В интернетах обнаружил, как обозначено, протокола допроса Христиана Раковского. Примечание переводчика. Документ, вышедший под названием "Красная Симфония" на испанском языке в Испании - это название, данное испанским издателем для публикации протокола допроса Христиана Раковского, который, вместе со вступительными пояснениями доктора Ландовского, появился в свет в Испании в 1949 году. Впервые о была напечатана в 1949 году в Испании под названием "Simfonia en Rojo Major" известным испанским издателем Senior Don Mauricio Carlavilla. Христиан Раковский.
В этой книге вы видите блестящее изложение коммунистическо-банкирского заговора, сделанное одним из непосредственных исполнителей задач этого заговора, Раковским. Раковский был одним из основателей Советского Большевизма. Настоящая фамилия Раковского Хаим Рейковер [??сомнительно, подтверждений не нашел, остальные все же не скрывали свое происхождение]. Раковский родился не в России, а в Болгарии. Учился он на медицинском факультете во Франции и в Россию первый раз попал только по направлению Еврейского Интернационала в революцию, где с 1919 года по 1923 год был Председателем Совета Народных Комисаров Украины и фактическим полновластным диктатором Украины.
"Красная Симфония" имеет огромное историческое значение, и никто не должен проходить мимо этого документа. Редактор, Сеньор Карлавилла объясняет происхождение документа: "Эта книга - результат перевода нескольких тетрадей, найденных на теле доктора Ландовского в избе, в городе Ленинграде одним испанским волонтёром. Он принёс их нам. Мы долго работали над записями, несколько лет. Долго мы не были уверены, что их вообще удастся опубликовать. Настолько необычны и невероятны его последние заключения, что мы бы их никогда и не опубликовали, если бы все рассказанное не совпадало бы реальными фактами. Перед тем, как эти записки были опубликованы, мы подготовились к возможной полемике. Мы отвечаем полностью на все вопросы. Никто не в состоянии опровергнуть написанного..." Доктор Ландовский. Доктор Ландовский - еврей из Польши, но жил в России. Его отец, полковник русской императорской армии [опять: еврей-полковник армии?], был расстрелян большевиками в 1917 году. История жизни Ландовского удивительная. Он окончил мединститут в России перед революцией и два года после этого ещё учился в Сорбонне, в Париже. Он свободно изъяснялся по-французски. Он изучал влияние наркотиков на организм, чтобы помочь хирургам при операциях. Будучи талантливым доктором, Ландовский проводил эксперименты и добился кое-каких положительных результатов. Однако после революции, для него все дороги оказались закрытыми. Вместе с семьёй он жил в нищете, пробиваясь на случайных работах. Не имея возможности самому публиковать работы, он разрешил более успешному коллеге опубликовать его работы под своим именем. Затем НКВД заинтересовалось этими работами. Одним днём 1936 года в дверь к Ландовскому постучали и приказали ему следовать за ними, больше в семью он не вернулся. Ландовского поместили в химическую лабораторию НКВД под Москвой. Там он и жил и работал на своих хозяев.
Он присутствовал при допросах. У него было мужества делать записи того, что он видел, и он держал эти записи и копии документов в полых ножках своего стола в химической лаборатории. Жил он где-то до начала войны. Как он очутился в Ленинграде, и как он был убит, неизвестно. Настоящий документ - это точный протокол допроса бывшего посла СССР во Франции Христиана Раковского во время процесса Троцкистов в 1938 году, когда его судили вместе с Бухариным, Рыковым, Ягодой, Караханом и другими. Для того, чтобы спасти свою жизнь, обвиняемый Раковский сделал заявление, что он готов сообщить всю известную ему информацию. Известно, что Раковский был сначала приговорён к расстрелу, но затем расстрел, как результат данного допроса, был заменён 20 годами тюрьмы.
[Оставил это предисловие, полное нелепостей, как знак "осторожно, плохая дорога" для вдумчивого читателя]. "Гаврила Гаврилович Кузьмин" (Габриэль) - следователь. На самом деле этот человек под именем Рене Дюваль - еврей из Франции. Он был сын миллионера, красивый и талантливый. Он учился во Франции. Его овдовевшая мать обожала его. Но молодой человек увлёкся коммунистической пропагандой и был завербован ОГПУ. Ему предложили учиться в Москве, и он согласился. Он прошёл одну из школ ОГПУ и стал иностранным агентом. Когда он захотел передумать, было уже поздно. Таким образом, он предпочел, коли уж так получилось, работать, и работал так, что зарабатывал хорошие отзывы. Допрос Раковского проходил на французском языке, так как для Раковского, (интересно для человека, бывшего Предсовнаркома Украины), было легче говорить по-французски [противоречит окончанию текста. Далее встречаются подобные ляпы, возможно, сделаны они преднамеренно, для подрыва доверия к смыслу].
Запись допроса записывалась через стенку на магнитофон техником, который не понимал французского. Затем Ландовский переводил протокол на русский язык, делая для начальства две копии. Тайком, он для себя сделал третью копию. Революция под рентгеном. Я возвратился в лабораторию. Мои нервы пошаливали, и я прописал себе полнейший отдых. Я лежу в кровати почти весь день. Я один уже почти в течение четырёх дней. "Гаврила Гаврилыч Кузьмин" спрашивает обо мне каждый день. Прошла только неделя, как появился "Гаврила Гаврилыч". Я нашёл его пребывающим в оптимистическом настроении, и он был энергичен и полон энтузиазма. Однако вспышки счастья, которые иногда озаряли его лицо, потом исчезли навсегда. Казалось, что он хочет отбросить то, что мучило его в течение его напряжённой деятельности. После обеда он сказал мне: - У нас гость. - Кто это? - Спросил я. - Раковский, бывший посол в Париже. - Я его не знаю. - Он один из тех, на кого я указал тебе той ночью; бывший посол в Лондоне и Париже... Конечно, большой приятель вашего знакомого Навачина... Да, этот человек в моём распоряжении. Он у нас. С ним хорошо обращаются и присматривают за ним. Ты его увидишь. - Я, почему? Ты знаешь, что я не интересуюсь всем этим. Я буду тебе обязан, если ты меня не будешь привлекать. Моя нервная система и так на пределе. - Не беспокойся. Никто не собирается применять силу. Этот человек давно сломан. Никакого насилия. Надо только дать ему немножечко лекарств. Я принёс тебе инструкции. Они от Левина, который до сих пор помогает нам своим опытом. (Бывший личный врач, который отравил Ленина по приказу Троцкого и судимый вместе с Раковским). У вас в лаборатории есть нужное нам волшебное лекарство. - Ты в это веришь? - Я говорю в символической форме. Раковский согласен сказать всё. Мы предварительно с ним говорили, и были неплохие результаты. - Тогда зачем вам нужно волшебное лекарство? - Ты увидишь, доктор, ты увидишь. Это просто небольшая мера предосторожности, которая подсказана профессиональным опытом доктора Левина. Это даст нам то, что наш подопечный не упадёт духом, а всё время будет в тонусе и настроен оптимистически. Он уже считает свои шансы спасти свою жизнь достаточно большими. Это нам и надо. А затем нам надо, чтобы он не терял этой веры, иначе у него пропадёт вся способность к мышлению, а нам надо, наоборот, усилить эту его способность.
Левин уже добился от него этого чувства, как это говорят - состояния бодрости или тонуса. - Что-то навроде гипноза? - Да, только без сонливости, скорее допинг. - И я должен изобрести лекарство для этого? Я думаю, что вы переоцениваете мои возможности. Я не могу этого. - Да, но необходимо придумать что-то, доктор; что касается доктора Левина, то он утверждает, что проблема уже решена. - Хотя он всегда оставлял у меня убеждение, что он шарлатан. - Может быть и да, но, однако, я думаю, что лекарство, которое он назвал, если и не настолько эффективное, насколько он обещал, тем не менее, поможет нам достигнуть необходимого эффекта. Нам не надо чудо. Алкоголь мы не употребляем, он заставляет людей говорить чушь. Почему некая другая субстанция не может стимулировать людей говорить правду? И вообще, доктор Левин, рассказал мне об успешных случаях применения. - Почему вы не хотите, что бы он сам принял участие в вашем эксперименте ещё разочек? Или он откажется подчиниться? - Нет, он даже хотел бы. Он хочет сохранить или продлить себе жизнь. Но я сам не хочу больше использовать его услуги. Он не должен знать того, что расскажет Раковский. Ни он, ни кто другой. - Тогда почему я? - Ты другое дело. Ты глубоко порядочный человек. И я не Диоген бегать по заснеженным просторам СССР, пытаясь найти себе другого доктора. - Спасибо, но я думаю, что моя честность... - Да, доктор, да, вы говорите, что мы используем вашу честность для своих тёмных дел. Да, это так, но это только с вашей абсурдной точки зрения. А кому нужны абсурдности сегодня? Например, такая абсурдность, как ваша честность? Вы всегда говорите о том, что вам нравится, и что, на самом деле, будет. Вы только должны мне отмерить правильную дозу того лекарства, что дал мне доктор Левин. Нам нужно, чтобы он не был сонным и в тоже время не через чур возбуждённый. Нам нужно только, чтобы он всё время был в тонусе. - Ну, если это всё... - Ещё есть кое что. Теперь серьёзно. Хорошенько просмотри инструкции Левина, обдумай и приспособь всё конкретно к состоянию данного пациента. У тебя есть время до вечера. Ты можешь обследовать Раковского сколько тебе угодно. Пока всё. Не поверишь, как я хочу спать. Я должен соснуть пару часов. Если ничего экстраординарного не произойдёт, то я просил меня не беспокоить. После ужина отдохни тоже, потому что, возможно потом спать не придётся.
Инструкции доктора Левина были краткими, но чёткими и исчерпывающими. Я без труда раздобыл лекарство. Оно давалось в миллиграммах и было в таблетках. Я попробовал, и они быстро растворились в воде и ещё лучше в алкоголе. Состав таблеток не был указан, и я решил произвести анализ позднее, когда у меня будет время. Без сомнения, это лекарство было из репертуара их специалиста Lumenstadt, учёного, о котором Левин сказал при нашей первой встрече. Я не думаю, что это было что-то необычное. Наверно, в основе опять опиумное вещество покрепче, чем тебаин. (Тебаин является самой маленькой составной частью опия и он химически подобен морфию и кодеину, но производит скорее возбуждающее воздействие, чем тормозящее. Тебаин не употребляется терапевтически, но перерабатывается в разнообразные составы, включая кодеин, гидрокодон, оксикодон, оксиморфон, нальбуфин, налоксон, нальтрексон и бупренофрин. Он находится в списке 2 перечня наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров, подлежащих контролю в РФ, также как и контролируется международным законом. Прим Проф. Стол. http://aboutmafia.nm.ru/narko/...
Мне было хорошо известно более 19 видов подобных лекарств. Я был удовлетворён чисто медицинскими аспектами своей работы. Хотя моя работа шла в другом направлении, я вполне ориентировался в психотропных веществах. Я помню, как Левин рассказал мне о дистилляции редкого вида растений Indian Hemp. Мне придётся иметь дело с опиумом и гашишем, чтобы проникнуть в секрет этого, очень расхваливаемого лекарства. Я бы поподробнее поработал бы с основами этих веществ, обладающими такими "чудесными" свойствами. Ничего невозможного нет, когда масса времени и неограниченная поддержка НКВД. Я надеялся в результате этих исследований найти новое средство от боли. Но я не мог расслабляться со своими мечтами. Мне надо было сконцентрироваться на задаче, какую дозу дать Раковскому. В соответствии с инструкциями Левина, одной таблетки вполне достаточно для желаемого эффекта. Левин предупредил, однако, что если у пациента есть даже лёгкая сердечная недостаточность, то наступит сонливость и плоть до полной летаргии, и толку от пациента будет никакого.
Я должен был обследовать Раковского. Он был уже достаточно пожилым человеком, чтобы, конечно, иметь проблемы с сердцем. Вдобавок, вся его эта жизнь и потрясения последнего времени: арест, допросы. Я отложил обследование до после обеда и прорабатывал оба варианта: если Гаврила Гаврилыч скажет пациенту о лекарстве, и другой вариант: если он ничего говорить ему не будет. В обоих случая нужды в дополнительных специалистах не было. После обеда я пошёл к Раковскому. Он содержался в подвале, в зарытой комнате, охраняемой одним человеком. Из обстановки там был только маленький стол, нары и ещё один столик. Когда я вошёл, Раковский сидел. Он немедленно встал. Он пристально посмотрел на меня, и я увидел в его глазах сомнение, а может быть даже и страх. Я приказал охраннику принести стул и оставить нас. Я сел и попросил заключённого сесть тоже.
Ему было около 50 лет. Он был среднего роста, спереди лыс, с большим и мясистым носом. Возможно, что в молодости он был красив. Его черты не были типично семитскими, но его происхождение не вызывало сомнений. Он был, наверно, толстым, но на этом режиме его кожа вся обвисла, в том числе и на его лице и шее. Да, Лубянская диета была явно недостаточной для бывшего посла в Париже. - Вы курите? - спросил я, открывая портсигар, чтобы как-то расположить его к себе. - Я бросил курить, чтобы сохранить своё здоровье, - сказал он приятным тоном. - Во всяком случае, спасибо. Я думаю, это помогло мне избавиться от проблем с желудком. Он закурил. Курил он тихо и скованно, но не без элегантности. - Я - доктор, - представил я себя. - Да, я это знаю, - сказал он с дрожащим голосом. - Я пришёл ознакомиться с вашим здоровьем. Как вы себя чувствуете? Вы не болеете? - Нет, ничего. - Вы уверены? Как у вас с сердцем? - Благодаря вынужденной диете, у меня нет никаких абнормальных симптомов. - Но некоторые из них не могут быть замечены пациентом, а только врачом. - Я сам доктор, - прервал он меня. - Доктор? - Воскликнул я от неожиданности. - А вы не знали? - Да мне никто и не сказал. Поздравляю. Мне будет приятно помочь коллеге, возможно сокурснику. Где вы учились? В Москве, в Петербурге? - Нет, в те времена я не был русским подданным. Я учился в Нанси и в Монпелье.
В последнем я и закончил обучение. Это означает, что мы могли учиться там в одно время? Я сделал несколько курсов в Париже. Вы были французом? - Я должен был получить гражданство. Я родился в Болгарии, но затем без моего разрешения меня превратили в румына. Я жил в провинции Добруджа, где я и родился, но после мирного договора это место отошло к Румынии. - Позвольте мне послушать вашу грудную клетку, - и я вложил стетоскоп в свои уши. Он снял свою порванную рубаху и поднялся. Я послушал. Ничего необычного не было. - Я думаю надо немножко подкормить сердечко. - Только сердце, товарищ? - Спросил он иронически. - Да, я так думаю, - сказал я, показывая, что я не заметил иронии. - Я думаю, что ваша диета тоже должна быть немного укреплена. - Можно мне послушать себя самому. - Пожалуйста. И я дал ему стетоскоп. Он быстро послушал себя. - Я ожидал, что моё состояние будет хуже. Можно мне одеться? - Конечно, давайте придём к соглашению. Вы не будете против нескольких капель дигиталиса? Что вы думаете? - Вы думаете, это необходимо? Я думаю, что моё сердце итак переживет те немногие дни или месяцы, что мне остались. - Я думаю по-другому. Я думаю, что вы будете жить гораздо дольше. - Не расстраивайте меня, коллега. Жить дольше! Следствие не может длиться бесконечно. А дальше покой... И когда он сказал это, о конечном покое, на его лице появилось почти что счастье.
Я поёжился. Это желание смерти, которое я прочел в его глазах, мне от него сделалось не по себе. Я почувствовал к нему сострадание, и мне захотелось подбодрить его. - Вы не поняли меня, товарищ. Я имел в виду, окончание вашего дела. Оно не обязательно может для вас плохо кончиться. Вот вас, например, перевели сюда. К вам сейчас ведь хорошо относятся? - Это да... А относительно другого, не знаю... Я дал ему ещё сигарету и добавил. - Надейтесь. С моей стороны, насколько я могу, я всё сделаю, чтобы вам не было вреда. Я начну немедленно вас прикармливать, но не совсем, имея в виду ваш желудок. Мы начнём с молочной диеты, а затем добавим, что-нибудь посущественней. Я сразу же отдам распоряжение. Вы можете курить... возьмите себе несколько... И я оставил, что оставалось в пачке ему. Я позвал охранника и приказал ему давать прикурить подследственному, когда он хочет. И перед тем, как пойти отдохнуть, я отдал приказ давать Раковскому пол-литра молока в день с сахаром.
***
Мы готовились к встрече с Раковским, намеченной на полночь. Её дружеский характер был подчёркнут во всех мелочах. Комната была хорошо натоплена. В камине горел огонь, мягкое освещение. Небольшой, но хороший ужин. Прекрасный выбор вин. Всё было научно подобрано. - Как для влюблённых, - заметил "Гаврила Гаврилыч". Я помогал. Моей главной обязанностью было подбросить таблетку так, чтобы подопечный ничего не заметил. Для этой цели все напитки были поставлены рядом со мной, и я должен был разливать вино. Я также должен был следить за ослаблением эффекта и подкладывать таблетки по мере необходимости. Это была моя главная задача. Если всё будет отлично, "Гаврила Гаврилыч" ожидал хороших результатов уже от первой беседы. Он отдохнул и был в хорошей форме.
Мне было интересно, как он будет справляться с Раковским, который казался весьма опытным оппонентом. Перед горящим камином были помещены три больших мягких кресла. Ближе всего к двери было моё кресло. Раковский должен был сидеть в середине. "Гаврила Гаврилыч" был третьим и показывал прекрасное настроение, хотя и был одет в чисто русскую белую рубашку. Пробило полночь, и они привели к нам подследственного. Ему дали приличную одежду, и он был чисто выбрит. И вообще он выглядел гораздо лучше. Он извинился, что не может выпить больше одного стакана вина из-за слабости желудка. А поскольку я не положил лекарство в этот стакан, то я пожалел об этом. Разговор начался с банальностей. "Гаврила Гаврилыч" знал, что Раковский лучше разговаривает на французском и перешёл на французский язык. Были намёки на прошлое. Стало ясно, что Раковский специалист в профессиональном разговоре.
Его речь была ясной, элегантной и даже с декорациями. Он эрудирован и цитировал точно и аккуратно. Он говорил о своих многочисленных изгнаниях, побегах, о Ленине, Плеханове, Розе Люксембург; и он рассказал, что когда он был мальчиком, то обменялся рукопожатиями с самим Фридрихом Энгельсом. Мы пили виски. После того как "Гаврила Гаврилыч" дал ему возможность рассказывать около получаса, я как бы невзначай спросил: - Добавить ещё содовой? - Да, - ответил он, думая о своём. Я сделал напиток и положил в него таблетку. Сначала я дал Гавриле Гаврилычу виски, сделав знак, что всё нормально. Я дал Раковскому стакан, а сам стал пить свой. И он стал его потягивать. - Молодец, - сказал я себе, и стал смотреть на огонь в камине. Прежде чем Гаврила Гаврилыч перешёл к главной теме, беседа тоже была длинной и весьма интересной. У меня есть официальная копия допроса подсудимого Христиана Георгиевича Раковского следователем "Гаврилой Гавриловичем Кузьминым"
***
26 января 1938 года. Кузьмин. - Как мы и условились на Лубянке, я предоставляю вам последний шанс. Ваше присутствие здесь означает, что я своё слово сдержал. Посмотрим, как вы нас не будете обманывать. Раковский. - Мне это совсем не надо.
К.- Но прежде всего лёгкое предупреждение. Нам нужна реальная правда. Нам не нужна "официальная правда", которой достаточно для обвинения. Требования международной политики заставляют нас прятать полную правду, реальную правду. Правительства и население могут получить только ту правду, которую они должны знать. Но тот, кто должен знать всё, Сталин, должен знать и это. Чтобы вы ни сказали здесь, не сделает ваше положение худшим. Наоборот, ваша искренность может только улучшить ваше положение. Вы будете в состоянии сохранить свою жизнь, которая к настоящему моменту уже потеряна. Таким образом, я предупредил вас. Теперь посмотрим: Вы все утверждаете, что вы все гитлеровские агенты и получаете деньги от гестапо или ОКВ. Это так?
Р. - Да.
К. - И вы гитлеровские агенты?
Р. - Да.
К. - Нет, Раковский, нет. Скажите мне правду, а не то, что от вас суд хочет.
Р. - Мы не шпионы Гитлера. Мы ненавидим Гитлера, так же как и вы, или как сам Сталин; может даже больше. Но это очень сложный вопрос...
К. - Я помогу вам... По случайности я тоже кое-что знаю. Вы, Троцкисты, имеете контакты с немецким Генеральным Штабом. Это так?
Р. - Да.
К. - С какого времени?
Р. -Я не знаю точно, но вскоре после падения Троцкого. Естественно, перед приходом к власти Гитлера.
К. - Поэтому будем более точными. Вы не были личными агентами Гитлера, или его режима?
Р. - Ни в коем случае.
К. - Как обычные шпионы, за деньги?
Р. - Какие деньги? Никто не получил от Германии ни единой марки. Гитлер не имеет никакой возможности купить Комиссара Иностранных Дел СССР, у которого денег больше чем у Моргана с Вандербильдом вместе взятых, и который вообще может распоряжаться этими деньгами по своему усмотрению.
К. - Тогда за что?
Р. - Могу я говорить совершенно свободно?
К. -Конечно, для этого вас сюда и пригласили.
Р. - Разве Ленин не имел более высоких целей, когда он получил помощь от Германии, чтобы достичь России? Или надо верить всякой чепухе, которая циркулирует, чтобы очернить его? Разве его не называли агентом Кайзера? Его отношения с Кайзером и германское вмешательство в деле посылки в Россию большевистских боевиков вполне определённы и ясны.
К. - Так это или не так, это не имеет отношения к тому, что мы сейчас выясняем.
Р. - Нет, уж разрешите мне закончить. Разве это не факт, что вмешательство Ленина вначале было к выгоде германских войск? Разрешите мне... Был сепаратный мир в Брест-Литовске, по которому огромные территории СССР были отданы Германии. Кто провозгласил пораженчество как основное оружие большевиков в 1913 году, как не Ленин? Я знаю наизусть его слова в письме к Горькому: "Война между Россией и Австрией была бы наиболее полезна для революции, но это крайне невероятно, что Франц-Иосиф и Николай сделают нам такой подарок". Как вы видите, мы, Троцкисты, изобретатели поражения 1905 года, продолжаем в настоящее время ту же линию, линию Ленина.
К. - С небольшой разницей, Раковский, сейчас у нас не царь, а социализм.
Р. - И что, вы в это верите?
К. - Во что?
Р. - В существование социализма в СССР?
К. - А что, Советский Союз не социалистический?
Р. - Для меня - только в названии. Это здесь, где мы находим настоящие причины для оппозиции. Согласитесь со мной, логически вы должны согласиться, что теоретически, рационально, мы имеем такое же право сказать "нет", как и Сталин - "да". И если, чтобы восторжествовал Коммунизм, пораженчество оправдано, то тот, кто рассматривает Коммунизм, имеет те же права, как и Ленин, быть пораженцем.
К.- Я думаю, Раковский, вы большой знаток диалектики. Говорите что хотите, но я мог бы вам доказать, что это не более как софизм. Но это мы отложим на потом. Я надеюсь, что вы мне дадите эту возможность. Сейчас же я скажу только, что, если ваше пораженчество и поражение СССР имеет своей целью восстановление настоящего, реального социализма в СССР, как вы, Троцкисты утверждаете; то поскольку мы уничтожили ваши кадры и ваших лидеров, то пораженчество в СССР не имеет под собой почвы и смысла. Если бы сейчас победило ваше пораженчество, то к власти пришёл бы какой-нибудь Фюрер или фашистский царь. Не так ли?
Р. - Это правильно. Без всякой лести - ваша дедукция превосходна.
К. - Хорошо, если я предположу, что вы искренни, тогда мы уже достигли многого. Я - Сталинист. Вы - Троцкист. И мы достигли невозможного. Мы достигли точки, где наши мнения совпадают. И это совпадение в том, что в настоящее время СССР разрушить уже невозможно.
Р. - Я должен признаться, что не ожидал столкнуться с таким умным человеком. Да, уже некоторое время, как мы не можем рассчитывать на разгром СССР или спровоцировать его, потому что мы сейчас находимся не в той ситуации, когда мы можем захватить власть. Мы, коммунисты, в этом смысле не продаёмся. И это совпадает с вашей точкой зрения. Сейчас мы не заинтересованы свалить сталинское государство. Да, это так, и в то же самое время я утверждаю, что это сталинское государство антикоммунистическое. Вы видите, что я искренен?
К. - Я вижу это. Только так мы можем к чему-то придти. Я бы хотел, чтобы вы объяснили мне некоторое противоречие: если это государство для вас антикоммунистическое, то почему вы не заинтересованы свалить его в данный момент?
Р. - Этот ваш вывод слишком упрощён. Сталинский бонапартизм также противоположен коммунизму, как и Наполеон, был противоположен революции во Франции. СССР сохраняет только внешность коммунистической формы и догмы, но это формальный, а не реальный коммунизм. И также как уничтожение Троцкого дало возможность автоматически трансформировать реальный коммунизм в формальный (Сталинский), так же и уничтожение Сталина позволит нам автоматически трансформировать формальный (сталинский) коммунизм в реальный коммунизм. Нам одного часа достаточно для этого. Вы меня поняли?
К. - Да, конечно. Вы утверждаете, что никто не хочет разрушить то, что он собирается наследовать. Всё правильно. Однако вы основываетесь на посылке сталинского антикоммунизма, что легко может быть опровергнуто. В СССР нет частной собственности, личной выгоды, классов. Что скажете?
Р. - Я уже сказал, что это формальный коммунизм. Это всё формальности.
К. - Просто так? Ни для чего?
Р. - Конечно, нет. Из-за необходимости. Невозможно остановить материалистическую эволюцию истории . Самое большое, что возможно, это задержать его. Каким образом? Принимая его в теории, внешне, и отвергая его на практике. Сила, которая ведёт мир к Коммунизму (Еврейскому Интернационалу), настолько непобедимая, что только сама же эта сила, только извращённая, может создать помеху для себя самой и замедлить темп; и, если быть более аккуратным в словах, замедлить прогресс перманентной революции (организованного еврейства).
К. - Пример?
Р. - Наглядный пример - Гитлер. Ему был нужен социализм только для победы над социализмом. Его Национал-Социализм отъявленно антисоциалистический. Сталину тоже нужен коммунизм же, чтобы достигнуть победы над коммунизмом . Параллель здесь очевидна. Но к трагедии и Гитлера и Сталина, оба: и гитлеровский антисоциализм , и сталинский антикоммунизм , трансцендентально сами создают и Социализм, и Коммунизм. И они создают и многие другие. Причём, хотят ли они этого или нет, знают они это или нет, но они создают просто свой формальный социализм и коммунизм, который мы всё равно унаследуем.
К. - Кто унаследует? Троцкизм полностью ликвидирован.
Р. - Хотя вы так и говорите, но вы сами в это не верите. Какие бы ни были ликвидации, коммунисты переживут их. Длинная рука Сталина и его полиции не может достигнуть всех коммунистов.
К. - Раковский, я вас прошу, если хотите, приказываю, воздержаться от оскорблений. Не заходите через чур далеко.
Р. - Что у меня нет верительных грамот? В конце концов, чей я посол и дипломат?
К. - Совершенно точно, что как раз пресловутого Троцкизма, если вы не возражаете.
Р. - Я не могу быть послом Троцкизма. У меня нет права представлять его, и я не брал эту роль на себя. Это вы мне её даёте.
К. - Я начинаю доверять вам. Я беру на заметку, что вы не отрицаете того, что вы Троцкист. Это хорошее начало.
Р.- А как я могу отрицать это? Я сам это говорю.
К. - Поскольку зашла речь о Троцкизме, я хочу, чтобы вы привели конкретные факты, которые необходимы для следствия.
Р. - Да, я скажу всё, что вы хотите знать, и я сделаю это по своей собственной инициативе. Но я не могу гарантировать, что моё мнение всегда совпадает с мнением, которое имеют "Они".
К. - Давайте посмотрим.
Р. - Мы согласились, что в настоящий момент оппозиция не заинтересована в пораженчестве и падении Сталина, поскольку для неё нет никакой физической возможности. На этом мы оба согласились. Это факт. Однако имеется в наличии потенциальный агрессор - великий нигилист Гитлер. Гитлер имеет большие устремления. Хочет он этого или нет, он всё равно нападёт на СССР. Конечно, мы этого ещё не знаем точно. Я корректно ставлю вопрос?
К. - Корректно. Однако, для меня это не неизвестный фактор. Я рассматриваю атаку Гитлера на СССР как неизбежную.
Р. - Почему?
К. - Очень просто, потому что те, кто контролирует Гитлера, нацелены на атаку. А Гитлер лишь марионетка международного капитализма.
Р. - Я согласен, что есть опасность нападения, но на этом основании говорить о неизбежности нападения - тут между ними целая пропасть.
К. - Атака на СССР обусловлена самой сущностью фашизма. К тому же его вынуждают все капиталистические государства, которые перевооружили его и дали овладеть всеми экономическими и стратегическими базами. Это очевидно.
Р. - Вы позабыли самое важное. Перевооружение Гитлера и помощь, которую он получил от Версальских наций, были получены им в тот период времени, когда троцкистская оппозиция ещё существовала, и мы ещё могли захватить власть от Сталина. Вы думаете, это случайность или просто совпадение по времени?
К. - Я не вижу никакой связи между тем, что Версальские страны позволили Гитлеру перевооружиться, и существованием троцкистской оппозиции. Траектория гитлеризма явная и логическая. Атака на СССР была частью его программы ещё давно. Разрушение Коммунизма и экспансия на Восток - это догмы "Майн Кампфа", этого Талмуда национал-социализма. Но то, что вы, пораженцы, хотели извлечь выгоду из этой угрозы для СССР, это, конечно, в вашем духе.
Р. - На первый взгляд это логично, но чересчур логично для правды.
К. - Для того, чтобы предотвратить нападение Гитлера, мы должны вступить с союз с Францией. Однако, это наивно. Для этого надо полагать, что Капитализм захочет спасать Коммунизм.
Р. - Если мы и дальше будем рассуждать на основании концепций употребляемых только на массовых митингах, тогда вы правы. Но я если вы искренни, то я в вас разочарован. Я думал, что политика в сталинской секретной полиции стоит на более высоком уровне.
К. - Гитлеровская атака на СССР ещё и диалектическая необходимость. Это как неизбежная борьба классов на международном уровне. На стороне Гитлера будет выступать весь глобальный Капитализм.
Р. - У вас такая диалектика, что у меня сформировалось очень отрицательное мнение о политической культуре сталинизма. Я слушаю ваши слова, как Эйнштейн слушал бы рассуждения школьника о теории относительности. Я вижу, что вы ознакомлены только с элементарным видом Марксизма, популярным, так сказать, для публики.
К. - Если ваше объяснение не будет очень длинным, я был бы обязан вам за разъяснение непопулярного, "квантового" марксизма.
Р. - Тут нет места иронии. Я говорю с наилучшими намерениями. В том же самом элементарном марксизме, которому вас учат в сталинском университете, вы можете найти положения, которые противоречат выводу о неизбежности гитлеровской атаке на СССР. Краеугольным камнем Марксизма является также положение, что противоречия присущи капитализму и являются его неизлечимой болезнью. Не так ли?
К. - Конечно.
Р. - Но если мы обвиним капитализм в том, что в нём существуют постоянные, врождённые противоречия в экономике, то почему эти противоречия обязательно должны быть у капитализма и в политике? Политическое и экономическое само по себе не имеют значения. Они только мера изменений социальной сути; но противоречия возникают в социальной сфере и отражаются в политической или в экономической жизни, или в обеих одновременно. Это абсурд предполагать ошибочность в экономике и одновременно безошибочность в политике, что совершенно необходимо, для того, чтобы в соответствие с вашим постулатом, нападение на СССР стало неизбежным - это совершенно необходимо предполагать.
К. - Это означает, что вы полагаетесь во всём на противоречия, фатальность и неизбежность ошибок, которые должны быть совершены буржуазией, и которые будут препятствовать нападению Гитлера на СССР. Я - марксист, Раковский, но здесь, между нами, для того, чтобы никого не злить; я скажу, что со всей моей верой в Маркса, я не поверю, что СССР существует только благодаря ошибкам врага. И я думаю, что у Сталина такое же мнение.
Р. - Но это моё мнение...Не смотрите на меня так, я не шучу и я не сумасшедший.
К. - Разрешите мне, по крайней мере, сомневаться в этом, пока вы это не доказали.
Р. - Теперь вы видите, почему я имею основания квалифицировать ваши марксистские знания, как сомнительные? Ваши аргументы такие же, как и у любого заштатного активиста.
К. - И что, они не правы, по-вашему?
Р. - Да, они правы для маленького начальника, для бюрократов и масс. Элементарный марксизм рассчитан на среднего борца. Они должны верить во всё это, и зазубривать написанное. Слушайте, что я вам скажу конфиденциально. Марксизмом мы достигаем тех же результатов, как и эзотерические религии древности. Их адепты должны были знать только то, что им сказано, простейшее и грубое, и это, абсолютно существенно как для религии, так и для революции, потому что этим достигается вера.
К. - Не хотите ли вы тогда открыть для меня мистический марксизм? Что-то типа масонства?
Р. - Нет, никакой эзотерики и чёрной магии. Наоборот, я объясню всё с максимальной ясностью. Марксизм, прежде чем быть философской, экономической и политической системой, является обычным заговором с целью революции. И что касается нас, то для нас только революция существует как необходимая реальность. Всё остальное: философия, экономика, политика, верны только настолько, насколько они ведут к революции. Фундаментальная правда не существует ни в экономике, ни в политике, ни даже в морали. В свете научных абстракций, это может быть так или не так; но для нас, для революционных диалектиков, это единственная истина, которая одна для всех революционеров и для Маркса тоже. И в соответствии с этим мы и должны действовать. Вспомните фразу Ленина, когда кто-то ему сказал, что это противоречит реальности, он ответил: "Я чувствую, что это будет реальностью". Вот был его ответ! Вы думаете, что Ленин говорил чушь? Отнюдь, для него любая реальность, любая истина были относительны перед лицом единственного и абсолютного - революции! Маркс был гений. Даже если бы его работы ограничились критикой капитализма, то и тогда бы он был бы непревзойдённый учёный. Но в тех местах, где он возвышается до гения, он говорит: " Коммунизм, должен выиграть, потому что Капитал отдаст ему эту победу, хотя это и его враг".
Вот какой хитрый тезис Маркса. Может ли быть ещё больший парадокс? И потом, чтобы ему поверили, Маркс деперсонализировал, абстрагировал Капитализм и Коммунизм и подольстил индивидууму, что он, дескать, думающий, потому что он думает как и он, Маркс, и проделал это с виртуозностью жонглёра. Такой его был вкрадчивый метод, убедить капиталистов в том, что капитализм есть, и что коммунизм будет торжествовать над ним в результате врождённого идиотизма. Потому что без провозглашения врождённого идиотизма экономики у Карла Маркса не получались никакие противоречия. Превратить Человека Думающего в Человека Недумающего - это надо, знаете, было Марксу уметь, и обладать магической силой, чтобы обратить Человека обратно в скотину, в животного. Только если сначала есть "Человек Недумающий", Человек-Животное, Скотина, как апогей, результат капитализма, только тогда Маркс смог заявить о врождённых противоречиях капитализма и отсюда провозгласить свой Коммунизм; то есть, что, дескать некие врождённые противоречия капитализма плюс время в итоге неизбежно дают Коммунизм. Поверьте, когда мы, те, кто посвящён во всё это, созерцаем изображение коммунизма Карлом Марксом, например, то, которое находится над главным входом здания Лубянки, то мы не можем удержаться от смеха, которым заразил нас сам Маркс, и который смеётся в свою бороду над всем человечеством.
К. - И вы до сих пор смеётесь над наиболее уважаемым ученым современности?
Р. - Смеяться? Это наивысшая степень почитания. Для того чтобы Маркс был способен обмануть столько учёных, он должен был действительно возвышаться над ними. Хорошо, чтобы судить о Марксе и его величии, мы должны рассмотреть реального Маркса, Маркса революционера, Маркса, определяемого по его манифесту. Маркс был заговорщиком, конспиратором, потому что во время его жизни революция была ещё в стадии конспирации. И это не просто так, что революция и её недавние победы, обязаны именно этим конспираторам.
К. - Таким образом, вы отвергаете диалектический характер противоречий присущий Капитализму, и который неумолимо ведёт к Коммунизму?
Р. - Вы можете быть абсолютно уверены, что если бы Маркс действительно верил в противоречия капитализма, то он бы не упоминал о них на тысячах страницах своих революционных работ. Таков был категорический императив Маркса - революционный , а не научный. Революционер и конспиратор никогда не откроет причину своего триумфа для противника. Он никогда не выдаст информации. Он даст дезинформацию, которую и вы используете в своей работе, не так ли?
К. - Таким образом, мы пришли к заключению, что противоречий в капитализме нет, что Маркс объявляет их в качестве приёма революционной тактики и стратегии. Так? Однако мы наяву, каждый день, видим растущие противоречия капитализма. Таким образом, выходит, что Маркс, говоря неправду, на самом деле говорил правильно?
Р. - Вы опасный диалектик, если вам дай волю. Да, Маркс сознательно врал, когда выдумал постоянные врождённые противоречия капитализма, и даже назвал их "натуральными и неизбежными". Но в тоже самое время он говорил правду, потому что он знал, что противоречия будут созданы, и будут расти пока не достигнут апогея.
К. - Тут мы получаем антитезис?
Р. - Тут нет никакого антитезиса. Маркс просто врёт из тактических соображений о наличии врождённых противоречий в капитализме. Однако противоречия есть, и он прекрасно в курсе, как они искусственно создаются. Маркс прекрасно знает, кто эти противоречия создаёт, как их заостряют, и как дела двигаются в сторону анархии в капитализме и в сторону революции. Маркс знал, что революция будет, потому что он знал конкретных людей, кто создавал эти противоречия в капитализме умышленно!
К. - Это интереснее открытие, обнаружить, что не врождённые противоречия капитализма ведут, как выражался буржуазный экономист Шмаленбах, к самоубийству капитализма.
Р. - А вы сами не чувствовали этого интуитивно? Вы разве не замечали, что слова Маркса противоречат его делам? Он объявляет о неизбежности противоречий в капитализме, например, говорит, что капитализм создаёт излишек ценности. Затем, ничтоже сумняшеся, выдумывает, что наибольшей концентрации капитала соответствует наибольшая концентрация пролетариата, строителя коммунизма. Но когда он это всё говорит, у него уже под руками его созданный Интернационал. Однако Интернационал в своей повседневной борьбе классов борется против прибавочной стоимости, и даже за её уничтожение. Поэтому объективно Интернационал действует контрреволюционно и против коммунизма в марксовом изложении.
К. - Теперь ещё и Маркс оказывается контрреволюционером и антикоммунистом.
Р. - Хорошо, теперь вы видите, что не всё так просто в оригинальной марксовой науке. Да, можно назвать марксовый Интернационал контрреволюционным, если не знать того, что марксизм подчиняется другой высшей науке - науке конспирации и революции.
К. - Мы когда-нибудь достигнем заключения?
Р. - Момент. Если революционный класс борется в экономической сфере и в свете первых результатов оказывается реформатором, то это противоречит установлению коммунизма. Но я повторяю, что всё подчиняется заговору и конспирации, а это, в первую очередь, означает маскирование и сокрытие настоящих целей революции. Ограничение прибавочной стоимости, это всё иллюзия, внешность, здесь главное стимулировать революционное движение масс. Забастовка - это уже попытка революционной мобилизации. И независимо от того, победит стачка или нет, её эффект - это больше анархии. И в результате всей этой борьбы пролетариата за свои права производство только уменьшается и экономическое положение рабочих только ухудшается, и нарастает бедность, а вот это как раз то, что и нужно революции. Но это не единственный результат и не наиболее важный. Как мы знаем, что единственная цель осмысленной борьбы в экономической сфере - это работать меньше, а получать больше. И массы настолько тупы, что они не понимают, что если они добиваются повышения зарплаты, то растут цены, то есть массы сами стимулируют инфляцию, которая сводит на нет, всё что они выпросили и даже ухудшает положение. И даже если правительство ограничит рост цен, ничего не поможет, получается один порочный круг: забастовка, голод, инфляция, голод.
К. - Исключая, когда забастовка происходит за счёт прибавочной стоимости капитализма.
Р. - Теория, чистая теория. Между нами говоря, возьмите экономический ежегодник любой страны и разделите тотальную прибыль на суммарный доход всех тех, кто живёт на зарплату, и вы увидите какой ошеломляющий результат вы получите. Результат будет самым контрреволюционным из всех, и который надо держать в глубочайшем секрете. Почему? Потому что когда вы вычтите из предполагаемой теоретической прибыли, зарплату и затраты на содержание директората, что и произойдёт в случае национализации, то неизвестно, ещё какую прибыль мы получим, и получим ли мы её вообще, а рабочих надо содержать несмотря на наличие или отсутствие прибыли. Как вы теперь видите, призыв к забастовке, для того, чтобы быстренько улучшить положение рабочих, это только извинение, для того, чтобы совершить саботаж производства и, следовательно, государственного строя. Таким образом, к противоречиям буржуазии добавляются противоречия пролетариата. Это, если хотите, противоречия революции, которые, надеюсь теперь вам видно, не возникают сами по себе. Существует организация, главари, дисциплина, и превыше всего существует человеческая глупость. Вы даже не подозреваете, что эти все, много обсасываемые противоречия капитализма, и в особенности финансовые, на самом деле кем-то организованы. И я вам объявляю, что в своей экономической борьбе Пролетарский Интернационал совпадает с Интернационалом Финансовым. Они оба вызывают инфляцию, а где есть совпадения, там есть и соглашение. И это слова самого Маркса!
К. - Какой-то абсурд. Создаёте ещё один парадокс, который невозможно себе представить. Вы что намекаете на существование Капиталистического Интернационала?
дочитать по ссылке - там не менее интересно. Скорее, там даже самое интересное. Не хотел занимать много места.
Оценили 3 человека
3 кармы