«Военные дневники» Астрид Линдгрен — это 18 толстых общих тетрадей в кожаном переплете, заполненных записями писательницы и множеством газетных вырезок. Все её великие книги, которые принесут ей всемирную известность, будут написаны потом — а пока она просто молодая «журналистка», приехавшая из деревни в столицу и залетевшая от главного редактора газеты. Выучившаяся на секретаршу домохозяйка, не имеющая никакого отношения к политике, была настолько заинтересована документировать для себя самой, что происходит в Европе и мире, что она занималась своими вырезками и комментариями все шесть лет войны. Итак, почитаем эти чудесные дневники:
«18 февраля 1940. Господи! как же приходится мучиться от того, что человек не знает какую линию выбрать. Финны и многие шведы считают, что для Швеции самым умным было бы сейчас же взяться за оружие, потому, что это идиотство думать, что Россия, в случае разгрома Финляндии остановится у Турнеэльвен (река на границе Швеции и Финляндии, — прим. ред.). Но правительство Швеции, которое должно ведь располагать всей информацией, не хочет ввязываться в открытую войну с Россией, чтобы не рисковать и не настроить против Швеции Германии и не превратить, таким образом, Швецию в поле битвы двух сверхдержав. Проклятая Германия! если бы мы только могли остаться в покое и помочь финнам (в их борьбе) против русских…»
В сентябре 1940 года Линдгрен переходит на работу в отдел цензуры разведывательной службы и занимается проверкой почты гражданских лиц и военных. Распечатанные с помощью пара письма открыли для Линдгрен правду, которую мало кто знал в то время. Ужасные подробности выливаются и на страницы ее дневников, когда Линдгрен узнает о концентрационных лагерях и обращении с евреями. Но виноваты во всём, разумеется, русские:
«18 июня 1940 года. Ослабленная Германия означает для нас, шведов, лишь одно: русские сядут нам на шею. А если уж на то пошло, то лучше я буду всю оставшуюся жизнь кричать «Хайль Гитлер!», чем иметь здесь, в Швеции, русских. Ничего более отвратительного я не могу себе и представить.»
На удивление точная информация об уничтожении европейских евреев, ужасах концлагерей и зверствах войны перемежается у Линдгрен с подробными описаниями велосипедных прогулок и цветущих парков, перечнями подарков, полученных детьми к Рождеству и меню праздничного стола («окорок весом в три с половиной килограмма, домашний паштет, жаркое, телячья печень, копченый угорь, оленина»).
«5 ноября 1941. Немцы стоят в 40 километрах от Москвы, которая будет обороняться «до самой смерти»… Немцы продолжают грабить; у норвежцев отобрали одеяла, лыжные ботинки, тулупы, палатки, радиоприемники, почти всю еду и… постельное бельё.
Из Берлина евреев насильно везут в Польшу, и можно себе представить, что это значит. Их селят в гетто за колючую проволоку и расстреливают без предупреждения, если они пытаются выйти. Их продовольственные пайки не больше половины от тех, что получают другие люди.
На днях в каком-то книжном магазине на улице Беридаребансгатан вывесили табличку: «Евреям и полуевреям входа нет». Снаружи собрался народ, такое началось… Потом вмешалось Губернское управление полиции и обязало владельца магазина перевесить табличку так, чтобы её не было видно с улицы.»
Вот она — настоящая европейская толерантность! Перевесить табличку, чтобы было не видно с улицы.
В декабре 1943 года она записывает в дневник: «Эти годы — лучшие годы в моей жизни!». В семье достаток, муж Стуре — директор Шведского союза автомобилистов, сама она — работает в цензуре, вымарывает из перлюстрируемой переписки всё, что может иметь отношение к военной тайне. Она знает про Хатынь, знает про уничтожение евреев, про расстрелы в Норвегии, зверства в Финляндии. Всё это она отмечает в своих дневниках, не забывая и записывать меню праздничных и будничных обедов.
Линдгрен наблюдает за развитием военных действий. Несмотря на отвращение к Гитлеру, Линдгрен не сомневается, что «среди немцев есть много приличных людей, не может не быть».
«24 января 1943. У немцев дела стали еще хуже. Англичане вошли в Триполи, и в России дела выглядят катастрофически. Немецкие войска окружены под Сталинградом, за который ведутся безумные бои. В Германии передают по радио траурную музыку по поводу героев Сталинграда. Каждый день поступают известия о новых русских прорывах. На Кавказе немцы планово отступают. Под Сталинградом эти несчастные солдаты сидят в земляных норах, а вход в них взяли на мушку русские снайперы. А в России сейчас холодно. Бедные люди, что я могу сделать, если мне жалко и этих немецких солдат, когда они так ужасно страдают!»
Русских, разумеется, не жалко:
«29 января 1943. После полутора лет, разорвали кольцо вокруг Ленинграда. Надо быть русскими, чтобы перенести такие страдания, какие вынесло население Ленинграда. Собак, кошек, крыс съели давным-давно, и, как утверждает фру Медин, согласно источникам из Финляндии, там в последнее время продавали человечину — но это никак ведь не может быть правдой. Да, дай Бог, чтобы русские никогда сюда не пришли.»
Заключительные главы дневника, написанного в 17-й по счету записной книжке, позволяют читателю разделить с автором ликование по поводу конца войны. От снова открывшихся бензоколонок до возвращения в столицу королевского семейства — нормальная жизнь приходит в Стокгольм. А русские не приходят.
Оценили 34 человека
37 кармы