У Сперанского друзей было мало. Да и сама Россия, как уже говорилось, тогда еще не была готова к такой коренной ломке. В результате из всех его задумок увидел свет, по сути, лишь Государственный совет, торжественно открытый в январе 1810 года. По меткому определению великого князя Николая Михайловича, "на деле вышло, что гора родила мышь".
Но и Государственный совет — это было немало. И, естественно, преобразования и проекты Сперанского вызвали множество толков и даже порицаний, как это бывает и при всякой реформе, когда старое заменяется новым.
Конечно же масон Сперанский, с жаром принявшийся утверждать в России идеи праотцов нынешнего глобализма, наделал немало ошибок. Ослепленный масонскими утверждениями «каменщиков» о всемирном братстве и равенстве, Сперанский не учел менталитет русского народа, которому подобные понятия, расцветшие во Франции, были чужды. Да и наличие в российских коридорах власти богоизбранных, создателей масонского движения, было почти на несколько порядков меньше чем в буржуазной Франции.
Эта компания только начинала прощупывать возможности и лазейки к уничтожению самодержавного строя в России. И на первых порах, когда император был юн и молод, им удалось перетянуть его на свою сторону и начать успешно работать по разложению государственного строя.
https://dlib.rsl.ru/0100382057...
Историк В.И. Новаковский пишет: "Финансовыми своими операциями, особенно возвышением налогов как мерою для покрытия государственных долгов, Сперанский возбудил неудовольствие и в народе; а враги, которых у него теперь было много, пользуясь этим, делали нелестные толкования исходивших от него бумаг по финансовой части. Но если Сперанский как человек во многом мог ошибаться, то нельзя было отнять у него самого пламенного стремления к добру, правде, ко всему возвышенному... (чувствуете масонское словоблудие? Именно оперируя такими слоганами, богоизбранным удалость свергнуть самодержавие почти через 100 лет).
Верный масонскому правилу: "не устрашаться ропотом, слухами или злословием», Сперанский бесстрашно шел к своей цели; а как государственный секретарь, пользовавшийся необыкновенным доверием Александра, он имел полную возможность дать ход своим преобразовательным идеям, потому что он же проводил их через Государственный совет, а главное, подносил на высочайшее утверждение, причем при разногласии членов совета царь принимал его сторону.
Но, к счастью (или к сожалению: для кого как) Александр легко увлекался какими-то идеями и какими-то людьми, поддавался влиянию, но при этом часто менял свои пристрастия и очень многое не доводил до конца. Долго продержаться с такой "поддержкой" было трудно, но Сперанский не зря был выдвинут основателем российского филиала каменщиков в России, дело свое знал туго – и реформы продолжались.
Вступив в зрелые лета, Александр поэтапно пересмотрел своё отношение ко многим, ранее казавшимся ему бесспорным истинам, познав их губительные для православного отечества истоки. Трудно сказать, в какое именно время произошла смена нравственных ориентиров и освобождение от пут условностей, удерживавших императора от исполнения долга православного государя, но еще в 1812 году он неожиданно продемонстрировал неожиданный для многих масонов шаг – выслал из столицы государственного секретаря М.М. Сперанского…
Александр I всегда имел склонность к внешней политике. В июле 1801 года, начиная вырабатывать основы своей внешней политики, он рассуждал так: "Великая держава, если она руководствуется справедливостью, может действовать открыто <…>. Мои посланники обязаны защищать интересы великой империи, действовать твердо и прямодушно, но они не должны забывать, что их государь никогда не пожелает злоупотреблять своим могуществом, что он уважает права и правительств, и независимость наций".
Из предыдущих публикаций мы знаем, что Александр вступил на престол в весьма бурное время. Его отец, император Павел I, недовольный действиями своих союзников, сблизился с тогдашним французским правительством и объявил в 1801 году войну Англии. После этого грозный британский флот двинулся в Балтийское море и остановился в виду русских берегов. В сентябре 1800 года англичане захватили Мальту, и Павел I начал формировать антианглийскую коалицию, в которую должны были войти Швеция, Пруссия и Дания. А 12 (24) марта 1801 года Павла I не стало.
Александр, заняв место отца, изъявил желание прекратить эту никому не нужную войну, и Лондон с радостью принял это предложение. В результате 5 (17) июня между обеими державами был подписан мирный договор. А потом последовали мирные договоры с Испанией и Францией. А вскоре, в марте 1802 года в Амьене был заключен мир между Францией и Англией, означавший распад Второй антифранцузской коалиции.
Аоександр обладал удивительным даром: умением использовать людей, приспособляться к ним и строить свои собственные успехи на чужой доверчивости. Хитрость и лукавство, способность носить непроницаемую маску на своем прекрасном лице стало для него сознательным орудием самосохранения. Вернее, однако, орудием не самосохранения, а проведения своих целей. При таких условиях Александр мало кому из людей доверял. Непостоянство Александра прекрасно видели его друзья.
П.М. Волконский говорил Данилевскому: «Поверь мне, что через неделю после моей смерти обо мне забудут». Полагаться на благосклонность Александра нельзя – это общий голос всех его приближенных. Александр всегда говорил, что он не переменчив. Само по себе уже одно это постоянное упоминание кажется биографу Сперанского, барону Корфу, подозрительным. Оно свидетельствует о противоположном. И быть может, только по отношению к Аракчееву мы видим известное постоянство, но «Аракчеев, – замечает Корф, – составлял не правило, а изъятие».
Причина непонятной привязанности Александра не так уже будет непонятна, если отрешиться от традиционного взгляда на благородный идеализм его натуры. Как было указано, интеллектуальность Александра не так уже была велика и не так уже была чужда понятия истиннорусского неученого дворянина Аракчеева.
Роднили их одинаковые интересы и вкусы. Оба в жизни были к тому же большие актеры, и эта черта их также роднила. Чего стоит, например, одна только поза Аракчеева, заведовавшего всем, пользующегося расположением Александра, хотя и временным, и униженно просящего кн. С.Г. Волконского замолвить «словечко» за него перед Винцегероде.
Привязанность личная к Аракчееву объясняется в значительной степени, той ролью, которую играл Аракчеев во время юности Александра, ролью «самоотверженного дядьки, прикрывающего молодого барчука от грозного отца». Аракчеев исполнял более чем добросовестно эту роль дядьки. Так, например, когда Аракчеев являлся в спальню молодых супругов и, заставая их обоих в постели, тут же давал подписывать Александру рапорт о дежурствах и т. п.
Лишь раз пробежала кошка между друзьями, когда в 1809 г. Аракчеев при организации Государственного Совета, т. е. при осуществлении якобы плана либеральных начинаний Александра, попросился в отставку. Он хотел испытать свою силу. И Александр очень определенно показал, что он без труда пожертвует своим другом. Он выразил в письме надежду впредь видеть лишь прежнего Аракчеева.
И последний уже более не пытался прямо противоречить своему покровителю, идя путем обволакивающим, когда ему чего-либо надо было достигнуть, например, свалить личного друга царя князя Голицына. И Аракчеев стал единственным человеком, который мог быть почтен именем доверенного. Теперь Александр работает только с Аракчеевым. Александра интересует главным образом «необыкновенное дело», им затеянное, т. е. военные поселения.
Аракчеев же сумел, как никто, положить «хорошее начало», по собственному его выражению, после одной из жесточайших экзекуций в Высоцкой волости. И так как Аракчеева ненавидели действительно все другие сотрудники Александра, то последний в полном соответствии с истиной мог писать ему 22 сентября 1825 г. после убийства аракчеевской любовницы: «У тебя нет друга, который бы тебя искреннее любил».
В Европе в это время наступает царство вождя-некрофила Наполеона Бонапарта. Знаменитый Нострадамус, самый точный из предсказателей (погрешности в предсказаниях, по оценке оптимистов, — не более 5%, а по оценке пессимистов — не более 50%), за несколько сот лет до рождения Наполеона предсказал его появление — и назвал Антихристом.
Примечательно, что Нострадамус назвал Антихристом не Гитлера, который более все прочих в истории пролил крови, не Ленина или Троцкого, выжигавших любые формы внешнего христианства, а Наполеона — человека набожного, принявшего ислам, веровавшего в индуистское переселение душ и плюс к тому помогавшего католицизму столь существенно, что заслужил одобрение римского папы!
http://www.plam.ru/psiholog/ps...
До Нострадамуса французский врач и археолог, некромант и спирит Филипп Ноэль Оливети писал в своем предсказании: «Франция и Италия (la Franco-Italie) произведет на свет сверхъестественное существо.…Молодой, придет с моря… <…>…В продолжение десяти лет и более будет обращать в бегство принцев, герцогов и королей. <…>…Будет две жены…
Тогда его враги сожгут огнем великий город, и он войдет в него со своими войсками. Он покинет город, превратившийся в пепел, и наступит гибель его армии. Не имея ни хлеба, ни воды, его войска подвергнутся действию такого страшного холода, что две трети его армии погибнут, а половина оставшихся в живых никогда больше не вернется под его начальство. Тогда великий муж, покинутый изменившими ему друзьями, окажется в положении защищающегося и будет тесним даже в своей собственной столице великими европейскими народами. <…> Злые будут обмануты и будут уничтожены огнем, и еще огнем. <…> Он положит основание (?) плоду, которому не будет конца, — и умрет (см. Ковалевский П. И. «Психиатрические эскизы из истории». М.: ТЕРРА, 1995. Т. 2. С. 273–276).
Примечательно, что рукопись предсказателя не затерялась, ее обнаружили в архивах и Наполеону представили. Произошло это вскоре после коронования еще совсем недавно нищего, худенького и безвестного лейтенанта артиллерии Бонапарта. Известно, что копию с рукописи Наполеон показал Жозефине сразу же.
Ещё до вступления на престол Александра, Наполеон с его потрясающей способностью быстро ориентироваться в самой сложной обстановке сразу же понял, что "Франция может иметь союзницей только Россию". Этот вывод он сформулировал уже в январе 1801 года, а вот к пониманию этой истины он пришел еще раньше — где-то в начале 1800 года. Для будущего императора французов это было очевидно, но его заботило не отношение к этому во Франции, а то, как добиться союза с Россией, какими средствами, какой ценой?
Сначала расчеты Бонапарта строились на отношениях с Павлом I. При этом сам Наполеон был уверен: Франция и Россия "созданы географически, чтобы быть тесно связанными между собой". Интересы Франции и России практически нигде не пересекались так остро, как это имело место в отношениях между Францией и Англией.
Когда Павла I не стало, Наполеон был очень огорчен, но ему, вопреки ожиданиям, удалось найти пути соглашения с новым русским императором.
Он послал в Россию с поздравлениями по поводу восшествия на престол Александра I умного и сдержанного генерала Дюрока, обер-гофмаршала, который сумел понравиться Александру. Да и Александр Дюроку тоже понравился: оба молодые (им не было и тридцати лет), они сумели найти дружеский тон, умело дозируемый сознанием разницы положения.
Переговоры быстро пошли вперед, и 26 сентября (8 октября) в Париже был подписан мирный договор между Французской республикой и Российской империей. По мнению многих историков, это был несомненный успех французской дипломатии, одна из крупных ее побед. Без нее, вероятно, не был бы возможен и Амьен.
Но хорошим началам дружбы с Россией всячеки препятствовали агенты Англии, одним из которых был посол России во Франции с 1801 года, граф А.И. Морков. Это был человек "знаменитый в хитростях дипломатической науки", и он считал необходимым противодействовать дальнейшему усилению Франции. Он в 1803 году воспрепятствовал осуществлению плана Наполеона прибегнуть к посредничеству Александра I по вопросу о Мальте.
Л.Н. Толстой в романе "Война и мир" рассказывает, что Бонапарт однажды, желая испытать Моркова, "нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него". Тот в "тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта".
Подобное поведение русского посла, часто граничившее с дерзостью, и его откровенные антифранцузские настроения привели к большим проблемам. В результате по настоянию Наполеона Александр отозвал А.И. Моркова из Парижа, заменив его
Петром Яковлевичем Убри, дипломатом голландского происхождения, отец которого приехал в Россию и служил советником в Коллегии иностранных дел.
Убри выехал из Парижа 20 сентября 1804 года. Одновременно было предписано покинуть Санкт-Петербург французскому представителю
генералу Жозефу д’Эдувиллю. В ответ, как пишет великий князь Николай Михайлович, Наполеон приказал Талейрану написать ноту протеста, в кторой был намёк на «зверское убийство Павла I , а зачинщики царейубийцы не были, как следует наказаны».
С этого момента Александр I возненавидел Наполеона, стал называть его "исчадием ада", "злым гением" революции и своим главным конкурентом. Про него он говорил: "Наполеон или я, я или он, но вместе мы не можем царствовать". Или вот еще его слова: "В Европе нет места для нас обоих. Рано или поздно один из нас должен уйти". Так стараниями одного ублюдка-графа Моркова, британского агента при дворе (сегодня таких называют "агентами влияния"), по России пронесся «огненный наполеоновский смерч», сжегший древнюю столицу России и унесший за собой сотни тысяч русских жизней.
И это было не просто ревнивое отношение монархической России к новой либеральной Франции, но и личная конкуренция Александра с Наполеоном, который сознательно или бессознательно был выбран на роль героя-антагониста. Исходя из этого, Александр и строил свою внешнюю политику.
В результате уже в 1805 году путем заключения ряда договоров была оформлена новая антифранцузская коалиция, и в сентябре того же года отважный русский император лично отбыл в действующую армию.
В знаменитой "битве трех императоров" при Аустерлице союзная армия насчитывала 85 000 человек, из которых русских было примерно 60 000 человек. У Наполеона людей было намного больше, и это в конечном итоге предопределило исход сражения, хотя непосредственно на поле боя у французов оказалось не более 75 000 человек.
Потери Наполеона составили около 10 000 человек, потери союзников — около 27 000 человек. Сражение было проиграно, императоры Александр и Франц бежали с поля боя, а главнокомандующий М.И. Кутузов едва спасся от плена. Тем не менее, оценивая несколько лет спустя действия русских в этом сражении, Наполеон написал: "Под Аустерлицем русские оказали более мужества, нежели в других битвах со мною".
В конечном итоге 22 ноября (4 декабря) 1805 года было заключено перемирие, согласно которому остатки русских войск вынуждены были покинуть территорию Австрии. По сути, это означало распад третьей антифранцузской коалиции.
8 (20) июня 1806 года в Париже был подписан русско-французский мирный договор, но Александр отказался его ратифицировать. В том же году, в сентябре, Пруссия начала очередную войну против Франции. Надо сказать, что Александр почему-то очень любил Фридриха-Вильгельма III, а посему он тут же объявил о выступлении России против Франции, направив на помощь королю Пруссии два корпуса общей численностью 100 000 человек. Так была сформирована четвертая антифранцузская коалиция, в которую вошла еще и Англия.
В ответ на это Наполеон в сражениях под Йеной и Ауэрштедтом разгромил пруссаков и 12 октября 1806 года вступил в Берлин. В марте 1807 года Александр выехал к армии и 5 апреля прибыл в главную квартиру генерала Л.Л. Беннигсена. Вслед за этим последовали ожесточенные сражения под Голымином и Пултуском, но они не выявили победителей.
Генеральное сражение произошло 26–27 января (7–8 февраля) 1807 года при Прейсиш-Эйлау. У Наполеона на тот момент было 65 000 человек, у союзников — 75 000—80 000 человек, и потери оказались примерно равными (от 20 000 до 25 000 человек). Русские войска начали отход, а у французов не было сил препятствовать этому. Знаменитый наполеоновский маршал Ней, глядя на тысячи убитых и раненых, не удержался тогда и воскликнул: «Что за бойня, и без всякой пользы!»
Тем не менее Наполеон объявил себя победителем, тем более что к этому времени главные силы русской армии были отвлечены на войны с Турцией и Персией. Это давало Наполеону большое численное превосходство.
Тем не менее под Гейльсбергом генерал Л.Л. Беннигсен отразил атаки французов, а вот под Фридландом численное превосходство наполеоновской армии сыграло решающую роль. В сражении 2 (14) июня 1807 года у Наполеона было 80 000 человек, у русских — 75 000 человек. Потери составили соответственно 10 000 человек и 20 000 человек. К тому же французы захватили множество русских пушек и знамен.
После сражения Наполеон сказал: «Фридланд стоит Аустерлица, Йены и Маренго, годовщину которого я праздную сегодня!». Тем не менее беспристрастный очевидец сражения лорд Джон Хели-Хатчинсон, находившийся при главной квартире генерала Беннигсена, написал английскому правительству так: "Мне недостает слов описать храбрость русских войск; они победили бы, если бы только одно мужество могло доставить победу".
И все же Наполеон одержал решительную победу, и главным итогом этого стало подписание Тильзитского мира…
Подолжение следует…
Оценили 4 человека
11 кармы