О культурных революциях. Уточнение общего прогноза

(начало, пред.глава)
Вернемся к прогнозу событий на ближайшие годы с учетом соотношения фаз русской и российской истории, а также фаз развития западных «центров силы». Первое, что придется уточнить, это понятие «постсоветского процесса», он же наднациональное сообщество постсоветских элит. Как выяснилось, этот процесс в меньшей степени затрагивает и вовлекает культурные, экономические и иные элиты постсоветских республик, но в большей степени включает глобальные связи, влияние глобальных игроков на постсоветские столицы. Например, посол США в Киеве, как и резидент ЦРУ, руководящий СБУ – активные участники постсоветского процесса, вместе с укроолигархами – вассалами глобальных финансовых элит. А скажем, украинские или белорусские деятели культуры или чиновники – не являются частью постсоветской элиты, замкнуты на своем национальном уровне.

Сугубо национальные части элиты являются пока всего лишь фишками в игре глобальных игроков на постсоветском политическом поле. При этом такое «буферное» положение «многовекторных» постсоветских республик обусловлено именно ролью России в глобальном раскладе как балансирующего политического центра. Только этим обусловлено стремление всех прочих глобальных центров силы «перетягивать канаты» и удерживать свои сферы влияния в соседних с Россией странах. Иначе затраты ресурсов, сил и риски имиджевых и даже финансовых потерь не объяснить. Вот и выходит, что постсоветские процессы со стороны республик управляются внешними игроками, балансом их и российского влияния. Потому и прогноз развития постсоветской политики выглядит как повторение послевоенных политических споров глобальных игроков.

Постсоветская эпоха завершает советский Надлом российской национальной истории, в ходе которого Россия была вовлечена в центральные процессы Глобализации. Соответственно, «творческий комплекс» в виде опричнины ВПК и подконтрольной КГБ культуры вовлек в свою глобализированную орбиту также центры национальных ветвей общерусской цивилизации. Однако привязана эта советская элита была к российской национальной истории, а не к украинской или белорусско-литовской. Как бы ни было обидно соседям, но они представляют интерес для мировой политики только как часть политики российской. Например, минский «батька» может талантливо выступать перед своим активом не 8, а все 18 часов, но обсуждать будут только пятиминутный наезд на российского чиновника средней руки. Впрочем, для уравнивания обид можно добавить, что сугубо посконно российские внутренние дела, проблемы регионов и культурные события тоже никого не волнуют, пока речь не идет о «комплексах», имеющих глобальное влияние, как ВПК, ТЭК или экспортно-импортное измерение АПК.

Существенная разница постсоветской эпохи от советской или имперской в том, что прежние «опричные» практики мобилизации материальных, трудовых и, главное, интеллектуальных ресурсов в пользу глобальных «комплексов» больше не работают. Потому для сохранения в числе глобальных игроков России требуется модернизация всей системы управления экономикой и социальной сферой, а не только «закрытых городов». И ладно бы, сами российские элиты и не хотели бы лишний раз напрягаться, но внешнее давление не ослабевает. Все глобальные игроки вовсе не желают выхода России из игры, но сохранения потенциала не гегемона, но миротворца и гаранта глобального баланса сил. Для этого нужно догонять в развитии мировой уровень, чем Россия в своей 20 стадии истории займется под чутким внешним подбадриванием.

Однако уйти от привычного разделения на «опричнину» и «земщину» и после такого выравнивания не получится. Это следует из разницы фаз развития российской и общерусской истории. По сути, Россия опять сосредотачивается на своем развитии, чтобы стать большой «опричниной» рядом с «земщиной» соседних республик, играющих роль буфера между развивающейся после своего кризиса Россией и кризисными глобальными регионами Запада и Юга. Причем эта объективная роль буфера задается не Россией, а другими глобальными игроками, желающими повлиять на Россию через давление на менее устойчивые национальные элиты ближнего зарубежья. Россия вынуждена в таком случае минимизировать транзитные и технологические рычаги своих глобалистских «комплексов», оставшиеся на территории соседей, чтобы устранить уязвимости для выстраивания автономных двусторонних связей с внешними глобальными игроками.

Таким образом, самый общий прогноз на ближайшие десятилетия выглядит так: Внутри России будет повторение на новом витке развития культурной революции, как во второй половине XIX века. После путинского периода, повторяющего многие черты правления Александра I, последует аналог дворянской фронды и николаевского замораживания социально-политического статус-кво и подспудного созревания реформ. А затем будет быстрое продвижение на новый уровень модернизации страны. Основная разница будет в том, что вместо нарастания революционных настроений внутри страны будет весьма непривычная философская оппозиция режиму, отрицающая насилие и поиски врагов, но при этом владеющая острым оружием критики.

Одним из факторов формирования в России именно такой неидеологической культуры политической критики будет долгосрочное сохранение в соседних государствах нынешней ситуации, как в Киеве, или последствий такого хронического кризиса. На общерусском уровне развитие цивилизации будет проходить 16 стадию, то есть «малую культурную революцию» активной четверти, как 1930-е годы в российской истории. Это будет повторение на уровне политической и культурной элиты сюжетов революционного довоенного периода 1918-41 годов. Достаточно заметно начало такого повторения в виде гражданской войны на Украине, атаманщины, аналога Донбасско-Криворожской республики. Также ожидается уход в польско-литовском направлении половины Белоруссии, но только не физически как в 1919-20 году, а ментально. Борьба с басмачами, прорывающимися через афганскую границу, но больше с исламистским информационным влиянием, тоже предстоит не на один год.

Для более детального прогноза ситуации в каждой из ветвей общерусской цивилизации придется, наверное, написать отдельное эссе. Хотя бы потому что для этого будет нужен сравнительный анализ с эволюцией таких же национальных ветвей европейской, северо-атлантической, ближневосточной цивилизаций. А мы и так уже затянули данную работу с анализом и прогнозом для России, для которого достаточно пока и самого общего сравнения с Европой и Америкой.

Анализ текущей фазы развития европейской цивилизации, разметка его недавних стадий тоже пока носит характер рабочей гипотезы. Сомнения пока вызывает слишком быстрое сравнительно с активной четвертью послевоенное продвижение двух стадий конструктивной четверти. Обычно активная четверть идет быстрее. С другой стороны, есть общий фактор ускорения истории в ХХ веке, а также факт, что длительность стадий зависит от внешнего контекста активной четверти Глобализации. Обе соседние сверхдержавы, контролировавшие ход новейшей европейской истории, находились в своей активной четверти Надлома и тем самым ускоряли конструктивное движение Европы.

С другой стороны, евробюрократический застой девяностых и нулевых явно перешел в фазу перестройки. И это, похоже, касается всей Европы, а не одной из ветвей цивилизации или ее центра. Каждый день появляются все новые признаки, например, предвыборный лозунг Меркель «двухскоростной интеграции» очень сильно напоминает аналогичные инициативы времен Горбачева о так называемой «экономической самостоятельности» прибалтийских республик, известно, чем завершившиеся.

Можно пойти другим путем для проверки гипотезы европейской «перестройки». Если это так, то следующей 19 стадией развития будет Реставрация. Она предполагает не только кризис политического центра и частичный демонтаж наднациональной бюрократии, но и смену идеологии, включая возвращение к политическим идеям и формам, существовавшим до революционной 14 стадии. Например, российская реставрация 1990-х годов включала возрождение одновременно и западничества, и православия, а также государственных символов, Государственной Думы, губернаторов, Госсовета и других дореволюционных форм политики. Похожая тенденция должна уже проявляться и в европейской политике. Одной из таких возвратных тенденций может стать возрождение политической роли Ватикана и ориентированных на него консервативных элит ряда европейских стран – Польши, Венгрии, Австрии, Испании. Уход на периферию европейской политики Британии, наряду с формированием буфера с Россией и воинственной риторикой Швеции, озабоченной контролем Балтики – также является симметричным отрицанием революционного для Европы узла 13/14, случившегося в начале XVIII века.

Вместе с тем такое возрождение давно забытых идей и форм говорит не об обновлении и укреплении Евросоюза, а об идейном кризисе и ослаблении. В том числе это касается валютного союза. 19 стадия любого исторического процесса всегда связана с кризисом финансов и использованием в обороте разнообразных валют. Для России этот наступающий общеевропейский политический кризис означает возможность участия в его преодолении, в том числе нового переформатирования лимитрофной буферной зоны между РФ и ядром ЕС, а также уже наметившегося на примере Венгрии экономического возвращения в страны бывшего СЭВ. Кроме того, буферные форматы европейской политики, как «Восточное партнерство», могут быть востребованы не для изоляции и выдавливания России из традиционных сфер влияния, а как формат взаимодействия восточноевропейских стран для выхода на российский рынок. Роль Минска и Киева может сильно измениться в ходе общеевропейского кризиса, когда европейцам они потребуются как площадки для восстановления экономических связей с Россией. Роль Ватикана, имеющего прямые контакты с РПЦ и Кремлем, в этих условиях тоже будет несколько иной, нежели в давние времена, скорее – конструктивной.

Революционная ситуация в США, вызванная исчерпанием финансового ресурса кредитной пирамиды, должна рассматриваться не сама по себе, а в двух внешних контекстах – финансовой ветви глобализации и  всей северо-атлантической цивилизации. Без помощи внешних сил элиты США не способны поддерживать устойчивость своей экономики, а значит – и глобальных «комплексов». Однако допустить их обрушения не могут позволить, прежде всего, ближайшие союзники США из Британии, Канады и Мексики, а равно китайские и европейские промышленные элиты. Россия зависит от поддержания уровня потребления в США косвенно, через самочувствие Европы и Китая. Но не сильно проиграет и в случае обрушения США, только поэтому новая администрация так подчеркнуто дружелюбна именно к Кремлю, легко шантажируя всех остальных. В целом США сейчас не до России и не до постсоветского пространства, но очень желательно использовать политический ресурс Кремля или хотя бы обеспечить его нейтралитет при политическом торге с Европой, Китаем, да и со своими же англо-саксонскими глобалистами. Только с этим связано желание Трампа обозначить внимание к Киеву и ситуации на Донбассе.

России, в свою очередь, не резон отказывать США во взаимодействии для умиротворения в Сирии или на Украине. Поддержание баланса не дает излишне усилиться, например, тому же Лондону, всегда готовому осуществить лозунг “Make America Grait Britain Again”. Нынешнее обострение на Донбассе с большой вероятностью спровоцировано пролондонскими (и проевропейскими) силами с целью сорвать немеченый диалог Трампа и Путина по более значимым вопросам, чем понятная судьба Киева. Равно как и в самих США хватает провокаций и пропаганды глобалистов против такого диалога. Именно поэтому нынешнее обострение на грани срыва в горячую войну является постсоветским аналогом Карибского кризиса на той же 20 стадии ВИП. И там, и там глобалисты всех мастей препятствовали налаживанию диалога между национальными элитами США и России. В глобальном масштабе разрядку удалось затормозить на десять лет, в постсоветском масштабе этому соответствует 3 года. Однако первые шаги к разрядке были сделаны сразу после начала диалога, купировавшего острый кризис.

Кризис североатлантической цивилизации включает переформатирование ее представительной национальной ветви США. Исполнительной ветвью, скорее всего, является Британия. Ее относительное усиление не будет резким, но самостоятельность повысится. Как и до нынешнего кризиса, Лондон будет обеспечивать прямую связь от англо-саксонской элиты к другим глобальным центрам силы по вопросам координации финансовой политики. Только условия будут несколько иные – не с позиции силы, а с позиции недопущения еще более жесткого кризиса. Хотя, конечно, Лондон надеялся на большее, если бы удалось взять диалог с Кремлем полностью в свои руки, отрезать США от прямого контакта. Это к вопросу об оголтелой травле и Трампа, и Путина в глобальных СМИ, сильно зависящих от лондонских банкиров.

В целом у России есть примерно лет 15 передышки до завершения переходного периода переформатирования мировых финансов, пока западные и восточные партнеры будут заняты своими кризисами. Они, конечно, будут стараться влиять на буферные зоны и через этот рычаг втягивать Россию в решение своих проблем. Но это вряд ли удастся, кроме как на основе взаимных и коллективных усилий по поддержке мировой торговли и экономического, если не роста, то удержания от падения. Эта согласованная политика будет включать и поддержание сбалансированных цен на российские энергоресурсы. Так что основа для неспешной эволюционной модернизации будет, как, впрочем, и для ее бюрократического торможения.

Продолжение следует