«Один прием буржуазной печати всегда и во всех странах оказывается наиболее ходким и «безошибочно» действительным. Лги, шуми, кричи, повторяй ложь — «что-нибудь останется». В.И.Ленин ПСС, 5-е изд, т. 31, с. 217, «Союз лжи», 13 (26) апреля 1917.
Почти 50 лет по разным изданиям кочует одна из самых отвратительных исторических фальшивок современности, так называемое письмо Ленина Молотову для членов Политбюро РКП(б) от 19 марта 1922 года о событиях в городе Шуя и об изъятии церковных ценностей. К сожалению, до сих пор не было проведено глубоких научных исследований с целью разоблачения этой фальшивки. А тем временем «птенцы гнезда А.Н. Яковлева» потирают ручонки: фальшивка свила уютное гнёздышко даже в школьных учебниках последнего поколения. В частности, отрывок из неё под скромным заголовком «Из записки В.И. Ленина. 19 марта 1922 г.» напечатан в учебнике истории России для 10-го класса, разработанном авторским коллективом в составе М.М. Горинова, А.А. Данилова, М.Ю. Морукова и др.
ВОТ ЦИТАТА, приведённая в нём из «записки»: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны!) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления... Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся по этому поводу расстрелять, тем лучше...».
Поясним, что в основу сюжета фальшивого письма положены мероприятия Советской власти по преодолению последствий голода, разразившегося в 1921 году в Поволжье, и по оказанию помощи голодающим. Жертвами стихийного бедствия стали сотни тысяч человек. Только в одной Татарской республике с июля 1921-го по июнь 1922 года заболели от голода 960470 человек, из них 112961 умерли.
Для координации деятельности всех государственных учреждений и общественных организаций по борьбе с голодом 18 июля 1921 года при Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете (ВЦИК) под председательством М.И. Калинина была создана Центральная Комиссия помощи голодающим (ЦК Помгол). Одной из многочисленных государственных мер по спасению голодающих было изъятие и продажа церковных ценностей с целью последующей закупки на вырученные деньги муки. Порядок изъятия «церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих», определялся декретом ВЦИК от 23 февраля 1922 года.
В некоторых городах этой вынужденной государственной мере, имевшей целью спасение жизни миллионов голодавших, было оказано сопротивление, произошли столкновения между верующими и комиссиями, производившими изъятия. Так, 15 марта 1922 года в ходе изъятия церковных ценностей в соборе города Шуи (Иваново-Вознесенская губерния) произошли вооружённые стычки, в которых с обеих сторон было применено огнестрельное оружие. 4 человека убиты, 10 человек ранены; некоторые — от пуль револьверов, из которых стреляли из толпы. Но в тот же вечер представители верующих всё же сдали в уездный исполком 3,5 пуда серебра из ценностей собора. Всё изъятое было взято на учёт ЦК Помгола.
18 марта 1922 года трагические события в Шуе обсуждались в Политбюро ЦК РКП(б). Члены Политбюро по телефону, протокольно рассмотрели вопросы: «О событиях в Шуе» и «Об изъятии церковных ценностей». Президиуму ВЦИК было рекомендовано послать специальную комиссию в Шую для разбирательства. Была также утверждена инструкция губкомам партии об организации на местах работы по изъятию церковных ценностей с учётом трагедии, происшедшей в Шуе.
20 марта состоялось уже очное заседание с участием членов Политбюро Каменева, Сталина, Троцкого и кандидата в члены Политбюро Молотова (при отсутствии кого-либо из членов Политбюро кандидат в члены получал право решающего голоса), а также заместителей Председателя Совета Труда и Обороны Цюрупы и Рыкова. Ленин, будучи больным, в обсуждении всех вопросов участвовал заочно. Решения, принятые 18 марта «опросом» по телефону и 20 марта во время очного заседания, были включены в протокол №114 заседания Политбюро от 20 марта 1922 года.
Именно эти события — драматическая история в Шуе и её обсуждение в Политбюро — стали полвека спустя предметом политической провокации, в результате которой возникло некое «секретное, неизданное письмо Ленина».
Откуда «растут ноги» у фальшивки
Фальшивка родилась в 1970 году. Она была опубликована в эмигрантском журнале «Вестник русского студенческого христианского движения», издававшемся в Париже. Инициатор её публикации — издатель журнала Н.А. Струве. Анонс на обложке журнала гласил: «Неизданное письмо В.И. Ленина»; обозначен и месяц выхода журнала: апрель 1970 года, то есть публикация была приурочена к 100-летию со дня рождения В.И. Ленина.
Следующая публикация «неизданного письма» состоялась 1 апреля 1971 года в парижской газете «Русская мысль». А к 120-й годовщине со дня рождения Ленина, в апреле 1990 года, журнал Центрального Комитета партии «Известия ЦК КПСС» перепечатал эту фальшивку. В предисловии Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС к публикации сообщалось: «Письмо В.И. Ленина В.М. Молотову… было опубликовано по неизвестной нам копии (выделено мной. — Г.А.) в газете «Русская мысль» (Париж) 1 апреля 1971 года со ссылкой на перепечатку из «Вестника русского студенческого христианского движения» № 98». После такой информации немудрено, что не было никаких указаний, в каких спецхранах хранилось это «письмо».
Итак, круг «источников» замкнулся! Письмо «выскочило» как чёрт из табакерки. Правда, есть основание предполагать, что «табакерка» эта — Гарвардский университет (США). Именно он в 1930-х годах выкупил часть личного архива Л.Д. Троцкого. В нём было немало подлинников партийных документов, по которым, как по лекалам, можно было «скроить» не один десяток фальшивок.
Сравнительный анализ текстов «письма», напечатанных в эмигрантском «Вестнике» и «Известиях ЦК КПСС», позволяет утверждать, что в Институте марксизма-ленинизма (ИМЛ) фальшивка была подправлена. В «Вестнике» она опубликована под названием «Неизданное письмо В.И. Ленина членам Политбюро», а в «Известиях ЦК КПСС» уже облагорожена: «Письмо В.И. Ленина В.М. Молотову для членов Политбюро ЦК РКП(б)». К тому же дата «написания» была актуализирована: «19 марта 1922 г.», то есть между событиями в Шуе 15 марта и заседанием Политбюро от 20 марта.
Нисколько не сомневаюсь, что к появлению фальшивки в печатном органе ЦК КПСС, её «облагораживанию» и тиражированию приложился серый кардинал перестройки А.Н. Яковлев. Будучи членом Политбюро, секретарём ЦК КПСС, он не только входил в редакционный совет «Известий ЦК КПСС», но и очень бдительно курировал это издание. Уже давно не является секретом, что по его указаниям в СМИ была развёрнута настоящая война с советской историей. В первую очередь предавали анафеме коммунистических вождей. Клевета на Ленина преследовала цель сломить у партийного актива страны волю к сопротивлению. Многие соотечественники, в том числе члены КПСС, не выдержали этой проверки клеветой на партию. Сегодня общество горько расплачивается за это. Жизнь подтвердила мудрое предсказание народного поэта Дагестана Расула Гамзатова, пророчески сказавшего однажды: «Если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки».
А мы рассмотрим явные нестыковки, которые видны в «письме», как белые нитки в шитье. Для начала исследуем его, исходя из практики делопроизводства, сложившейся в ленинском секретариате. Начнём анализ с реквизитов. Первый — дата написания документа.
Анализ ленинских писем периода 1921—1922 годов позволяет сделать вывод о том, что их большинство помечено датой, расположенной в левом верхнем углу документа. Как правило, в них число обозначалось арабской цифрой, месяц — латинской, год — снова арабской, чаще всего с употреблением буквы г. Вот характерный пример — записка управляющему делами Совнаркома Горбунову:
«12. XI. 1921 г.
т. Горбунов!
Прошу Вас прочесть приложение и направить т. Альскому для ознакомления ...
Ленин».
Обратимся к подписи автора документа. Согласно примечаниям, помещённым в «Известиях ЦК КПСС» и в других публикациях, «письмо» представляет собой принятый по телефону секретарём Ленина М. Володичевой и напечатанный ею машинописный текст, под которым личная подпись В.И. Ленина отсутствует; она обозначена: «машинописью». Но Ленин всегда подписывал свои письма и записки. Его документы включались в собрания сочинений и ленинские сборники, как правило, либо с подписанных рукописных материалов, либо по машинописному тексту, подписанному В.И. Лениным, и обозначались: «рукопись, подлинник; машинопись, подпись — автограф» и т.д.
Приведём для примера записку А. М. Горькому, относящуюся к декабрю 1921года:
«6/XII.
Дорогой А. М.!
...Пишу наскоро. Устал дьявольски. Бессонница. Еду лечиться.
...Не напишете ли Бернарду Шоу, чтобы он съездил в Америку, и Уэллсу,
...чтобы они оба взялись для нас помогать сборам в помощь голодающим?
…Голодным попадёт тогда побольше.
А голод сильный...
Привет! Ленин».
Под текстом комментарий издателя:
«Печатается по рукописи».
А вот у письма В. В. Фомину от 19.I.1922 г. другой комментарий издателя:
«Печатается по машинописному тексту, подписанному В.И. Лениным».
Между тем «Письмо», опубликованное в «Известиях ЦК КПСС», имеет архивный атрибут: «ЦПА ИМЛ, ф.2, оп.1, д. 22947; машинописный текст». Заметьте: не «машинописный подлинник», заверенный подписью Ленина, не «автограф», а просто «текст»! И этот машинописный текст «неизвестной копии» без ленинской подписи нам пытаются «всучить» за подлинный документ! Да ещё Ленина при этом винят за всю ту чушь, которая в некоем тексте изложена, но его личной подписью не удостоверена! Как тут не удивиться, что отсутствие подписи Ленина на «документе» никого из историков не смущает!
О грифе секретности. В тексте «письма», помещённом в «Вестнике», использован гриф секретности: «СТРОГО СЕКРЕТНО». Некоторые комментаторы с придыханием пишут: «Сверхсекретность документа означала предельную откровенность, с которой В.И. Ленин обращался к Политбюро ЦК РКП(б), точнее предельный цинизм и нескрываемую жестокость. После кровопролития в Шуе уже нечего было рядиться в тогу борца с голодом перед лицом таких же борцов...» Но вот незадача: как показывает анализ ленинских писем и записок за 1921—1922 годы, он обычно употреблял гриф: «секретно» и «совершенно секретно». К примеру: «т. Молотову для посылки секретно… всем членам Политбюро…». Или записка Г.Я. Сокольникову: «Совершенно секретно. Т. Сокольникову...». Полагаю, что авторы «письма» глубоко не вникли в тонкости ленинского стиля написания служебных документов и внесли в текст «интригу», употребив гриф: «СТРОГО СЕКРЕТНО». Причём в «Известиях ЦК КПСС» этот гриф использован даже с подчёркиванием: «Строго секретно».
Об адресате «письма». «Документ» в дискуссионном обиходе называется: «Письмо Ленина Молотову», но В.М. Молотов не являлся «адресатом» письма. С 16 марта 1921 года до 2 апреля 1922 года он был ответственным секретарём ЦК и отвечал в том числе за связь Ленина с членами Политбюро и за организацию выполнения ленинских поручений и т.д. Проще говоря, Молотов исполнял тогда функцию «диспетчера» ЦК РКП(б).
Интересна и такая деталь: Ленин якобы обращался в «письме» к секретарю ЦК со словами: «Товарищу Молотову». Но партийные руководители в посланиях друг к другу обращались обычно с кратким обозначением слова «товарищ» — «т.». Иногда Ленин использует сокращение: «тов.».
К вопросу о копировании документов. Обращают на себя внимание некоторые указания, якобы сделанные в «письме»: «Просьба ни в каком случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро… делать свои заметки на самом документе. Ленин». Такое многословие нехарактерно для ленинского стиля. Вот типичный пример его записки:
«Без копии т. Молотову
Прошу показать это письмо всем членам Политбюро и с их пометками вернуть мне.
20/II. 22. Ленин».
Ещё более многословной и несуразной выглядит следующая приписка в конце «письма»:
«Прошу т. Молотова
постараться разослать это письмо членам Политбюро вкруговую сегодня же (не снимая копий) и просить их вернуть секретарю тотчас по прочтении с краткой заметкой относительно того, согласен ли с основою каждый член Политбюро, или письмо возбуждает какие-нибудь разногласия. Ленин».
Обозначим для анализа диспозицию. Ленин находится под Москвой. Молотов и секретарь Володичева — в Москве. «Письмо» якобы написано 19 марта 1922 года (кстати, не указано, когда и кем передано по телефону Володичевой), а заседание Политбюро состоится на следующий день, 20 марта. При этом члены Политбюро находятся в Москве, в разных зданиях, а то и в разъездах. А письмо надо «постараться разослать», «сегодня же вечером», причём «не снимая копий», и вернуть секретарю «тотчас по прочтении».
Трудно представить, как Молотов и Володичева могли исполнить эти указания. А как Ленин мог ознакомиться с содержанием этих замечаний? А без этого письмо с ленинскими указаниями бессмысленно! У авторов «письма» явно концы с концами не сходятся.
Ещё один намёк на фальшивку: о написании слова «изъятие». Контрольным тестом на подлинность «письма» может стать это слово. В инструктивном письме губкомам партии («Приложение к протоколу № 114 п. 6 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 20/III-22 г.) слово «из’ятие» пишется через апостроф. Так писать было нормой в начале 1920-х. В опубликованных же текстах «письма» это слово пишется через твёрдый знак. Это значит, что нам представлено не оригинальное письмо и даже не его репринтная копия, а поздний по времени «машинописный текст» неясного происхождения, то есть фальшивка.
Об алгоритме заседаний Политбюро. Неосведомлённость авторов «письма» в особенностях работы Политбюро проявляется и в пассаже: «...сделать доклад на полном собрании Политбюро». В нашей партии всегда (повторяю: всегда!) употреблялось выражение не «собрание», а «заседание Политбюро», в каком бы численном составе оно ни проходило.
Абсурдно в «письме» выглядит и рекомендация: «В Шую послать одного из самых энергичных, толковых и распорядительных членов ВЦИК или других представителей центральной власти (лучше одного, чем несколько), причём дать ему словесную инструкцию через одного из членов Политбюро».
Во-первых, Политбюро ещё 18 марта, то есть за день до написания «письма», решило срочно направить в Шую специальную комиссию ВЦИК в составе: П.Г. Смидович (председатель), Н.И. Муралов и И.И. Кутузов для расследования событий. 21 марта 1922 года комиссия в составе этих трёх ответственных работников прибыла в Шую. Поэтому абсурдом выглядит рекомендация, содержащаяся в «письме»: послать в Шую «лучше одного» ответственного работника, «чем нескольких».
Во-вторых, что это за «словесная инструкция»? В первые годы Советской власти установился директивный порядок указаний. Эти директивы, как правило, письменные, принятые Центральным Комитетом партии и его Политбюро, были законом для каждого коммуниста, работавшего в советских органах, и для каждой парторганизации, которым они были адресованы. И директивы, утверждённые Политбюро ЦК РКП(б) ещё 18 марта, были немедленно направлены в губкомы партии.
Продолжим анализ текста, объявленного «письмом Ленина Молотову». В этом «документе» обнаруживаются такие несуразности, что возникает вопрос: а какой был смысл Ленину писать такое «письмо»?
Этот вопрос появляется всякий раз, когда задумываемся о судьбе виз согласования. На «письме» якобы имеется только ответ Молотова: «Согласен. Однако предлагаю распространить кампанию не на все губернии и города, а на те, где действительно есть крупные ценности, сосредоточив соответственно силы и внимание партии. 19/III. В. Молотов». Но на нём нет заметок членов Политбюро Каменева, Сталина, Троцкого и кандидата в члены Политбюро Калинина, которым оно якобы адресовано. Спрашивается, зачем тогда было затевать этот «сыр-бор»?
Заметим, что отсутствие виз согласования членов Политбюро, как и отсутствие личной подписи Ленина под «документом», никого из публикаторов множества статей и исследований абсолютно не беспокоит и не останавливает от «глубокомысленных» выводов! Более чем удивительно!
Чем был озабочен весной 1922 года Ленин
У истории с мифическим письмом есть и ещё одна существенная сторона. Весной 1922 года уже больной Ленин больше всего был озабочен подготовкой к предстоявшей в апреле Генуэзской конференции, куда великие державы пригласили Советскую Россию. 45-й и 54-й тома Полного собрания сочинений В.И. Ленина за февраль и март 1922 года пестрят письмами и записками наркому иностранных дел Г.В. Чичерину, связанными с Генуей. Несмотря на свою болезнь, Владимир Ильич сосредоточился на этом важнейшем политическом вопросе, от решения которого во многом зависела судьба Советской власти.
До трагических событий в Шуе 15 марта 1922 года он лишь однажды обращается к вопросу об изъятии церковных ценностей. Об этом свидетельствует «Биографическая хроника жизни и деятельности В.И. Ленина»: 12 марта «Ленин диктует по телефону (в 13 час. 35 мин.) секретарю Н. С. Аллилуевой текст телефонограммы В.М. Молотову с поручением дать от имени ЦК РКП(б) указание губкомам прислать с делегатами XI съезда РКП(б) подробные данные и материалы об имеющихся в церквах и монастырях ценностях, которые могут быть использованы в целях помощи голодающим».
В связи с этим нас интересует обсуждавшийся в Политбюро 18 марта 1922 года вопрос «Об изъятии церковных ценностей» (п. 6 протокола Политбюро). По нему было принято решение «принять предложенный Троцким проект директив с поправками: к п.1 добавить примечание о сроках изъятия по губерниям; к п. 2 — ввести в комиссию Белобородова на правах заместителя председателя, председателем комиссии назначить Калинина, представителем ЦК в комиссии — Яковлева, зам. Красикова — Галкин; состав бюро: Яковлев, Сапронов (зам. Белобородов), Уншлихт и Галкин; в п. 17 — сроки на местах должны быть установлены под контролем Центральной комиссии; инструкцию разослать всем губкомам». В протоколе Политбюро нет никаких следов ленинского «письма»; нет упоминаний о нём и в повестке дня. Отсутствуют и какие-либо ссылки на «поручения» Ленина, относящиеся к обсуждению на XI съезде РКП(б) вопроса об изъятии церковных ценностей. А ведь по версии «письма» следовало «на Съезде партии устроить секретное совещание (?) ...делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКЮ и Ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение (!) Съезда о том, что изъятие ценностей ... должно быть проведено с беспощадной решительностью (?!)... в самый кратчайший срок». К тому же, если принять письмо за чистую монету, Ленин требовал «назначить особо ответственных наилучших работников для проведения этой меры в наиболее богатых лаврах, монастырях и церквах».
Беззастенчивое враньё фальсификаторов разоблачается тем, что вопрос об изъятии церковных ценностей не включался в повестку съезда ни на обсуждавшем её Пленуме ЦК 25 марта 1922 года, ни на самом съезде (27 марта — 2 апреля 1922 года). Он вообще не затрагивался на съезде ни в дискуссиях по Политическому отчёту ЦК, ни по другим вопросам. Протоколы и пленума ЦК, и XI партсъезда свидетельствуют, что все эти «поручения» — откровенная фальсификация истории.
Правда заключается в том, что ни В.И. Ленин, ни ЦК РКП(б), ни ВЦИК, ни Совнарком РСФСР не предполагали никакого иного использования церковных ценностей, кроме как на помощь голодающим. Об этом убедительно свидетельствует «директива» Политбюро ЦК РКП(б): «К учёту церковных ценностей при помголах допустить в губерниях и в центре представителей лояльного духовенства, широко оповестив о том, что население будет иметь полную возможность следить за тем, что ни одна крупица церковного достояния не получит другого назначения, кроме помощи голодающим».
О том, как проходил этот процесс, свидетельствует журнал «Бич народа», издававшийся Татарским республиканским комитетом Помгола: «Немалым подспорьем для голодающих явилось изъятие церковных ценностей. Всего по Татарской республике было изъято: 405 п. (пудов. — Г.А.), 22 ф. (фунта. — Г.А.), 8 з. (золотников. — Г.А.), 72 доли серебра, серебряных монет на 764 руб. 75 к., золота — 1 ф. 21 зол. 73 доли. Кроме того, разных золотых украшений с камнем весом — 92 з. 25 д. жемчуга — 5 ф. 88 зол. 59 дол. И драгоценных камней — 1086 шт. весом 115 карат». Эта статистика изъятых ценностей убедительно свидетельствует о гласности процесса: до широкой общественности были доведены цифры изъятых драгоценностей до долей!
Важно обратить внимание на такую деталь: в 1922 году даже общественность Татарской республики считала изъятие ценностей в общей программе мер, принимавшихся советскими органами в борьбе с ужасающим голодом, только «подспорьем», хотя и немалым. В журнале помещён отчёт о том, куда были потрачены средства, вырученные от продажи изъятых ценностей: «С последних чисел мая (1922 года. — Г.А.) в Татарскую республику начали поступать вагоны с продовольствием, закупленные на изъятые ценности: 60 тысяч пудов финской муки».
Так что же в «сухом остатке»?
Пора подводить результаты нашего расследования.
Для начала подытожим, какие же доказательства нам предъявлены в подтверждение подлинности ленинского «письма».
«Подлинность его вне сомнения, — спешит заверить читателя Н. Струве в комментарии к публикации, — на него есть прямая ссылка в «Полном собрании сочинений Ленина», т. 45, М., 1964, с. 666—667...»
Ссылка действительно есть. Но нет самого письма. Ни в 45-м, ни в 54-м томах никакого похожего письма нет. Более того, нет указания на него и в томах-приложениях к Полному собранию сочинений В.И. Ленина.
Так, нам не удалось обнаружить «письмо» и в «Предметном указателе к новым произведениям В.И. Ленина, включённым в Полное собрание сочинений» (ПСС); нет упоминаний о нём и в «Алфавитном указателе произведений», вошедших в ПСС. Из 18 новых документов, включённых в 45-й том Полного собрания сочинений В.И. Ленина и опубликованных впервые, есть только одно ленинское письмо, имеющее отношение к заседанию Политбюро от 20 марта 1922 года: «Письмо в Политбюро ЦК РКП(б) с проектом директивы товарищам, едущим за границу».
«Письма» нет и среди документов, приобщённых к протоколу №114 заседания Политбюро от 20 марта 1922 года. Нет упоминаний о нём и в протоколах пленума ЦК от 25 марта 1922 года, утверждавшего повестку дня XI съезда, как и в протоколах самого XI съезда РКП(б).
Отсутствует данное «письмо» и в перечне писем Ленина, включённых в 45-й том ПСС, написанных им в ноябре 1921 — марте 1923 года. Нет упоминаний о нём и в 54-м томе. Не упоминается это «письмо» за 19 марта 1922 года и в «Списке писем и телеграмм В.И. Ленина, включённых в ранее вышедшие тома» Полного собрания сочинений В.И. Ленина (4 ноября 1921 — 6 марта 1923).
Приведём ещё одно, вероятно, самое веское доказательство того, что это «письмо» — подделка. В ленинском секретариате вёлся журнал исходящих документов от В.И. Ленина, в котором М. Володичева и другие секретари регистрировали отправленные адресатам все без исключения ленинские письма, написанные им в этот период. Эта корреспонденция запечатывалась в конверты с обозначением регистрационного исходящего номера. Мало того, обязательной была расписка адресата в получении письма. Действительно, в 54-м томе ПСС, на с. 518, например, читаем: «В ЦПА ИМЛ хранится конверт за №189в с надписью В.И. Ленина: «т. Молотову (от Ленина). Спешно» и с распиской В.М. Молотова в получении письма 16 ноября».
В журнале исходящих документов от В.И. Ленина за 19 марта 1922 года отсутствует указание на регистрацию исследуемого «письма» и его отправку адресату!
Об источнике «вдохновения». Можно согласиться с позицией ряда наших соотечественников, высказывающих на интернет-форумах предположение о том, что «письмо» скорее всего является грубой «стилизацией» под… Троцкого. Да, по слогу, которым написано «письмо», и по повторению одних и тех же речевых оборотов можно предположить, что источником «вдохновения» для фальсификаторов послужил подготовленный Троцким текст инструкции об изъятии церковных ценностей, утверждённой 18 марта 1922 года Политбюро в качестве директивы.
Сравнивая содержание директивы с текстом «письма», можно обнаружить некоторое сходство в деталях. Можно предположить, что упоминание в директивах о «секретных руководящих» и «подготовительных комиссиях» по изъятию церковных ценностей в «письме» трансформировалось в поручение создать секретные комиссии на XI съезде РКП(б) и провести «секретные совещания» на съезде по данному вопросу. Если в директиве употреблён термин «черносотенная агитация», то в «письме» он превращается в «черносотенное» и «реакционное духовенство». Указание губкомам начинать изъятие ценностей «с наиболее значительного храма» преобразуется в указание в отношении «самых богатых лавр, монастырей и церквей».
Указание директив о том, «чтобы национальный состав этих официальных комиссий не давал повода для шовинистической агитации» (т.е. поменьше евреев. — Г.А.), в «письме» трансформируется в «указание», запрещающее Троцкому выступать по этим вопросам: «Официально выступить с какими бы то ни было мероприятиями должен только тов. Калинин, — никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий». Кстати, какая глупость: Троцкий по поручению Политбюро курировал эту работу, и ни Политбюро, ни Ленин не занимались его мелочной опекой.
И последнее: в директивах указывалось на необходимость еженедельного обсуждения работы по изъятию церковных ценностей на заседаниях комиссии при участии Троцкого. Этот алгоритм заседаний комиссии в «письме» перенесён на Политбюро ЦК РКП(б), которое якобы должно было еженедельно рассматривать итоги этой работы: «Обязать Дзержинского и Уншлихта лично делать об этом доклад в Политбюро еженедельно». Впрочем, что касается «источника вдохновения», то это пока только предположение, которое требует аргументированного доказательства.
Геннадий Александров. Историк-исследователь. г. Санкт-Петербург.
Источник: http://leninism.su/lie/4664-luchshie-sorta-lzhi-izgotavlivayutsya-iz-polupravdy.html
Оценил 1 человек
1 кармы