Внешняя политика Елизаветы Петровны носила весьма оригинальный и новаторский характер. А проблем в этом секторе было немало. Например, костью в горле была воинствующая Швеция.
Несмотря на серьезное поражение при Вильманстранде, Стокгольм по-прежнему надеялся добиться пересмотра Ништадтского трактата (1721). Дипломатическая и финансовая помощь Франции, заинтересованной в отвлечении России от разгоравшегося на континенте конфликта из-за австрийского наследства, позволяла шведам рассчитывать на успех.
Стокгольм 11 января 1742 года через Шетарди уведомил царицу о своих требованиях, поддержанных французским королем: ради мира Россия должна пойти на территориальные уступки — как минимум отдать Выборг и Кексгольм. Елизавета, естественно, «показала им дулю с маком» (см.: Соловьев С. М. Указ. соч. Кн. 11. С. 222–226)
Ситуация складывалась тупиковая. Чтобы быстро и без потерь положить конец войне, Елизавете надлежало,
во-первых, как-то нейтрализовать дипломатическое преимущество шведов, продемонстрировав им неэффективность упования на альянс с франко-прусским лагерем;
во-вторых, превратить соперника из равного в военном отношении в более слабого, причем не просто победить врага в очередном сражении, а начисто деморализовать его, обратить все ресурсы, собранные против России — человеческие, технические, денежные, — в ничто и тем самым убедить шведский сенат, возглавляемый канцлером К. Гилленбургом, в бесперспективности продолжения войны
в-третьих – заставить их подписать мира с русскими на условиях статус-кво. Утопичная на первый взгляд задача, как выяснилось, имела решение. Императрица обнаружила заложенную в шведской военной машине спасительную «мину» и в нужный момент «взорвала» её.
Двадцать первого февраля 1742 года Елизавета Петровна распорядилась прекратить перемирие и через неделю возобновить боевые операции, «дабы оной неприятель к прямому желаемаго мира склонению принужден быть мог». При этом она акцентировала внимание командующих на легкие вылазки с большим шумом, создавая впечатление, что у русских нет конкретного плана боевых действий, чтобы никто из ее ближайших друзей (Шетарди, Лесток и др.) вольно или невольно не предупредил о нем шведов.
Хитрая царственная дева знала, что союзники шведов – финны, мечтали не о боевых действиях, а о возвращении к семейным очагам. Русская царица, всемерно поощряла миролюбие финских нижних чинов, приказывала пленных финнов щадить и отправлять по домам, автоматически выводя из строя почти половину неприятельского войска.
Таким образом, медленное отступление вглубь Финского княжества и сдача без боя, по крайней мере, Фридрихсгама, практически гарантировались. Было очевидно, что новость о легком взятии противником неплохо укрепленного города вызовет в Стокгольме шок и растерянность, которые при получении еще одного известия — об успехе русского оружия в генеральной баталии двух флотов — моментально обернутся поголовным разочарованием в политике Гилленбурга.
На море достичь победы было поручено «птенцу Петра» советнику Адмиралтейской коллегии Захару Даниловичу Мишукову. Чтобы поощрить бравого моряка, Елизавета 15 февраля 1742 года высочайше пожаловала его в вице-адмиралы. Высочайше, значит - лично. Поэтому сей воин рвался во всем угодить императрице и стяжал немало побед на море.
Спустя пять дней произошло второе ключевое событие — императрица подписала проект обращения к финской нации с весьма интересным для женщины, по словам историков, «погрязшей в дворцовых увеселительных похождения и прожигавшей свою царственную жизнь в пирах и утехах», текстом:
«Мы при продолжении противу воли нашей… сей кровопролительной войны… запотребно быть рассудили… всем герцогства Финляндского чинам и обывателям чрез сию нашу декларацию и манифест известно учинить……ежели они при сей войне себя в тихости и в покое содержат, с своей стороны в военных действах и произведениях никакого участия не восприимут, ни к каким против нас и войска нашего неприятельским поступкам себя не употребят и ни в чем швецкому войску вспоможение не учинят, но намерение свое, чтоб с нами в соседственной дружбе и мире жить, действительными оказательствами засвидетельствуют, то с нашей стороны не токмо оным чинам и обывателям сего Финляндского герцогства ни в чем никакая обида не учинена и все и каждые при совершенном пользовании и владении своего имения покойно и без наимейшаго утеснения оставлены, також де и всякая протекция и защищение им в том от нас показывана быть имеет».
Согласитесь – очень мудрое решение! Содержание декларации било в самую точку, отвечая насущному интересу жителей четырех финских лансгауптманств (провинций) — Кюменегорско-Нейшлотского на юго-востоке, Нюландско-Тавастгустского на юге, Абоского на юго-западе, Эстерботерского на севере. И «обыватели», и «чины» отреагировали на призыв дочери Петра так, как ожидалось (распространением манифеста в Финляндии по своим каналам занимался секретарь Сената Иван Крок).
Левенгаупт Адольф Густав
Население было не прочь пособить чем-либо русским войскам, а в финских полках, подчиненных Левенгаупту, заметно возросло число дезертиров. Шведский генерал вдруг понял, что более не располагает боеспособной армией да к тому же местные жители нелояльны к шведам. Разумеется, в подобных обстоятельствах он не имел ни единого шанса отразить продвижение русских к Гельсингфорсу.
Так и произошло.Поздним вечером 28 июня русская армия остановилась на ночлег у предместий Фридрихсгама. Рытье траншей и устройство батарей отложили до утра. Однако незадолго до полуночи в городе вспыхнул пожар, а еще через четверть часа за крепостной стеной прогремел мощный взрыв, и фельдмаршал, не мешкая, выслал на разведку гусаров. Похоже, командующий не сразу поверил рапорту командира отряда, что шведы покинули город, уничтожив пороховой склад. Но офицер не обманывал — защитники крепости словно испарились!
Выслушав доклад командуюшего о сей победе, Елизавета Петровна спокойно отнеслась к реляции фельдмаршала — та всего лишь подтвердила точность предварительных расчетов. Теперь ей надлежало целиком сосредоточиться на маневpax Кронштадтской эскадры Мишукова.
Фельдмаршала же оставалось снабдить последним приказом — об остановке всей армии на ближайшем к Фридрихсгаму речном рубеже, ибо идти по пятам за Левенгауптом, выдавливая его из княжества, нельзя: шведы непременно сбегут из Финляндии, и та окажется целиком оккупированной русскими, после чего мирное урегулирование конфликта на паритетном принципе будет сорвано
В таком случае царице придется либо безвозмездно возвратить Швеции завоеванный край и тем настроить против себя патриотическую партию, возведшую ее на престол, либо мобилизовать ресурсы государства для затяжной войны (и не только со Швецией) за присоединение Финского княжества к России или по крайней мере международное признание его суверенитета.
Стараясь не допустить такого развития событий, 5 июля 1742 года самодержица повелела главнокомандующему: по достижении реки Кюмень «чрез ту реку отнюдь не переправлятся, но стоять, чиня по оной розъезды, и по сю сторону той реки поиски… как случай допустит, и Вы за благо разсудите. И какие Вы к тому диспозиции воспримете, для нашего известия немедленно нам донести».
Кроме того, императрица рекомендовала Петру Петровичу «на берегу моря зделать крепость, которая, как к пресечению рекою к неприятелю с моря коммуникации, так и к немалому помешателству, ежели б неприятель хотел к Вам с моря какия поиски чинить, много служить может», а «при засеке, зделанной в урочище Мендолахте», разместить «пристойную команду, дабы неприятель… как пробрався во оной паки засесть не мог». Вышеперечисленное требовалось для того, «дабы чрез то, как неприятеля болше в страх приведши склонить к желаемому нам миру, так и нашу армию от труднаго далее по так худому пути изнурения свободить».
Сознавая, что ее советы могут быть неадекватны реальной ситуации, царица в финале прибавила: «Однако, понеже нам, будучи во отдалении, никаких законов точно предписать не можно, того для всё сие наиболее предаем Вашему доволно нам известному военному искуству, в твердом уповании состоя, что Вы по Вашей к нам верности ничего того, что к нашему авантажу, а к неприятелскому наивящшему ослаблению служить может, не упустите» (см.РГВИА. Ф. 846. Оп. 16 (Военно-ученый архив). Д. 1622. Ч. 1.Л. 152–153.).
По-видимому, слова «всё сие» стали роковыми для плана Елизаветы Петровны. Царица явно не ожидала, что фельдмаршал столь широко истолкует примечание о праве на свободу маневра. Свобода конечно же подразумевалась тактическая, а никак не стратегическая. Иначе зачем было императрице подробно разбирать необходимость остановки, а тем более употреблять категорическое «отнюдь»?
Несомненно, Ласси, ознакомившись с высочайшим ордером 10 или 11 июля, сразу же понял, какие именно полномочия обрел. Единственное, о чем он не догадался, так это об истинной причине отправки к нему странного распоряжения. Фельдмаршал, мало смысливший в геополитике, по привычке заподозрил козни придворных «партизанов»[3], сочувствующих французам и шведам, и поторопился исправить «ошибку», допущенную в Москве.
Дряхлый командующий не понял задумки царицы: не гнать шведов по всей территоррии Финляндии, они сами уйдут, деморализованные предательством финнов. В противном случае получится захват финской территории Россией. Это прекрасно понимала Елизавета, стремясь не увязнуть в геополитической ловушке – все должно кончится мирным урегулированием.
Увы! Фельдмаршал увлекся и стал преследовать шведов по все финской территории, удивляясь, почему шведы так быстро отступают, не ввязываясь в крупные сражения. Русские войска вошли в Борго в последний день июля. Шведы покинули город в ночь на 30 июля, в который раз удивив российского военачальника нежеланием драться.
Судя по всему, полководец так и не понял, что боеспособность неприятельской армии была на корню подорвана пацифизмом финнов, несмотря на неоднократное упоминание в собственных реляциях о их дезертирстве и стремлении «быть в высочайшем подданстве Ея Императорскаго Величества» (см.РГВИА. Ф. 846. Оп. 16 (Военно-ученый архив). Д. 1622. Ч. 1. Л. 167–170 об., 177–178 об., 181–186 об.) .
Ослушание Ласси взволновало императрицу до крайности. Плану завершения войны к предстоящей зиме грозило полное фиаско. Требовалось срочно образумить, переубедить взбунтовавшегося старика, и
18 июля Елизавета Петровна созвала во дворец на экстренную конференцию высших сановников империи.
Но Совет вельмож единодушно поддержал курс на завоевание Финляндии. «Дабы неприятелю не дать ныне никакого поправления и его не ободрить, но, толь паче приводя его в робость, принудить к действительному из Финляндии в Швецию побегу, сколко возможно, старатся за ним следовать к Боргову и, ежели возможность допустит, то и далее к Елзенфорсу», — гласила резолюция участников совещания, которые к тому же особо подчеркнули, что в сложившихся обстоятельствах возвращать русскую армию в свои границы «вельмы неприлично».
Таким образом, близорукий ультрапатриотизм похоронил надежду на мирное урегулирование русско-шведского конфликта в 1742 году, а молодая императрица пережила горечь первого серьезного поражения на посту главы государства и разочарования в мудрости российской политической элиты. Страна медленно вползала в геополитическую ловушку, никем, кроме царицы, не видимую. И теперь Елизавете предстояло либо вместе со всеми скатиться в пропасть еще более тяжелого военно-дипломатического кризиса, либо в кратчайший срок, до полной оккупации Финляндии войсками Ласси, отыскать лазейку из западни…
Продолжение следует…
Оценили 0 человек
0 кармы