СУД В ЧИКАГО. ГОД 1924-Й

«Справедливо ли повесить 19-летнего мальчика за то, что он сделал практические выводы из философии, которую вы же ему преподаете в университете?» – примерно этими словами в далеком 1924 году адвокат по фамилии Дэрроу спас от смертного приговора двух молодых убийц Натана Леопольда и Ричарда Лёба. Эти двое, пропитавшись идеями о «сверхчеловеке» и экспериментально решая вопрос Раскольникова: «тварь ли я дрожащая или право имею?», сговорились и убили «для пробы» и ради теории 14-летнего мальчика, приходившегося дальним родственником одному из убийц. Они реально видели себя представителями какой-то высшей расы. Натан Леопольд говорил на 15 языках, показывал хорошие результаты в природоведческих науках. Выходцами они были из богатых семей чикагских евреев. Почему бы не помыслить, что ты выше всех и тебе больше позволено?

Преступление мыслилось ими как идеальное убийство, то есть такое, какое вовек не раскроешь. Сделано было всё, однако очень грязно. «Сверхчеловеки» наследили и оставили множество улик и были скоро пойманы. Общественное возмущение было запредельным. Сам Аль Капоне вызывался помогать полиции в поиске убийц на стадии расследования. Едва нашелся адвокат. Был громкий суд, на котором и прозвучала уже произнесенная фраза, заменившая убийцам смерть на тюремную камеру. По мотивам этого события позже Хичкок снял фильм под названием «Веревка», где поднимается вопрос ответственности теоретиков за дела уверовавших практиков. Собственно, этот вопрос и нас волнует. Остальное – повод.

Вечной жизни нет. Совесть – фикция. У тебя есть инстинкты и потребности… Это вбивается миллионам

Вечной жизни нет. Совесть – фикция. Религия – способ духовной эксплуатации. У тебя есть инстинкты, воля и потребности. Остальное – химера. Отращивай клыки, рога и копыта и завоевывай свое место под солнцем. Как завоевывать? – Это никого не волнует.

Это – философия атеистического позитивизма, сведенная к области личной морали. Это проповедуется в тысячах вузов и миллионах школ. Человека изучают на биологии как живое существо; на физике – как предмет видимого мира; на социологии – как каплю в многолюдном море и так далее. Специальной антропологии, религиозной антропологии нет или почти нет. Там, где она есть, мало слушателей. Там, где ее нет, миллионы учащихся.

Ты – сын случая и внук обезьяны; ты – физическое тело со сложной организацией, но все же – только тело и завтрашняя еда нынешних червей. Ты – гордый прах и случайная ошибка. Ты чей-то эксперимент или просто – смертный фантазер. Вот и все. И эти песни на разный лад поются уже столетиями, задуваются в уши, вбиваются в мозг. И пора снова прочесть то, что сказал адвокат на процессе: «Справедливо ли повесить 19-летнего мальчика за то, что он сделал практические выводы из философии, которую вы же ему преподаете в университете?» Ведь есть же (вы сами говорили, что есть) борьба за выживание, и выживает сильнейший, и свойства сильного накапливаются в лучших, и тогда лучший уже выше прочих, а значит… Почему же, право, не убить высшему низшего, если сильно хочется? Или если он отсталый, а я прогрессивен и нужно убрать его с дороги общего развития? Расовые, классовые и прочие вопросы могут украшать это теоретическое чучело, как шарики украшают елку. И действительно, неясно, кого строже судить: того ли, кто в видах общей теории указал пальчиком на достойных смерти, или того, кто необдуманный приговор привел в исполнение.

Человек, говорящий, что «Бога нет», подразумевает, что и законов Божиих нет, как нет и вечной ответственности за содеянное. Есть только человеческие придумки и установления, которые можно двигать при желании, куда хочешь. Такой человек сам точит нож готовому на злодейство и предоставляет ему теоретическое оправдание будущих злодейств. Вот был такой историк Костомаров. Мать его была крепостная, а отец – барин. То бишь сынок вышел незаконнорожденным. И батька не только любил крестьянок одаривать теплом и вниманием. Любил также и философию. Вольтерьянскую. В своей любви к предметам умственным доходил до восторга и читал крестьянам лекции. Что, мол, Бога попы выдумали; что вечной жизни нет, а человек растению подобен и прочее. Однажды его убили. Ехал он в город, в банк, что ли, с деньгами. Его убили и ограбили.

Полиция искала убийц и найти не смогла. А спустя некоторое время убийцы сами явились с повинной. Это были крепостные покойника: кучер и еще кто-то. На вопрос: «Почему повинились?» – сказали: «Совесть замучила. Барин, мол, и так и сяк убеждал, что муки вечной нет, и совести нет, и Бога нет. Делай, говорил, что хочешь. Ну, мы и убили. А Бог, оказывается, есть. И совесть есть – она нас мучит. И ад есть – мы в нем живем. И чтоб от вечного ада уйти, решили повиниться».

Так кто кого убил? Для начала убил барин в людях веру. Вернее, сначала в себе ее убил, потом (на кураже) и в них. Они затем убили его с холодным сердцем, под действием его же проповеди. Но совесть в них убить он не мог. И совесть их привела убийц к признанию в грехе. Так разве не виноват проповедник и глашатай различных ложных истин в пролитии собственной крови? Господи, помилуй: виноват! И там, где сегодня льется ненужная и невинная кровь, прежде прозвучали слова профессоров, журналистов, политических ораторов, экспертов и т.д. Непременно прозвучали. Без их словесных злодейств ныне – в информационную эпоху – ни одно злодейство не обходится.

Связь теории и практики, мыслей и дел весьма прочна. Гораздо прочнее, чем кажется

С мыслями нужно быть внимательнее и осторожнее. С теориями и учениями – тоже. Судный день будет не только страшным, но и удивительным. Тогда теоретики, не обидевшие мухи, окажутся более виновными, чем исполнители, не расстававшиеся с оружием. И первые пойдут на дно ада, а вторые – лишь на середину. Или как-то еще это будет, но очень невесело.

Связь теории и практики, мыслей и дел весьма прочна. Гораздо прочнее, чем кажется. Невнимание к этой связи преступно и опасно. И примеров тому множество. Далее стоит совершить самостоятельный поиск ради большего убеждения в очевидном.

Протоиерей Андрей Ткачев