Мне регулярно пишут, что Николай I был злодеем, потому что наказывал преступников шпицрутенами: прогонял сквозь строй солдат, каждый из которых хлестал осуждённого длинным прутом. (Какой толщины был этот прут, показания очевидцев разнятся. Судя по тому, что три шпицрутена должны были влезать в дуло ружья, стандартный шпицрутен времён Николая I был с сигарету толщиной).
Для иллюстрации обычно указывают на двух евреев, мелких контрабандистов, которые нелегально перешли через реку Прут (простите за географический каламбур). Граф Пален предложил казнить преступников, но Николай I ответил графу так: «Виновных прогнать сквозь тысячу человек 12 раз. Слава Богу, смертной казни у нас не бывало, и не мне её вводить». Дальше пишут, что несколько тысяч ударов гарантировали мучительную смерть, и, следовательно, Николай I ехидно обрёк мелких нарушителей на жуткую казнь, отлично зная, что даже после 5000 ударов никто не выживет. Ещё добавляют, что народ якобы дал Николаю I прозвище «Палкин» за его звериную жестокость.
Конечно, всё это весьма далеко от реальности.
Первое — нарушители, которые «всего лишь» переплыли реку Прут, нарушили карантин, вынесли заразу из охваченного эпидемией региона. В то время эффективных лекарств от чумы, холеры и тому подобных заразных болезней не было, поэтому нарушение карантина могло привести к гибели сотен тысяч людей. Преступление очень серьёзное.
Второе. Никакой «народ» никаких прозвищ Николаю I не давал. Нелестные прозвища такого рода приклеивали к русским императорам литераторы, журналисты и прочая фрондирующая интеллигенция — по типу той, которая сидит сейчас за рубежом, креативно коверкая в Фейсбуке фамилию нашего президента.
Третье. Именно Николай I ограничил разовую дозу шпицрутенов тремя тысячами ударов. Довольно типично для борцов с режимом было приклеить прозвище «Палкин» именно к тому, кто реформировал систему наказаний в сторону гуманности. Будьте уверены, если бы Николай I создал систему бесплатных школ, они бы называли его «Николай Мракобес» или как-нибудь в этом роде.
Четвёртое. При наказании шпицрутенами большие дозы ударов делили на несколько раз, чтобы преступник не умер. Николай I написал: «виновных прогнать сквозь тысячу человек 12 раз». Это означало: выдать 1000 ударов, вылечить, выдать вторую тысячу ударов, снова вылечить и так далее. В самом деле, нужно быть особенным циником, чтобы заподозрить Николая I в дешёвом глумлении над преступниками. Раз он пишет, что не собирается казнить нарушителей, значит он действительно намерен оставить их в живых.
Если же вы полагаете, что и удары шпицрутенами недостаточно гуманны, то вообразите себя в следующей ситуации.
Вы совершили тяжкое преступление, за которое в любой другой стране вас немедленно вздёрнули бы на ближайшем суку. Вам, однако, предлагают выбор:
— провести 5 лет в тюрьме;
— получить в несколько приёмов 12 тысяч ударов прутом и через 4 месяца относительно здоровым выйти на волю.
Согласитесь, многие выбрали бы шпицрутены вполне осознанно, следовательно, предлагаемые на выбор наказания сопоставимы. А 5 лет тюрьмы за серьёзное, общественно опасное преступление — это для 19-го века очень гуманно.
Теперь интересное. Цитирую из реплик про Льва Толстого на научно-популярном канале (ссылка, ссылка):
В «Хаджи-Мурате» [Лев Толстой] рисует Николая I нарочито отвратительным, а лидеров горцев, напротив, нормальными людьми. И для этого использует прямую историческую неправду. Например:
«Дело состояло в том, что молодой человек, два раза не выдержавший экзамен, держал третий раз и, когда экзаменатор опять не пропустил его, болезненно-нервный студент, видя в этом несправедливость, схватил со стола перочинный ножик и в каком-то припадке исступления бросился на профессора и нанес ему несколько ничтожных ран.
— Как фамилия? — спросил Николай.
— Бжезовский.
— Поляк?
— Польского происхождения и католик, — отвечал Чернышев.
Николай нахмурился.
Он сделал много зла полякам. Для объяснения этого зла ему надо было быть уверенным, что все поляки негодяи. И Николай считал их таковыми и ненавидел их в мере того зла, которое он сделал им… написал своим крупным почерком: «Заслуживает смертной казни. Но, слава богу, смертной казни у нас нет. И не мне вводить её. Провести 12 раз сквозь тысячу человек. Николай», — подписал он своим неестественным, огромным росчерком.
Николай знал, что двенадцать тысяч шпицрутенов была не только верная, мучительная смерть, но излишняя жестокость, так как достаточно было пяти тысяч ударов, чтобы убить самого сильного человека. Но ему приятно было быть неумолимо жестоким и приятно было думать, что у нас нет смертной казни».
В жизни всё было совсем не так. Известный инцидент с восстанием Семёновского полка закончился назначением по шести тысяч шпицрутенов на человека, от которых, однако, никто не умер (что во многом связано с тем, что это не было разовым наказанием, их разносили по времени).
Реального польского студента, тыкавшего в обозлившего его преподавателя вуза ножом (только фамилия его Сочинский), присудили к 1500, а не 12 тыс. шпицрутенам. Никаких данных о его смерти ни в каких документах нет, это чистая выдумка, как и число ударов. И уж конечно, решал это не Николай I, в государстве которого — в отличие от куда более благосклонно описываемого Толстым «государства» Шамиля и Хаджи-Мурата — наказания назначал совсем не правитель, а суд.
Наконец, Николай был самый лояльный к полякам правитель России. Любой другой на его месте после польского восстания действовал бы куда жестче — и Александр II после его смерти именно так (куда жестче) и поступил. Когда поляки снова восстали.
Другой случай откровенной исторической неправды о том же Николае в той же повести:
«Распутство женатого человека было не хорошо, ему и не приходило в голову, и он очень удивился бы, если бы кто-нибудь осудил его за это».
Николай у [Льва Толстого] постоянно спит с разными женщинами. В реальности картина была абсолютно противоположной: у Николая никогда не было половой связи больше, чем с одной женщиной одновременно. Любовница (на [долгие] 17 лет) у него действительно появилась, после того как врачи запретили ему половые связи с женой, имевшей проблемы с репродуктивным здоровьем.
И Лев Николаевич не ограничивался в своей кампании искажения реальности только Отечественной войной или Николаем I. Едва ли не вся история нашей страны для него была чем-то вроде истории Мордора для наших современников…
<…>
…череда правления сифилитиков и проституток, гомосексуалистов и садистов. Гордиться в этой истории абсолютно нечем. Все позитивное в ней — выдуманная ложь.
Если бы у России была такая история, да, стоило бы стыдиться. Проблема в том, что Лев Николаевич никогда историю России — реальную, а не «я художник, я так вижу» — не знал. Абсолютно точно так же, как все эти [креативные оппозиционеры] и так далее, кто сходным образом искаженно излагает ее в наши дни.
Проходной пример доброты Николая I по отношению к полякам мы обсуждали буквально несколько дней назад (ссылка).
Также обратите внимание — сюжет про «отвесьте 12 тысяч ударов, но не казните» повторяется дважды, по разным поводам. Предположу, что Лев Николаевич услышал где-то реальную историю про наказание разносчиков холеры, истолковал её в меру своей порочности, а потом решил прикрепить к классическому «невиноватому Збышеку», напавшему на профессора с ножом.
Неудивительно, что Лев Толстой занимает одно из первых мест в пантеоне русских классиков.
Знакомая нам русская классика — это советская школьная классика. Советская школьная классика — это узкий срез русской литературы 19-го века, сделанный товарищем Крупской собственноручно. Ну а когда товарищ Крупская принимала решение по поводу того или иного автора, той или иной книги, она руководствовалась в первую очередь критерием русофобии. Когда книга рисовала императорскую Россию в чёрном цвете, у книги были высокие шансы попасть в советские школы. Если же в книге перед читателем открывалась Россия, в которой цари заботятся о государстве, а мятежники явно заслуживают своих виселиц, Крупская старалась школьников от «ереси» оградить.
Возможно, вы полагаете, что я сгущаю краски. Что же, вот текст упомянутого «Хаджи-Мурата» Льва Толстого (ссылка). Прочтите, например, пару страниц со строчки «Николай в черном сюртуке без эполет». Или эпизоды, в которых злобные русские угнетатели устраивают набеги на мирные аулы горцев. Полагаю, если бы Лев Николаевич жил в ельцинские девяностые, он вписался бы в тусовку иноагентской интеллигенции как влитой.
Оценили 26 человек
38 кармы