"Гордился ли я тогда, что служу на самом большом корабле советского флота? Нет"

Интересную ситуацию обрисовывает автор служивший на флоте и чётко выразивший ситуацию, которая касается не только службы и не только в Советском Союзе, но и долга, жизненные ситуации и межнациональные, межрасовые отношения...

"Я служил на "Адмирале Кузнецове". В 1990-м году он назывался еще "Тбилиси" и проходил ходовые испытания Черным морем. На борту, вместе с недоукомплектованной командой, уживалось еще несколько сотен рабочих-корабелов из города Николаев", - делится воспоминаниями телеведущий на своей странице в сукенбергсоцсети в связи с широким обсуждением состояния российского авианесущего крейсера.

"Гордился ли я тогда, что служу на самом большом корабле советского флота? Нет. Не знаю, кем надо быть, чтобы гордиться, что ты существуешь в аду".

"Дедовщины (на флоте это явление называется "годковщина") на нашем корабле - практически не было. Она была напрочь задавлена "землячеством". Больше шестидесяти процентов личного состава представляли собой этнические группировки с Кавказа и из Средней Азии. Этих ребят нельзя было называть моряками. Половина из них не говорила на языке, на котором принимала присягу. В их кубриках висели ковры и готовился плов".

"Я преувеличу, если скажу, что драки, переходящие в побои, у нас были каждый день. Два-три-четыре раза в сутки - вот норма. Однажды я попал в наряд на камбуз. Старший кок Аббас велел мне выкинуть за борт около сорока килограммов - четыре больших пачки - хека. Оставив на приготовление ухи для команды еще сорок. Почему? Ему просто лень было разделывать рыбу, даже нашими руками. Я бросал эти коробки в море и недоумевал: как же так?

Ведь это самый большой и сильный корабль нашего флота. Ну как же так может быть? Так, что нижние трюмы превратились в свалку, да такую, что гниют переборки - и это на первом году жизни авианосца? Так, что на этой огромной территории может запросто исчезнуть человек (и не один), прячась от побоев? И только спустя недели можно было найти следы его жизнедеятельности. Офицерам жаловаться не было никакого смысла. Что происходило в 90-е годы в нашей стране - знают все, и флот в общем контексте - не исключение.

Но были и счастливые моменты. Когда на утренней приборке я драил закрепленную за мной часть взлетной палубы - это были минуты свободы. Возможность оглядеться вокруг, подышать свежим морским бризом. Когда о тебе забывали и ты с ребятами мог зашхериться где-то и мечтать о том, что будет после службы. Когда ночью работали на юте и нашли время и смелость купаться в открытом море, и тела наши светились от цветущего планктона, и мы ощущали себя электрическими людьми".

"Но самое невероятное счастье - когда буксир повез меня в сторону Севастополя. Я уезжал от корабля навсегда. Уезжал учиться. Обнял на прощание друзей. И за весь путь до причала так ни разу и не обернулся на громадину авианосца".

"Страна распалась и сменила название. Корабль тоже поменял имя и флаг. Я следил за его судьбой. Вот он ушел на север. Вот стал флагманом флота. Ребята, что остались после меня, сообщали в письмах, что, по мере обретения странами независимости, списали с корабля сначала прибалтов (было жаль - хорошие специалисты), потом азербайджанцев (вздохнули свободнее - из кубриков исчезли казаны и открытый огонь под ними), потом демобилизовали грузин, армян, среднюю азию. На корабле образовался вакуум, а потом потихоньку началось то, что можно было более-менее назвать службой".

"И вот теперь он идет через Ла-Манш. Я, в отличие от сетевых знатоков, не знаю, почему над ним такой дым. Когда у нас были ходовые испытания - такого не было, хотя пожарные машины стояли с самого начала истории авианосца. Другие, конечно, машины. Но, наверное, так положено по штатному расписанию. Кроме машин, у нас на борту были, к слову, еще и подъемный кран и два трактора.

Сейчас, когда "Кузнецов" попал в таблоиды и стал объектом насмешек тысяч людей, я пережил противоречивые чувства. Представьте самый неуютный дом, в котором вам доводилось жить продолжительное время. Я не знаю, что это может быть: интернат, казарма, госпиталь, роддом в поселке городского типа... Но это - ваш дом. Часть вас, как ни крути, вашей истории, вашей судьбы. Представьте, сейчас его показывают по всем каналам и смеются над ним. Приводят в пример другие дома, иностранные - лучше и комфортабельнее. Говорят что ваш бывший дом - не дом, а - пугало огородное. Делают на него фотожабы. "Приклеивают" к нему бурлаков... И это еще можно понять, но... когда зарисовывают "сажей" лицо капитану. Когда публикуют фотографии чумазых фриков и подписывают, что это русские моряки-вояки...

...Вдруг вам становится больно. Они-то тут причем? Я не разбираюсь в целях нынешнего похода эскадры к левантийским берегам. Не хочу знать о том, кто за этим стоит и какие у них планы. Мне неважны и неинтересны ни причины похода, ни возможные его последствия".

"Я пишу это только с одной целью. Высказать уважение экипажу: капитану, летчикам, офицерам, мичманам и матросам, которые, несмотря ни на что, под хохот "просвещенного" мира, выполняют свой воинский долг".  Алекс Дубас

П.С.: «Адмирал Михаил Кузнецов» — судно с несчастной судьбой с самого начала. Можно сказать, что «Кузю» с незалежной Укрожопостании спасли буквально чудом, в последний момент фактически усилиями энтузиастов перегнав недостроенное судно от причальной стенки судозавода в Николаеве в нынешнее его место базирования возле Мурманска.

К сожалению, Северный флот всегда был флотом действующим в максимально тяжёлых условиях — его береговые базы находились объективно в гораздо более суровых климатических зонах, чем места базирования судов Черноморского, Балтийского или Тихоокеанского флотов.

В силу чего и в Мурманске достройка, текущий и плановый ремонт «Михаила Кузнецова» осуществлялись часто в недостаточном объёме и в ненадлежащем качестве.

Судовые механики учат простым правилам классификации корабельного дыма:

«Сизый дым — это масло, белый дым — это вода, чёрный дым — это топливо».

То есть, если честно, наличие дыма, валящего из дымовой трубы современного корабля, работающего на дизельном топливе или на тяжёлом мазуте — это не очень приятный признак. Хорошо отрегулированный корабельный дизель вообще не дымит, выбрасывая в атмосферу практически прозрачные продукты сгорания.

А вот если у вас что-то подтекает в цилиндры из системы охлаждения, если у вас «просажены» маслосъёмные или компрессионные кольца, которые обязаны удерживать масло вне камеры сгорания, или же переобогащена топливная смесь, что вызывает появление несгоревших остатков топливе в выхлопе — то ваш двигатель работает где-то очень далеко от оптимальных режимов, теряя мощность, изнашиваясь и потребляя «лишнее» топливо.

Конечно, часто дым из трубы валит в момент пуска двигателя: в этот момент обычно энергетическая установка судна «холодная» и в ней присутствует масса переходных процессов. Иногда это может быть лишь мгновенный выброс топливной смеси или конденсата из выхлопных труб...

Поэтому, в общем-то, для меня ситуация с единственным российским авианосцем и его эпическим дымовым шлейфом по проходу Ла-Манша и Па-де-Кале ясна: «старичка» попросили дать полных ход — «дедушка» постарался. Ну, как смог. С дымом и с выжиганием в атмосферу громадного количества лишнего топлива. Но — нужный ход выдал и за «Петром Великим» успел. Что есть, конечно, позитивной новостью.

С другой стороны — другие варианты судьбы «Кузи» могли быть много хуже нынешнего его положения. Мог догнить возле причальной стенки в Николаеве, как ракетный крейсер «Украина», но мог и стать первым (или вторым) китайским авианосцем, как «Варяг»-«Ляонин». Впрочем, у «Варягов» всегда такая судьба, прям-таки плакать хочется.

А вот как "маскируется" если что, не «Адмирал Кузнецов», а самый что ни на есть USS Freedom LCS–1 родом из США пыхтит по-чёрному, не по-детски, в бухте Сан Диего.