"Лично мне очень удобно и хорошо здесь"

"...лично мне очень удобно и хорошо здесь",- пишет Н.Г. Чернышевский в письме жене... с каторги в Нерчинске.

Представили?...

Нерчинск - это глухое, далёкое Забайкалье... где-то  северо-восточнее Читы. А каторга - это сырые, холодные рудники... И не просто холодные. Вечная мерзлота там встречается часто...

У Чернышевского каторга длилась 7 лет (1862-1869), . Даже если без кандалов.(нигде не нашла указания на наличие цепей на руках и ногах)... это, заете ли, и без цепей впечатляет. Не правда ли, господа-товарищи?

До каторги - ещё 2 года в Петропавловской крепости. После Нерчинска - Вилюйск (Якутия) - свободное поселение 10 лет. В обшей сложности 20 лет изоляции от просвещенного общества.

Ей богу, я как-то легкомысленно до сих пор относилась к автору романа "Что делать?" (кстати, он написал его, сидя в крепости).

Сны Веры Павловны, сны Веры Павловны... Гигант духа,  физической силы и потрясающей любви и нежности к своей жене.

Собственно, именно письма к жене с каторги, на которые я наткнулась случайно, меня и побудили написать данный текст, ибо наверняка - не одна я пребываю в невежестве и формальном отношении.к столь величественной фигуре, какой является Николай Гаврилович Чернышевский. 

                    Из писем Н.Г. Чернышевского жене с каторги

18 апреля 1868 г.

                   Милый мой Друг, Радость моя, Лялечка.

Каково-то поживаешь Ты, моя красавица? По Твоим письмам я не могу составить определенного по­нятия об этом. Вижу только, что Ты терпишь много неудобств. Прости меня, моя милая Голубочка, за то, что я, по непрактичности характера, не умел пригото­вить Тебе обеспеченного состояния. Я слишком безза­ботно смотрел на это. Хоть и давно предполагал воз­можность такой перемены в моей собственной жизни, какая случилась, но не рассчитывал, что подобная перемена так надолго отнимет у меня возможность ра­ботать для Тебя. Думал: год, полтора, – и опять жур­налы будут наполняться вздором моего сочинения, и Ты будешь иметь прежние доходы, или больше прежних. В этой уверенности я не заботился приготовить Независимое состояние для Тебя. Прости меня, мой милый Друг.

Если б не эти мысли, что Ты терпишь нужду, и что моя беспечность виновата в том, я не имел бы здесь Ни одного неприятного ощущения. Я не обманываю Тебя, говоря, что лично мне очень удобно и хорошо здесь. Весь комфорт, какой нужен для меня по моим грубым привычкам, я имею здесь. Располагаю своим временем свободнее, нежели мог в Петербурге: там было много отношений, требовавших церемон­ности; здесь, с утра до ночи, провожу время, как мне. Обо мне не думай, моя Радость; лично мне очень хорошо жить. Заботься только о Твоем здо­ровье и удобстве, мысли о котором – единственные важные для меня

Я не знаю, собираешься ли Ты и теперь, как ду­мала прежде, навестить меня в это лето. Ах, моя милая Радость, эта дорога через Забайкалье пугает меня за Твое здоровье. Я умолял бы Тебя не подвер­гаться такому неудобному странствовании по горам и камням, через речки без мостов, по пустыням, где не найдешь куска хлеба из порядочной пшеницы. Лучше, отложи свиданье со мною на год. К следую­щей весне я буду жить уже ближе к России: зимою или в начале весны можно мне будет переехать на ту сторону Байкала, – и нет сомнения, это будет сде­лано, потому что все хорошо расположены ко мне. Вероятно, можно будет жить в самом Иркутска, – или даже в Красноярске. Путь из России до этих городов не тяжел. Умоляю Тебя, повремени до этой перемены моего жилища.

Милая моя Радость, верь моим словам: теперь уже довольно близко время, когда я буду иметь воз­можность заботиться о Твоих удобствах, и Твоя жизнь устроится опять хорошо. Здоровье мое крепко; уважение публики заслужено мною. Здесь, от нечего делать, выучился я писать занимательнее прежнего для массы; мои сочинения будут иметь денежный успех.

Заботься только о своем здоровье. Оно – един­ственное, чем я дорожу. Пожалуйста, старайся быть веселою.

Целую детей. Жму руки Вам, мои милые друзья.

Крепко обнимаю Тебя, моя миленькая Голубочка Лялечка

Твой Н. Ч.

Будь же здоровенькая и веселенькая. Целую Твои глазки, целую Твои ножки, моя милая Лялечка. Крепко обнимаю Тебя, моя Радость.

                                                              * * *

29 апреля 1870 г.

Милый мой друг, Радость моя, единственная любовь и мысль моя, Лялечка.

Давно я не писал Тебе так, как жаждало мое сердце. И теперь, моя милая, сдерживаю выражение моего чувства, потому что и это письмо не для чтения Тебе одной, а также и другим, быть может.

Пишу в день свадьбы нашей. Милая радость моя, благодарю Тебя за то, что озарена Тобою жизнь моя.

Пишу на-скоро. Потому немного. На обороте пишу Сашеньке.

10 августа кончается мне срок оставаться праздным, бесполезным для Тебя и детей. К осени, ду­маю, устроюсь где-нибудь в Иркутске или около Иркутска и буду уж иметь возможность работать по-прежнему.

Много я сделал горя Тебе. Прости. Ты велико­душная.

Крепко, крепко обнимаю Тебя, радость моя, и целую Твои ручки. В эти долгие годы не было, как и не будет никогда, ни одного часа, в который бы не давала мне силу мысль о Тебе. Прости человека, наделавшего много тяжелых страданий Тебе, но преданного Тебе безгранично, мой милый друг.

Я совершенно здоров по обыкновению. Заботься о своем здоровье, – единственном, что дорого для меня на свете.

Скоро все начнет поправляться. С нынешней же осени.

Крепко, крепко обнимаю Тебя, моя несравненная, и Целую и целую Твои ненаглядные глаза.

Твой Н. Ч.

Благодарю Тебя, Саша, за Твои письма. Вижу, Ты становишься дельным человеком. Радуюсь на Тебя. Целую Тебя и Мишу.*

                                                         * * *

11 октября 1872 г. Вилюйск.

                                   Милый друг мой, Оленька,

Целую Тебя за Твои письма от 31 мая, 20 июня, 3, 13 и 19 шля. Ты выражаешь в них с достойным Тебя самоотверженным чувством любви намерение приехать сюда. Отвечаю, как можно короче, – в надежде, что краткость моего письма поможет ему поскорее дойти до Тебя, чем я очень дорожу.

Ты знаешь, что Твоя любовь ко мне – все счастье моей жизни. Стало быть, нечего говорить о том, желал ли б я, чтобы жить нам с Тобою вместе, если б это было возможно. Но возможно ли это, – вопрос, который подлежит решению в Петербурге.

От кого зависит решение, я не знаю определительно. Полагаю, что для удовлетворительного решения необходимо внесете дела на Высочайшее усмотрение. Без того, нельзя решить вопроса так, чтобы Твое спокойствие подле меня было достаточно обеспечено.

Почему я так думаю, пусть будет все равно. Пусть будет довольно для Тебя знать, что я так думаю.

Умоляю Тебя, пощади себя. Не предпринимай по­ездки с такими недостаточными гарантиями, как в 1866 году. Заклинаю Тебя, пощади себя.

И если бы оказалось, что можно Тебе ехать жить со мною, то видеть Тебя здесь, – и не здесь только, но хоть бы где-нибудь е Якутской области, – хоть бы в самом Якутске, – было бы смертельным мучением для меня. Не подвергай меня такому страданию.

Но мне одному, – мужчине, – здоровому, – привык­шему жить в тех условиях, в каких живу, – мне здесь недурно. Это я говорю Тебе по совести: моя жизнь здесь достаточно хороша для меня.

Я совершенно здоров. Благодарю Сашу за его пись­мо. Целую его и Мишу.*

Тысячи и тысячи раз обнимаю и целую Тебя, моя милая.

Твой Н. Чернышевский

* Саша и Миша - это его сыновья

https://www.celuu.ru/letters/2...