Поэты-фронтовики часть 2

  Я знаю, никакой моей вины

 В том, что другие не пришли с войны,

 В том, что они — кто старше, кто моложе —

 Остались там, и не о том же речь,

 Что я их мог, но не сумел сберечь, —

 Речь не о том, но всё же, всё же, всё же...

 1943

    Александр Трифонович Твардовский

  "Умри, мой стих,   Умри, как рядовой,
  Как безымянные на штурмах мёрли наши".

  Владимир Маяковский

Помнится, ещё Владимир Маяковский писал:"Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо". Поколение сражающихся поэтов в совершенстве владело и тем, и другим. В этой жестокой войне и в самом деле сила слова - будь то стихи, песня или статья в газете - была приравнена к разящему врагов оружию.

Многие из поэтов, воевавших на фронтах Великой отечественной, не вернулись домой. Их могилы - на огромном пространстве от Москвы и Сталинграда до Берлина. Вспомним их поимённо.

Ещё школьником Николай Майоров(1919-1942) начал писать стихи. Он участвовал с ними в школьных вечерах, публиковался в стенгазете. А во время учёбы на истфаке МГУ он становится слушателем поэтического семинара в Литературном институте им. Горького. 

Руководитель семинара П.Г. Антокольский говорил о Майорове: «Его поэтическая лирика, повествующая об искренней мужской любви, органична в этом поэтическом мире». 

Летом 1941 года вместе с другими студентами поэт роет противотанковые рвы под Ельней. А уже в октябре он узнаёт о том, что его просьба о зачислении в армию удовлетворена. 8 февраля 1942 года политрук пулемётной роты Николай Майоров был убит в бою на Смоленщине...

Посмертно — и это уникальный факт — он стал членом Союза писателей.

Идти сквозь вьюгу напролом.
Ползти ползком. Бежать вслепую.
Идти и падать. Бить челом.
И все ж любить её – такую!
Забыть про дом и сон,
Про то, что
Твоим обидам нет числа,
Что мимо утренняя почта
Чужое счастье пронесла.
Забыть последние потери.
Вокзальный свет,
Её «прости»
И кое-как до старой двери,
Почти не помня, добрести.
Войти, как новых драм зачатье.
Нащупать стены, холод плит...
Швырнуть пальто на выключатель,
Забыв, где вешалка висит.
И свет включить.
И сдвинуть полог
Крамольной тьмы.
Потом опять
Достать конверты с дальних полок,
По строчкам письма разбирать.
Искать слова, сверяя числа.
Не помнить снов.
Хотя б крича,
Любой ценой дойти до смысла.
Понять и сызнова начать.
Не спать ночей, гнать тишину из комнат,
Сдвигать столы, последний взять редут,
И женщин тех, которые не помнят,
Обратно звать и знать, что не придут.
Не спать ночей, не досчитаться писем,
Не чтить посулов, доводов, похвал
И видеть те неснившиеся выси,
Которых прежде глаз не достигал,
Найти вещей извечные основы,
Вдруг вспомнить жизнь.
В лицо узнать её.
Прийти к тебе и, не сказав ни слова,
Уйти, забыть и возвратиться снова.
Моя любовь – могущество моё!
1939

Его творчество отличает сумасшедшая, мускулистая энергетика стихов - они читаются на одном дыхании. Николай так и жил, как писал - неистово, отдавая себя творчеству, Женщине, Родине до последней капли крови.

                         Мы

Есть в голосе моём звучание металла.

Я в жизнь вошёл тяжёлым и прямым.
Не всё умрёт. Не всё войдёт в каталог.
Но только пусть под именем моим
Потомок различит в архивном хламе
Кусок горячей, верной нам земли,
Где мы прошли с обугленными ртами
И мужество, как знамя, пронесли.
Мы жгли костры и вспять пускали реки.
Нам не хватало неба и воды.
Упрямой жизни в каждом человеке
Железом обозначены следы –
Так в нас запали прошлого приметы.
А как любили мы – спросите жён!
Пройдут века, и вам солгут портреты,
Где нашей жизни ход изображён.
Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли, не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Когда б не бой, не вечные исканья
Крутых путей к последней высоте,
Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,
В столбцах газет, в набросках на холсте.
Но время шло. Меняли реки русла.
И жили мы, не тратя лишних слов,
Чтоб к вам прийти лишь в пересказах устных
Да в серой прозе наших дневников.
Мы брали пламя голыми руками.
Грудь раскрывали ветру. Из ковша
Тянули воду полными глотками
И в женщину влюблялись не спеша.
И шли вперёд, и падали, и, еле
В обмотках грубых ноги волоча,
Мы видели, как женщины глядели
На нашего шального трубача.
А тот трубил, мир ни во что не ставя
(Ремень сползал с покатого плеча),
Он тоже дома женщину оставил,
Не оглянувшись даже сгоряча.
Был камень твёрд, уступы каменисты,
Почти со всех сторон окружены,
Глядели вверх – и небо было чисто,
Как светлый лоб оставленной жены.
Так я пишу. Пусть неточны слова,
И слог тяжёл, и выраженья грубы!
О нас прошла всесветная молва.
Нам жажда зноем выпрямила губы.
Мир, как окно, для воздуха распахнут
Он нами пройден, пройден до конца,
И хорошо, что руки наши пахнут
Угрюмой песней верного свинца.
И как бы ни давили память годы,
Нас не забудут потому вовек,
Что, всей планете делая погоду,
Мы в плоть одели слово «Человек»!

1940

К сожалению, стихов военного времени у него не сохранилось. Не до того было в начале войны. Перо - в вещмешок, штык - в руки.

Нам не дано спокойно сгнить в могиле -
Лежать навытяжку и приоткрыв гробы,-
Мы слышим гром предутренней пальбы,
Призыв охрипшей полковой трубы
С больших дорог, которыми ходили.
Мы все уставы знаем наизусть.
Что гибель нам? Мы даже смерти выше.
В могилах мы построились в отряд
И ждем приказа нового. И пусть
Не думают, что мертвые не слышат,
Когда о них потомки говорят.

1940 

Павел Коган(1918-1942) родился в Киеве. В 1922 году его семья переехала в Москву, откуда он, ещё будучи школьником, не раз отправлялся пешком по России, чтобы увидеть собственными глазами, как устроен быт только что коллективизированной деревни. Коган поступает в Институт истории, философии и литературы, а позже переводится в Литературный институт имени Горького.

Став участником поэтического семинара И. Сельвинского, Коган выделяется среди прочих, как наиболее одарённый поэт. Его стихи пронизаны революционно-патриотической тематикой, но, вместе с тем, литературно более близки к романтизму. Во время войны Коган пытается попасть на фронт, но получает отказ: по состоянию здоровья он был снят с учёта. 

Тогда поэт решает поступить на курсы военных переводчиков. Его берут сначала переводчиком, а затем назначают помощником начальника штаба стрелкового полка по разведке. 23 сентября 1942 года лейтенант Коган был убит под Новороссийском, в бою за сопку Сахарную.

           Гроза

Косым, стремительным углом
И ветром, режущим глаза,
Переломившейся ветлой
На землю падала гроза.
И, громом возвестив весну,
Она звенела по траве,
С размаху вышибая дверь
В стремительность и крутизну.
И вниз. К обрыву. Под уклон.
К воде. К беседке из надежд,
Где столько вымокло одежд,
Надежд и песен утекло.
Далеко, может быть, в края,
Где девушка живет моя.
Но, сосен мирные ряды
Высокой силой раскачав,
Вдруг задохнулась и в кусты
Упала выводком галчат.
И люди вышли из квартир,
Устало высохла трава.
И снова тишь.
И снова мир.
Как равнодушье, как овал.
Я с детства не любил овал!
Я с детства угол рисовал!

1936

Автора знаменитой "Бригантины" друзья называли Павкой - как Павла Корчагина. Он таким же и был по характеру - смелым, отчаянным, резким.

И пусть я покажусь им узким
И их всесветность оскорблю,
— Я патриот. Я воздух русский,
Я землю русскую люблю,
Я верю, что нигде на свете
Второй такой не отыскать,
Чтоб так пахнуло на рассвете,
Чтоб дымный ветер на песках...
И где ещё найдёшь такие
Берёзы, как в моём краю!
Я б сдох, как пёс, от ностальгии
В любом кокосовом раю...

Иосиф Уткин(1903-1944) окончил Московский институт журналистики. Стал печататься в 1922 году. Первый литературный успех поэту принесла «Повесть о рыжем Мотеле» (1925). Революционный пафос и мягкая лиричность, отличавшие стихотворения Уткина, сделали его поэзию такой популярной в 1930-е. В 1941 году поэт уходит на фронт. После ранения он становится военным корреспондентом. Иосиф Уткин погиб в авиакатастрофе под Москвой в 1944 году, возвращаясь с фронта. 

           Затишье

Над землянкой в синей бездне
И покой, и тишина.
Орденами всех созвездий
Ночь бойца награждена.
Голосок на левом фланге:
То ли девушка поёт,
То ли лермонтовский ангел
Продолжает свой полёт.
Вслед за песней выстрел треснет -
Звук оборванной струны.
Это выстрелят по песне
С той, с немецкой стороны.
Голосок на левом фланге
Оборвётся, смолкнет вдруг…
Будто лермонтовский
ангел
Душу выронит из рук….

Борис Костров(1912-1945) начал писать стихи с детства. Часто он читал их на школьных вечерах и праздниках. В 1933 году его стихи впервые публикуются в журналах «Резец» и «Звезда». Поэт поступает в Рабочий литературный университет, затем работает в редакции газеты «За колхоз». В 1941 году Костров выпускает книгу стихов «Заказник». С самого начала войны он уходит на фронт. Поэт воевал под Ленинградом, в Карелии, на Калининском фронте, был трижды ранен. Окончив танковое училище, куда Костров был направлен в 1943 году, он возвращается на фронт с самоходной артиллерийской установкой. В марте 1945 года командир самоходки Борис Костров был тяжело ранен при штурме Крейцбурга в Восточной Пруссии, а через три дня умер от полученного ранения в госпитале.

Когда в атаке отгремит «ура»,
В ночи звезда скользнет
по небосводу,
Мне кажется, что ты еще вчера
Смотрела с моста каменного в воду.
О чем, о чем ты думала в тот миг?
Какие мысли сердце полонили?
Окопы. Ночь. Я ко всему привык,
В разведку мы опять сейчас ходили.
Но как до счастья далеко! Река
Бежит на запад по долине смело,
А то, что шлем прострелен у виска,
Так это ведь обыденное дело.

1944

Всеволод Багрицкий(1922-1942), сын поэта Эдуарда Багрицкого, перед самой войной женился. Несмотря на близорукость, добивается направления во фронтовую печать. 23 декабря 1941 года отправляется на фронт. Живет жизнью рядового армейского журналиста: уходит в тыл к немцам, пишет статьи и стихи.

26 февраля 1942 года Всеволод Эдуардович, техник-интендант первого ранга, писатель, редактор газеты Второй Ударной армии был убит осколком бомбы... “27 февраля привезли мёртвого нашего сотрудника – молодого двадцатилетнего поэта Всеволода Багрицкого. Очень славный, неиспорченный паренёк, подававший большие надежды в будущем... Смерть, видимо, была мгновенной – осколок попал в позвоночник. Осколок вражеской бомбы пробил и полевую сумку, и тетрадь с надписью «Стихи», и письмо матери. Все это мы послали в Москву, товарищу Фадееву”.

   Дорога в жизнь

Почему же этой ночью
Мы идём с тобою рядом?
Звёзды в небе – глазом волчьим...
Мы проходим тёплым садом.
По степи необозримой,
По дорогам, перепутьям...
Мимо дома, мимо дыма
Узнаю по звёздам путь я.
Мимо речки под горою,
Через южный влажный ветер...
Я да ты, да мы с тобою.
Ты да я с тобой на свете.
Мимо пруда, мимо сосен,
По кустам, через кусты,
Мимо лета, через осень,
Через поздние цветы...
Мы идем с тобою рядом...
Как же вышло? Как поймешь?
Я остановлюсь. Присяду.
Ты по–прежнему идёшь.
Мимо фабрики далёкой,
Мимо птицы на шесте,
Мимо девушки высокой –
Отражения в воде...

1938

На сосне, под которой похоронен Багрицкий, вырезано несколько перефразированное четверостишье Марины Цветаевой:

Я вечности не приемлю,
Зачем меня погребли?
Мне так не хотелось в землю
С родимой моей земли.

Интерес к поэзии у Бориса Смоленского(1921-1941) появился ещё в детстве. Со второй половины 30-х он пишет стихи, главная тема которых — морская романтика и отважные люди. Вдохновлённый морем и героическими подвигами, поэт поступает в один из институтов Ленинграда, готовясь стать капитаном дальнего плавания. В это же время он изучает испанский, переводит Гарсию Лорку. В начале войны Смоленский был призван на фронт. В ноябре 1941 года поэт пал в бою. Война не пощадила его фронтовые стихотворения и поэму о Гарсии Лорке, о которых он упоминал в своих письмах близким.

              Ремесло

Есть ремесло - не засыпать ночами
И в конуре, прокуренной дотла,
Метаться зверем, пожимать плечами
И горбиться скалою у стола.
Потом сорваться. В ночь. В мороз.
Чтоб ветер
Стянул лицо. Чтоб, прошибая лбом
Упорство улиц, здесь, сейчас же встретить
Единственную, нужную любовь.
А днём смеяться. И, не беспокоясь,
Все отшвырнув, как тягостный мешок,
Легко вскочить на отходящий поезд
И радоваться шумно и смешно.
Прильнуть ногами к звёздному оконцу,
И быть несчастным от дурацких снов,
И быть счастливым просто так - от солнца
На снежных елях.
Это - ремесло.
И твердо знать, что жить иначе - ересь.
Любить слова. Годами жить без слов.
Быть Моцартом. Убить в себе Сальери.
И стать собой.
И это ремесло.

1938

Стилистика его стихов перекликается с поэзией Николая Майорова. Да и в целом  с предвоенным временем - напряжённым, энергичным, решительным.

Михаил Кульчицкий(1919-1943), сын царского офицера, Георгиевского кавалера, из очень интеллигентной семьи. После первого курса Харьковского университета перевёлся на второй курс Литературного института им. Горького (семинар Ильи Сельвинского). Учась, давал уроки в одной из московских школ. В 1941 г. Кульчицкий уходит в истребительный батальон.

С началом войны он прекращает писать стихи. От должности фронтового поэта отказывается. Кончает курсы пехотных командиров и в декабре 1942-го получает в петлицы лейтенантский кубарь. Тогда же пишет единственное за войну стихотворение, которое прощальной метой остаётся в русской лирике.

Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник!
Что? Пули в каску безопасней капель?
И всадники проносятся со свистом
вертящихся пропеллерами сабель.
Я раньше думал: "лейтенант"
звучит: "Налейте нам!"
И, зная топографию,
он топает по гравию.
Война - совсем не фейерверк,
а просто - трудная работа,
когда,
черна от пота,
вверх
скользит по пахоте пехота.
Марш!
И глина в чавкающем топоте
до мозга костей промёрзших ног
наворачивается на чёботы
весом хлеба в месячный паек.
На бойцах и пуговицы вроде
чешуи тяжелых орденов.
Не до ордена.
Была бы Родина
с ежедневными Бородино.

26 декабря 1942, Хлебниково-Москва

Из незавершённой поэмы

Далёкий друг! Года и вёрсты,

И стены книг библиотек
Нас разделяют. Шашкой Щорса
Врубиться в твой далёкий век
Хочу. Чтоб, раскроивши череп
Врагу последнему и через
Него перешагнув, рубя,
Стать первым другом для тебя.
На двадцать, лет я младше века,
Но он увидит смерть мою,
Захода горестные веки
Смежив. И я о нём пою.
И для тебя. Свищу пред боем,
Ракет сигнальных видя свет,
Военный в пиджаке поэт,
Что мучим мог быть — лишь покоем.

19 января 1943 года командир миномётного взвода младший лейтенант Михаил Кульчицкий погиб в бою под селом Трембачёво Луганской области при наступлении от Сталинграда в район Харькова. Захоронен в братской могиле в селе Павленково Новопсковского района Луганской области. Имя поэта выбито золотом на 10-м знамени в Пантеоне Славы Волгограда.

Так мало известно о его гибели. Так мало известно о том, писал ли он между боями, удавалось ли ему отдаваться самому любимому там, на передовой. И есть ли ещё что, кроме немногих этих военных строк, сохранились ли, и у кого и где его военные тетрадки. Не мог он не носить их с собой, не записывать в них то, что так рвалось из сердца в те опасные и суровые дни.

У Михаила Кульчицкого много общего со своим ровесником Павлом Коганом. Есть, однако, различия. У Когана — центробежность, безоглядность, только вперёд, в грядущее! У Кульчицкого — центростремительность, и всё время оглядка в прошлое. Можно добежать аж до Судана, аж до Калифорнии, до «океанской последней черты» — но вернуться в Москву, непременно.

О чём бы ни писали лучшие из поэтов военного лихолетья - у них даже в самых интимных любовных стихах звучит тревога, готовность к бою и самопожертвованию. И это подымает, как крылья, их поэзию. Это побуждает спустя десятилетия перечитывать рождённые тем суровым временем строки, заряжаться их энергией, учиться у них любви к Родине.

Хотелось бы закончить статью одной из лучших песен о Войне: "От героев былых времён" из к/ф "Офицеры". В ней совершенно отсутствует ненужный пафос - что неудивительно: слова песни написаны поэтом-фронтовиком Евгением Аграновичем(1918-2010).