Войско Хмельницкого приближалось к Киеву. Когда-то стольный град Государства Рюриковичей производил на путников неизгладимое впечатление златоверхими храмами, богатыми палатами великого князя и его дружины, шумом ремесленных мастерских и торговых площадей. Батыево нашествие камня на камне не оставило от былого великолепия. Ни Литва, ни Польша не проявили желания возродить «матерь городов русских», поскольку видели для себя опасность в любом намёке на историческую память. Если бы не Киево-Печерский монастырь, то город давно бы утратил всякое значение. Обитель, решительно осудившая и не принявшая униатство, стала духовным центром для всех православных Малой Руси.
Возрождение митрополичьей кафедры и деятельность Петра Могилы вдохнули в Киев новую жизнь. Потихоньку оживали торговля и ремёсла, открывались школы и типографии. Паломники не только обогащали монастырскую казну, но и щедро тратили деньги в городе. Со времён Сагайдачного Запорожское войско, записанное в монашескую братию Богоявленского монастыря на Подоле, считалось защитником истинной греческой веры от посягательств католиков и униатов.
Вступление победоносной козацкой армии в город с благословения православного клира было очень важным моментом – такая акция стала бы однозначным сигналом для всех соседей, что на Малой Руси обосновался не простой бунтовщик, а уважаемый гетман, настоящий православный, с которым можно иметь дело. Правда, такой акции препятствовала позиция преемника Петра Могилы – митрополита Сильвестра Косова. Глава малоросского православия настороженно относился к победам Хмельницкого. С одной стороны, он понимал, что успехи козачества ослабят шляхетское государство и снизят давление на церковь, а, с другой стороны, боялся промосковских настроений среди верующих и вероятной угрозы переподчинения епархии Московскому патриарху. После похода Богдана на Львов и разорения его предместий, принёсшего многие беды пересичным мирянам, митрополит отказал повстанцам в благословлении.
Тогда, Богдан узнал, что в молдавских Яссах проживает сам иерусалимский патриарх Паисий – убеждённый союзник Москвы (секрет его русофильства заключался в финансовой зависимости от царской милости). Поддержка столь значимого православного иерарха для гетмана значила много, и к Паисию немедленно отправился полковник Силуян Мужиловский с настойчивой просьбой покинуть Яссы и перебраться в гостеприимный Киев. Патриаршую благосклонность щедро оплатили золотом из войсковой казны (благо трофеи позволяли денег не считать).
Решая политические проблемы, Хмельницкий не забывал и о личных делах. К тому времени в его руках оказалась Елена Чаплинская – женщина, в определённом смысле ставшая причиной его рокоша (восстания против власти). Седовласый гетман не только вернул зазнобу, но и пожелал узаконить с ней отношения. Препятствием к венчанию был не расторгнутый брак молодой женщины с паном Чаплинским. Митрополит Косов был весьма щепетилен в данном вопросе. Он, потомственный шляхтич, не желал разрушать освященный в костёле брак, справедливо считая, что потворство сластолюбию добавит огня в конфликт, уничтожающий Речь Посполиту. Восточный патриарх более спокойно отнёсся к гетманской просьбе и согласился объявить прежний брак недействительным. Путь к алтарю опять был оплачен козацкими червонцами.
Проблема с духовенством была решена. Беспокойство вызывали посполитые мещане, не скрывавшие своего негативного отношения к бунтовщикам. Как бы не удумали испортить Рождество подлым заговором!
В начале декабря 1648 года Хмельницкий отправил в Киев полковника Нечая, чтобы тот очистил город от неблагонадежных элементов. Нечай выполнил поручение – по Подолу прокатился жестокий погром, в ходе которого с жизнью и имуществом распрощалось множество поляков, униатов и евреев. Источники свидетельствуют о том, что побоище было масштабным – настолько, что городской магистрат во главе с киевским войтом Андреем Ходыкой на всякий случай присоединилось к погромщикам, демонстрируя им свою лояльность.
На второй день нового 1649 года Хмельницкий триумфально въехал через Золотые Ворота в Киев, который приветствовал его перезвонами церквей, пушечными выстрелами и тысячными толпами народа. Студенты Киевской академии приветствовали его в декламациях как Моисея, Богом данным (игра слов с именем Богдан) освободителем от польской неволи малорусского народа.
Его встречали Иерусалимский патриарх Паисий и Киевский митрополит Сильвестр Косов, и под пушечные выстрелы благословил на войну с поляками.
Понимая, что сейчас повстанцы имеют огромную силу и могут угрожать территориальной целостности самой Польши, Богдан Хмельницкий посылает новому королю ультиматум. Он представлял собой ряд требований, среди которых основными были:
• ликвидация Брестской унии
• ограничение передвижений польских войск (не дальше Староконстантинова)
• запрет польским магнатам появляться восточнее и южнее Белой Церкви
• оставить Левобережье за казаками
Ян Казимир, естественно, на такие условия не согласился, но решил продолжить переговоры с повстанцами и в январе 1649 года отправил Хмельницкому посольство во главе с его близким знакомым Адамом Киселем.
Адам Кисель являл собой пример конформиста. Будучи по происхождению православным мелкопоместным шляхтичем, он верой и правдой служил польской короне (короли настолько высоко ценили его преданность, что своими пожалованиями превратили Киселя в настоящего олигарха). Участвуя в многочисленных малых и больших войнах, пан Кисель заслужил репутацию храброго воина, но по настоящему его талант раскрылся в дипломатической деятельности.
Бескомпромиссная политика полонизации и окатоличивания утвердившаяся в Речи Посполитой, лишила её власти возможности влиять на малорусское пересичное население (обывателей) через авторитетных представителей местной элиты. Практически все они перешли в другую веру и предпочли забыть о своих русских корнях. Схизматик (православный) Кисель оказался чуть ли не единственным высокопоставленным чиновником, с которым козаки соглашались вступать в переговоры. Именно на его плечи возложили нелёгкую задачу по достижению мирных договорённостей с мятежниками.
Однако несомненно присущая Киселю харизма, его красноречие и умение убеждать людей не дали реальных результатов. Переговоры с Богданом были бесплодны, ибо гетман уже не хотел возвращаться в прошлое, а королевский комиссар не мог предложить ему заманчивых перспектив.
«Сказка про доброго короля», подпитывающая надежды, желающих обманываться, малорусов весь 1648 год, закончилась. Стало ясно, что нового этапа войны не избежать, и стороны продолжили собирать новые военные силы. Здесь очень кстати для поляков пришлось завершение Тридцатилетней войны в Европе, так как большое количество наёмников осталось «без работы». Поэтому в 1649 году польское войско серьёзно укрепилось за счет немецких, шведских, итальянских отрядов.
Хорошо осведомлённый о приготовлениях противника, Хмельницкий отчаянно искал союзников для совместной кампании против Яна-Казимира. Поначалу гетман уповал на помощь Москвы. Патриарх Паисий за обильным рождественским столом наплёл ему о большом желании царя и бояр прийти на помощь «братскому православному народу». Поскольку иерарх собрался ехать в Белокаменную за материальной поддержкой, то в спутники ему Богдан отправил Мужиловского с наказом возбудить в москалях праведный гнев против ляхов и подтолкнуть их к реваншу за учинённую Смуту. Проще говоря, козацкий вождь решил натравить «братьев» на своих врагов и в роли второстепенного союзника отвоевать право на самостийность. Миссия полковника была столь грубо исполнена, что думцы поначалу опешили, а затем, посадив козацкого гостя под арест, отправили гонца к гетману за разъяснениями. Пришлось Хмельницкому оправдываться за «самодеятельность» посланника и письменно подтверждать намерение Войска Запорожского присягнуть на верность Алексею Михайловичу.
Особой выгоды от Богданова предложения царь и бояре не почувствовали. Воевать за козацкие привелеи никто не хотел, а мысль о возвращении Смоленска не увязывалась с судьбой населения Малой Руси. Гетману пообещали помочь зерном, фуражом, военными припасами - да и только…
Не было конкретики и в предложениях из Стамбула. Мурад-ага прислал велеречивого переговорщика, который в изысканных восточных выражениях обещал козакам «золотые горы» за их гарантии не нарушать спокойствие границ империи. Ни о каком вмешательстве в конфликт малорусов с польским королём речь не шла (все силы османов были брошены на покорение Крита). Надежду дарил лишь Торговый договор, дающий жителям Малороссии право свободного плавания по Чёрному и Эгейскому морям и разрешение на заход в турецкие порты [Королёв В.Н. Босфорская война. / Договор 1649 г. турецкого Султана с войском Запорожским. Ростов на Дону, 2002 – электронная версия]. Хорошее дело – морская торговля, да только весь флот в лихолетье «козацкой войны» был предан огню и топору.
Впрочем, миссия турецкого посланника имела и определённый положительный эффект. В Бахчисарае не могли не отреагировать на легитимацию отношений Порты с Запорожским войском. Ислам-Гирей перестал дистанцироваться от событий на Польской украине и не только принял предложение Хмельницкого о совместном рейде татар и козаков в посполитые земли, но и решил лично возглавить Большой Юрт (Орду).
К началу мая 1649 года Польша и повстанцы завершили подготовку к новому этапу войны. В середине месяца Ян Казимир двинул польское войско на границу Подолья и Волыни. Там, по данным его разведки, козаки могли объединиться с турками, чтобы атаковать Львов. Видимо зимние переговоры гетмана с османским посланником ввели королевских осведомителей в очередное заблуждение, что заставило поляков рассредоточить силы в двух лагерях. Первый под началом Адама Фирлея располагался у городка Заслав, второй во главе с Станиславом Лянцкоронским – в верховьях Южного Буга.
Пассивная стратегия посполитых военачальников подрывала боевой дух солдат. Томительное ожидание неведомой угрозы, то ли с востока, то ли с юга, забирало у людей кучу энергии. Поначалу им казалось, что только один вид их грозного войска обратит в бегство варваров-схизматиков. Однако, по мере приближения козаков и татар к дислокациям коронных хоругвей шапкозакидательские настроения утонули в панических слухах о 300 тысячной армии противника, оставляющей после себя выжженное поле (реальная численность повстанцев и крымцев была в три раза ниже).
Фирлей и Лянцкоронский соединили свои силы и отступили к Збаражскому замку. Там к ним присоединился князь Вишневецкий, который зимой поссорился с королём из-за гетманской булавы. Новая опасность вынудила его забыть про прежние обиды и отдать себя в распоряжение командующих. Впрочем, те не стали возражать против главенства князя Иеремии, надеясь, что его авторитет среди военных обеспечит успех в противостоянии с Хмельницким.
Посполитое войско, числом около 20 тысяч солдат, соорудило вокруг небольшой Збаражской цитадели внушительный оборонительный лагерь. К концу июня 1649 года козаки и татары приступили к его осаде. Попытки атаковать сходу провалились. Союзники плохо взаимодействовали друг с другом. Малорусы шли на приступ под защитой гуляй-городов, а ханские аскеры гарцевали за их спинами, осыпая обороняющихся тучами стрел. Дождливая погода отрезала конницу от пехоты и ослабила ударную силу штурма.
После нескольких провалов Хмельницкий решил взять крепость измором. Он окружил врага кольцом земляных укреплений, с высоты которых расстреливал территорию укрепившегося противника. Поляки освоили искусство «окопной войны», на момент обстрелов они прятались за брустверами или в норах-убежищах, но при малейших попытках козаков прорваться вовнутрь земляных валов высыпали наверх и сражались, не жалея живота своего.
И всё же гарнизон Збаража был на грани отчаянья. В польском стане начался голод, а шансов прорвать блокаду своими силами у Вишневецкого не было. Поляки ели собак, кошек, мышей, всякую падаль, пили отравленную трупами воду. Они ослабели от голода и массовых болезней. Половина гарнизона погибла или была выведена из строя.
В это время король Ян Казимир медленно двигался от Варшавы к Люблину и Замостью, пытаясь собрать побольше войска. Когда его армия остановилась у Торопова, чтобы прояснить обстановку, к королю прибыл вестник, сообщивший об отчаянном положении защитников Збаража. Желая спасти отважный гарнизон, король с 30 тысячным войском решил идти ему на помощь. Разведка Хмельницкого немедленно прореагировала на приближение противника. Оставив у крепости часть полков во главе с Чарнотой, гетман поспешил навстречу неприятелю. Его разношёрстная армия насчитывала около 70 тысяч человек, раздосадованных збарожской осечкой и жаждущих победных трофеев.
Плохо информированный о действиях повстанцев и татар, король затеял переправу через речку Стрыпу у Зборовского замка. Место было неудобное, болотистое. Чтобы перетащить обоз на левый берег, Ян Казимир поделил армию на две части. Авангард, состоящий из наиболее боеспособных отрядов, закрепился на новом рубеже, а арьергард, набранный из ополченцев, прикрывал собирающих лагерные пожитки обозников.
15 августа 1649 года, передовой отряд татарского юрта обошел дислокацию поляков с севера и вброд переправился на правый берег Стрыпы. Путь к полуразобранному лагерю поляков был открыт. Застигнутые врасплох, ополченцы практически не оказали сопротивления. Король попытался оказать им помочь, но узкий мост погасил энергию гусарской атаки. Разрозненные группы тяжелой кавалерии стали лёгкой добычей для мобильной конницы крымцев. Переживать этот конфуз долго не пришлось. Ислам-Гирей с основной частью летучей орды ударил по главным силам королевского войска. Блицкрига не получилось, поскольку немецкая пехота сумела погасить наступательный пыл татар при атаке по фронту, а конные хоругви пресекли их попытки обойти позиции с флангов. К вечеру бой стих. Поляки окопались в наспех выстроенном лагере и пытались осмыслить своё незавидное положение. Королю советовали, воспользовавшись ночной темнотой, бежать из вражеского кольца. Ян-Казимир, обладающий целой россыпью отрицательных качеств, никогда и никому не давал повода усомниться в личной отваге. Он отказался бросить попавших в беду солдат и принялся писать письма вождям неприятельского лагеря.
Первое письмо «Его милость» адресовал крымскому хану. Он упрекнул своего царственного брата за его недальновидную политику вмешательства во внутренний конфликт сюзерена со своим вассалом. Это был сильный ход. Ислам Гирей ревниво относился к «подвигам» Хмельницкого и Тугай-Бея, которые умудрились за год поставить на колени сильнейшее восточно-европейское государство. Слава победоносного полководца досталась не ему – потомку Чингисхана, повелителю Крыма и Ногайских степей, а простому козаку, на шее которого остались следы от железного ошейника каторжного раба!
Ян Казимир напомнил хану про его польский плен, случившийся с ним в юные годы, и про «жест доброй воли» короля Владислава отпустившего крымского принца домой без унизительной торговли за выкуп. Он выразил надежду, что сегодняшний триумф падишаха на поле боя не подтолкнёт того к опрометчивому поступку – к уничтожению законной власти династии Ваза. Если Речь Посполита останется без короля, то в стране воцарится хаос и нищета. В этом случае пострадают интересы и самого хана, чья казна ежегодно пополняется «поминками» из Варшавы.
Послание Хмельницкому было значительно короче. Ян Казимир упрекал гетмана в нарушении перемирия и не признавал за ним права на рокош (неповиновение королю), поскольку в конфликте тот опирался на украинскую чернь и крымских татар. Король повелевал своему вассалу отвести войска на десять вёрст и ожидать депутации от «Его милости».
Казалось, что капитуляция поляков под Зборовом неизбежна
Эффект от королевской дипломатии наступил не сразу. Поутру битва продолжилась. Польский лагерь отчаянно отбивался от атак козацкой пехоты и ордынской конницы. Казалось, ещё немного и повстанцы сомнут потрёпанное шляхетское войско. Однако, к полудню сражение внезапно прекратилось. Со стороны нападавших к королю прибыли переговорщики с письмами от хана и гетмана.
Ислам-Гирей, упрекая Яна Казимира в нарушении обязательств по уплате «поминок», соглашался урегулировать конфликт на «самом высоком уровне». Хмельницкий заверил короля в своей преданности, напомнив тому, что воевать его вынудили «кривды от панов-державцев», и выражал надежду на скорейшее примирение во благо Речи Посполитой.
Переговоры между враждующими сторонами прошли без участия Хмельницкого. Многими современными исследователями данный факт сепаратного соглашения хана с королём расценивается, как коварное предательство. Однако, следует помнить, что в XVII веке правила дипломатии значительно отличались от нынешних норм. Право заключать прямые договоры и соглашения могли только равные по статусу особы. Хмельницкому, скорее всего, пришлось довериться Ислам-Гирею. Опыт союзничества гетмана и «падишаха Великой орды» был невелик, но ошеломительные успехи, достигнутые козацко-татарским войском за прошедший год, не позволяли им усомниться друг в друге. Не случайно, накануне Зборовской битвы, хан вернул Богдану сына Тимоша, оставленного им в заложниках за помощь аскеров Тугай-Бея.
17 августа 1649 года польский канцлер и ханский визирь приступили к обсуждению условий «вечного мира». Стороны договорились довольно быстро. Государства заявляли о «вечной приязни», и намерении бороться против общих врагов. Отныне крымцам дозволялось пасти скот по берегам рек Ингул и Большая Высь, а король соглашался на уплату «поминок» и огромный единовременный выкуп 200 000 талеров.
Интересно! Хмельницкому показалось, что поляки, на этот раз, слишком легко отделались, но хан заявил гетману, что тот «не знает меры своей, хочет пана своего до конца разорить… надобно и милость показать» [Д. Бурковский «Второе лето Хмельниччины: Збаражская эпопея», электронный ресурс warspot.ru].
Татарские дипломаты передали польской стороне требования о предоставлении автономии Войску Запорожскому. Изучив их, Ян Казимир испытал немалое смущение, поскольку аппетиты козацкой старшины значительно выросли и по сути меняли государственное устройство Речи Посполитой.
Попытки смягчить позицию гетмана успеха не имели. Хмельницкий по-прежнему держал в осаде остатки королевского войска. В итоге, Ян Казимир согласился проявить к козакам «милость и милосердие».
Скреплённый королевской печатью договор Речи Посполитой с Войском Запорожским гласил:
• Войско Запорожское получало автономию. На территории, выделенной Хмельницкому (около 200 000 кв. км с примерно 1,6 млн населения - Киевское, Брацлавское и Черниговское воеводства), сохранялось козацкое политическое устройство и суд;
• реестр увеличивался до 40 000 человек. Все бывшие крестьяне, не вошедшие в него, должны были немедленно вернуться к своим панам;
• войскам Речи Посполитой, за исключением козацкого реестра, запрещалось заходить на территорию Войска Запорожского;
• всем повстанцам объявлялась амнистия;
• всей шляхте, включая католиков, возвращались их владения, отнятые во время восстания;
• в Киеве и других городах козацкой автономии запрещалось появляться иезуитам и евреям;
• административные должности в козацкой автономии отныне могли занимать только православные;
• митрополиту Киевскому обещано было место в сенате и затем, в его присутствии и согласно его желанию, должно быть постановлено решение на сейме относительно вопроса об уничтожении унии и возвращении православных церквей и вотчин, приписанных к ним.
В отношениях между козаками и королевской властью был достигнут предел возможного. Дальнейшее расширение привилей и свобод для черкаского сословия превышало финансовые и политические ресурсы Речи Посполитой. Даже в таком виде Договор не имел шансов на утверждение в Сейме. Ян Казимир это прекрасно понимал, но, припёртый к стенке безвыходной ситуацией, следовал принципу «клятвы, данные в бурю, забываются в тихую погоду».
Хмельницкий испытывал двойственные чувства. С одной стороны, королевская грамота даровала козакам невиданные доселе бенефиции, превращая Войско Запорожское в субъект внутренней политики польского государства. Однако, некоторые ключевые вопросы гетману решить не удалось. Были полностью принесены в жертву интересы крестьян, мещан и тех козаков, которые не входили в реестр. Отмену унии и возвращение православным имущества договорились передать на рассмотрение польского сейма, хотя это давало стопроцентную гарантию, что ничего отменено и возвращено не будет.
Заключив компромиссный договор с Яном Казимиром, козаки и татары вернулись ко всё ещё осаждённому Збаражу (Ислам-Гирей потребовал отступных денег от блокадного гарнизона). Защитники крепости, почти сразу узнавшие о поражении коронного войска, находились в подавленном настроении. Князь Вишневецкий ещё пытался вселить в солдат надежду на помощь литовского гетмана Радзивилла, но голодные и измученные люди отказывались ему верить. Начались переговоры о капитуляции. 22 августа остатки армии Вишневецкого покинули крепость, оставив казну (40 000 талеров) и прочие припасы на разграбление татарам.
Козацкое войско не покидало территории Великой Польши до ноября 1649 года, пока из Варшавы не пришла весть об утверждении договора сеймом. Взбешённая уступками канцлера Оссолинского и короля Яна Казимира, шляхта поначалу наотрез отказалась ратифицировать «пожалования» черкасам, но сохраняющаяся угроза от повстанцев вынудила их одобрить почти все статьи, кроме ликвидации унии и возвращения храмов схизматикам. Предоставив возможность православным иерархам самим «повоевать» за свои интересы, Хмельницкий повернул армию в сторону Малой Руси. Успешная война закончилась и перед гетманом предстала новая, гораздо более сложная задача: вернуть страну к мирной жизни.
Недоверие козаков к шляхте не позволяло Богдану махнуть рукой на обманутый плебс, который не желал возвращаться в панское стойло. Он, как мог, успокаивал разочарованных малорусов, подкупал или ликвидировал их буйных вожаков, пытался поддержать возвращение посполитых на «свои земли» и восстановить там прежние порядки. Вместе с тем, Хмельницкий проливал слёзы по поводу «басурманской измены» и сокрушался, что из-за неё он вынужден действовать во вред своему народу. Достаточно грубое лицедейство гетмана произвело на его сторонников сильное впечатление. Ему поверили и простили.
После Зборова начинается трансформация козацкого вождя Хмеля в лидера народно-освободительного движения. Сословный бунт обернулся революцией. Идея пощипать шляхту ради «привилей» уступила место новой стратегии – борьбе за самоопределение.
Но где взять силы для защиты того, что завоёвано? Как преодолеть разруху и успокоить море людских страстей? Кого из соседей избрать в верные союзники для решения судьбы целого народа?
Душевные переживания Богдана Хмельницкого хорошо переданы Василием Осиповичем Ключевским в «Курсе Русской истории»:
"...Успехи Богдана превзошли его помышления: он вовсе не думал разрывать с Речью Посполитой, хотел только припугнуть зазнавшихся панов, а тут после трех побед почти вся Малороссия очутилась в его руках. Он сам признавался, что ему удалось сделать то, о чем он и не помышлял. У него начала кружиться голова, особенно за обедом. Ему мерещилось уже Украинское княжество по Вислу с великим князем Богданом во главе; он называл себя «единовладным самодержцем русским», грозил всех ляхов перевернуть вверх ногами, всю шляхту загнать за Вислу и т. д. Он очень досадовал на московского царя за то, что тот не помог ему с самого начала дела, не наступил тотчас на Польшу, и в раздражении говорил московским послам вещи непригожие и к концу обеда грозил сломать Москву, добраться и до того, кто на Москве сидит. Простодушная похвальба сменялась униженным, но не простодушным раскаянием. Эта изменчивость настроения происходила не только от темперамента Богдана, но и от чувства лжи своего положения…" [В. О. Ключевский «Полный курс лекций». М., 2002, том 2, гл. 46]
«Ложное положение» Хмельницкого проявлялось практически на всех фронтах, где он хотел бы искренне договориться. И Варшава, и Москва не видели в гетмане и его козачине субъектности. С точки зрения европейских монархов земля принадлежит не народу, а конкретному государю. Для Яна Казимира украинские воеводства были законными коронными землями, которые Польша забрала у Литвы под опеку, дабы оборонить их от московитов и татар. Формальным поводом для такой «аннексии» было династическое право Ягеллонов на земли Великого Княжества Литовского. Царь Алексей Михайлович рассматривал всю Малую Русь как удел державы Рюриковичей, от которого не он, ни его предки никогда не отказывались. Попытки прыткого козака объявить себя «руским князем» воспринимались и на Востоке, и на Западе, как самозванство и подрыв правовой системы.
С этой точкой зрения был согласен и крымский хан. Чингизиды и Романовых-то за суверенов признавали, скрипя зубами, а тут запорожский атаман стал переписывать все мыслимые и не мыслимые правила. Ислам-Гирей, после Зборова, решил было прекратить сотрудничество с Хмельницким, но в Бахчисарае его ждал сюрприз – письмо Великого визиря. Мурад-ага просил падишаха повлиять на гетмана, чтобы тот обратился к Султану за покровительством и достаточно подробно изложил план такого «союза». Планировавшийся альянс не ущемлял христианскую веру или суверенитет козаков, и в тоже время давал им защиту от польского возмездия. В свою очередь, малорусы вбивали клин в возможный польско-русский союз и позволяли Империи стать полной хозяйкой на Северном Причерноморье.
Не смея перечить всесильному янычару, Ислам-Гирей продиктовал письмо Хмельницкому, начав его с удивительной фразы: «Милостивий пане Хмелницкий, мой милостивий пане и приятелю» [В.Е. Возгрин «История крымских татар: очерки этнической истории коренного народа Крыма»- электронная версия]. Лично знакомый с гетманом падишах знал, что тот растает от подобного обращения и наверняка серьёзно отнесётся к нижеизложенному предложению.
Почти одновременно, Визирь прислал Хмельницкому в Чигирин от имени султана подарки, сопровождавшие обычно принятие под османское покровительство. А именно: саблю, знамя с изображением полумесяца, знак власти (в данном случае — гетманскую булаву) и грамоту, в которой признавалась верховная власть гетмана над Польской украиной.
Богдан, сидя за столом в гетманских хоромах, с удивлением и воодушевлением смотрел на султанские дары и «сладкое» ханское письмо. Ещё вчера ему казалось, что мир вокруг рушится и возможно его ждёт участь Павлюка, которого когда-то он вместе с козацкой старшиной предал в обмен на королевское прощение и мирное благополучие, а тут такой поворот. Может быть Фортуна вновь повернулась к нему лицом?
Уважаемый читатель! Данная статья является продолжением повествовательного сериала «Хмельнитчина»:
II часть. Богдан Хмельницкий – «чёрный лебедь» Речи Посполитой
III часть. Союз Креста и Полумесяца против Белого орла
IV часть. Огонь козацкой революции
V часть. Смерч на рубежах Великопольских земель...
А если тебе понравился материал, обязательно оцени его и подпишись, чтобы следить за продолжением истории Хмельнитчины. Нам важно видеть, что наш труд востребован и интересен.
Оценили 82 человека
134 кармы