«Льёт ли теплый дождь, падает ли снег», «Опять я вижу сон, один и тот же сон», «Говорят, что некрасиво, некрасиво, некрасиво отбивать девчонок у друзей своих»... Слова для этих советских хитов написал Онегин Юсиф оглы Гаджикасимов. Он стал самым успешным и самым популярным поэтом-песенником в СССР, а в своей новой жизни, жизни иеромонаха Симона даже не хотел вспоминать о былых славе и благополучии.
Удивительным именем – Онегин – он обязан своей маме. Махтабан-ханум преклонялась перед русской литературой, а её сын родился в 100-летие Пушина, в 1937 году... Кстати, младшего сына, родившегося в 1942 году, в год 800-летия классика персидской поэзии, она назвала Низами.
Онегину было 17 лет, когда он уехал из Баку в Москву, поступать в Литературный институт. Где и познакомился со своей будущей женой Валерией Бегутовой, но и с учёбой, и с возлюбленной пришлось расстаться на долгих три года. Онегина призовут в морскую авиацию. Находясь в армии, он будет очень страдать без Леры и напишет ей 800 полных признаний в любви писем.
На своем курсе он был лучшим, и уже в студенчестве начал публиковать стихи и рассказы. Сокурсники его обожали, да и вообще люди к нему тянулись, а он ещё и выглядел очень по-шестидесятнически: красивый, спортивный. Онегин изумительно готовил, отлично разбирался в вине. Женщины любили его, а он их. Друзья восхищались его способностью зарифмовать любую фразу. В общем, он был харизматиком и душой любой компании.
После института Онегин устроился в музыкальную редакцию Всесоюзного радио, делал передачи про эстраду, и нашу, и зарубежную. Ему очень нравились зарубежные песни, без дидактики, без идеологии; одни хотелось петь, потому что было грустно, другие пелись, когда пела душа.
Особенно нравились ему эти четверо парней из Ливерпуля. Хотелось, чтобы и у нас было что-то такое: искреннее, простое, талантливое и – прекрасное, черт возьми! И Онегин начал писать тексты для песен о любви, и сразу стал делать это лучше всех. Поэтому с ним хотели работать самые лучшие композиторы, и его песни пели популярнейшие Муслим Магомаев, Валерий Ободзинский, Вадим Мулерман...
Жёлтый дождь стучит по крышам,
По асфальту и по листьям,
Я стою в плаще и мокну зря.
Пропадают два билета,
Впрочем, что там два билета…
Пропадаю в этот вечер я...
Чтобы купить пластинку с песнями «на стихи О. Гаджикасимова», люди часами простаивали в очередях. Тираж его пластинок был рекордным в СССР – 15 миллионов 795 тысяч!
Любой певец знал – если он получит песню Онегина Гаджикасимова – всё, успех! Популярность, считай, в кармане. Объяснить это всё можно было только одним словом: талант. Онегин мог найти для песни совсем простые слова, которые хотелось слушать и слушать. Эти слова запоминались, как пароль к молодости, как письмо от далекого друга, которого никогда не увидишь.
И "Песня о Свердловске" - это ведь тоже Онегин Гаджикасимов:
Опять мне снится сон, один и тот же сон,
Он вертится в моём сознании, словно колесо...
Ты в платьице стоишь, зажав в руке цветок,
Спадают волосы с плеча, как золотистый шёлк...
Моя иль не моя?.. Теперь уж не моя...
Но кто он, кто тебя увёл, скажи мне хоть теперь.
Мне снятся вишни губ и стебли белых рук...
Прошло всё, прошло остался только этот сон,
Остался у меня на память от тебя
Портрет твой, портрет работы Пабло Пикассо...
Где талант – там и зависть. Зависть любит выходить в белом пальто, маскироваться под защитницу вечных ценностей. В 1971 году в «Советской культуре» вышла статья поэта Льва Ошанина, в которой он обвинял Гаджикасимова и других поэтов-песенников в примитивности, пошлости, неспособности сделать советских людей лучше, богаче духовно. Онегину в этой статье досталось больше всех. В это время руководителем Гостелерадио СССР был такой Лапин, по прозвищу Инквизитор. До этой должности он был послом в Китае, и вынес оттуда огромную любовь к оперетте. Все эти лирические песни он не любил и не понимал.
К тому же накануне на мелодию Давида Тухманова Онегин написал легендарную «Восточную песню». Её исполнил Валерий Ободзинский, в одночасье, после исполнения этого бесподобного шлягера проснувшийся знаменитым.
Однако бюрократы советской эпохи усмотрели в подчёркнуто простеньком тексте песни крамолу. Помните? «В каждой строчке только точки после буквы «л»…». Казалось бы? Что тут такого?! Молодой человек стесняется открыть своё чувство девушке, сокращая до одной буквы слово «любовь».
И поначалу текст «Восточной песни» был даже одобрен цензорами советской фирмы «Мелодия». Но затем возник вопрос: А что там? Что, в действительности, после буквы «Л»? Что стоит за этим многоточием в тот момент, когда страна готовится отметить столетний юбилей Ильича, и когда страной управляет «второй Ильич» — Брежнев, чьё имя, на секундочку, тоже начинается на букву «Л» — Леонид?!
Сегодня это кажется откровенным бредом, но тогда абсурдного подозрения хватило для того, чтобы песню запретили записывать на пластинку и вырезали из выпуска телевизионного «Огонька», запретив трансляции и по радио.
После статьи Ошанина Инквизитор с большим удовольствием уволил Онегина с работы. Его пленки размагнитили, а его песни перестали звучать по радио и на концертах, если и звучали, то имя автора текста не упоминалось. Никакого больше: «слова О. Гаджикасимова».
Но сила таланта Онегина была такой, что его жизнь это всё не разрушило. Никто не мог запретить людям любить его песни. К тому же он быстро нашел новую нишу, стал писать тексты для зарубежных песен, которые в те годы уже пропускали в эфир. Онегин хорошо зарабатывал, у него все было в порядке. Только не было ощущения, что всё у него в порядке.
Что-то было не так. Онегин как будто потерял себя, жил не свою жизнь, и никак не мог понять, где же – его.
В середине восьмидесятых ему стало совсем нехорошо. Однажды он взял с полки Библию и стал ее читать. Читал, не отрываясь, три дня. Потом от такого напряжения отказали глаза и он несколько дней ничего не видел. Но за эти дни, когда внешний мир оказался спрятанным для его глаз, поэт смог пересмотреть всю свою прошлую жизнь и заново ее оценить. Оказалось, ничего в этой прошлой жизни ценности для него не больше не имело.
И Онегин сделал вот что. Он не стал никому ничего говорить, просто уехал из Москвы и крестился в небольшой деревенской церквушке. И с этого момента начался его путь в монастырь.
Последовательно, шаг за шагом, он отрекался от всего мирского: от вина, от посиделок с друзьями, от семьи...
Целый год он жил совсем один на заброшенной даче, а в 1988 году передал все свои сбережения монастырю и уехал послушником в Оптину Пустынь, готовиться к постригу. Ему был 51 год. Его прежние друзья, в том числе азербайджанский певец Полад Бюль-Бюль Оглы, блистательно исполнивший лучшие песни Онегина, ищут его, но для всех он пропадает бесследно.
В монастыре Онегин никому не рассказывал про свою мирскую славу: нёс послушание привратника и даже в дневнике дежурств расписывался как «Гакасимов». В декабре 1989 года его приняли в число братии Оптиной пустыни. В 1991 Гаджикасимова постригли в монашество с именем Силуан. Его талант приручать слова никуда не делся. Силуан стал популярнейшим, известнейшим проповедником. На его проповеди приезжали люди из самых далеких уголков страны. Он говорил как-то так, что хотелось верить каждому его слову о том, что Бог – это и есть Любовь, что каждый может сознательно избавиться от грехов и встретиться со своей божественной природой, стать таким, каким и был задуман.
Свою жизнь популярного поэта-песенника он даже не вспоминал, считал, что никакой жизни у него тогда не было.
Через некоторое время он стал иеромонахом с именем Симон. По каким-то причинам он оставил Оптину Пустынь, поселился в Подмосковье, ходил в местную церковь. И там он тоже стал духовным магнитом для людей, к нему тянулись, рассказывали о самом сокровенном и больном, просили совета. Он никому не отказывал.
Последние годы жизни Онегин страдал от онкологического заболевания, мучился от болей в ногах, но лечиться отказывался и ходил в монашеских сапогах, полных крови…
В июне 2002 года Онегина Гаджикасимова не стало. Похоронили его на кладбище села Лямцино Домодедовского района Московской области.
Удивительная, невероятная судьба, которая вместила в себя сразу две жизни...
Оценили 88 человек
126 кармы