Кто только не критиковал нашу интеллигенцию: Лев Гумилев, Антон Чехов, Владимир Ленин. А ведь именно от этой прослойки во многом зависела и зависит судьба нашей страны. В этой статье я попытался рассмотреть «корни» тех негативных качеств этой прослойки, за которые ее, небезосновательно, критиковали наши классики, а также постарался нащупать возможные пути решения этой проблемы.
Помните знаменитый ответ Льва Гумилева, когда его попытались «записать» в интеллигенты? Тогда он ответил: «Ну, какой же я интеллигент — у меня профессия есть, и я Родину люблю!» Так что же он все-таки имел в виду и почему его ответ был столь презрительно суров, по отношению к этому… Сословию? Классу? Нет! Интеллигенцию называли не классом и не сословием, а почти презрительно — «прослойка». То есть, по-народному говоря, «ни то, ни се», а точнее, как говорил почтмейстер про Хлестакова в гоголевском «Ревизоре»: «Ни се ни то; черт знает что такое!». Вот и не хотел Лев Николаевич, чтобы его в эти «ни то, ни се», в «хлестаковы» записывали и предпочитал быть лучше отнесенным в то или иное сословие, или класс.
Стало быть, Гумилев (между прочим, отнюдь «не герой моего романа») понимал, что класс, сословие на то и есть, что люди, в них входящие, имеют тот или иной род занятий, который их соединяет по разным «речкам и ручейкам» с большой рекой под названием Родина, которую они все любят, пускай и каждый по-своему. «Мой труд вливается в труд моей республики», — говаривал Маяковский. А труд прослойки? Так на то она всего лишь и «прослойка», что иногда ее труд в большую реку вливается, а иногда нет. Получается, грубо говоря, что большая река особо не обмелеет, без ручейка этой «прослойки». Так, наверное, оно и было, в предшествующих общественных устройствах. Так оно и есть, по большому счету, на Западе, где не существовало никакой интеллигенции, а были лишь «работники умственного труда», обслуживающие правящий класс, то есть интеллектуалы, а не интеллигенты.
Однако, потом по крайней мере в России это стало совсем не так. Этот слой стал необходим и должен был бы из «прослойки» превратиться в класс, который сможет не только «вливать» в большую реку свой ручеек, но даже стать самой этой «рекой», то есть задавать общий вектор, стать полноценным хранителем народного смысла, обрести полноценность и целостность. Однако, «прослойка» к такой трансформации оказалась катастрофически не готова.
Уже Ленину она была жизненно необходима, ибо «река» новой «красной» России требовала уже не «прослойку», которая время от времени бы вливала свой «ручеек», а нового класса, который был бы не менее полноценным слагаемым нового общества, чем, скажем, военные или рабочие. Ведь его знаменитую фразу про то, что интеллигенция это не мозг нации, а нечто противоположное — часто выдергивают из контекста. В письме Ленина Горькому от 15 сентября 1919 года эта фраза полностью звучит так:
«Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а г. но».
Противопоставив растущие «интеллектуальные силы рабочих и крестьян» «лакеям капитала, мнящим себя мозгом нации», Ленин тут же, без паузы, говорит то, про что часто «забывают»:
»Интеллектуальным силам», желающим нести науку народу (а не прислужничать капиталу), мы платим жалованье выше среднего. Это факт. Мы их бережем».
Тут главное и само это противопоставление различных интеллектуальных сил и фраза — «мы их бережем». Но что же получилось? Ленин их берег, а интеллигенция? Берегла ли она хоть что ни-будь, кроме себя? Увы, как показала дальнейшая история, прежде всего связанная с распадом СССР, она не берегла даже себя! И к этой «небережливости», причем, подчеркну еще раз, и к себе самой в том числе, интеллигенция всегда была определенным образом предрасположена в силу своей «прослоечной» специфики.
Об этой специфике писал и еще один наш великий соотечественник Антон Павлович Чехов. В своем письме заведующему больницей Московского губернского земства в Солнечногорске Ивану Ивановичу Орлову от 22 февраля 1899 он писал:
«Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр. Я верую в отдельных людей, я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по всей России там и сям — интеллигенты они или мужики, — в них сила, хотя их и мало».
То есть Антон Павлович не верил в интеллигенцию именно, как в прослойку, наделенную специфичностью в виде: лицемерия, фальши, истеричности, невоспитанности, лености. А верил он лишь в «отдельных людей», которые могут быть и из этой прослойки в том числе, но свободные от ее специфики. Однако, главная черта прослойки интеллигенции, которую тут называет Чехов, заключается в том, что «ее притеснители выходят из ее же недр». Это действительно определяющая черта! Чехов не говорит «иногда» выходят, он просто констатирует этот процесс, как системный. И понятно почему! Ведь в специфику этой прослойки, помимо качеств, перечисленных Антоном Павловичем, входит и образованность. Это действительно передовой слой в интеллектуальном отношении. А по-настоящему «притеснять» может только нечто обладающее высоким интеллектом.
Но что значит «притеснители выходят из ее же недр»? Ведь тут, надо сказать, Чехов говорит фактически то же самое, что и Ленин. Ведь «выходить» из «прослойки» интеллигенции, при этом становясь ее «притеснителем» можно только в одном направлении — становясь обслугой правящего класса, то есть интеллектуалом в западном смысле слова. Не народ же начинают представлять «притеснителем» интеллигенции, верно ведь? Ну, так Ленин и противопоставляет «интеллектуальные силы рабочих и крестьян» и интеллектуальные силы, желающие «нести науку народу», «лакеям» и «прислужникам капитала», то есть, вроде бы — интеллектуалам.
Однако, Ленин не говорит, что борются одни интеллектуальные силы — народные, с другими — буржуазными. Он называет интеллект противоборствующей буржуазной стороны не интеллектом, а совсем иной субстанцией. То есть отказывает ей в интеллекте. На первом уровне мы тут должны сказать, что, во-первых, Ленин тут сгоряча как минимум недооценил противника. Может он и не стал «мозгом нации», но мозгом, к сожалению, он остался. Во-вторых, Ленин верил в правоту Маркса, в силу революции и истории. А коли так, то те, кто этому сопротивляются — идиоты. Однако, и тут, увы, сегодня мы видим, что это не так. Но так это выглядит на первом уровне, а на втором…
На втором, как ни странно, причем именно сегодня, мы понимаем, что и Ленин и Маркс были фундаментально правы, но не в том, что коммунизм обязательно победит, а в том, что тот, кто идет против коммунизма, обязательно деградирует и рано или поздно потеряет и интеллект, превратившись именно в ту самую дурно пахнущую субстанцию.
Западный капитализм деградировал не сразу. Кроме того, благодаря самому существованию СССР и тому, что он победил Гитлера, его деградация еще замедлилась. За примерами деградации далеко ходить не надо. Полюбуйтесь на, с позволения сказать, «интеллектуала» Фрэнсиса Фукуяму, восседающего на форуме имени Бориса Немцова в Варшаве и несущего всякую белиберду вместе с Навальным. И тут что «собеседник», что содержание… Разве Фукуяма достоин звания интеллектуала? По-моему ответ очевиден. Но такая деградация западной мысли, во всяком случае, в публичной сфере (что там происходит в непубличном интеллектуальном пространстве — отдельный вопрос) стала очевидна только сегодня и подтверждает правоту Ленина и, если говорить шире, марксизма. И можно было бы сказать, что Ленин в свое время просто несколько поторопился. Однако, это не совсем верно, ибо для России, хоть тогда, хоть сейчас, Ленинские слова были абсолютно верны, ибо то, что на западе происходило постепенно, в России происходило мгновенно.
Россия никогда не терпела полутонов. Когда интеллигент в России принимает сторону народа, он становится Блоком или Маяковским. Когда он принимает сторону «угнетателей», он не становится интеллектуалом, как раньше это было на Западе, а идет на поклон к Гитлеру, как это сделал Мережковский. И так было всегда, ибо интеллигенция в России не только «мозг нации», но и совесть. На Западе никому и в голову бы не пришло предъявлять интеллектуалу в качестве его обязательного признака совесть. Наличие совести — это его личное дело. Интеллектуал должен быть интеллектуальным и всё. Поэтому, когда на Западе интеллектуал начинает заниматься угнетением, он мутирует не сразу. В России же интеллигент, который решил присягнуть угнетателям, должен расстаться с совестью, то есть именно мутировать. Кроме того, именно через совесть интеллигент сохранял связь с народом. А теряя эту связь, он терял связь и с русской культурой, которая никогда не мыслила себе интеллект отдельно от совести. В итоге, избавляясь от связи с народом и совестью, он мог либо превратиться в свинью, как Фукуяма, либо присягнуть антикультурным силам, как это сделал Мережковский. На этой антинародной траектории других вариантов судьбы не существует.
Однако, по настоящему определяться людей из интересующей нас тут прослойки заставляют переломные времена, времена революций. Тогда кто-то до конца остается с народом и становится условным Блоком, а кто-то присягает антикультурным силам и становится условным Мережковским. До этого же момента основная часть прослойки по инерции находится в «межумочном» состоянии. Именно это «межумочное» состояние и характеризовал Чехов, говоря о лицемерии, фальши, истеричности, невоспитанности и лености. Такова была интеллигенция во второй половине СССР и именно она стала «передовым классом», который, в отличие от большевиков, не построил что-то новое, а просто всё снес и сам пошел побираться по помойкам.
https://regnum.ru/news/society/2753370.html
Оценили 9 человек
24 кармы