Павел Шубин:"Прожить бы мне эти полмига, а там я сто лет проживу!"

  Всё, что видывал – не видывал,
  Что забыл – не позабыл,
  Что давно в уме прикидывал –
  Я бы в песню б всё вложил.

  В ней бы плыли гуси-лебеди
  Над Окою в забытьи,
  В тополином тихом трепете
  Замирали б соловьи.

  За избушкой в два оконышка,
  Сам не знаю уж о чём,
  Возле пёнышка Аленушка
  Горевала б над ручьём.

И в её ладони смуглые
Вдруг слетела бы с куста
Удивлённая и круглая
Детской радости звезда.

Только песня есть красивее
И придумана не мной,
И зовут её Россиею
И родимой стороной.

В ней за долами, за рощами
И на все края одна
Деревушка есть в Орловщине
И избушка в два окна.

Всё, что прожито и пройдено,
Все тобой озарено.
Милая навеки Родина,
В счастье светлое окно!

  Автор этих песенных строчек - один из лучших фронтовых поэтов Великой Отечественной Павел Шубин. Нынче он юбиляр - 110 лет. В отличие от одесского фигляра, памятника ему до сих пор не установили. Хотя всей своей жизнью Павел Шубин того заслуживает.

  Но вернёмся к "Алёнушке". Сочинивший к ней музыку Александр Вертинский очень любил её исполнять в концертах - так эти слова легли на его измученную разлукой с Родиной душу.

  А помните:

Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробивался болотами,
Горло ломая врагу.

  Строчки эти, раз услышав - не забыть. Это знаменитая «Волховская застольная», так любимая всеми бойцами фронта, от солдата до генерала. Причём бойцы считали её народной - что само по себе высшая похвала. Известен эпизод, как во время выступления перед бойцами на фронте, Павел Николаевич стал читать свою «Волховскую застольную», а один старшина упрекнул его – за то, де, что «товарищ военкор» вместо своих стихов «исполняет народные песни».

  Поэт сперва засмеялся, а потом посерьёзнел и сердечно поблагодарил строгого слушателя.

  Павел Николаевич Шубин пришёл в газету «Фронтовая правда» Волховского фронта уже известным ленинградским поэтом. Эта песня стала Гимном двух фронтов – Волховского и Ленинградского. «Она вызревала, сжигая сердце поэта, слагаясь по строчкам, по куплетам. Она зрела в душе Шубина ещё … с зимы 1942 года… И когда они в окончательной редакции 1943 года легли на бумагу, когда песня вышла «на люди», она сразу засверкала в лучах славы, запелась миллионами, трогая душу народную своей искренностью и сердечностью. Эта песня – вечный памятник отваге и героизму солдат Волховского и Ленинградского фронтов» (из воспоминаний К. Демина).

  Павел Шубин – общепризнанный главный поэт Волховского фронта. И даже совсем не потому, что написал его гимн. И не только потому, что непосредственно участвовал в боях – и пуль не страшился, и передовой не избегал, хотя на самый передний край боя военный корреспондент майор Шубин мог и не ходить. Но нет – он пробивался с конным корпусом генерала Гусева «из-под Вишеры на Любань», находился в передовых частях, прорывавших блокаду Ленинграда, с атакующими частями вошёл в ещё горящий Новгород.

  Волховские фронтовики негласно избрали Павла Шубина своим главным поэтом за то, что он до самой глубины сумел постичь душу и воспел неимоверно тяжелый ратный труд болотных солдат. Настоящий поэт–солдат, Шубин мог со знанием дела говорить от имени фронтового шофера, разведчика, пехотинца. Ему было дано рассказать о солдате всё: не только как он делает свою работу, но и что при этом чувствует. Раскрытие состояния души солдата в момент наивысшего, сверхчеловеческого напряжения – одна из самых сильных сторон фронтовой поэзии Шубина. Ну где ещё в поэзии военных лет вы так ощутите чувства бойца, ползущего к вражескому дзоту?

Нет, не до седин, не до славы
Я век свой хотел бы продлить,
Мне б только до той вон канавы
Полмига, полшага прожить;

Прижаться к земле и в лазури
Июльского ясного дня
Увидеть оскал амбразуры
И острые вспышки огня.

Мне б только вот эту гранату,
Злорадно поставив на взвод,
Всадить ее, врезать, как надо,
В четырежды проклятый дзот,

Чтоб стало в нем пусто и тихо,
Чтоб пылью осел он в траву!
...Прожить бы мне эти полмига,
А там я сто лет проживу! 

  Война в его стихах – неприкрашенная, беспощадная, жестокая. Но в то же время – справедливая и благородная.

Мы вынесли всё, что другим не приснится,
До судороги на лице,
Лягушечью куртку проклятого фрица
Ловя на короткий прицел.

Когда каменело солдатское тело,
Ко льду примерзая пластом,
И только тяжёлое сердце звенело
В стремленье святом и простом:

Убей! — за тоску по весёлому солнцу,
За свой побелевший висок,
Вгони под орлиную каску тирольца
Свинца боевого кусок!

Припомни, как утром над городом тихим
Парят облака голубей,
Как пчелы гудят по лиловой гречихе,
И вытерпи всё, и убей!

              * * *

Товарищи,
Изодpанные в лоскут
В днепровских плавнях,
На дуге Орловской,
Затянутые илом Сиваша, -
Они ведь тоже звёздам yдивлялись,
В грязи кровавой под огнём валялись,
Ползли к траншеям прусским не дышa;

Они ведь тоже обнимали милых
И умирали на рассветах стылых
В развалинах чужого блиндажа…
Я с ними был.
Я тоже бил в упор.
A раны не закрылись до сих пор.

     * * *

Зелёной ракетой
Мы начали ту
Атаку
На дьявольскую высоту.

Над сумрачной Лицей
Огонь закипел,
И ты распрямиться
Не смог, не успел.

Но взглядом неробким
Следил, неживой,
Как бился на сопке
Отряд штурмовой,

Как трижды катились
С вершины кривой,
Как трижды сходились
Опять в штыковой:

Удар и прыжок -
На вершок,
на аршины,
И рваный флажок
Заалел над вершиной.

В гранитной могиле,
Сухой и крутой,
Тебя мы зарыли
Под той высотой.

На той высоте
До небес взнесена
Во всей красоте
Вековая сосна.

Ей жить - охранять
Твой неначатый бой,
Иголки ронять,
Горевать над тобой.

А мне не избыть,
Не забыть до конца
Твою
не убитую
Ярость бойца.

В окопе холодном,
Безмолвный уже,
Ты всё на исходном
Лежишь рубеже.

И, сжатый в пружину,
Мгновенья, года
Готов - на вершину,
В атаку, туда,

Где в пламя рассвета,
Легка и грустна,
Зелёной ракетой
Взлетает сосна.

          * * *

Присягая матери-отчизне,
Мы клялись,
Коль надо - умереть
Ради жизни
И во имя жизни
На земле, обугленной на треть;

Ради ветра,
Пахнущего солью
И простором голубых морей,
Детских глаз,
Не замутнённых болью,
И покоя наших матерей;

Ради права
Быть свободней птицы,
Солнце видеть в предрассветной мгле,
Ради счастья
Думать и трудиться
И любить на молодой земле.

Средь свинца,
Несущегося косо
Впереди штурмующих полков -
Так дрались Колесник и Матросов,
Так сражались Фирсов и Попов.

Так они,
Не думая о смерти,
Прижимались к пламени бойниц
У истока жизни,
На рассвете
Молодости
Простирались ниц.

     * * *

  За участие в военных действиях Павел Николаевич Шубин был награжден орденами Великой Отечественной войны II степени и Красной Звезды, а также медалями «За Отвагу», «За оборону Ленинграда», «За оборону Заполярья», «За победу над Японией». 

  В послевоенную действительность поэт вступил как в отвоёванную, вынесенную из боя сказку, сохранив вопреки всему пережитому чувство непреходящего удивления перед неповторимой красотой мира:

Я думал, что, в атаках выжив,
К земле обугленной вернусь,
И по-иному мир увижу,
И ничему не удивлюсь.

Я изумлённо снова вижу
Серебряный – на синем – сад,
Звезду, присевшую на крышу,
Как миг, как жизнь тому назад...

        * * *

Мне хочется писать стихи
О том, как улицы тихи,
Как, выряженные в закат,
Стареют клёны у оград,

И светлы линзы луж литых,
И дно в пластинах золотых,
И городок до самых крыш
Опущен в голубую тишь,

Где, небо постелив на дно,
Бездонно каждое окно
И дремлет тихая заря
В хрустальном кубке октября.

Как бы струясь из-под воды, -
Бесшумны лёгкие сады.
И, зажжены неярким днём,
Кипят огнём и серебром,

Вплывая лопуху под ласт,
Кудрявые кораллы астр.
Пойди туда, где берег прост
И море видно во весь рост.

В библейской простоте песка -
Пространств бездомная тоска,
И каменные лишаи
В копейках рыбьей чешуи.

Там вечный бой и древний зов
Летящих в бездну парусов,
Скитальцев грозная купель -
Могила их и колыбель,

И Млечного Пути покров
Над лёгкой Розою Ветров.
И сердце обожжёт тоской
Безродной вольницы морской,

У мыса Горн кровавый вал
Расколется на зубьях скал,
И дюны Огненной Земли
Тебе покажутся вдали.

Тысячелетний бой - не сон:
Ты - Одиссей, и ты - Язон,
Всех парусов свистящий бег
Тебе знаком, ты - Человек,

Ты всё стерпел, чтоб жить в дому,
Там, где велел ты быть ему.
Пойдём! Твой дом перед тобой -
Оранжевый и голубой,

В осенних, гаснущих огнях,
В проспектах, парках, пристанях,
С листвой по лестницам крутым,
С луной над Рогом Золотым.

        * * *

Пока недопито вино,
Пока табак горит,
Пока звезда через окно
Со мною говорит,

Мне, захмелев едва-едва,
Легко глядеть во тьму,
Шептать забытые слова
И думать одному.

О чём?
Зарницы вперекрёст
Перехлестнули даль.
О ком?
За десять тысяч вёрст
Ты спишь, моя печаль.

И только росного шитья
Покровы на кустах,
И только ночь… И тень твоя
Во всех моих мечтах.

Мы по-бывалому вдвоём,
Нам хорошо молчать,
О самом тайном, о своём,
И тайн не замечать:

В сплетенье рук, в двойном кольце
Двойное забытьё,
Я слышу на своём лице
Дыхание твоё,

И звоны сердца своего
Ловлю в твоей груди, -
Спаси от нежности его, -
От счастья огради!

Пусть будет крепким и любя,
Как шло на гибель в бой,
Весь мир мой светлый, всю тебя
Легко прикрыв собой.

            * * *

  Павел Шубин появился на свет в 1914 году в селе Чернава Орловской губернии(где за сто лет до этого родился святитель Феофан Затворник!) Был младшим в семье, где росло семь детей. В школу пошёл сразу во второй класс. Подростком уехал в Ленинград, работал на заводе. В 16 лет отправился в Крым искать своего любимого писателя Александра Грина и показать ему свои стихи. Грин посоветовал юноше получить хорошее образование. Павел поступил на филологическое отделение Ленинградского педагогического института имени А. Герцена.

  До войны успел выпустить два сборника стихов. В 1938 году женился на скрипачке Елене Лунц.

  Прошел всю войну и вернулся домой, к маленькому сыну, только в конце 1945 года.

  Он родился в год лермонтовского столетия, а умер в пушкинском возрасте, тридцатисемилетним, от острого сердечного приступа. Смерть, которая не настигла поэта на полях сражений, застала его мирно курящим на скамье парка. Поразительно, что на фронте Шубин отличался отменным здоровьем – был силён, даже зимой по морозу ходил легко одетым. Казалось, ничто его не возьмёт, а тут как будто лопнула туго заведенная пружина…

От чего б ни ждал конца,
От железа ль, от свинца,
Пред собой и перед вами
Был я честен до конца.

Не богата, не шумна -
Мне такая жизнь дана.
Пусть негромкими стихами
Выплеснул её до дна.

Не рассудка дар скупой,
Не разгульных чувств запой -
Каждый стих - судьбы веленье,
Плод случайности слепой.

И остались в тех стихах
Жившие в моих глазах
Перед жизнью - удивленье,
Перед смертью - детский страх.