"В своих воспоминаниях о 1917 -1918 гг. в Петрограде Зинаида Гиппиус писала, что на рынках было полно, так называемого, "КИТАЙСКОГО МЯСА". Это расстрельные команды из этнических китайцев, продавали человечину под видом мяса скота. И мясом были завалены прилавки Петроградских лавок и рынков. Из страшной трагедии того что произошло в Петрограде в 17-18 годах вытекает ещё один вывод: ЭТО СПЕШНАЯ И НЕОБЪЯСНИМАЯ с обыденной точки зрения эвакуация Правительства Большевиков из Петрограда, 10 марта 1918 года.
В истории это бегство описывается нуждой переехать подальше от наступающих германцев и близостью границы отделившейся Финляндии. Но можно теперь догадаться, что сотни тысяч убитых и не погребённых просто создали НЕВЫНОСИМЫЕ УСЛОВИЯ проживания в городе при наступлении весеннего тепла..." (Выше цитирован комментарий Аристарха)
Россией сейчас распоряжается ничтожная кучка людей, к которой вся остальная часть населения, в громадном большинстве, относится отрицательно и даже враждебно. Получается истинная картина чужеземного завоевания. Латышские, башкирские и китайские полки (самые надежные) дорисовывают эту картину. Из латышей и монголов составлена личная охрана большевиков.
Китайцы расстреливают арестованных — захваченных. (Чуть не написала «осужденных», но осужденных нет, ибо нет суда над захваченными. Их просто так расстреливают.) Китайские же полки или башкирские идут в тылу посланных в наступление красноармейцев, чтобы, когда они побегут (а они побегут!), встретить их пулеметным огнем и заставить повернуть.Чем не монгольское иго?
"А знаете, что такое «китайское мясо»? Это вот что такое: трупы расстрелянных, как известно, «Чрезвычайка» отдает зверям Зоологического сада. И у нас, и в Москве. Расстреливают же китайцы. И у нас, и в Москве. Но при убивании, как и при отправке трупов зверям, китайцы мародерничают. Не все трупы отдают, а какой помоложе — утаивают и продают под видом телятины. У нас — и в Москве. У нас — на Сенном рынке. Доктор N (имя знаю) купил «с косточкой» — узнал человечью. Понес в Ч.К. Ему там очень внушительно посоветовали не протестовать, чтобы самому не попасть на Сенную.
Как известно, все население Петербурга взято «на учет». Всякий, так или иначе, обязан служить «государству» — занимать место если не в армии, то в каком-нибудь правительственном учреждении. Да ведь человек иначе и заработка никакого не может иметь. И почти вся оставшаяся интеллигенция очутилась в большевицких чиновниках. Платят за это ровно столько, чтобы умирать с голоду медленно, а не быстро.
К весне 19 года почти все наши знакомые изменились до неузнаваемости, точно другой человек стал. Опухшим — их было очень много — рекомендовалось есть картофель с кожурой, — но к весне картофель вообще исчез, исчезло даже наше лакомство — лепешки из картофельных шкурок. Тогда царила вобла — и кажется, я до смертного часа не забуду ее пронзительный, тошный запах, подымавший голову из каждой тарелки супа, из каждой котомки прохожего.
Зверей Зоологического сада, еще не подохших, кормят свежими трупами расстрелянных, благо Петропавловская крепость близко, — это всем известно. Но родственникам, кажется, не объявляли раньше.
Вчера доктор X. утешал И. И., что у них теперь хорошо устроилось, несмотря на недостаток мяса: сердце и печень человеческих трупов пропускают через мясорубку — и выделывают пептоны, питательную среду, бульон... для культуры бацилл, например.
Доктор этот крайне изумился, когда И. И. внезапно завопил, что не переносит такого «глума» над человеческим телом, и убежал, схватив фуражку.
Надо помнить, что сейчас в СПб-ге при абсолютном отсутствии одних вещей и скудости других, есть нечто в изобилии: трупы. Оставим расстрелянных. Но и смертность в городе по скромной большевицкой статистике (петитом) — 65 %, при 12 % рождений. Т. е. умирает половина населения. (Не забудем, что это большевицкая, официальная статистика.)
Запишу несколько цен данного момента. Это — зима 19—20 г.
Могу с точностью предсказать, насколько подымется цена всякой вещи через полгода. Будет ровно втрое — если эта вещь еще будет.
Ведь отчего сделалось бессмысленным писать дневник? Потому что уж с давних пор (год, может быть?) ничего нового сделаться здесь не может: все сделалось до конца, переверт наизнанку произошел. Никакого качественного изменения, пока сидят большевики, — сиди они хоть 10 лет; предстоят лишь количественные перемены, а так как есть точная наука — геометрия и так как мы имели время наблюдать способы ее приложения, то нет уже никакой надобности и сидеть тут в 20, 21-м году, чтобы точно знать в 20-м году положение в России. Высчитать, когда, во сколько раз будет больше смертей, например, — ничего не стоит, зная цифры данного дня.
Итак — вот сегодняшние цены, зима 19—20 г., декабрь (через полгода: втрое, кое-что вчетверо, большая часть — ни за какие деньги).
Фунт хлеба — 400 р., масла — 2300 р., мяса — 610—650 р., соль — 380 р., коробка спичек — 80 р., свеча — 500 р., мука — 600 р. (мука и хлеб — черные и почти суррогат). Остальное соответственно.
Фунт чаю стоит 1200 р. Мы его давно уже не пьем. Сушим ломтики морковки или свеклы, — что есть. И завариваем. Ничего. Хорошо бы листьев, да какие-то грязные деревья в Таврическом саду, и Бог их знает, может, неподходящие.
В гречневой крупе (достаем иногда, 300 р. фунт), в каше размазне — гвозди. Небольшие, но их очень много. При варке няня вчера вынула 12. Изо рта мы их продолжаем вынимать. Я только сейчас, вечером, в трех ложках нашла 2, тоже изо рта уж вынула. Верно, для тяжести прибавляют.
Но для чего в хлеб прибавляют толченое стекло — не могу угадать. Такой хлеб прислали Злобиным из Москвы — их знакомые, с оказией.
Читаю рассказ Лескова «Юдоль». Это о голоде в 1840 году, в средней России. Наше положение очень напоминает положение крепостных в имении Орловской губернии. Так же должны были они умирать на месте, лишенные прав, лишенные и права отлучки. Разница: их «Юдоль» длилась всего 10 месяцев. И еще: дворовым крепостным выдавали помещики на день не 1/8 хлеба, а целых 3 фунта. Три фунта хлеба! Даже как-то не верится.
В Петрограде в результате красного погрома было уничтожено около семидесяти процентов населения (оставшаяся часть – убийцы).
Подтверждением этому является официальная статистика численности населения Санкт-Петербурга (рис. 1). На этом графике есть спад численности населения именно в 70 процентов. И по графику этот спад приходится на 1916 – 1919 гг. Следующий столь ж масштабный спад численности населения Санкт-Петербурга приходится уже на годы Великой Отечественной войны, когда Город морили блокадой.
«Бескровная» революция 1917 года
Рис. 1. Численность населения Санкт-Петербурга 1700 – 2015 гг.
На рис. 2 убыль населения Петрограда дана в цифрах. С 1916 по 1920 гг. количество людей в Городе уменьшилось с 2 415 000 до 740 000 человек. Было кем-то убито 1 675 000 человек, то есть 70 процентов населения. Для сравнения в годы Великой Отечественной войны спад был аналогичный – с 2 992 000 до 546 000 человек, то есть 77 процентов.
Рис. 2. Динамика численности населения Санкт-Петербурга 1910 – 1955 гг.
Понимаю, что некоторые читатели думают, что из Петрограда население могло переместиться в соседние города. Однако статистика численности населения соседних с Петербургом городов опровергает возможность такого переселения.
Например, в ближайшем городе Новгороде в тот же период 1916 – 1919 гг. никакого ответного всплеска населения зафиксировано не было (рис. 3). И спада не зафиксировано тоже. Причём в 1916 – 1920 гг. население Новгорода было всего около 20 000 человек, и если бы из Петрограда прибыли 1 675 000 человек, то они, несомненно, были бы замечены статистикой.
Рис. 3. Динамика численности населения Новгорода 1800 – 2015 гг.
По другим городам округи Петрограда ситуация та же – нет прибыли населения. То есть люди из Петрограда никуда не уезжали, их действительно закрыли в городе и там же уничтожили.
Второе. Технология массового убийства, дана в Библии – в иудейской её части, то есть в Ветхом Завете. Аналогичный рассказ содержится в книге «Эсфирь». Там библейские евреи аналогичным образом вырезали за два дня весь цвет Персии, и Персия перестала существовать.
Вот краткая цитата из главы 9 книги «Эсфирь» Ветхого завета:
«2 собрались Иудеи в городах своих по всем областям царя Артаксеркса, чтобы наложить руку на зложелателей своих; и никто не мог устоять пред лицем их, потому что страх пред ними напал на все народы. 3 И все князья в областях и сатрапы, и областеначальники, и исполнители дел царских поддерживали Иудеев, потому что напал на них страх пред Мардохеем...
5 И избивали Иудеи всех врагов своих, побивая мечом, умерщвляя и истребляя, и поступали с неприятелями своими по своей воле. 6 В Сузах, городе престольном, умертвили Иудеи и погубили пятьсот человек;… 11 В тот же день донесли царю о числе умерщвленных в Сузах, престольном городе.
12 И сказал царь царице Есфири: в Сузах, городе престольном, умертвили Иудеи и погубили пятьсот человек и десятерых сыновей Амана; что же сделали они в прочих областях царя? Какое желание твое? и оно будет удовлетворено. И какая еще просьба твоя? она будет исполнена. 13 И сказала Есфирь: если царю благоугодно, то пусть бы позволено было Иудеям, которые в Сузах, делать то же и завтра, что сегодня…
14 И приказал царь сделать так; и дан на это указ в Сузах… 15 И собрались Иудеи, которые в Сузах, также и в четырнадцатый день месяца Адара и умертвили в Сузах триста человек… 16 И прочие Иудеи, находившиеся в царских областях, собрались, чтобы стать на защиту жизни своей и быть покойными от врагов своих, и умертвили из неприятелей своих семьдесят пять тысяч…».
Для того времени, которое описано в Ветхом Завете, убийство 75 000 персов являлось широкомасштабным геноцидом. Как видим, Ветхий завет даёт рецепт массового убийства. Не ясно только, действовали ли революционеры по сценарию Библии или выдумали такой метод геноцида сами?
Великая Отечественная война. Она была развязана не Гитлером, а именно Романовым-Гогенцоллерном. В годы Великой Отечественной войны были распространены плакаты, на которых этот император высмеивался, как заказчик и реализатор войны, а Гитлер был показан всего лишь, как шестёрка Романовых-Гогенцоллернов (рис. 4).
Рис. 4. Плакат времён Великой Отечественной войны, на котором изображён император Романов-Гогенцоллерн и Гитлер.
Второй поход на Россию Романовых-Гогенцоллернов происходит в наше время. Об этом вторжении газета «Президент» опубликовала уже несколько материалов, и аналогичные материалы были позже выданы другими изданиями.
СМЕНА ОЩУЩЕНИЙ
С воцарением большевиков стал исчезать человек как единица. Не только исчез он с моего горизонта, из моих глаз; он вообще начал уничтожаться, принципиально и фактически. Мало-помалу исчезла сама революция, ибо исчезла всякая борьба. Где нет никакой борьбы, какая революция?
Самодержавие; война; первые дни свободы, первые дни светлой, как влюбленность, февральской революции; затем дни первых опасений и сомнений... Керенский в своем взлете... Ленин, присланный из Германии, встречаемый прожекторами... Июльское восстание... победа над ним, страшная, как поражение... Опять Керенский, и люди, которые его окружают. Наконец знаменитое К-С-К, т. е. Керенский, Савинков и Корнилов, вся эта потрясающая драма, которую довелось нам наблюдать с внутренней стороны. «Корниловский бунт», — записали торопливые историки, простодушно поверив, что действительно был какой-то «корниловский бунт»...
И наконец — последний акт, молнии выстрелов на черном октябрьском небе... Мы их видели с нашего балкона, слышали каждый... Это обстрел Зимнего дворца, и мы знали, что стреляют в людей, мужественно и беспомощно запершихся там, покинутых всеми, — даже «главой» своим — Керенским.
Сколько ни было дальше выстрелов, убийств, смертей — все равно. Дальше — падение, то медленное, то быстрое, агония революции, ее смерть.
Жизнь все суживалась, суживалась, все стыла, каменела, — даже самое время точно каменело. Все короче становились мои записи. Что писать? Нет людей, нет событий. Новый «быт», страшный, небывалый, нечеловеческий, — но и он едва нарождался...
ПОДГОТОВКА ГЕНОЦИДА..ПРОЛОГ..
Я коснусь общей внешней обстановки, чтобы пояснить некоторые места, совсем непонятные.
К весне 19 года положение было такое: в силу бесчисленных (иногда противоречивых и спутанных, но всегда угрожающих) декретов, приблизительно все было «национализировано» — «большевизировано». Все считалось принадлежащим «государству» (большевикам). Не говоря о еще оставшихся фабриках и заводах, — но и все лавки, все магазины, все предприятия и учреждения, все дома, все недвижимости, почти все движимости (крупные) — все это по идее переходило в ведение и собственность государства. Декреты и направлялись в сторону воплощения этой идеи. Нельзя сказать, чтобы воплощение шло стройно.
В конце концов это просто было желание прибрать все к своим рукам. И большею частью кончалось разрушением, уничтожением того, что объявлялось «национализированным». Захваченные магазины, предприятия и заводы закрывались; захват частной торговли повел к прекращению вообще всякой торговли, к закрытию всех магазинов и к страшному развитию торговли нелегальной, спекулятивной, воровской. На нее большевикам поневоле приходилось смотреть сквозь пальцы и лишь периодически громить, ловить и хватать покупающих-продающих на улицах, в частных помещениях, на рынках; рынки, единственный источник питания решительно для всех (даже для большинства коммунистов), — тоже были нелегальщиной.
Террористические налеты на рынки, со стрельбой и смертоубийством, кончались просто разграблением продовольствия в пользу отряда, который совершал налет. Продовольствия прежде всего, но так как нет вещи, которой нельзя встретить на рынке, — то забиралось остальное, — старые онучи, ручки от дверей, драные штаны, бронзовые подсвечники, древнее бархатное Евангелие, выкраденное из какого-нибудь книгохранилища, дамские рубашки, обивка мебели...
Мебель тоже считалась собственностью государства, а так как под полой дивана тащить нельзя, то люди сдирали обивку и норовили сбыть ее хоть за полфунта соломенного хлеба... Надо было видеть, как с визгами, воплями и стонами кидались торгующие врассыпную, при слухе, что близки красноармейцы! Всякий хватал свою рухлядь, а часто, в суматохе, и чужую; бежали, толкались, лезли в пустые подвалы, в разбитые окна... Туда же спешили и покупатели, — ведь покупать в Совдепии не менее преступно, чем продавать, — хотя сам Зиновьев отлично знает, что без этого преступления Совдепия кончилась бы, за неимением подданных, дней через 10.
Мы называли нашу «республику» не Р.С.Ф.С.Р., а между прочим — «Р.Т.П.» — республикой торгово-продажной. Так оно фактически и было. Надо отметить главную характерную черту в Совдепии: есть факт, над каждым фактом есть вывеска, и каждая вывеска — абсолютная ложь по отношению к факту. О том, что скрывается под вывеской «Советов» («выборного начала»), упоминается в моем дневнике.
Здесь скажу о петербургских домах. Это полупустые, грязные руины, — собственность государства, — управляются так называемыми «комитетами домовой бедноты». Принцип ясен по вывеске. На деле же это вот что: власти в лице Чрезвычайки совершенно открыто следят за комитетом каждого дома (была даже «неделя чистки комитетов»). По возможности комитетчиками назначаются «свои» люди, которые, при постоянном контакте с районным Совдепом (местным полицейским участком), могли бы делать и нужные доносы. Требуется, чтобы в комитетах не было «буржуев», но так как действительная «беднота» теперь именно «буржуи», то фактически комитеты состоят из лиц, находящихся на большевицкой полицейской службе, или спекулянтов, т. е. менее всего из «бедноты». Нейтральные жильцы дома, рабочие или просто обывательские низы, обыкновенно в комитет не попадают, да и не стремятся туда.
ОТНОШЕНИЕ к СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ в РОСИИ на примере ПЕТЕРБУРГА
З.Гиппиус// Черная книга //
Я хочу в грубых чертах определить, как разделяется сейчас все население России вообще по отношению к «советской» власти. Последние годы много дали нам; много видели мы со всех сторон, и я думаю, что не очень ошибусь в моей сводке. Делаю ее по главным линиям и совершенно объективно. Она относится к второй половине 19 года; вряд ли могло в ней потом что-либо измениться коренным образом.
КРЕСТЬЯНЕ
1. Собственно народ, низы, крестьяне, в деревнях и в красной армии, главная русская толща в подавляющем большинстве — нейтралы. По природе русский крестьянин — ярый частный собственник, по воспитанию (века длилось это воспитание) — раб. Он хитер — но послушен, внешне, всякой силе, если почувствует, что это действительно грубая сила. Он будет молчать и ждать без конца, норовя за уголком устроиться по-своему, но лишь за уголком, у себя в уголке. Он еще весьма узко понимает и пространство, и время. Ему довольно безразличен «коммунизм», пока не коснулся его самого, пока это вообще какое-то «начальство».
Если при этом начальстве можно забрать землю, разогнать помещиков и поспекулировать в городе — тем лучше. Но едва коммунистические лапы тянутся к деревне — мужик ершится. Упрямство у него такое же бесконечное, как и терпение. Землю, захваченное добро он считает своими, никакие речи никаких «товарищей» не разубедят его. Он не хочет работать «на чужих ребят»; и когда большевики стали посылать отряды, чтобы реквизировать «излишки», — эти излишки исчезли, а где не были припрятаны — там мужики встретили реквизиторов с винтовками и даже с пулеметами.
Вскоре мужик сообразил, что спокойнее вырабатывать хлеба лишь столько, сколько надо для себя, его уж и защищать. И половина полей просто начала пустовать. Нахватанные керенки все зарываются да зарываются в кубышки; и вот мужик начинает хмуриться: да скоро ли время, чтобы свободно попользоваться накопленным богатством? Он ни минуты не сомневается, что «они» (большевики) кончатся: но когда? Пора бы... И «коммунисты» — уже ругательное слово в деревне.
Воевать мужик также не хочет, как не хотел при царе, и так же покоряется принудительному набору, как покорялся при царе. Кроме того, в деревне, особенно зимой, и делать нечего, и хлеб на счету; в красной же армии — обещают паек, одевку, обувку; да и веселее там молодому парню, уже привыкшему лодырничать. На фронт — не всех же на фронт! Посланные на фронт покоряются, пока над ними зоркие очи комиссаров; но бегут кучами при малейшей возможности. Панике поддаются с легкостью удивляющей, и тогда бегут слепо, невзирая ни на что. Веснами, едва пригреет солнышко и можно в деревню, — бегут неудержимо и без паники: просто текут назад, прячась по лесам, органически превращаясь в «зеленых».
Большевики отлично все это знают. Прекрасно понимают своих подданных, свою армию — учитывают все. Но они так же прекрасно учитывают, что их враги, — европейцы ли, собственные ли белые генералы, — ничего не понимают и ничего не знают. На этой слепоте, я полагаю, они и строят все свои главные надежды.
РАБОЧИЕ
2. Рабочие? Пролетариат? Но собственно пролетариата в России почти не было и раньше, говорить же о нем сейчас, когда девять десятых фабрик закрылись, — просто смешно. Российские рабочие те же крестьяне, и с закрытием заводом они расплылись — в деревню, в красную армию. За оставшимися в городах, на работающих фабриках, большевики следят особенно зорко, обращаются с ними и осторожно — и беспощадно. Периодически повторяются вспышки террора именно рабочего. И это понятно, ибо громадное большинство оставшихся рабочих уже не нейтрально, оно враждебно большевикам.
Большевикам не по себе от этой, глухой пока, враждебности, и они ведут себя тут очень нервно: то заискивают, то неистовствуют. На официальных митингах все бродят какие-то искры, и порою достаточно одному взглянуть исподлобья, проворчать: «Надоело уж все это...» — чтобы заволновать собрание, чтобы занадрывались одни ораторы, чтобы побежали другие, черным ходом, к своим автомобилям. Слишком понятна эта неудержимо растущая враждебность к большевикам в средней массе рабочих: беспросветный голод, несмотря на увеличение ставок («Чего на эти ленинки купишь? Тыща тоже называется! Куча...» — следует непечатное слово), беззаконие, расхищение, царящие на фабриках, разрушение производительного дела в корне и, наконец, неслыханное количество безработных — все это слишком достаточные причины рабочего озлобления.
Пассивного, как у большинства русских людей, и особенно бессильного, потому что «власти» особенно заботятся о разъединении рабочих. Запрещены всякие организации, всякие сходки, сборища, митинги, кроме официально назначаемых. Сколько юрких сыщиков шныряет по фабрикам! Русские рабочие очутились в таких ежовых рукавицах, какие им не снились при царе. Вывеска — уверения, что их же рукавицы, «рабочее» же правительство, на них более не действуют и никого не обманывают.
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ и ОБЫВАТЕЛИ
3. Городское обывательское население, полуинтеллигенты, интеллигенты, чиновники, а также верхи и полуверхи красной армии, ее командный состав — об этом слое уже было упомянуто. Взятый en gros3 — он в подавляющем большинстве непримирим по отношению к «советской власти». Нейтралов сравнительно немного, да и нейтралами они могут быть названы лишь в той мере, в какой было названо нейтральным крестьянство. Под тончайшей пленкой тупого равнодушия или мгновенной беззаботности — и у них, у нейтралов, лежит самая определенная враждебность к данной власти — трусливая ненависть или презрение.
С каким злорадством накидывается обывательщина, верхняя и нижняя, на всякую неудачу большевиков, с какой жадностью ловит слухи о их близком падении! Не раз и не два мне собственными ушами приходилось слышать, как ждут освободителей: «Хоть сам черт, хоть дьявол, — только бы пришли! И чего они там, союзники эти самые! Часок только и пострелять с моря, и готово дело! Уж мы бы тут здешней нашей сволочи удрать не дали — нет! Уж мы бы с ней тогда сами расправились!»
Но этого «часочка стрельбы» настоящей не было, и разочарованные жители Петербурга после взрыва надежды молчаливо-злобными взглядами провожают всякий автомобиль. (Автомобиль — это, значит, едут большевики. Автомобилей других нет.)
Вот моя сводка. И не моя вовсе: ее, такую, делают все в России, все знают, что в грубых и общих чертах отношение русского населения к большевицкой власти именно таково. Я ничего не сказала о чистых спекулянтах. Но это не слой и не класс. Спекулянты, сколько бы их ни было, все-таки отдельные личности и принадлежат ко всем слоям и классам. Они, конечно, рады, что подвернулись такие роскошные условия — власть большевиков — для легкой наживы. Но, в целом, и на армию спекулянтов большевики не могут рассчитывать, как на твердую опору. Происходит та же, приблизительно, история, как с крестьянами. Кучи спекулянтов уже стонут: да когда же? Долго ли? Когда же попользоваться награбленным? А жить все дороже, грабить надо шире, значит, и рисковать больше... Расчетливый спекулянт с таким же нетерпеливым ожиданием считает дни, как иной чиновник.
П.С. Вот как то так..Можно по разному относиться к дневникам, к видению самого автора, но в любом случае - это писал очевидец, и не по наслышке.Прочесть это необходимо тому, кто хочет разобраться в теме, почувствовать, хотя бы немного, сидя в уютном кресле - как оно там было, внутри ситуации..Естественно из этого могло получиться все что угодно, в том числе и тотальное уничтожение населения - власти сбежали ранее, согласно описанию З.Гиппиус (в начале поста) о чем можно почитать в предыдущих публикациях по теме (автор блога)
1) ОПУСТОШЕННЫЙ и РАЗРУШЕННЫЙ ПЕТЕРБУРГ до 1921г. на гравюрах П.А.Шиллинговского.Как хорошо мы знаем историю нашей родины ? - https://cont.ws/@otshell/58994...
2) ПЕТЕРБУРГ БЕЗ ЖИТЕЛЕЙ..В ХХ веке ВЕКЕ ЭТО БЫЛО ДВАЖДЫ..ТАК ЖЕ И ВО ВРЕМЯ ВСЕМИРНОГО ПОТОПА 17го века - http://gilliotinus.livejournal...
3) В 1917г. ПЕТЕРБУРГ БЫЛ ПОЛНОСТЬЮ ВЫРЕЗАН И ДО 1921г СТОЯЛ БЕЗ ЖИТЕЛЕЙ. что мы об этом знаем? - http://gilliotinus.livejournal...
Читать дневники Зинаиды Гиппиус - http://gippius.com/doc/memory/...
===================================================================
"НА ПОСОШОКЪ" - КИТАЙЦЫ на СЛУЖБЕ кРАСНОГО тЕРРОРА (части 1-2)
Оценили 12 человек
12 кармы