Русская действительность той поры была столь парадоксальна, что приводила прямо-таки к комичным ситуациям. Когда Байер наконец-то поднакопил деньжат и решил, что он со своей миссией успешно справился и как российский историк уже состоялся, у него возникла мысль — отчалить в свой родной фатерлянд. Но его... не отпустили. Много трудов пришлось приложить, чтобы заветное разрешение было, наконец, подписано. Случилось это в 1736 году. Байер сразу отправил в Кёнигсберг свою драгоценную библиотеку и решил следующей зимой уехать сам. Но этому не суждено было случиться. В феврале 1738 года он неожиданно скончался от горячки.
В одно время с ним в Российской Академии наук трудился и Герард-Фридрих Миллер, ещё один выдающийся "русский историк". Его жизненный путь тоже весьма интересен. Родился 18 октября 1705 года в Герфорде (Вестфалия). Учился в гимназии, потом — в Лейпцигском университете. В ноябре 1725 года, практически вместе с Байером приехал в Россию.
В 20 лет он стал студентом только что основанной Российской Академии наук. А через шесть (!) лет был уже профессором. В этом взлёте нет ничего необычного, он весьма характерен для тех времён: немцы недолго ждали при дворе званий, наград, повышений по службе. Миллер же был обласкан вдвойне, ведь покровительствовал ему не кто иной, как непотопляемый и могущественный секретарь академии Шумахер.
Иван Данилович (Иоганн Даниель) Шумахер. 1690 – 1761), уроженец Кольмара (провинция Франции Эльзас), учился в Страсбургском университете. В 1714 г. принят на русскую службу на должность секретаря по иностранной переписке в Аптекарскую (позднее Медицинскую) канцелярию. По поручению президента Аптекарской канцелярии Р. Арескина, которому было поручено «смотрение» за Кунсткамерой и Библиотекой, с того же 1714 г. начал работу с библиотекой Петра I, а затем и с его коллекциями. В конце 1718 г. лейб-медик Петра I Л.Л. Блюментрост сообщал царю о служащих при Кунсткамере, среди которых первым числился «библиотекарь Яган Даниель Шумахер и надсмотритель всяких раритетов и натуралей».
В 1721-1722 гг. находился в Европе (Франция, Германия, Голландия, Англия) по поручению царя с целью установления контактов с учеными, а также приобретения книг и музейных собраний. 1 января 1724 г. подписан контракт с И.Д. Шумахером, по которому ему вменялось в обязанность «библиотеку и кунст-камору в своем правлении иметь, как в библиотеке, так и в кунст-каморе все порядочно содержать, в библиотеке книгам, а в кунст-каморе обретающимся разным вещами каталоги учредить». С этого времени Шумахер, исполнял и должность секретаря Канцелярии Академии наук, фактически был единственным её правителем.
Продолжим о Миллере. Уже через год он вдрызг разругается со своим покровителем и "уйдёт в подполье". Считается, что он "отправился в путешествие по Сибири". Ровно десять лет — с 1733 по 1743 год — о нём не было ни слуху ни духу. Но времени Миллер зря не терял. Как свидетельствуют историки, ему удалось завладеть огромным количеством копий бесценных архивных документов, повествовавших об истории Древней Руси. Они-то и составили основу знаменитых 258 портфелей с рукописями и автографами, которые остались после его смерти. Сам же Миллер не очень охотно пользовался этой коллекцией.
Впрочем, всю жизнь пробыть затворником явно не входило в его планы. Через 10 лет он объявился в столице. Но его появление в Петербурге совпало с самым пиком академических интриг. Что едва не закончилось для Миллера плачевно: помимо имевшегося уже врага — Шумахера, он нажил себе ещё одного — великого и влиятельного Ломоносова. Тем не менее вскоре Миллер принял русское подданство и был назначен историографом.
Чего стоили его исторические познания, можно судить по одному факту. Миллер приготовил речь для торжественного заседания академии с многообещающим названием: "Происхождение народа и имени российского". Что это была за речь? Зная нравы тех лет и засилье немчуры, не приходится удивляться, что в ней он ни словом не обмолвился о ратной доблести русских. Сказал лишь, что их много раз бивали, что были они тёмными и сирыми, пока, наконец, не пришли славные скандинавы и не научили уму-разуму забитую деревенщину и с помощью оружия не ввели её в лоно цивилизации.
Речь эта вызвала бурю негодования, особенно в среде русских академиков — Ломоносова, Крашенинникова, Попова. Можно представить себе, какой силы было возмущение, если уже напечатанный текст пришлось уничтожить. Но это было временное поражение, ведь сие "произведение" удачно вписывалось в активно навязываемую русскому народу норманнскую версию происхождения государственности Руси. И, конечно, втихую одобрялось захватившими в державе власть немцами.
Однако внутриакадемические дрязги, в эпицентре которых оказался Миллер, сделали своё дело. Его, признанного академика... разжаловали в адъюнкты. Всё бы ничего, за исключением одного: вместо положенных 1000 рублей в год — огромная по тем временам сумма — ему стали платить всего 360. Этот удар был куда хлеще публичного осуждения за явно неудачную статью. Миллер подключил всех, кого мог, и в результате добился-таки пересмотра принятого решения. Ему вновь вернули звание академика со всеми вытекающими из этого привилегиями.
Впрочем, было бы несправедливо ставить Миллера на одну ступень с Байером. Миллер, надо отдать ему должное, всё-таки не в такой степени, как остальные немцы, смотрел на Россию как на своеобразную кормушку, где каждому ловкому и малоразборчивому иностранцу был обеспечен "стол и дом". Он крепко прикипел душой к Руси. Его деятельность с определёнными оговорками можно рассматривать как этап в русской историографии. Но этап очень своеобразный. В сущности, обобщающих исторических трудов после него осталось мало, а его "История Сибири" в своём настоящем виде была опубликована лишь совсем недавно.
Серия ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ СИБИРИ И АЛЯСКИ. В РОССИЙСКИХ АРХИВАХ. Ответственный редактор Виланд Хинтцше (Халле) Редакционная коллегия. Дитмар Дальман (Бонн), Петер Ульф Мёллер (Копенгаген) Томас Мюллер-Бальке (Халле), Томас Николь (Гёттинген) Ольга В. Новохатко (Москва), Николай Н. Покровский (Новосибирск). ... Материалы по истории сибирских народов Миллер получал главным об-разом путем архивных разысканий.
Есть и ещё один любопытный факт: нигде не удалось нам найти свидетельств того, что Миллер действительно столь длительное время находился в Сибири, в каких местах побывал. Документы, собранные в его "портфелях", являются копиями первоисточников. Но куда же тогда делись сами оригиналы? Ведь их никто никогда больше в глаза не видел. Тогда сам собой напрашивается вопрос: а действительно ли немецкий учёный путешествовал по отдалённым уголкам Руси и делал доброе для науки дело?
Парадоксально, но факт: в те годы откопать даже в самой Москве исторический документ было большой проблемой, о чём ещё будет рассказано отдельно. А Миллер каким-то чудом добывает рукописи на периферии, притом, в огромных количествах. Откуда он их берёт? Из каких хранилищ?
Хотя Миллер считается сейчас первым, кто издал полную версию русской истории в том виде, в котором она существует сегодня, его с трудом можно назвать историком. Он работал в узкой сфере исторической науки, занимаясь, главным образом, археографией. И считать его историческим светилом просто нельзя. Особенно если учесть то, как он относился к историческим источникам.
Один из трудов Миллера — трактат "О летописце Несторе". В сущности, этот труд — повторение и развитие идей и мыслей Татищева, произведения которого увидели свет значительно позже. Миллер сам занимался подготовкой к печати трудов Татищева и, естественно, мог делать с ними всё, что хотел.
А с источниками он особо не церемонился. К примеру, если где-то мысли летописца Нестора не соответствовали его, Миллера, представлениям, он делал однозначный вывод: "ошибся Нестор". И — никаких тебе проблем. А главное: не надо ничего перепроверять, искать новые доказательства, аргументы. У Миллера выработалась удивительная в своей простоте и сразу обезоруживавшая всех формула: если ты иностранец и "противен его мнению", то ты недостоверен. Если же ты его сторонник, то ты правдив. Чётко и ясно. Комментарии, излишни. http://www.vostlit.info/Texts/...
И, наконец, третий "великий русский историк" - Август-Людовик Шлецер. Родился 5 июня 1735 года в городе Гогенлоэ. Учился в двух университетах. Идея изучать Восток пришла ему в голову уже в молодости. Но для этого у Августа-Людовика не было средств. Поэтому понятна та радость, с которой Шлецер откликнулся на приглашение Миллера прибыть в богатую Россию и занять место домашнего учителя и помощника в исторических трудах. Молодому учителю было положено жалование 100 рублей. Конечно, не Бог весть какая сумма, но ведь большое начинается с малого: немец в России в ту пору был просто обречён жить в достатке.
Впрочем, Миллер наверняка очень быстро пожалел о своём приглашении, так как скоро у него начались серьёзные трения со Шлецером. Трения такие, что Шлецер бросил Миллера и устроился адъюнктом академии.
В 28 лет от роду Шлецер, тогда ещё плохо знавший русский язык, написал на латинском "Опыт изучения русских летописей". Тогда-то он и попытался поговорить с самонадеянностью многообещающего, но малоопытного исследователя "о своей теории русских летописей". Что делал Шлецер? Он поступал на редкость оригинально.
Скажем, есть какая-то русская летопись. Но в ней имеются моменты, которые никак не хотят ложиться в канву его логических построений. Тогда "великий историк" просто-напросто объявляет не понравившиеся ему фрагменты текста искажёнными невежественными переписчиками и с чистой совестью правит древние письмена по своему разумению. То есть, как душе угодно. Как выгодно самому Шлецеру и тем, кто, как говорится, заказывает музыку. Чего тогда стоили его "научные открытия" и какова была их историческая ценность, думаем, понятно и без объяснений.
Понятно и то, почему буквально в штыки восприняли Ломоносов и другие русские академики попытку Шлецера издать ряд исторических сочинений на "лёгком" русском языке, чтобы с немецкой версией российской истории познакомился широкий круг читателей.
Истинные патриоты России, они видели, как перекраивается её история в угоду окопавшейся у трона немчуре, как подтасовываются факты, подвергаются смысловой правке летописи и никак не могли с этим смириться. Конфликт достиг такой остроты, что в него пришлось вмешаться самой императрице.
Один из основных трудов Шлецера — знаменитый "Нестор”. Почему же именно к Нестору обращается взор всех первых "русских" историков? Потому, что он — автор "Повести временных лет", одного из важнейших источников, откуда черпали они "фактуру" для своих трактатов. Потому что летопись эта, как считается, одна из немногих, которой чудом удалось сохраниться, а не сгинуть бесследно, как случилось это с тысячами других бесценных первоисточников, которые почему-то куда то- исчезали.
Шлецер недалеко ушёл от Миллера. В основе его "научной” деятельности лежит всё тот же проверенный способ: коль где-то что-то в летописи ему не по душе — значит, в этом месте сплоховали переписчики и залепили ошибку. А посему надо всё править, восстанавливать первоначальный текст. Какой будет ценность такого "исторического" документа, по которому с лёгкостью прошлась твёрдая рука "крупного учёного", рассуждать не имеет смысла.
Почему же столь свободно обращались с первоисточниками наши первые "историки”, почему им и в голову не приходило заботиться об исторической правде, о том, чтобы найти и утвердить её?
Причин тут несколько. Самая главная — они выполняли конкретный заказ конкретных политических сил, которые боялись усиления России и во что бы то ни стало хотели стереть историческую память великого народа. Они как никто другой понимали, что память эта — основа основ будущего возрождения страны. Нравственного возрождения, которое было чрезвычайно опасно для власть имущих иноземцев. А потому главной проблемой для них было — отрубить исторические корни у мощного ствола бурно развивающегося Государства Российского.
Как дерево не может жить без корней, так и страна, какой бы великой она ни была, не может нормально развиваться, не имея своего, только ей присущего героического прошлого, откуда черпает она силы и мудрость для дальнейшего движения вперёд. Как ни тупы были окопавшиеся у российского трона прихлебатели-иностранцы, но эту истину они усвоили твёрдо.
Не могли они не понимать, что их время сразу кончится, как только узнает народ правду о себе, как только станет ясно, что никогда в прошлом не терпел он унижений и оскорблений, не позволял никому надеть себе хомут на шею. И не было у облепившей трон иностранщины задачи более важной, чем уничтожить историческую память народа.
В этом заключалась основа их благополучия. И для достижения этих целей они не брезговали ничем - они честно отрабатывали свой хлеб. Россия, её истинная история волновали их постольку поскольку. Для подавляющего большинства из них главным во всей исторической науке был "финансовый вопрос". И ехали они в Россию отнюдь не для того, чтобы искать историческую правду, а с единственной целью — поскорее набить себе карманы и "свалить".
Так пытался поступить Байер, но не успел: свела в могилу горячка. Шлецер оказался покрепче: сделав своё дело, он отчалил в родной фатерлянд и долгие годы ещё стриг купоны, обрабатывая на свой лад те первоисточники, которыми располагал. Впрочем, о России он не забывал и сразу вспоминал её, когда оказывался "на мели".
Так, не прошло и шести лет жизни в Германии, как карманы Шлецера опустели, и он вновь запросился в Петербург, в Академию наук. Но слишком хорошо помнили его в нашей стране. Он так и не получил "добро” на въезд. Хотя всё написанное им осталось. И наряду с другими "произведениями" вышеперечисленных "учёных" легло в основу нашей с вами истории.
Почему же не удалось истинно русским учёным обновить этот шаткий фундамент, почему не смогли они вычистить все те завалы исторических нечистот, что оставили немецкие "профессора" попытаемся ответиь в следующей публикации...
Продолжение следует...
Оценил 1 человек
1 кармы