Великий пост в Церкви называют «весной души». Это сравнение носит далеко не случайный характер, ведь весна – это время пробуждения природы от зимней спячки. Вместе с первыми весенними солнечными лучами земля преображается, сбрасывает с себя снежные покровы и облекается в новые одежды, радующие нас обилием своих красок и цветов.
О покаянии и об исповеди.
Епископ Русской православной церкви, митрополит Сурожский. В 1965-1974 годы - Патриарший экзарх Западной Европы. Автор многочисленных книг и статей о духовной жизни и православной духовности, мемуаров.
Родился: 6 июня 1914 г., Лозанна, Швейцария. Умер: 4 августа 2003 г. (89 лет), Лондон
Цитата: Мы должны научиться так смотреть друг на друга, как на самое драгоценное, что есть на свете.
Таинство Покаяния
Все богослужение Великого поста направлено на возбуждение в человеке чувства покаяния, без которого невозможно его внутреннее преображение. Именно в эти дни, когда мы настраиваемся на более тесное общение с Богом, свободное от суеты и поспешности, бывает намного проще взглянуть на себя сквозь призму Евангельского учения. Именно оно будет являться главным мерилом нашей греховности или праведности, поскольку именно им мы будем либо оправданы, либо осуждены.
Одно из главных доказательств Божественного происхождения Священного Писания – это его сверхъестественная способность кардинально менять не только мировоззрение, но и образ жизни всякого человека.
Святыми не рождаются – ими становятся, причем такие же люди, как мы. Таких случаев известно очень много, но особое место во время Великого поста обращено Церковью на жизнь преподобной Марии Египетской.
Именно ее пример является наиболее показательным для нас, так как демонстрирует нам не только глубину падения, которой может достичь душа, не знающая Бога, но и преображающую силу покаяния.
Покаяние заключается в том, чтобы обернуться к Богу лицом. Это момент – только изначальный, но решительный, когда мы вдруг переменяем курс и вместо того, чтобы стоять спиной или боком по отношению к Богу, к правде, по отношению к своему призванию, делаем первое движение, – мы обратились к Богу.
Мы еще не покаялись, в том смысле, что не изменились, но для того, чтобы это случилось, мы должны что-то пережить: невозможно отвратиться от себя и обратиться к Богу просто потому, что нам вздумалось.
Бывает, что человек живет спокойно, ничего особенного с ним не происходит, он как бы “пасется” на поле жизни, щиплет траву, не думая ни о бездонном небе над собой, ни о какой-либо опасности; ему жить хорошо. И вдруг случится нечто, что обращает его внимание на то, что не все так просто; вдруг он обнаруживает: что-то “не то”. Каким образом? Это бывает очень разно.
Бывает, что человек совершает тот или другой как будто незначительный поступок – и вдруг видит его последствия.
Бывает, что мысль, которая приводит нас к покаянию, настигает нас не трагично, а мы вдруг слышим, что о нас думают люди. У нас всегда хорошее представление о самих себе, и когда нас критикуют, у нас тенденция думать, что тот человек, который нас не видит такими прекрасными, какими мы себя видим, ошибается.
И вдруг мы услышим мнение других людей о нас. Мы считали себя героями, а все думают, что мы трусы. Мы считали себя безукоризненно правдивыми, а люди думают, что мы лукавы, и т.д. Если остановиться вниманием на этом, мы уже ставим перед собой вопрос: что я?..
И в тот момент, когда мы ставим перед собой этот вопрос, встает и следующий: какое мое призвание в жизни?.. Я говорю не о ремесленном призвании, а – каким человеком я могу стать? Неужели я удовлетворен тем, чем являюсь? Не могу ли я себя как бы перерасти, стать лучше?..
Иногда бывает, что не народный глас, не голос того или другого нашего знакомого обращает наше внимание на нас самих, а чтение, например, Евангелия. Я читаю Евангелие и вдруг вижу, каков может быть человек; я вижу образ Христов во всей его красоте или, во всяком случае, в той мере красоты, какую я способен воспринять, и начинаю себя сравнивать.
Вот когда я начинаю обращаться не на себя самого, а либо на образ Христа, либо на то, что обо мне думают люди – тогда-то и начинается суд надо мной. И в тот момент, когда начинается суд, начинается и покаяние.
Это еще не полнота покаяния, потому что произнести над собой качественный суд не значит быть раненным в душу тем, что я совершил или чем являюсь. Иногда головой мы сознаем, что плохи или должны бы быть иными в том или другом отношении, а чувством мы этого не можем пережить. Я вам дам пример.
В 1920-ые годы во Франции был съезд Русского Студенческого Христианского Движения. Там присутствовал замечательный священник, отец Александр Ельчанинов, писания которого некоторые из вас, наверное, читали, потому что они были изданы не только за границей, но теперь и в России.
К нему на исповедь пришел офицер и сказал: “Знаете, я вам могу выложить всю неправду моей жизни, но я ее только головой сознаю; мое сердце остается совершенно нетронутым, мне все равно. Головой я понимаю, что это все зло, а душой не отзываюсь ни болью, ни стыдом”.
И отец Александр сделал потрясающую вещь; он сказал: “Не исповедуйтесь у меня, это будет совершенно напрасно. Завтра, перед тем как я буду служить литургию, вы выйдете вперед и, когда все соберутся, повторите то, что только что сказали мне, и принесете исповедь перед всеми собравшимися”.
Офицер согласился на это, потому что чувствовал, что он мертвец, что в нем жизни нет, что у него только память да голова, но сердце мертво и жизнь в нем погасла. И он вышел с чувством ужаса: вот, я сейчас начну рассказывать, и весь съезд от меня отвернется. Все с ужасом посмотрят на меня с мыслью: мы думали, что он порядочный человек, а он не только негодяй, но и мертвец перед Богом…
Он стал, пересилил свой страх и ужас и начал говорить. И случилось нечто для него совершенно неожиданное: в момент, когда он сказал, для чего он стал перед царскими вратами, весь съезд к нему обратился сострадательной любовью, он почувствовал, что все ему открылись, все открыли объятия своего сердца, все с ужасом думают о том, как ему больно, как ему стыдно..
И он разрыдался и в слезах произнес свою исповедь; и для него началась новая жизнь.
Тут мы касаемся очень важного момента, именно – покаяния.
Покаяние не заключается в том, чтобы хладнокровно увидеть в себе грех и его принести Богу на исповеди; покаяние заключается в том, чтобы нас что-то так ударило в душу, что из наших глаз и из нашего сердца вырвались слезы. Святой Варсонофий Великий говорит, что слезы истинного покаяния могут нас очистить так, что уже делается ненужным идти на исповедь, потому что то, что простил Бог, человеку нечего разрешать.
Есть и другое место у ученика святого Симеона Нового Богослова, святого Никиты Стифата, где говорится, что слезы истинного покаяния могут вернуть человеку даже потерянную телесную девственность… Покаяние должно быть именно такое.
Но мы не можем так каяться постоянно, это нам не под силу. Что же нам делать? Делать надо вот что. Вы, наверное, читали о том, как совершаются раскопки древних городов или памятников. Приходит археолог и начинает скрести землю. Сначала он видит только обыкновенную почву, но постепенно начинает различать какие-то очертания того, что давным-давно легло под землю. Это уже первое видение.
Когда мы самым зачаточным образом видим в себе что-либо недостойное ни нас самих, ни той любви и уважения, которыми мы окружены, ни той любви, которую Бог нам проявляет, это уже начало нашего прозрения, и мы можем пойти на исповедь и сказать: “Я знаю теперь, что под почвой, может быть, очень глубоко, лежит мир греха, но кое-что я о нем узнал уже на поверхности, я хочу это принести Богу и сказать: я это увидел.
Ты мне помог это увидеть, Господи, и я отрекаюсь от этого зла. Я пока еще не умею каяться, но умею знать, что это несовместимо ни с моей дружбой с Тобой, ни с тем отношением, каким я окружен своими близкими, ни с тем, чем я хочу быть…”
Существует средневековая разрешительная молитва, оканчивающаяся словами: “И да простит тебе Господь все грехи, в которых ты истинно раскаялся”. Прощается не просто то, что ты рассказал, а то, перед чем ты содрогнулся душой, что тебя обдало ужасом. Остальное является новой твоей задачей.
Ты должен дальше и дальше, глубже и глубже уходить в себя, в эти раскопки, и продолжать находить то, что недостойно ни тебя, ни Бога, ни того, что о тебе думают люди. Таким образом исповедь делается частью постепенно углубляющегося покаяния, перед тобой постепенно раскрываются новые глубины.
Но вы скажете: “Неужели жизнь заключается в том, чтобы уходить в эти глубины, видеть в себе только зло, одно зло, всё уходить в тьму? С этим жить нельзя!” Нет, с этим жить нельзя, но тьму разгоняет свет. Если мы видим в себе что-либо темное, то лишь потому, что свет проник в новую глубину нашей жизни.
Если ты хочешь по-настоящему каяться, исповедоваться поистине и меняться, тебе не надо сосредотачиваться только на том, что в тебе плохо, тебе нужно как бы впустить в себя свет.
А для этого надо обратить внимание на то, что у тебя уже есть светлого, и во имя этого света бороться со всей тьмой, которая в тебе есть”. – “Да, но как это делать? Неужели думать о себе: вот, я такой хороший в том или другом отношении?”
Читай Евангелие и отмечай в нем те места, которые ударяют тебя в душу, от которых трепетно делается сердце, ум светлеет, которые соберут твою волю к желанию новой жизни. И знай, что в этом слове, в этом образе, в этой заповеди, в этом примере Христа ты нашел в себе искорку Божественного света.
В этом отношении оскверненная, потемневшая икона, которой ты являешься, просветлела. Ты уже хоть немного похож на Христа, в тебе уже немного начинает проявляться образ Божий. А раз так, то запомни, что если ты будешь грешить против этого, ты будешь осквернять святыню, которая в тебе уже есть, уже живет, уже действует, уже растет.
Во-первых, потому что там, где свет, тьма уже рассеяна, а во-вторых, когда ты обнаружил в себе какую-то область света, чистоты, правды, когда ты вдруг смотришь на себя и думаешь: в этом отношении я на самом деле настоящий человек, не только мразь, которую я себе представлял, – тогда ты можешь начать бороться с тем, что наступает на тебя, как враги наступают на город или на войско, чтобы свет потемнел в тебе.
Ты, например, научился почитать чистоту. И вдруг в тебе поднимается грязь мыслей, телесных желаний, чувств, чувственность. В этот момент можешь себе сказать: я обнаружил в себе искорку целомудрия, искорку чистоты, желание кого-то полюбить без того чтобы этого человека осквернить даже мыслью, не говоря уж о прикосновении; нет, эти мысли я в себе допустить не могу, не стану. Я буду бороться против них; и для этого обращусь ко Христу и буду кричать к Нему: Господи, очисти! Господи, спаси! Господи, помоги! – и Господь поможет. Но Он не поможет тебе, раньше чем ты сам поборешься”.
Есть рассказ в жизни святого Антония Великого о том, как он отчаянно боролся с искушением, боролся так, что наконец в изнеможении упал на землю и лежал без сил. И вдруг перед ним явился Христос. Не имея даже сил подняться, Антоний говорит: “Господи, где же Ты был, когда я так отчаянно боролся?” И Христос ему ответил: “Я стоял невидимо рядом с тобой, готовый вступить в бой, если бы только ты сдался. Но ты не сдался – и победил”.
И вот я думаю, что каждый из нас может научиться так каяться и приходить на исповедь каждый раз уже с новой победой и с новым видением того поля битвы, которое перед нами раскрывается все шире и шире. И мы можем получить прощение наших грехов от Христа, прощение того, что мы уже в себе начали побеждать; и кроме того, получить благодать и новую силу побеждать то, что мы еще не победили.
Об исповеди
Говоря о покаянии, я только коснулся исповеди, но вопрос об исповеди настолько важен, что я хочу на нем остановиться подробнее и глубже.
Исповедь бывает двоякая. Бывает личная, частная исповедь, когда человек подходит к священнику и открывает в его присутствии свою душу Богу. И бывает общая исповедь, когда люди сходятся большой или малой группой, и священник произносит исповедь за всех, включая себя самого. Я хочу остановиться сначала на частной исповеди и обратить ваше внимание вот на что.
Человек исповедуется – Богу. В поучении, которое священник произносит перед исповедью отдельного человека, говорится: “Се, чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое; я же – только свидетель”. Это надо помнить: мы исповедуемся не священнику и не он является нашим судьей.
Я бы сказал больше: даже Христос в этот момент не является нашим Судьей, а является сострадающим нашим Спасителем. Это очень, очень важно, потому что когда мы приходим на исповедь, мы находимся в присутствии свидетеля. Но что это за свидетель, какова его роль?
Свидетели бывают различные. Например: случилась авария на дороге. Какой-то человек стоял при дороге и видел, что случилось; его спрашивают, что произошло. Ему совершенно все равно, кто прав, кто виноват, он просто говорит: я видел то-то и то-то…
Есть другой род свидетелей – на суде: один свидетельствует против подсудимого, другой – в его пользу. Это совершенно иное положение, и этому частично соответствует священник, потому что он стоит перед Христом и говорит: “Господи, он к Тебе пришел в покаянии, – прими его! Уж если мне его жалко, то, конечно, Тебе его жалко много больше, чем мне. Я его спасти не могу, я могу с ним кое-чем поделиться, чем-то помочь, но Ты можешь его преобразить”.
А есть третий род свидетеля. Когда совершается брак, приглашают самого близкого человека. Он – тот, кто в Евангелии назван “друг жениха” (в нашей практике можно было бы сказать также “друг невесты”). Это самый близкий жениху и невесте человек, который может разделить с ними самым полным образом радость преображающей встречи, соединяющего чуда.
И вот священник занимает это положение: он – друг Жениха, друг Христов, он кающегося приводит к Жениху-Христу. Он – тот, который так глубоко связан любовью с кающимся, что готов с ним разделить его трагедию и привести его к спасению. И когда я говорю “разделить его трагедию”, то говорю о чем-то очень, очень серьезном.
Мне вспоминается один подвижник, которого однажды спросили: “Каким образом каждый человек, который к тебе приходит и рассказывает о своем житье-бытье, даже без чувства покаяния или сожаления, вдруг бывает охвачен ужасом перед тем, насколько он грешен, и начинает каяться, исповедоваться, плакать – и меняться?”
И этот подвижник дал замечательный ответ. Он сказал: “Когда человек приходит ко мне со своим грехом, я этот грех воспринимаю как свой. Мы с этим человеком едины; те грехи, которые он совершил действием, я непременно совершил мыслью или желанием, или поползновением.
А произнося слова разрешительной молитвы, священник их либо предваряет наставлением, либо нет. И это тоже требует честности и внимания. Иногда бывает, что священник слушает исповедь, и вдруг ему явно, как бы от Бога, от Духа Святого открывается, чтó он должен сказать кающемуся.
Ему может показаться, что это не к делу, но он должен слушаться этого голоса Божьего и произнести эти слова, сказать то, что Бог ему положил на душу, на сердце и в ум. И если он так поступит, даже когда это как будто не относится к исповеди, которую принес кающийся, он говорит то, что нужно кающемуся.
Иногда у священника нет чувства, что эти слова от Бога. (Знаете, и у апостола Павла в посланиях встречаются места, где он пишет: “Это я вам говорю именем Божиим, именем Христовым…”, или “Это я вам говорю от себя…”).
Но это не значит, что тогда слова священника – “отсебятина”; это то, что он познал из личного опыта, и он делится этим опытом, – опытом греховности, опытом покаяния и того, чему его научили другие люди, более чистые, более достойные, чем он сам.
А иногда честный священник должен сказать: “Я всей душой болел с тобой во время твоей исповеди, но сказать тебе на нее ничего не могу. Я буду молиться о тебе, но совета дать не могу”.
И у нас есть пример тому. В житии преподобного Амвросия Оптинского описываются два случая, как к нему приходили люди, открывали свою душу, свою нужду, и он три дня их держал без ответа. И когда наконец у него настоятельно просили ответа, он сказал: “Что я могу ответить? Вот три дня я молю Божию Матерь меня просветить и дать ответ, – Она молчит; как же я могу говорить без Ее благодати?”
Человек должен прийти и свою душу изливать. Не повторять чужие слова, смотря в книжку, а поставить перед собой вопрос: если бы я стал теперь перед лицом Христа Спасителя и всех людей, которые меня знают, что явилось бы для меня предметом стыда? что я не готов открыть перед всеми, потому что было бы слишком страшно, что меня увидели, каким я себя вижу?.. Вот в чем надо исповедоваться.
Поставь себе вопрос: если моя жена, мои дети, мой самый близкий друг, мои сослуживцы знали бы обо мне то или другое, было бы мне стыдно или нет? Если стыдно – исповедуй. Если то или другое стыдно открыть Богу (Который и без того это знает, но от Которого я стараюсь это спрятать) или было бы страшно – открой это Богу.
Потому что в момент, когда ты это откроешь, все то, что ставится в свет, делается светом. И тогда ты можешь исповедоваться и произносить свою исповедь, а не трафаретную, чужую, пустую, бессмысленную исповедь.
Таинство Причащения
Таинство Причащения, в котором происходит непостижимое для нашего разума теснейшее соединение человека с Богом, обновляет всё наше естество и попаляет невещественным огнем все старые греховные язвы. Через таинство Причащения Сам Господь становится нашим Защитником от любых нападений и происков лукавого, утратившего над нами всякую власть.
Именно поэтому Церковь в Великий пост предоставляет верующим возможность участия в трех чинах Божественной литургии: Литургии святителя Иоанна Златоуста, Литургии святителя Василия Великого и Литургии Преждеосвященных Даров.
Литургия Преждеосвященных Даров, или Литургия Григория Двоеслова, совершается по средам и пятницам всех седмиц Великого поста, а также в дни памяти Сорока Севастийских мучеников, Первого и Второго обретения главы Иоанна Предтечи, если они выпадают на будние дни.
На Литургии Преждеосвященных Даров верующим предлагаются Святые Дары, освященные ранее на Литургии святителя Иоанна Златоуста или Литургии святителя Василия Великого.
Литургия Иоанна Златоуста совершается по субботам Святой Четыредесятницы, а Литургия Василия Великого совершается в первые пять воскресений Поста, в Великий Четверг и Великую Субботу. Каждый из этих трех чинов имеет свои богослужебные особенности, почувствовать и пережить которые можно только опытным путем – путем непосредственного участия в таинстве.
Поминовение усопших
Наши усопшие не меньше нас нуждаются в церковной молитве. Мы, в отличие от них, уже покинувших свои тела и не могущих никак повлиять на свою загробную участь, еще можем помочь им обрести спасение. Все они, будучи крещеными, также являются чадами Церкви Божией, а значит, могут рассчитывать на ее помощь, заступничество и поддержку.
Церковный Устав не предполагает совершение в дни Великого поста заупокойных ектений, литий, панихид, поминовений 3-го, 9-го и 40-го дня по смерти, а также сорокоустов.
Для того чтобы не лишать усопших возможности их поминовения, Церковь определила 2-ю, 3-ю и 4-ю субботы Великого поста в качестве дней особенного моления об умерших.
Крестопоклонная неделя
Третья неделя Великого поста именуется Крестопоклонной, так как за воскресной всенощной, после великого славословия, верующим для поклонения выносится Животворящий Крест Господень. Делается это для того, чтобы укрепить верующих, прошедших первую половину Поста, в их намерении следовать выбранному пути до конца.
Все те результаты духовной работы над собой, которые были достигнуты тяжкими усилиями в первой половине Поста, должны быть закреплены последующим трудом. Венца победителя достоин не тот, кто сошел раньше времени с дистанции, но тот, кто преодолел весь путь, пусть даже и ценой ошибок и падений.
Крестопоклонная неделя демонстрирует нам близость наступающей Пасхи, близость победы Христа над смертью. Крестопоклонная неделя побуждает нас не просто не сходить с дистанции, но еще больше усилить свой личный подвиг, ради того, чтобы стать не просто свидетелями, но и соучастниками Воскресения Христова; чтобы в ответ на возглас священника: «Христос воскресе!» – радостно воскликнуть с чистым сердцем и обновленною душой: «Воистину воскресе!».
В самом начале Великого поста, как тот исходный тон, которым определяется вся великопостная мелодия, Святая Церковь предлагает нам Великий покаянный канон св. Андрея Критского. Он разделен на четыре части и читается за Великим Повечерием, вечером, в первые четыре дня Поста. Его можно описать как покаянный плач, раскрывающий нам всю необъятность, всю бездну греха, потрясающий душу отчаянием, раскаянием и надеждой.
P.S. Эту статью я решила опубликовать после просмотра вечерней службы с Патриархом Кириллом и чтением им канона Андрея Критского.
Настолько велика была сила этой службы!
По материалам статей № 1, №2, №3
Оценили 56 человек
137 кармы