Природа экономики и логика дарообмена...

Григорий Юдин

Как мы себе представляем экономическую жизнь? Если забыть обо всех сложных институтах, которые нас сегодня окружают в обществе, то что такое, по сути, экономическая жизнь? Мы привыкли думать, что экономическая жизнь — это утилитарное взаимодействие. Утилитарное в том смысле, что мы начинаем взаимодействовать с другими экономическими агентами только потому, что нам что-нибудь от них нужно, и в той мере, в какой нам что-нибудь от них нужно. В общем-то, если бы у нас не было никакой необходимости обращаться к другим, если бы мы могли обеспечивать себя сами, то никакой экономической жизни, наверное, не было бы. Если бы мы были полностью самодостаточны, мы смогли бы обойтись без других, и у нас не возникло бы повода с ними взаимодействовать. А уж если мы с ними взаимодействуем, то мы взаимодействуем с ними по принципу взаимовыгодного обмена. Что это значит? Это значит, что нам что-то нужно от них, им что-то нужно от нас, мы в какой-то момент находим друг друга и договариваемся. Так уж получилось, что мы не в состоянии обеспечить себя полностью сами, поэтому нам приходится подстраиваться под желания других. Есть знаменитое изречение Адама Смита о том, что не к милосердию или не к благожелательности мясника или булочника мы взываем, когда хотим получить свой ужин, а к их корыстному интересу.

Это представление об экономической жизни и сегодня является наиболее распространенным, но в социальной науке оно было чуть ли не единственным или по крайней мере господствующим в течение всего XIX века. Считалось, что человек так и устроен, что он чувствует какую-то потребность и, когда он не может удовлетворить ее в одиночку, начинает искать других. Раз так, значит, если мы подумаем о каких-нибудь самых простых, как раньше говорили, примитивных народах, то, видимо, у них экономическая жизнь так и должна быть устроена. У них нет сложных институтов, которые есть у нас, у них нет магазинов, нет супермаркетов, нет банковских карточек, но принцип остается одним и тем же: они ищут друг друга, когда им что-нибудь друг от друга нужно, дальше встречаются друг с другом, обмениваются тем, что им нужно друг от друга, и расходятся, а потом встречаются снова.

Это представление начало рассыпаться где-то в начале XX века. Одна из важных причин, по которой оно начало рассыпаться, состоит в том, что в этнографии, в антропологии произошла революция в области метода. Что это значит? Это значит, что на протяжении всего XIX века и раньше основные данные в антропологии собирались путешественниками, миссионерами, то есть теми, кто систематически не жил с изучаемыми обществами, не жил в них, но каким-то образом с ними соприкасался и имел возможность собрать у них некоторую информацию.

В начале XX века произошла коренная трансформация. Ее осуществил британский антрополог Бронислав Малиновский, который фактически был первым, кто длительное время пожил в обществе, которое он изучал. Он придумал метод включенного наблюдения. Он попал в это общество, на Тробрианские острова, которые изучал, — это небольшой островной архипелаг в Меланезии — прямо перед Первой мировой войной. Он там завис на долгое время, и длительная жизнь вместе с меланезийцами позволила ему лучше понять, как устроена их жизнь. И когда он стал осуществлять включенное наблюдение, как он его назвал, наблюдение участвующее, вовлеченное, то он обнаружил, что те схемы, которые он усвоил из стандартных учебников экономики, плохо объясняют то, что он видит.

Первым делом он наткнулся на то, что в племени, где он сразу оказался, и в смежных племенах, с которыми это племя контактировало, происходит странный обмен — постоянный обмен предметов, сделанных из ракушек, люди обменивают браслеты и ожерелья. «Что бы это могло быть?» — подумал Малиновский. Первая гипотеза, естественно, состоит в том, что это деньги: если люди все время обменивают какие-то вещи, которые вроде бы сами по себе не имеют употребления (эти предметы сами по себе особого употребления не и