На фоне сообщений о мечущихся по заграницам тружениках пера и сцены вспомнилось стихотворение Станислава Куняева, написанное полвека назад.
Непонятно, как можно покинуть
эту землю и эту страну,
душу вывернуть, память отринуть
и любовь позабыть, и войну.
Нет, не то чтобы я образцовый
гражданин или там патриот -
просто призрачный сад на Садовой,
бор сосновый да сумрак лиловый,
тёмный берег да шрам пустяковый -
это всё лишь со мною уйдёт.
Всё, что было отмечено сердцем,
ни за что не подвластно уму.
Кто-то скажет: - А Курбский? А Герцен? -
всё едино я вас не пойму.
Я люблю эту кровную участь,
от которой сжимается грудь.
Даже здесь бессловесностью мучусь,
а не то чтобы там где-нибудь.
Синий холод осеннего неба
столько раз растворялся в крови -
не оставил в ней места для гнева -
лишь для горечи и для любви.
Оно посвящено первой волне уезжающих в Израиль. Какая по счёту волна сейчас - не знаю. Но смена "ужасов российского Мордора" на государство-террориста, безнаказанно бомбящего своих соседей - выглядит вполне дебильно. С точки зрения человека здравомыслящего и любящего свою Родину.
О Родине можно говорить много - но лучше, чем это делают поэты, всё равно не получится.
Солнце остригло косы,
Выкрутил месяц руль.
Августейшие осы
Отпевают июль.
Заревом звезд огромных
Освещена трава,
В песнях собак бездомных
Человечьи слова.
И за тех, кто в айфоне
Свой отбывает срок,
Молится на Афоне
Мокрый Илья-пророк.
Шиномонтаж сансары…
Быт или, все ж, не быт?
У высоцкой гитары
Рот навечно открыт.
Пьянствует ночью вишня,
Клена дрожит рука,
Замуж за ветер вышла
Наша с тобой река.
Помнишь, как у истока,
Медным гремя ведром,
Дождь поступил жестоко:
Дрался всю ночь с костром?
Космос ведь не пустыня?
Вдруг он звездой согрет?
И абажур - святыня,
Как завещал поэт.
Влад Маленко
За озером звенит осинник
под ветром северного лета.
Глазная синь из-под косынок
щемящей негою пригрета.
Крестьянка, опершись на грабли,
со вздохом цедит сквозь ресницы
небесный свет, где реют цапли,
не зная боли в пояснице.
Как сильно край земли расцвечен -
венец лучей прирос к простору!
Как долог день! Как светел вечер!
Как ночь мала об эту пору!
И всем пустыням марсианским
паром сигналит на причале,
что нет конца трудам крестьянским,
святой надежде и печали.
Юнна Мориц
Седьмого августа, сегодня, умер Блок,
встал, вышел в светлый сад, за яблоком нагнулся,
"литовку" на плечо, за пояс - оселок,
ушел косить в луга и больше не вернулся.
Надкушенное яблоко осталось
здесь, на столе. Оса, впивая сладость
по ране светло-розовой ползла,
сгоняя муравьев. Потом сгустилась мгла
и дождь пошел. И грудью на мостки
он лег и стал смотреть, как плавают мальки
в прозрачной глубине, и водные растенья
на илистый песок отбрасывают тени.
Ни страха, ни печали, ничего
не чувствуя, когда, подняв "литовку"
с мостков сырых, Харон позвал его
в огромную сверкающую лодку.
Дмитрий Мельников
Эта ночь шита белыми нитками.
Видишь в небе мелькает стежок.
Звёзды в августе очень близко,
Руку вытянешь и - обжёг.
Так сердца обжигают дыханьем
Учащённым. Так громом лавин
Вдруг, от нежности задыхаясь,
Говорят о любви.
Распустить эти белые нитки
Летней ночи и небо сорвать,
И забыть все слова, и не вникнуть
В уже сказанные слова.
Положить тихо руки на плечи,
Окропив поцелуем ладонь,
И сплестись, как сплетаются плети
Виноградной лозы молодой.
Роман Рубанов
Вы можете представить нечто подобное по яркости и силе, вышедшее из-под пера новоявленных "идейных" эмигрантов? Я тоже нет.
Хотелось бы закольцевать эти заметки ещё одним стихотворением Куняева(а он мог глаголом не только жечь):
Как посветлела к осени вода,
как потемнела к осени природа!
В моё лицо дохнули холода,
и снегом потянуло с небосвода.
Мои края, знакомые насквозь:
пустынный берег, подзавалье, речка…
Так кто же я - хозяин или гость?
И что у нас - прощанье или встреча?
От холода я задремал в стогу,
как зверь, готовый погрузиться в спячку,
проснулся, закурил на берегу,
и бросил в воду скомканную пачку,
и не решил, что ближе и родней:
вчерашний шум берёзы отшумевшей
или просторы прибранных полей
и тусклый свет травы заиндевевшей.
И, затянувшись горестным дымком,
спасая тело от осенней дрожи,
я вдаль глядел и думал об одном:
чем ближе ночь, тем Родина дороже.
Оценили 24 человека
57 кармы