Ремарку и не снилось

У Ремарка в «Искре жизни» описывается взгляд из Бухенвальда на Веймар.

«509-й не отрываясь смотрел вниз. Смотрел, позабыв про осторожность. Он никогда не видел этот город иначе, как сквозь колючую проволоку, и никогда не был в нем. Но за десять лет, проведенных им в лагере, город стал для него чем-то большим, чем просто город.

Вначале он был почти невыносимым образом утраченной свободы. День за днем смотрел он на него сверху; он видел его, с его беззаботной жизнью, когда едва мог ползти на четвереньках после специальной обработки у лагерфюрера Вебера; он видел его, с его церквями и домами, когда висел на кресте с вывернутыми суставами; он видел его, с его белыми лодками на реке и автомобилями, несущимися навстречу весне, когда мочился кровью из отбитых почек, - ему жгло глаза, когда он видел его, и это было еще одной из множества существовавших в лагере пыток.

Потом он начал ненавидеть его. Время шло, а в нем ничего не менялось, что бы ни происходило здесь, наверху. Каждый день поднимался над крышами домов дым из кухонных печей, которому не было никакого дела до черных клубов, валивших из трубы крематория; на спортплощадках и в парках царила веселая суета, в то время как на лагерной “танцплощадке” сотни загнанных тварей хрипели в предсмертных судорогах; толпы радостно возбужденных отпускников и отдыхающих каждое лето устремлялись в леса, в то время как колонны узников, собрав всех умерших и убитых, тащились из каменоломен обратно в лагерь; он ненавидел его, ибо ему казалось, что город навсегда забыл про него и про других узников.

В конце концов иссякла и эта ненависть. Борьба за корку хлеба стала важнее, чем все остальное. Этого требовала и выстраданная истина: ненависть и воспоминания так же разрушают борющееся со смертью Я, как и боль. 509-й научился уходить в себя, забываться и не думать ни о чем, кроме того, как продлить свое существование еще на полчаса, на час, на день. Город стал ему безразличен, а его неизменный образ превратился в тоскливый символ того, что и его, 509-го, судьба никогда уже не изменится.»

Если бы события не происходили в реальности, все это могло сойти за жесткую антиутопию, это произведение считается наиболее тяжелым у Ремарка.

Я не дончанин, но даже мой взгляд на Киев близок к 509-ому. Но в нашей жизни контраст выглядит еще более гротескно. Такое в голову немецкому классику придти не могло.

Донецк получает новые удары. 

(Пусть читатель, который устал от вывернутых внутренностей городов, меня простит, ничего не могу с собой поделать)

В это время Киеве проходит секс-фестиваль.

На киевской выставке достижений нарожного хозяйства (!) девушки учатся делать массаж на дилдо. Пары совместно разучивают новые позы в кама-сутре. Киевский опэнэйр традиционно отдает провинциальной бутафорщиной, но всем весело. 

Дальше в тексте Ремарка можно встретить такое:

«Это был не сон. Внизу был город, и он горел. Внизу были огонь и смерть, и это, несмотря ни на что, касалось его. Теперь уже было не разобрать, что уцелело, а что взлетело на воздух, он видел лишь дым и огонь, все остальное расплывалось перед глазами, да это и не имело значения — город горел. Город, казавшийся застрахованным от перемен. Застрахованным от перемен и неуязвимым, как лагерь.»

Нет, я не думаю, что Киев будут бомбить, или что если долго смотреть на него, то можно стать соляным столбом. Но что-то мне подсказывает, что и на киевской улице будет «праздник». Чувствую это так же четко, как чувствовал гражданскую войну десять лет назад.