На минувшем заседании в клубе имени Замятнина была поднята очень любопытная тема, прозвучавшая в докладе председателя Совета судей Российской Федерации Виктора Момотова (на фото) — о состязательности в судебном процессе. Надо сказать, она мне довольно близка, потому что несколько лет назад в моем блоге речь о ней уже заходила. И с тех пор ничего не изменилось.
Виктор Момотов — юрист, вне всякого сомнения, авторитетный и в профессиональной среде уважаемый. Но его доклад был адресован не коллегам, а нам, дилетантам. Тем и интересен. Меня вообще радуют попытки объяснить сложные материи простым языком. Именно эту задачу ставит перед собой клуб имени Замятнина, где судейское сообщество регулярно встречается с журналистами.
Я как представитель «Живого журнала» вхож в этот полузакрытый клуб, чем горжусь. Приятно, что не только прессу, но и блогосферу воспринимают всерьез — я понимаю, что через меня пытаются донести до вас, моих читателей и комментаторов, проблемы, с которым сталкивается отечественное правосудие. В частности, проблему состязательности в судебном процессе.
Например, мне близок и понятен вот этот тезис:
Идеальная модель поведения адвоката в состязательном судебном процессе предполагает честность, добросовестность, профессионализм и опору на закон. Однако в некоторых случаях адвокаты, взявшись за заведомо проигрышное дело или по причине недостаточного профессионализма, устраивают в суде «театр одного актера», своего рода «шоу», предназначенное для своего доверителя. Цель этого шоу — создать впечатление о высококлассной работе адвоката, противостоящего «порочной системе», и о том, что единственная причина процессуального поражения состоит в некомпетентности или злонамеренности судьи. Другими словами, недобросовестные адвокаты стремятся переложить вину за негативный исход дела на суд, используя для этого не юридическую, а бытовую аргументацию, разного рода манипуляции — например, начиная оспаривать фактические обстоятельства дела или представлять новые доказательства в суде кассационной инстанции, который не имеет права оценивать фактическую сторону дела. Такие выступления часто становятся «яркой оберткой», за которой скрывается пустота. Для этих же целей используются тенденциозные публикации в средствах массовой информации, ответить на которые судья не может в силу этических ограничений.
Разумеется, в голову сразу приходит Марк Фейгин, полностью дискредитировавший профессию, а свое имя превративший в мем. Но не только. Совсем недавно я писал о защитниках-взяточниках: «Как рассказывают опытные люди, получение адвокатами денег с клиента на то, чтобы уладить дело — обычная адвокатская практика. Ссылаются на требование злых путинских коррупционеров — следователей, прокуроров, судей. Если адвокат дело выигрывает, «взятку судье» оставляет себе. Если проигрывает — возвращает клиенту. Очень удобно». И привел несколько примеров — с конкретными фамилиями и суммами.
Похоже, их и имел в виду Виктор Момотов, хотя тактично никаких имен не назвал. Говорю же, тема мне близка. Да и вам, вы ведь тоже знаете, кто такой Марк Фейгин.
А вот тезис об истине меня удивил. Рассказывая об отличиях англо-американской и континентально-европейской судебных систем председатель Совета судей сказал:
Континентально-европейские правопорядки иначе подходят к задачам, которые стоят перед судом. Состязательность процесса здесь не рассматривается как синоним пассивности суда — напротив, суду следует принимать активные действия по установлению истины, содействовать сторонам в реализации их процессуальных прав и обязанностей. Активная роль суда в континентально-европейской системе не исключает, а дополняет состязательность процесса и обеспечивает реальное, а не формальное равенство процессуальных возможностей сторон.
Но я-то помню, что заведующий кафедрой уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, доктор юридических наук, профессор Леонид Головко когда-то нам всем рассказывал о другой проблеме, напрямую связанной с поиском истины в наших судах. Он тоже сравнивал «островную» и «континентальную» судебные системы.
У обеих есть проблемы. Другое дело, что американцы почему-то уверены, что их модель прогрессивнее. И ладно бы убеждали — они давят на страны, заставляя менять собственные законодательства, копировать правовую систему США. У нас «истина» исчезла из Уголовно-процессуального кодекса в 2001 году. Хотя находилась в нем с 1864 года и никуда не девалась даже в непростые советские годы. Теперь же нет требования о «всестороннем, полном и объективном исследовании обстоятельств дела», которое содержалось в ст. 20 УПК РСФСР. Наш уголовный процесс стал одной из «колоний» уголовно-процессуального pax americana.
И привел любопытный пример, иллюстрирующий отличия.
Однажды в Гаагском международном трибунале судили сербского генерала. Было известно, что есть свидетель, который знает точно, был обвиняемый в некоем месте или не был — от этих показаний зависело, виновен ли офицер. Однако ни прокуроры, ни адвокаты свидетеля не вызывали — ни одна из сторон не была уверена, что он скажет то, что ей нужно.
Тогда немецкий судья предложил воспользоваться данным суду правом и вызвать свидетеля самостоятельно. Казалось бы, единственно правильное решение — сразу после его показаний будет установлена долгожданная истина. Однако американский судья возразил: зачем, если процедура соблюдена — защита и обвинение ходатайств не заявляли?
В России, к сожалению, сегодня действует традиционное «континентальное» право с явно выраженным «островным» акцентом. То есть Виктор Момотов прав лишь отчасти — если функция поиска истины у наших судей и сохранилась, то лишь как традиция, никаким законом не оформленная.
На мой взгляд, создавшееся положение выходит за рамки узко профессиональной дискуссии. Не знаю как вам, а мне неприятно, что мы остаемся «правовой колонией» Соединенных Штатов».
Почему американские судьи строго следуют процедуре понятно: фактически, они просто следят, чтобы сторона защиты и сторона обвинения имели возможность высказаться. Судят-то присяжные. Но это в идеале. На самом деле, как мы знаем, ни одно государство, включая США, не в состоянии обеспечить присяжными все судебные процессы — об этом я тоже подробно рассказывал. Поэтому там придумали сделки со следствием, по которым теперь оформляют исключительно обвинительные приговоры в 97–98 процентах случаев. Парадокс для вроде бы правового государства: суда не было, а люди по тюрьмам сидят.
Именно из-за этого формального подхода США уже много лет прочно удерживают первое место по количеству заключенных — Америка сегодня превратилась в настоящий ГУЛАГ. И поэтому выявляется так много судебных ошибок, за которые все расплачиваются: государство — миллионами долларов компенсаций, а невиновные люди — годами, проведенными за решеткой.
Видные американские юристы прекрасно знают об этой катастрофе отечественной юстиции, но пока не придумали, как выйти из положения. Хотя в специализированных изданиях уже много лет идет острая дискуссия.
Другими словами, американское «процедурное» правосудие нам не подходит (им, конечно, тоже, но свои проблемы США пусть решают сами). И я не понимаю, кто или что нам мешает освободиться от «уголовно-процессуального pax americana», как выразился Леонид Головко, и вернуть в УПК требование к судьям о «всестороннем, полном и объективном исследовании обстоятельств дела».
Между прочим, это требование было введено при идейном и фактическом руководителе судебной реформы Александра Второго, министре юстиции Дмитрии Замятнине, именем которого назван клуб.
Оценили 28 человек
40 кармы