ИНТЕРВЬЮ С МАКИАВЕЛЛИ 3 Почему же не удержал власть Керенский?

Л.П.: Почему же не удержал власть Керенский?

Н.М.: Государем становятся либо по закону, как Николай; либо благоволением подданных, как Михаил Романов и Василий Шуйский; либо силою оружия и личной доблести, как Петр Великий и Владимир Ленин; либо, наконец, — милостью судьбы, как Горбачев и Керенский. Последним легко приобрести власть, но удержать ее трудно. Как бы перелетев весь путь к цели, они сталкиваются со множеством трудностей впоследствии. В таких случаях государи всецело зависят от воли фортуны и тех, кому они обязаны властью, то есть от двух сил, крайне непостоянных и прихотливых; удержаться же у власти они не могут и не умеют. Не умеют оттого, что человеку без особых дарований и доблести, прожившему всю жизнь в скромном звании, негде научиться повелевать; не могут оттого, что не имеют союзников и надежной опоры. Эти невесть откуда взявшиеся властители, как и все в природе, что нарождается и растет слишком скоро, не успевают пустить ни корней, ни ответвлений, почему и гибнут от первой же непогоды. Только тот, кто обладает истинной доблестью, сумеет при внезапном возвышении не упустить того, что фортуна сама вложила ему в руки, то есть подвести под свое положение необходимые опоры, которые другими закладываются еще до их возвышения. Примерами таких искусных политических зодчих могут служить у вас в прошлом Екатерина II и в настоящем — Владимир Путин, которому власть досталась тоже случайно, по очередному капризу заигравшегося Ельцина. Тем же, кто не обладает подобной доблестью, приходится рассчитывать лишь на милость возвысившего их случая, в надежде на то, что он и далее будет к ним благосклонен. Но этим упованиям, как правило, скоро приходит конец.

Именно это и случилось в 1917 году с Керенским.

Непригодность его к роли Верховного правителя России быстро сделалась очевидной всем гражданам. Некоторых соратников Ленина арестовали в начале июля и разгромили редакцию их газеты «Правды», но большинство других оставили на свободе и те продолжали действовать. Уже в конце июля они смогли провести в Петрограде очередной съезд своей партии. Правительство издало декрет о сдаче оружия обывателями, но никого разоружить не сумело. Доказательства связи Ленина с германским правительством так и не были предъявлены, и гонимые властью большевики быстро стали приобретать ореол мучеников. На прошедших 20 августа выборах в столичную Думу они даже увеличили свое представительство в ней и стали там второй фракцией после эсеров (в то время как прежние лидеры — меньшевики и кадеты, так ничего и не предпринявшие, — собрали ничтожное число голосов).

В этих условиях Керенский решил провести 12-15 августа широкое Государственное совещание в Москве, на котором обнаружил все тот же раскол делегатов на два враждебных лагеря. При этом знать и кадеты уже делали ставку на Корнилова, устроив тому 13 августа восторженный и пышный прием. «На вере в вас, — заявил в приветственной речи правый кадет Родичев, — мы сходимся все, вся Москва. Спасите Россию, и благодарный народ увенчает вас!..».

Однако народ этот, по призыву большевиков, бойкотировавших совещание, объявил в Москве всеобщую забастовку, поддержанную даже буфетчиками Большого театра, в котором и проходило совещание, и делегатам пришлось самим заботиться о своем питании. Банкиры Путилов и Вышнеградский преподнесли Корнилову значительную сумму денег «на помощь созданию авторитарного государственного порядка, абсолютно свободного от социалистов». А московские извозчики и газовики оставили Москву без транспорта и света, погрузив древнюю столицу во тьму. Керенский в экзальтированной театральной речи, длившейся два часа, дал полную волю своему красноречию, обрушенному им на головы как левых, так и правых, но ни те, ни другие не вняли его увещеваниям и угрозам, а только укрепились в своем желании как можно быстрее с ним покончить. «Этот человек, — писал впоследствии Милюков, — хотел произвести впечатление силы и власти ... В действительности он возбуждал только жалость».

Между тем развал страны продолжал набирать обороты. Созданная сразу же после свержения царя (4 марта) украинская Центральная Рада требовала теперь полной автономии и уже формировала на Украине национальные воинские части. Вслед за Радой автономии потребовали кубанское, терское, уральское и сибирское казачество, на территории которых создавались самозваные органы власти. В июле финляндский сейм провозгласил независимость своей территории от России и взял управление ею на себя. В Белоруссии создавалась Рада по аналогии с украинской. Закавказские националисты готовились к созданию Закавказской республики. В Туркестане казахи восстали еще в 1916 году, а в 1917-м съезд мусульман в Коканде провозгласил автономию Туркестана.

Традиционное устройство России требовало жесткого единовластия, а хронические поражения на фронтах и нараставшая разруха в тылу требовали уже и скорейшего установления диктатуры одного лица, к которой Керенский, по общему мнению, был неспособен. Он умел действовать на толпу словом и жестом, однако время требовало уже и решительных действий, которых от него так и не дождались. «Будь у меня телевизор в 1917-м году, я бы не отдал власть», — сокрушался он уже в конце своей жизни, сидя в Америке. Но бодливой корове бог рог не дает, как гласит ваша пословица, К тому же история не делается по телевизору.

Кто же мог стать государем в тех условиях?

Только тот, кто сумел бы завоевать поддержку всех трех основных сил заварившейся в стране Смуты — народа, знати и войска; а если это было невозможно, — то поддержку сильнейшей стороны, каковой тогда, без сомнения, был народ. Войска были скованы германцами на фронте, а знать пребывала в эйфории от свалившейся на нее «свободы». Опомнившись, впрочем, первой, она попыталась использовать армию во главе с Корниловым. Этот популярный генерал «с львиным сердцем и овечьей головой», уже успевший показать себя врагом советов, оказался втянут ею в трагическую и нелепую историю, похожую на историю с ГЧКП 1991 года. Роль Горбачева в августе 1917 года сыграл Керенский, роль ГКЧП — Ставка во главе с Корниловым, а роль ельцинских «демократов» — большевики во главе с Лениным. Отличие состояло только в том, что вождь большевиков в тот момент скрывался в Финляндии и потому не мог руководить своими соратниками лично.

Получив пост главнокомандующего и видя поддержку своих требований со стороны «мыслящей России», генерал Корнилов, подстрекаемый к тому и своею «правой рукой» — финансовым и политическим авантюристом Завойко, — сразу же после московского совещания стал готовиться к использованию армии для наведения порядка в столице. С этой целью он сформировал специальный корпус из дивизий донского, северокавказского и сибирского казачества под командованием генерала Крымова, и 21 августа приказал ему двигаться к Петрограду, в котором на 27 августа было намечено широкое празднование полугодия революции.

Одновременно, действовавший из Могилева Союз офицеров готовил на этот день провокацию в столице, стремясь организовать там выступление большевиков, которое и дало бы повод ввести в город части Крымова. Подготовке провокации помогали и правые газеты, распускавшие слухи о якобы готовящихся беспорядках. А переодетые агенты Союза офицеров подстрекали к тому в казармах солдат Петроградского гарнизона. Таким образом, Корнилов оказался втянут в сложную и опасную интригу, направленную, впрочем, против Советов вообще и большевиков, в особенности, но не специально против Керенского. Последнего надеялись привлечь на свою сторону в конце событий, ибо наведение порядка в стране отвечало и его интересам.

Со своей стороны, Керенский, отчасти идя навстречу требованиям Корнилова, отчасти стремясь к тем же целям, что и заговорщики-офицеры, готовил на эти дни обнародование соответствующих декретов, что и действительно могло вызвать волнения в столице. Поэтому 23 августа Керенский послал своего помощника Савинкова в Могилев к Корнилову, чтобы заручиться его поддержкой. Корнилов же, видя, что и сам глава правительства решил действовать в том же направлении, полностью поддержал Керенского на переговорах с Савинковым и сообщил ему о движении к Петрограду корпуса генерала Крымова. Корнилов и Савинков договорились, что эти войска будут введены в Петроград по приказу самого Керенского 29 августа. С этой договоренностью Савинков вернулся в столицу и сообщил о ней главе правительства.

Таким образом, до 26 августа Корнилов и Керенский действовали заодно и имели при этом общую цель — разгром большевиков, отстранение от власти Советов и формирование нового правительства во главе с диктатором. Однако Керенский при этом видел в роли диктатора самого себя, тогда как Корнилов, сильно сомневавшийся в способностях Керенского, не исключал и того, что эту роль ему придется в конце концов взять на себя. В итоге оба заговорщика не доверяли друг другу и строили, помимо совместных, и свои собственные планы.

Этим и воспользовался случай.

Бесцветный Владимир Львов (однофамилец князя), бывший второстепенным министром в правительстве Керенского и наблюдавший из своего угла за назревавшими событиями, внезапно решил вступить в игру. 22 августа он сообщил Керенскому «о грозящей ему крайней опасности», присовокупив для важности, что действует «по поручению групп внушительной силы». Львов предложил Керенскому выступить посредником между ним и Корниловым. Заподозрив неладное, Керенский сделал вид, что согласен и решил посмотреть на дальнейшие действия Львова. Тот же, уверившись в своей миссии, ринулся в Могилев к Корнилову, где и сообщил тому о согласии Керенского на переговоры, после чего предложил генералу сформировать свои требования. Корнилов, думая, что Львова прислал Керенский, повторил свои требования, при этом ужесточив по такому случаю свои формулировки. С этими жесткими требованиями Львов и вернулся в столицу и 26 августа сообщил о них Керенскому. При этом от себя он добавил настойчивые пожелания своему патрону как можно скорее выехать из столицы и перебраться в Могилев под защиту армии и Корнилова.

Получив таким образом подтверждение худшим своим подозрениям насчет Корнилова, Керенский решил действовать, не теряя ни минуты. Арестовав Львова, он тотчас отправил в Ставку приказ Корнилову передать свой пост начальнику Генерального штаба генералу Лукомскому и явиться в Петроград. Ошеломленный Лукомский тут же телеграфировал главе правительства, что «остановить начавшееся с вашего же одобрения дело невозможно ... Ради спасения России вам необходимо идти с генералом Корниловым ... Не считаю возможным принимать должность от генерала Корнилова». Поскольку части Крымова продолжали двигаться на Петроград, Керенский отдал приказ об их остановке — приказ его не был исполнен. И поэтому 27 августа Керенский опубликовал заявление главы правительства «о мятеже генерала Корнилова», об отстранении его от должности и о переводе Петрограда на военное положение.

В ответ Корнилов был вынужден в тот же день опубликовать свое заявление, в котором генерал указывал, что не он посылал Львова к Керенскому, а наоборот, — тот сам прислал его в Могилев, и, таким образом, против главнокомандующего была организована «великая провокация, которая ставит на карту судьбу Отечества». «Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, — писал рукою Завойко генерал, — заявляю всем и каждому, что мне ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ — путем победы над врагами — до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой государственной жизни ...». В этот критический момент Милюков, Львов и другие заговорщики совместно с британским послом Бьюкененом стали уговаривать Керенского передать власть «авторитетной личности», а именно — генералу Алексееву.

И растерявшийся Керенский почти уже согласился.

Но Петроградский Совет и большевики внезапно призвали рабочих и солдат столичного гарнизона к сопротивлению генералам и развернули широкое противодействие наступавшим частям Крымова. Рабочим были розданы 20 тысяч винтовок, с которыми те засели в срочно вырытых ими же окопах на подходах к столице. Профсоюзы дезорганизовали связь и пути сообщения вокруг Петрограда. Солдаты и рабочие взяли под свой контроль порядок на улицах. Войска Крымова вскоре были остановлены на подходах к столице без единого выстрела — одним саботажем путейцев и языками агитаторов.

Керенский воспрянул духом, сместил Корнилова, назначил главнокомандующим себя, а Алексеева — начальником Генерального штаба, и приказал последнему арестовать Корнилова, Деникина и некоторых других генералов и старших офицеров, что тот и сделал. Смещенного черноморскими матросами командующего флотом Колчака, которого заговорщики рассматривали в качестве еще одного кандидата в диктаторы, Керенский вызвал в столицу и заставил подать в отставку. Колчак вступил в контакт с американским адмиралом Гленоном и отбыл в США «для консультирования американцев по использованию минного оружия».

Новый главнокомандующий Керенский восстановил смертную казнь на фронте и выступал повсюду с истерическими речами. Крымов застрелился. Алексеев, спустя 10 дней, ушел в отставку, передав свой пост Николаю Духонину. Знать растерялась, а народ почувствовал свое всесилие. Оружие, выданное рабочим для защиты от корниловцев, попало в руки большевиков, которые тут же вооружили им свою «Красную гвардию». Арестованных в июле товарищей их стали выпускать на свободу. В конце сентября Ленин перебрался из Финляндии в Выборг, поближе к центру событий. А к началу октября в Петроградском и Московском Советах стойкий перевес голосов перешел к большевикам, которые вновь потребовали передачи всей власти Советам.

Таким образом, Керенский, формально сосредоточивший, наконец, в своих руках абсолютную власть — гражданскую и военную, — оказался, по сути, заложником у победивших в столице ополченцев. При этом он показал свою неспособность пользоваться властью. И с этого момента его падение сделалось лишь вопросом времени.

Но стать настоящим государем России в тех условиях он и не мог, так как не знал, чем ему купить дружбу вооруженных рабочих и крестьян, заполнивших столицу. В мирное время народ еще можно кормить обещаниями, и то — недолгое время. Но если ты хочешь повести за собой солдат, которые кормятся грабежами и трофеями, тебе необходимо проявлять щедрость. Однако щедрым ты можешь быть либо за свой счет, либо за чужой. Раздавать свое неблагоразумно и опасно, но чужое имущество можешь раздаривать щедрой рукой, как то делали в свое время Александр, Ганнибал, Цезарь и другие диктаторы, ибо, расточая чужое, ты прибавляешь себе славы и любви, не впадая при этом в бедность. Керенский же, которого даже генерал Алексеев называл «главным болтуном России», а солдаты прозвали «главноуговаривающим», даже и не пытался купить дружбу вооруженного народа. Как и Николай, он мог предложить солдатам грабеж лишь германских богатств, но для этого на фронте нужны были победы, а их не было. Наоборот, немцы все крепче били расстроенную им же самим армию и грабили русских, отчего солдаты отказывались идти на фронт и толпами дезертировали. Войска не видели, за что они воюют, но видели, как паразитическая знать развлекается в кабаках, операх и ресторанах, а биржевики грабят казну и дерут с народа три шкуры.

Еще в апреле, едва явившийся в Петроград Ленин прямо на вокзале объявил народу свой план — немедленный мир с немцами и переключение на грабеж знати и богатых внутри страны. Всем показалось, что он сошел с ума. Даже ближайшие товарищи отказывались его понимать (Богданов назвал его «Апрельские тезисы» бредом — «бредом сумасшедшего»). На самом же деле план Ленина был хорош (если позволительно дурное называть хорошим), так как он ясно указывал народу, какая награда ждет тех, кто пойдет за ним. Солдатам он обещал немедленный мир с немцами («без аннексий и контрибуций»), крестьянам — землю, рабочим — фабрики и заводы, голодным — хлеб, и всем вместе — «власть трудящихся» и полную конфискацию всех богатств, накопленных прежними хозяевами России.

Вообще, людей от бесчинств удерживают две вещи — страх расплаты и чувство греха. Но и то, и другое было уже сильно подорвано в покинутой властью России (поместья в провинции уже грабили и жгли вовсю). С помощью газет, митингов, листовок и брошюр, издаваемых в том числе и на иностранные деньги, Ленин решительно раздувал эту смуту, с одной стороны, — распаляя природную ненависть народа к богатым; с другой, — доказывая народу справедливость «грабежа награбленного»; а, с третьей — высмеивая и сами идеи Бога, религии, греха и т.д. Наконец, он расписывал на все лады и грядущий новый порядок — «коммунизм», который он собирался ввести в стране, «прогнав» из нее всех «помещиков и капиталистов». Верил в тот коммунизм сам Ленин или — нет, но не обещать чего-либо подобного он не мог, ибо ему нужно было повести за собой народ. Люди же в большинстве своем так простодушны и так поглощены своими нуждами, что если их не обманешь ты, их обольстит кто-нибудь другой. Если бы тот же Ельцин, например, в 1991 году не пообещал россиянам за свой ваучер «по две Волги», то это сделал бы за него кто-нибудь другой, и народ пошел бы за ним, а не за Ельциным и Чубайсом.

Так же было и с Лениным.

Фантастически быстрая победа над Корниловым вскружила народным толпам головы. Солдаты столичного гарнизона и матросы Балтийского флота целыми частями переходили на сторону Совета и большевиков и отказывались подчиняться приказам правительства. Керенский лишался последней своей опоры. И Ленин, почуяв наконец, что народ созрел и готов следовать за ним, 24 октября дал команду своим отрядам занять ключевые позиции в городе и прогнать министров Керенского из дворца (сам «Александр IV» уже выехал накануне из столицы на автомобиле американского посольства). Собравшемуся на тот момент очередному Съезду советов, к открытию которого Ленин удачно приурочил свой переворот, оставалось только признать свершившийся факт и освятить его голосами своих выборных. Съезд признал Ленина главой нового правительства (Совета Народных Комиссаров).

Керенскому же, так и не нашедшему в стране никакой серьезной опоры, оставалось только бежать из России, что он вскоре и сделал.