Новая книга Эдуарда Лимонова "Монголия"

5 декабря в 19:00 в магазине «Буквоед» (Лиговский пр., д. 10) пройдет презентация долгожданной новой книги Эдуарда Лимонова «Монголия».

«Я дал этой книге условное название «Монголия», надеясь, что придумаю вскоре окончательное, да так и не придумал окончательное. Пусть будет «Монголия». С географической местностью и одноимённой страной книга не имеет ничего общего».

Ваш

Э. Лимонов

Пожалуй, не будем придумывать слова и аннотации, которые смогли бы заинтересовать вас, просто скажем, что это долгожданная книга одной из культовых фигур России нашего времени. Приведем лишь одно высказывание:

«Эта книга отсылает нас к легендарному лимоновскому «Дневнику неудачника». Небольшие, иногда совсем маленькие главы, как стихотворения в прозе, иногда стихотворения в публицистике.

Всё дико живое, даже животное и одновременно – обжигающе-ледяная высота духа. И нежные тающие ассоциации: чем случайней, тем верней…

Космическая пустота, в которой плавают яркие куски наблюдений – путешествия по России и за ее пределы, смерти, страсти, человечество, товарищи, покушения, тюрьмы, еда… В этот раз щедро про еду, и эти натюрморты возбуждающе сочны.

Лимонов как всегда патологически честен. Его ереси, его озарения, его чувства, его жестокая насмешка и веселая горечь, откровенность, одиночество, отвага…

Он никого и ничего не боится. Как и что хочет – так и то и пишет.

Эта энергия безоглядной свободы способна сводить с ума.

Прочитать и подумать: «А вдруг?.. А может?..» А может можно по-другому, чем другие? Еще одна книга-провокация вне привычных жанров, которая преодолевает литературную гравитацию и взламывает унылость прозябания. Если главный грех – уныние, то в каком-то смысле Лимонов – наш главный праведник. Враг уныния.

И еще – сквозь любой его мнимый аморализм бьет сильный луч праведной исповедальной чистоты, как в сакральных текстах.

Он хотел бы вставить в книгу оцинкованный лист, признается автор.

Но вся «Монголия» и так вещественна, она – вещество прямого опьяняющего действия.

«Я пил из черепа отца», – сказал когда-то поэт Юрий Кузнецов, шокировав многих.

Безжалостный прежде всего к себе, Лимонов поит нас из своего черепа.»

Сергей Шаргунов

Для читателей нашего блога мы подготовили ознакомительный отрывок из книги.

Публикуется ВПЕРВЫЕ! Только для читателей нашего блога на «КОНТе» (в конце статьи купон на скидку).

В приёмной оп-пейдж (оппозиционной страницы газеты) было накурено, хоть топор вешай. Ведь тогда ещё вовсю курили в присутственных местах.

Публика была одета в стиле того времени — на стыке эпох, маскулинное время двубортных гангстерских костюмов и шляп уже истекало, но ещё держалось, потому пол-зала были двубортные и даже ошляпленные, а добрая треть уже подверглась атаке хипповой моды, велюровые и бархатные штаны с отворотами и джинсы присутствовали в зале, часть голов имела внушительные скальпы, которые понравились бы индейцам эпохи романов Фенимора Купера.

Гришка юношеским баском осведомился кто же за кем и где крайний, и мы сели ждать, время от времени взглядывая на заветную дверь, откуда выходил (выходили они обычно бледные и злые) очередной посетитель и входил следующий.

Всё это было довольно скучно, за плотно законопаченными жёлтыми окнами знаменитой во всём мире газеты угадывалось душное но не накуренное нью-йоркское лето, а мы там страдали в запахе сигаретного дыма и старой бумаги, тьфу, но была надежда что оппозиционная страница Нью Йорк Таймз напечатает мою взрывную статью «Разочарование».

В ноябре прошлого года её уже опубликовала русская эмигрантская ежедневная газета «Новое Русское Слово», ежедневная, ни хухры-мухры, её продавали в американских газетных киосках. Продавцы называли газету «ХОБО», по первым четырём буквам названия «НОВО».

— Мне две Хобо, — человек протягивал в окошко киоска мелочь. Никто не удивлялся. Китайцы покупали свои газеты, русские — свою. За американские центы.

Статья «Разочарование» уже стоила мне места корректора в газете «Новое Русское Слово». Не сразу, но владелец газеты Яков Моисеевич Седых вынужден был меня уволить. Под давлением различных сил, в том числе и общественного мнения читателей газеты, многие читатели сражались против советской Красной Армии во Второй мировой.

Мы уже там в приёмной пересчитали всех мух, было очень скучно.

Внезапно в приёмную вошёл карлик. Как полагается очень-очень маленький, но в чёрном котелке, в белой рубашке, бабочке и во фрачной паре. Лицо у карлика было уродливое, как у широколицей собаки. Но где вы видели красивых карликов?

Присутствующие зашевелились, послышались возгласы удивления.

А вслед за карликом вошёл, Господи, твоя власть, в котелке как у карлика, в чёрной накидке с красной подкладкой, при бабочке же, как карлик, в лаковых туфлях, усы напомажены и торчат иголками в стороны горизонтально, вошёл сам Сальвадор Дали.

Его тотчас же усадили в кресло. Помню даже что кресло было с обивкой мелкими цветочками, крестьянское какое-то Не то чтобы его посадить согнали кого-то, не то человек сам уступил место мировой знаменитости, но Сальвадор сел. Выдвинул трость вперёд и оперся на неё руками, не снимая котелка. Карлик стал кариатидой за его левым плечом.

Чуть ли не мгновенно появилась некая мумия женщины и попросила Дали проследовать за ним.

— Ну куда? — отвечаю на ваш немой вопрос. Конечно же в кабинет Шарлотт Куртис. Выгнав для этого из кабинета нормального просителя.

«Дали!» «ДАли!» «Дали!» «ДАли!» закричала приёмная, разными ударениями. Присутствующие стали наперебой переговариваться. Появление Дали в приёмной оппозиционной страницы Нью Йорк Таймз объяснялось тем, что вчера газета напечатала неприятную для Дали статью, так они тараторили, а мы с Гришкой узнали от них.

Вероятно он принёс свою статью, опровергающую вчерашние нападки на него.

— Вы видите, Эдвард, — сказал Гришка, своим юношеским баском, когда Вы Сальвадор Дали, вам не приходится ждать.

В голосе Гришки звучало порицание.

Через некоторое время Дали покинул кабинет Шарлотт Куртис, вполне себе удовлетворённый, лицо во всяком случае у него было удовлетворённое, с фирменно выпученными глазами.

Мы с Гришкой оставались там ещё пару часов и мы покинули кабинет Шарлотт Куртис неудовлетворёнными. Поскольку нам сказали «Мы вам позвоним...»

Я, ещё плохо опытный в американских деталях отношений, вначале было решил, что это хорошо. Они нам позвонят.

Опытный же Гришка мне объяснил:

— Это плохо, Эдвард. Это такая формула «мы вам позвоним». Обычно никто никогда не звонит.

Шарлотт Куртис запомнилась мне как сухая дама, типа нынешнего премьер-министра бриттов Терезы Мэй, только белёсая. И окурки во многих пепельницах в её кабинете, пепельницы в беспорядке стояли на бумагах...

Она могла меня сделать тогда внезапно знаменитым. Статьями на оп-пейдж не гнушались ни Дали ни отставные да и действующие, генералы и министры.

Но не сделала. Я сам себя сделал знаменитым. Правда на это ушли годы.

Когда мне отказали ещё и в «Нью Йорк Пост» и даже в «Вилледж Войс», и ещё где-то, уж не помню где... А моему друга корректору «Нового Русского Слова» в прошлом советскому диссиденту Вальке Пруссакову, убежавшему из СССР и Израиля, повсюду отказали с его статьями, у нас возникла мысль провести у дверей «Нью Йорк Таймз» демонстрацию.

Мысль эта приходила, отвергалась, опять приходила, опять отвергалась нами же, но потом пришла и не ушла.

К тому же к нам присоединились ещё несколько эмигрантов, готовых протестовать, и укрепили нас в нашем намерении.

В конце концов образовалась небольшая команда в которую входили, помимо меня:

мой давний друг ещё по Харькову — художник Вагрич Бахчанян,

бывший советский режиссёр, дай бог памяти, как его звали? Марат Катров по-моему, или Капров,

в качестве наблюдателя должен был появиться поэт Лёшка Цветков,

ну и обещались быть члены «Сошиалист Воркерс Партии», во главе с нашей подругой Кэрол.

«У вас же первая демонстрация, подскажем...» — милые троцкисты.

Тогда было время Большой нью-йоркской депрессии. Город был банкротом. Здания были облупленные, летал по улицам мусор, было красиво и по-домашнему. Помню толстые карманы песка вдоль обочин всех этих хвалёных стрит и авеню. Стены небоскрёба Эмпайр Стейтс Билдинга окружали сетки для улова падающих со стен вниз кирпичей.

Нью Йорк лежал пыльный и потрескавшийся под осенним солнышком, когда мы шли на эту клятую демонстрацию. Неся завёрнутые в газеты написанные для демонстрации Бахчаняном плакаты. Плакаты были соединены верёвками, мы должны были их надеть на себя, как сэндвичи. Что там было написано, ей богу не помню. По-моему было «За нашу и вашу свободу», среди прочего.

Я написал «клятую демонстрацию»? Ну да, «клятую», мы уже её ненавидели, хотя ещё не начали.

Потому что страшно же было, конечно же. Первый раз на гильотину.

Не ходить? Засесть у меня в комнате в отеле «Winslow» и выпивать?

Нельзя было. Я эту кашу заварил.

И мы шли втроём, переругиваясь. Валентин Пруссаков, Вагрич Бахчанян и я. Оба они недавно умерли, поскольку сколь же они могли жить, сорок с лишним лет прошли.

На месте нас ждал всё-таки хромой Алёшка Цветков, впрочем сразу декларировавший что он наблюдатель. Ну хоть так.

Катрова нам сказали кто-то видел, но мы его не видели.

Алёшка Цветков до сих пор жив, и мне сказали высказывается как либеральный русофоб. Тогда он был хороший и пьющий и компанейский, вот что с людьми делает время, а может в плохую компанию попал, люди ведь сплошь и рядом попадают в плохие компании...

Зато у нас оказались там конкуренты. Секту референта Муна угораздило демонстрировать в тот же день. Впрочем дружные, чистенькие сектанты тотчас подошли к нам, дружелюбные, и предложили демонстрировать против Нью Йорк Таймз вместе. Мы презрительно отказались.

«No problem!» — воскликнули они, улыбаясь, и отошли.

Мы надели наши сэндвичи. Было жутко стыдно, помню, как голые.

Подошли трое полицейских. Узнали у нас в чём дело.

Узнав в чём, посоветовали нам не загромождать проход служащим и журналистам. При этом они, все полицейские, старательно, как проклятые, жевали чуингам.

Подошли троцкисты. Подбодрили нас. Мы раздавали листовку, содержание её тоже не помню, хотя именно я и написал её, а троцкистка Кэрол перевела на английский.

Один злой еврей скомкал при нас нашу листовку и энергично бросил её оземь, на асфальт, да ещё и плюнул поверх. В общей сложности с десяток человек скомкали листовку и в ярости швырнули её оземь. Сопровождая свои действия ругательствами в наш адрес.

Видимо деморализованные, уже через небольшой промежуток времени, мои товарищи стали предлагать мне: «Может хватит этого позорища!» «Пошли, достаточно!»

Но я заставил их отстоять два часа.

Несмотря на то, что мне самому страшно хотелось снять с себя сэндвич и убежать.

Когда я дал им сигнал что «будет ребята, пошли выпьем у меня в «Winslow» они с облегчением сорвали с себя сэндвичи.

Когда Пруссаков заталкивал их в мусорный контейнер, я отвернулся.

Об авторе:

Известный русский писатель, поэт, публицист, российский политический деятель, бывший председатель запрещенной в России Национал-большевистской партии (НБП), автор концепции, организатор и постоянный участник «Стратегии-31» — гражданских акций протеста на Триумфальной площади Москвы в защиту 31 статьи Конституции РФ.

Для читателей нашего блога скидка 25% по промокоду питернаконте

С презентации будем вести прямую трансляцию: https://www.youtube.com/watch?...

Ссылка на книгу: https://www.piter.com/product_...