оставались точечными островками оживленной жизни – почти все магазины закрылись, витрины первых этажей, наглухо забитые листами ДСП, смотрелись безнадежно тоскливо. Из всего огромного множества ресторанов Донецка работало всего несколько – на бульваре Пушкина и в гостинице Park Inn. Гостиница казалась оазисом прежней суеты, сервиса и цивилизации. В ней предпочитали жить все иностранные корреспонденты, к тому же там еще принималась оплата платежными картами (напомню, к тому времени все украинские банки свернули свою работу и выехали), сохранилась хорошая кухня, поэтому туда часто заезжали поесть и поговорить с различными собеседниками Захарченко, Пургин, Антюфеев и другие.

Представители международных организаций – ОБСЕ, Красный Крест, «Врачи без границ» и прочие – также предпочитали эту гостиницу. В район ее расположения между бульваром Пушкина и улицей Университетской не прилетали украинские снаряды, это позволяло сделать вывод, что она находится в квадрате, куда ВСУ строго-настрого приказано не стрелять во избежание международных скандалов. За все время пару раз были исключения, когда снаряды попали в близлежащий городской пруд, а несколько разорвались кварталом выше, на бульваре Пушкина, отчего и сейчас пластиковая обшивка одного из домов густо посечена, а в тротуарной плитке заметны выбоины.

Поздний вечер и раннее утро у меня начинались с мониторинга соцсетей – интересовали вести с фронта. Это сейчас привычны ежедневные военные сводки от Эдуарда Басурина. А тогда я могла сколько угодно приставать к «Чапаю» (Федору Березину), напомню, он числился замминистра обороны, но Федор Дмитриевич только отшучивался, благо его воображение писателя-фантаста позволяло делать это достаточно образно. В одном из интервью назойливому журналисту он, чтобы тот отстал, то и дело повторял, мол, «произошел сбой матрицы», а корреспондент, приняв за чистую монету, все это воспроизвел в своем материале.

Думаю, «Чапай» сам обладал лишь обрывочными сведениями. Общего центра сбора информации и принятия решений еще не создали, вот он и предпочитал отмалчиваться, к тому же не следовало выдавать реальную информацию, знание которой могло быть на руку врагу. Но когда требовалось успокоить жителей, рассказать правила, как себя вести под обстрелом, Федор Дмитриевич становился серьезен и всегда находил время для записи обращений к населению.

Самоорганизация дончан проявилась и в сфере обмена сообщениями – в радиоэфире «Зелло» информационные добровольцы перекличкой собирали известия о положении в различных городах, районах. Этот канал оказался наиболее объективным источником информации. Несколько блогеров взяли на себя труд писать короткие сообщения-выжимки из различных источников о самых значимых событиях. Огромная благодарность им за этот труд, его результат давал хоть какое-то понимание происходящего на фронтах.

Парадоксально, не правда ли? Я, министр информации, не обладала и не могла обладать по ряду объективных причин сводкой о военных действиях. Это меня изводило неимоверно! Я понимала, что если меня гложет неизвестность, то что тогда творится с другими живущими под канонаду жителями Республики, еще менее осведомленными? Они оставались один на один со своими страхами!

Во второй половине июля позвонил знакомый ополченец и сказал: «У вас есть сутки отправить из города детей». Заявил уверенным голосом, со знанием дела. Я даже не переспросила почему: во-первых, по телефону такие вопросы не задаются, во-вторых, когда враг стоял под Донецком, нужно было быть готовыми ко всему, даже к сражениям на его улицах. Звонивший понимал, что сама я не уеду, поэтому мне это даже не предлагал. Я рассказала о звонке мужу, на семейном совете быстро определились: все остаются. Семья брата приняла такое же решение. Мы верили в то, что защитники город удержат, чего бы то ни стоило.

Казалось, Донецк вымер. Можно было проехать по центру и не встретить ни машин, ни людей. О том, что город жив, напоминали светофоры, которые запрограммированно меняли цвета, но реагировать на них было некому. Редкие автомобили пролетали перекрестки на большой скорости, даже не притормаживая, не говоря уже о том, чтобы остановиться на красный свет. «Хоть голышом ходи – некому даже удивиться», – кто-то из знакомых поделился своими ощущениями, горько улыбнувшись.

Жизнь под постоянными обстрелами напоминала игру в рулетку с судьбой: попадет в тебя снаряд – не попадет. Под грохот канонады засыпали, под нее же просыпались.

То и дело в Доме правительства звучала сирена, после ее противного надрывного сигнала следовало прятаться в бомбоубежище в тех самых подземных этажах, о которых упоминала выше. Один раз ради интереса в него спустилась и я. В огромном помещении с высоченными потолками на длинных скамейках спокойно сидели и общались обитатели здания – ни паники, ни нервозности я не заметила. Тут же я увидела Антюфеева, Литвинова, некоторых министров и обрадовалась возможности обговорить насущные проблемы. Но это оказался единственный плюс, держали в убежище, наглухо задраив массивные железные двери, непозволительно долго – часа 2-3, так что больше я в подвал не спускалась. В последующем еще под вой тревоги я быстро сбегала по лестнице (лифтом в подобных случаях пользоваться не рекомендуется, я и сотрудников от этого предостерегала) и, пока не перекрывали выход, старалась нырнуть мимо работников охраны – они обычно никого не выпускали. Я ехала в свой прежний довоенный офис и продолжала работать, разгребать почту, писать материалы, созваниваться с другими сотрудниками на выезде. Многие поступали так же, как и я, или вообще оставались на своем рабочем месте.

Все чаще и чаще снаряды разрывались в центре, а Дом правительства, мало того что сам высокий, он, как я уже писала, был построен на возвышенности, «лобной» точке Донецка, и представлял собой отличную мишень. Особенно уязвимо я себя чувствовала, когда мы вывешивали на сайте анонсы о пресс-конференциях Бородая. Все знали, что они происходят на одиннадцатом, самом верхнем этаже. В целях безопасности охрана выставляла на подоконники кресла. Такая «защита» могла помешать снайперу, но от попадания артиллерийского снаряда, конечно, не помогла бы. Поэтому я не геройствовала настолько, чтобы не выбегать из здания, когда включали сигнал тревоги.

Помню, вышла я как-то из Дома правительства и направилась к улице Артема, чтобы пересечь ее через проезжую часть, а не через подземный переход – спускаться в него при пустых дорогах не было необходимости. По привычке глянула налево и увидела, что вдалеке в мою сторону от ж/д вокзала показался, как будто выплывая из марева, троллейбус. Насколько нереальной была эта картина! В той стороне непрерывно громыхало, казалось, он ехал с передовой. Конечная остановка, где троллейбус разворачивался, находилась на ж/д вокзале, куда очень часто прилетали украинские снаряды, а это значит, водитель каждый раз совершал подвиг, отправляясь в опасный район и очередной круговой рейс. До сих пор помню свой порыв: хотелось остановить троллейбус и расцеловать смельчака. Даже просто выйти на работу и делать свое дело было сопротивлением войне, проявлением стойкости и силы духа.

Такое же впечатление оставляли коммунальщики и работники зеленстроя. Под грохот канонады они ухаживали за клумбами роз, а поливальные оранжевые машины не давали газонам засохнуть под изнуряющим летним зноем. А еще удивляли мусоровозы, которые продолжали опустошать все медленнее наполняющиеся баки с бытовыми отходами. Я помню рассказ жителя Киевского, наиболее обстреливаемого района Донецка: во время близких бахов-прилетов его обуял неописуемый страх, и только коммунальная машина, забирающая как ни в чем не бывало мусор у подъезда, привела его в чувство, давая надежду, что скоро безумие завершится и жизнь пойдет своим чередом.

Работникам газовых и других ремонтных служб то и дело приходилось ликвидировать аварии из-за попаданий украинских снарядов в объекты коммунальной инфраструктуры. Было очевидно, что враги туда метят специально, не мытьем, так катаньем стараясь сломить жителей Республики. Около 15 сотрудников коммунальных служб погибли при исполнении своих обязанностей. Вечная им слава! Восстановление объектов жизнеобеспечения происходило в очень сжатые сроки: не за сутки даже – в считанные часы.

Сколько же слов благодарности получили коммунальщики, в мирное время обычно поминаемые горожанами исключительно с негативными эмоциями! Вернусь немного назад, в довоенную жизнь, для понимания отношения дончан к сфере ЖКХ. С целью преломления ситуации со сплошным критиканством к работникам этой отрасли мы с журналистами, во главе которых стоял неугомонный Лев Михайлович Винокуров, лет десять назад затеяли конкурс «ЖКХ и транспорт – для дончан», я даже числюсь в учредителях проекта. Общественная комиссия с пулом корреспондентов посещала различные районы города и брала на заметку не только проблемы, но и интересный опыт, популяризацией которого занимались местные медиа. По итогам конкурса награждали коммунальные предприятия, отличившиеся передовыми достижениями, а также СМИ, уделявшие в конструктивном ключе внимание решению проблем отрасли. Думаю, что такое единение медиа и ЖКХ в рамках одного проекта вряд ли можно найти еще хоть в одном городе мира. В общем, особое отношение к коммунальщикам наблюдалось в Донецке и до войны, а уж во время нее признательности за свой трудовой подвиг они получили сполна. В том числе и в рамках конкурса, который «войне назло» возобновили с 2015 года.

Выдержала эта сфера и экономическое испытание – было принято решение не повышать цены на услуги ЖКХ. Обещание строго выполняется до сих пор, Украина же за этот период подняла тарифы в разы!

Сознаюсь в одной курьезной шутке, родившейся, когда брат меня подвозил в своем автомобиле летом того года. На фоне вымерших пустых улиц очень странно смотрелись посреди проезжей части дороги открытый люк и молодые крепкие парни в оранжевых форменных жилетах, производящих какой-то ремонт. Я сказала брату: «Какое хорошее прикрытие для ДРГ!»

Он согласился. Тогда город полнился слухами о множестве диверсионных групп, а также шпионов, которые рядятся под местных молодых людей с рюкзачками, велосипедистов, снимающих то, что видят, через Go-Рro (небольшая камера, закрепленная чаще всего на шлеме) или даже просто на телефон.

Я по утрам, часов в шесть, делала на улице зарядку и заметила, что начала придирчиво озираться на проезжающих в этот ранний час на велосипедах ребят с рюкзачками. Общий нервозный фон города, нестандартность военной ситуации, неизвестность, слухи способствовали развитию фобий, ДРГ в оранжевой спецодежде была из их числа. Да простят нас коммунальщики, но мы до сих пор с братом, проезжая мимо ремонтных бригад, подтруниваем друг над другом: «Смотри, ДРГ все работают!»

У меня есть привычка: в начале августа из-за дня рождения брать отпуск и уезжать из Донецка, а в 2014 году я об этой дате даже забыла. Напомнила подруга, позвонив часов в 9 утра и спросив, куда приехать поздравить. Букет рассекретил бы повод, а я не хотела никого отвлекать от загруженного делами рабочего дня. Попросила встречу перенести на вечер, но зря старалась, откуда-то (отдела кадров еще не было!) сотрудники Мининфо прознали о событии и заготовили сюрприз: всем коллективом с большим тортом и цветами зашли ко мне в кабинет и пожелали много всего хорошего, прежде всего мира. Не терплю лести, всегда чувствую неискренность. В тот раз теплом веяло от добрых слов моих новых коллег. С этими людьми я была знакома всего пару месяцев, с кем-то и того меньше, но чрезвычайность обстоятельств, соединивших нас в общем порыве отстоять свой мир, довольно быстро соединила нас в сплоченную команду единомышленников. Конечно, я предложила тут же разделаться с тортом, мы с шутками и смехом успешно с этим справились, радуясь минутам отдыха.

Поздно вечером по скайпу поздравляла из Москвы подруга Ира, она спросила, дошло ли дело до отмечаний. Я рассказала ей о приятном сюрпризе коллег, преподнесших сладкий презент и букет.

– А что, у вас работают цветочные магазины? – спросила удивленно Ира.

Тут настала моя очередь поражаться далекому от реальности представлению (результат телевизионной военной картинки!) о нашей жизни:

– Конечно, не сидеть же в подвалах сутками. Страшную канонаду легче пережить, занимаясь привычным делом. И в этом тоже есть элемент упрямого сопротивления обстоятельствам – каждый выполняет свою работу несмотря ни на что.