Итак, Бенджамин Дизраэли, чьё имя восхваляется «богоизбранным» миром как всегда с неким превосходством "чёрного квадрата", мол только острый еврейский ум способен на такое (имеется ввиду головокружительную карьеру и соответственно, достойный вклад в дело сионизма).
Да, действительно, удивимся мы: «Каким образом в столь фанатично приверженной консервативным традициям стране, как Англия, смог достичь высшей власти безвестный выскочка, инородец, не имевший ни денег, ни связей, ни университетского образования, не окончивший даже средней школы? Он потерпел крушение как бизнесмен, у него была сложная личная жизнь и множество завистников и врагов, однако ему удалось, правда не всегда праведными путями, преодолеть все препятствия и стать самым русофобским премьер-министром Великобритании XIX века»?
Вся его биография была составлена им самим и будучи уже премьером Англии, он её закрепил официально.
К концу XVII в. в Лондоне образовалась колония богоизбранных— выходцев в основном из Испании и Португалии. Это были не только в значительной части богатые люди, сумевшие вопреки превратностям судьбы сохранить свои деньги, но и знатные вельможи.
Многие из них, жившие в Испании и Португалии в период владычества там мавров, породнились с местной знатью, получили дворянские титулы и в Англии держались с соответствующим высокомерием. В их числе историки называют семьи Вилла-Реаль, Медина, Лара и ряд других.
Легенда о принадлежности к подобному семейству нужна была Дизраэли для того, чтобы ощущать себя аристократом с древнейшими корнями, равным по происхождению самым родовитым фамилиям Англии. Здесь и объяснение словам лорда Монипенни, который сказал: "Дизраэли чувствовал себя таким, хотел быть таким, какими он рисовал своих предков".
Но «сухая правда», какой она предстала перед исследователями, состоит в том, что его предки переселились в Италию не из Испании или Португалии, а из Леванта. И никаких следов аристократизма у этих левантийцев не установлено.
Поговорим сначала о Дизраэли как о писателе, следуя официальной биографии. Он - английский романист, один из представителей «социального романа». Предки его — испанские евреи, бежавшие в Англию от инквизиции.
Отец — Исаак Дизраэли — писатель и библиофил. Сын учился под руководством отца. В 1821 поступил практикантом к адвокату и сразу обнаружил блестящие дарования. Рано увлекся литературой.
Вслед за неизданным романом «Ayemes Papillon» написал «Vivian Grey» (1828). Это — история светских и политических похождений молодого честолюбца. Литературный успех открыл перед Дизраэли двери великосветских салонов, где он учился политической интриге и находил материал для романов.
Изворотливый практический ум, находчивость, остроумие, неотразимая личная привлекательность и любвеобильность, подкрепленная незаурядными физическими данными, честолюбие и железная настойчивость помогают Дизраели завязать связи в высших сферах; путешествия на Восток (Турция, Малая Азия, Палестина) обогащают его воображение, расширяют кругозор, а выгодная женитьба навсегда освобождает от денежных затруднений.
Дизраэли — характерная фигура карьериста-империалиста прошлого века. В своих произведениях, отмеченных байронизмом, он развил теорию «героя», которому «все позволено». Неслучайным является совпадение имен персонажей у него и и Оскара Уайльда (ср. «Вивиан Грей» и «Дориан Грей» и т. п.). Часто романы Дизраэли портретны: он изображал в них самого себя и других политических деятелей, что вызывало сенсацию.
Свою литературную работу в ее лучшей части Дизраэли сделал средством пропаганды своих социально-политических взглядов.
Первый его социальный роман «Coningsby or the New Generations» ("Новые поколения" 1844) провозглашает идеалы «Молодой Англии» — объединение всех социальных слоев нации в лоне эстетизированной государственной церкви под отеческим попечением земельной аристократии, омоложенной слиянием с новым классом промышленников, и под высшим протекторатом природного отца нации — монарха.
Второй социальный роман Д. — «Sybil, or the two Nations» ( "Сибила" 1845) — пытается разрешить проблемы, заостренные чартистским движением. Автор предлагает религиозно-моральный и социально-политический союз между «двумя нациями» — между классами — правящими и производящими.
Следующий роман Д. — «Tancred, or the new Crusade» ("Тэнкред или новый Крестовый поход" 1847 г. Русск. перев. в «Неделе», 1878, № 8—10), полный экзотики, является пропагандой английского империализма, шествующего под знаменем креста и полумесяца.
Исторический роман «Alroy» (Алрой) посвящен еврейскому вопросу. Изображая лжемессию XII века, автор выступает своеобразным палестинофилом. Это произведение было впоследствии использовано сионистами в целях пропаганды.
Однажды, вступив в глупый спор с сефардской синагогой, отец Дизраэли Исаак крестил своих детей по обряду англиканской церкви, когда Бенджамину было тринадцать лет, и воспитал их христианами. Если бы не обращение в христианство, Дизраэли никогда бы не стал 1847 г. членом парламента и позже премьер-министром.
http://www.digitalhistoryproje...
Так, Лайонел де Ротшильд (послуживший, по мнению многих, для Дизраэли прообразом художественного персонажа Сидонии), избранный парламент в 1847 г., не допускался в палату до 1858 г. за отказ произнести установленную клятву: «По истинной вере христианина».
В 1826 г. он начал писать под псевдонимом серию сатирических романов о современной ему политической сцене. Книги нашли широкого читателя, но были жестоко раскритикованы, когда была установлена личность автора. В то время он пережил что-то вроде нервного срыва.
В 1830 г. Дизраэли покидает Великобританию, отправившись в «большой тур» по Средиземноморью, а конкретно на родину предков, в частности в Иерусалим. И родина «вылечила» его - он начал понимать «связь между своим еврейским наследием и западным христианством".
В 1833 году он пишет роман «Альрой», пронизанный насквозь идеями сионизма. Персонаж романа Давид Альрой, оказавшись в Иерусалиме, предпринимает неудачную попытку восстановить еврейское правление на Святой земле.
Позже, в романе «Танкред» первоначальный сионизм Дизраэли проявится в часто цитировавшейся потом фразе: «Раса, упорствующая в праздновании сбора винограда, хотя и собирать-то нечего, отвоюет свои виноградники».
Вернувшись в Англию, Дизраели благодаря своей растущей литературной славе и репутации фата с живым умом, проложил себе дорогу в светское общество и в спальни экстравагантных высокородных леди – эдакий Гришка Распутин в иной упаковке.
В 1831 г. он решил заняться политикой и стал в реальной жизни героем того же эпического пошиба, что и персонажи его художественных произведений. Изначально воспринимавшийся как радикал с сомнительной подноготной (иными словами, как богоизбранный) и с аморальными сексуальными привычками Дизраэли терпел неоднократные поражения.
Вступив в члены Консервативной партии (ТОРИ), он в 1837 году избирается в парламент. Далее происходит обычное внедрение богоизбранных в христианскую среду - он укрепил свое положение женитьбой на уважаемой и богатой вдове (на двенадцать лет старше его) бывшего члена парламента.
Кратковременная поддержка со стороны лидера тори сэра Роберта Пила, как и его развивавшийся талант «говорилки», добавили этому пройдохе популярности. Осознав это, он создает свою группу в партии, состоявших из молодых тори, твердо решивших, что необходимо реформировать правительство.
Короче, вирус сионизма проник в правительственные сферы Британии. Движение «Молодая Англия» стремилось превратить партию, состоящую из аристократов, в представительную организацию «британского народа» (вспомним, как через более чем 70 лет Россия падет от подобных идей «сближения с народом»).
От лидеров-аристократов тори он брал на вооружение их религиозные чувства, вопреки эскапистским и довольно романтическим представлениям его группы. Несмотря на кажущуюся бессмысленность подобных идей, Дизраели попытался объединить простых людей вокруг короны. И это ему удалось.
В 1852 году Дизраэли возглавляет палату общин и назначается министром финансов.
Все эти вехи в карьере смогли возникнуть только благодаря его «распутинским сексуальным качествам», в связи с чем и появилась его очень большая «дружба» с любвеобильной королевой Викторией.
В те времена ещё не так был актвирован «институт еврейских жён», тогда преуспевали мужики с подвешенным языком и и с ещё кое с чем оригинального качества, весьма импонировавшем зажравшимся аристократкам Западной Европы.
В 1868 году Дизраели сменяет лорда Дерби на посту премьер –министра и на этом посту укрепил и без того большую «дружбу с королевой». Королева не любила неразговорчивого Уильяма Гладстона, бывшего премьера и влюбилась в очаровательного мистера Дизраэли, доставлявшего ей удовольствие во время каждой аудиенции.
Известно, что королева Виктория была замужем за двоюродным братом Альбертом. В этом браке было рождено 9 детей (шесть дочерей и три сына). Кто даст гарантию, что любвеобильная королева не произвела часть потомства от Дизраели?
А сегодня эти потомки «богоизбранной крови» занимают престолы пяти из двадцати девяти существующих монархий. Самая очевидная продолжательница рода Виктории — ее праправнучка Елизавета II, занявшая британский престол в 1952 году.
В 2015 году она обошла Викторию по длительности срока правления: Виктория была на троне 63 года и 216 дней, а Елизавета на данный момент правит уже больше 67 лет. И вся эта ненависть Дизраели к славянской России, изысканное русофобство, продолжают отравлять существующий правящий класс Англии.
Величайшей заботой премьер-министра Дизраэли было сохранение «британского» могущества в Европе. Он рассматривал внешнюю политику в качестве своего первейшего долга и критиковал реакции Гладстона на кризисы в континентальной Европе за излишний пацифизм.
По настоянию Дизраэли Ротшильды предоставили Англии в 1875 г. капитал на приобретение акций Суэцкого канала у хедива Египта. Эти акции получили название «Ключ от Индии» и подтвердили британскую оккупацию Египта и контроль над жизненно важным путем в Южную Азию.
Для большего утверждения британского владычества правительство Дизраэли объявило королеву Викторию императрицей Индии. Ее благодарность Дизраэли вылилась в дарование ему звания пэра, превратив сефардского богоизбранного в первого графа Биконсфилд.
Неустранимым препятствием на пути деятельности Дизраэли находилась Российская Империя. Англия и Россия стали соперниками, игравшими развивавшимися средиземноморскими странами как пешками в мировой партии в шахматы.
Дизраэли добился своего, вынудив Россию, истощенную войной с Турцией, пойти на международное посредничество в выработке условий мира. На Берлинском конгрессе в 1878 г. Дизраэли познакомился с канцлером Бисмарком. Под угрозой применения военной силы Великобритания добилась сохранения Османской империи и надежной защиты пути в Индию от якобы российской гегемонии. Далее внимание внешней политики тори сосредоточилось на малых войнах в Афганистане и Южной Африке.
С точки зрения сегодняшнего дня те колониальные действия в странах Третьего мира носили одновременно и репрессивный характер, когда уникальные культуры и религия вынуждены были подчиняться мрачному единообразию смеси иудаизма и католицизма в различных вариантах Британского содружества, откуда выкачивались материальные и людские ресурсы на обогащение правящего класса метрополии.
Английская историография единодушна в том, что высшим достижением в государственной деятельности Дизраэли являются его внешнеполитические акции, и именно те, которые связаны с Россией.
В 40-е годы Россия уже вызывала тревогу у Дизраэли, и не у него одного. Вопреки всем сложностям внутреннего развития (самодержавный строй, крепостное право) и козням внешних врагов Россия развивалась, набирала силу, а это означало, что другие страны должны были с нею считаться. Очевидно, старый ее недруг князь Меттерних внушил Дизраэли еще большую настороженность и недоброжелательность к России.
Австрийский государственный деятель Клеменс Меттерних
После последнего свидания с Меттернихом Дизраэли писал своей приятельнице маркизе Лондондерри, что на континенте «одна Россия развивается и она еще больше разовьется в великой борьбе, которая, вероятно, даже ближе, чем мы можем представить».
Это было объяснение укоренившегося в Англии в XIX в. явления, вошедшего в историю под названием русофобии. На фоне этого явления и с учетом его содержания формировалась и проводилась в жизнь внешнеполитическая линия Дизраэли.
Ответить на вопрос, страдал ли сам Дизраэли недугом русофобии, на первый взгляд не просто, так как в летописях его политической жизни можно найти прямо противоположные заявления: в одном случае он как бы объективно относится к России и ее интересам, в другом — солидаризируется с политикой враждебности и конфронтации по отношению к Российскому государству.
Водораздел между этими противоположными позициями можно условно провести по следующему принципу: одна позиция характерна для Дизраэли, когда он находится у власти и делает то, что считает необходимым, а вторая отражается в его выступлениях в качестве лидера оппозиции, задача которого по английской традиции состоит в том, чтобы критиковать действия правительства, с которыми он иногда в душе, может быть, и согласен
Иногда такие выступления могут отражать и нюансы противоречий и борьбы в руководящей верхушке консервативной партии.
Итак, в оппозиции — одно, в правительстве — другое. К этому обязывает принятая в Англии и действующая поныне традиция. Она усложняет задачу историка, но все же исследователь имеет возможность установить истинную позицию того или иного деятеля, тщательно сверяя его декларации с его практическими делами. Дизраэли дает пример такого «разночтения», относящийся к началу 40-х годов.
В связи с первой англо-афганской войной, выступая в парламенте, Дизраэли довольно убедительно доказал, что оправдание этой агрессии министром иностранных дел ссылками на «русскую угрозу» явно несостоятельно и что «истинным агрессором был наш (т. е. британский) министр иностранных дел», который занимался «интригами против России».
Примерно в то же время Дизраэли, будучи в Париже, в меморандуме на имя короля Франции излагает план создания под своим руководством партии, которая будет вести политику, «систематически направленную против России».
Он входит и в конкретику. Эта партия должна будет подталкивать английского премьер-министра к тому, чтобы он занимал твердую отрицательную позицию «в отношении господина Бруннова».
Барон Бруннов Филипп Иванович был отправлен царем Николаем I послом в Лондон с задачей добиваться радикального улучшения отношений между Россией и Англией. К достижению этой цели и были направлены все «угрожающие» усилия российского посла.
Вот некоторые мотивы русофобии. Во-первых, это необходимо для понимания внешнеполитической деятельности Дизраэли и его отношения к России. Во-вторых, это достойное сожаления явление оказалось очень живучим и перешло в международные отношения XX в. , учет характера этого явления необходим для успешной дипломатической деятельности по налаживанию нормальных отношений между Россией и Англией и в наше время, в XXI столетии.
В биографии Дизраэли, принадлежащей перу О’Коннора, читаем: «Лорд Биконсфилд хвастает, что он знает английский народ. Исходя из этого знания, он учитывает… старое и глубоко укоренившееся чувство ненависти к России. Он знал, что ненависть к России — это одно из самых глубоко укоренившихся настроений в умах англичан».
Учитывая это обстоятельство, О’Коннор замечает, что подобные настроения «не очень льстят здравому смыслу английского общественного мнения, но, к несчастью, они существуют». О’Коннор приходит к выводу, что «лорд Пальмерстон… активно проповедовал ненависть к России и преуспел в этом».
И далее автор заключает: «Лорд Биконсфильд также достаточно хорошо знал английский народ, чтобы рассчитывать, что апеллирование к чувствам ненависти, явного пренебрежения… не будет напрасным. Действительно, не существует такого народа, который не поддался бы этим настроениям, если на них играет опытный мастер, да еще при благоприятных обстоятельствах».
К сожалению, нельзя сказать, что русофобия принадлежит прошлому. Американский историк, закончивший в 1949 г. пятнадцатилетнюю специальную работу по исследованию русофобии в Англии, начинает введение к своей книге так: «Немногие проблемы имеют сегодня большую важность, чем установление взаимного доверия и терпимости между Советским Союзом и народами, говорящими на английском языке. Я надеюсь, что данное исследование происхождения и развития на раннем этапе русофобии в Великобритании может хотя бы в небольшой степени содействовать установлению такого взаимопонимания».
Этот ученый прав: знание и учет прошлого во всех его положительных и негативных аспектах крайне важны для решения современных проблем в англо-русских отношениях.
Сегодня ряд историков-международников считают проблему русофобии в Англии безусловно актуальной и поэтому занимаются ее исследованием. Существует книга Дж. X. Глисона «Генезис русофобии в Великобритании», изданная в США в 1950-м, а затем в 1972 г., является фундаментальной монографией.
Выходящий в США научный журнал «Славик ревью» не обошел своим вниманием данную проблему. В 1985 г. он поместил статью Альберта Резиса «Русофобия и „завещание“ Петра Великого, 1822–1980 гг.». Указанные в заголовке годы означают, что проблема русофобии в том или ином виде давала о себе знать на всем протяжении этого периода.
https://library.by/portalus/mo...
Во время второй мировой войны в Англии и США появилось довольно много книг, как оригинальных, так и переизданий, вышедших в XIX в., относящихся к проблеме русофобии. В нашем отечественном англоведении обращает на себя внимание вышедшая в свет в 1982 г. работа Н. А. Ерофеева «Туманный Альбион». Книга имеет специальный раздел «Русофобия в Англии».
Под русофобией имеется в виду нагнетание враждебности в отношении России в государственной, политической и общественной жизни Англии. Россия в выступлениях министров, членов парламента, общественных деятелей, печати изображалась как крайне агрессивное государство, целью которого является завоевание или подчинение себе иным путем ряда стран Европы, Ближнего Востока, Азии, а по утверждениям некоторых наиболее рьяных русофобов — даже Северной Америки.
Некоторые авторы, возражавшие против таких обвинений, замечали иронически, что при перечне объектов предполагаемой российской экспансии забыли упомянуть луну. Наиболее активно пропагандировались «планы» захвата Россией Индии, Ближнего Востока, черноморских проливов. Так создавался, как теперь говорят, образ врага Англии в лице России.
Стереотип врага относился не только к российскому царизму, его администрации, внешнеполитическим акциям России, хотя эти аспекты и были центральными в принятой схеме. Он включал и оскорбительно-отрицательную характеристику народов России, которые квалифицировались как крайне отсталые, одержимые дикими инстинктами, чуждые цивилизованности и неспособные к ее восприятию вообще.
Английские газеты «Таймс» и «Кроникл» писали, что русские подданные «лишены способности стремиться к политической свободе». Создавался, и, к сожалению, довольно успешно, стереотип народов России, аналогичный тому, который существовал в Древней Греции и Древнем Риме относительно народов, не принадлежавших к коренному греческому и римскому населению и живших за пределами этих стран, — их именовали варварами.
В XIX в. для английских русофобов варварами были люди, жившие в пределах Российской империи.
Разумеется, имелись в Англии и люди, не разделявшие или бравшие под сомнение подобные утверждения и неодобрительно относившиеся к антироссийским акциям английского правительства. Однако в периоды подъема фобии они были в меньшинстве.
Термин «фобия» возник потому, что в определенные периоды отношения враждебности к России были «превалирующими» в английской политике, а «их интенсивность — такой сильной, что термин «русофобия» был наиболее подходящим для определения истинного положения». К тому же этот термин «применялся современниками и с тех пор привычно находился в употреблении».
Русофобия, выражавшаяся в позициях государственных деятелей, это состояние, когда у государственных деятелей «неприязнь в отношении иностранной державы наверняка достигает критической точки, после чего она становится настолько всеобъемлющей и сильной, что народ уже готов психологически к войне против этой державы при наличии определенных политических условий».
Когда в середине XVI в. «купец-авантюрист», как таких людей называют в английской историографии, Ричард Ченслер приплыл в Архангельск, это было открытие России для Англии. Полтора столетия связи между двумя странами оставались добрыми и ограничивались торговлей. Затем, по мере развития и усиления России, в Англии начали рассматривать ее как политический фактор, осложняющий борьбу Англии за доминирующее положение в Европе.
Когда же Россия начала искать выходы к морским путям Балтики, а потом и Черного моря, что диктовалось прежде всего ее жизненными экономическими интересами, целью английской политики стало помешать России выйти на берега этих морей. А когда это не получилось, в Лондоне проявили большую заботу о том, чтобы заблокировать русский флот в Балтике и Черном море, не дать ему выйти на широкие морские просторы.
При этом английский флот должен был действовать в этих морях. Такова была суть всех сложных дипломатических и иных акций в российско-английских отношениях, которым посвящены многие тома документов и исследований, в которых часто за деревьями читателю трудно увидеть лес.
Если к политике применить такой общечеловеческий термин, как справедливость (он чужд международной политике, ибо там все определяется соотношением сил), то достаточно внимательно посмотреть на карту Европы, чтобы сразу же стало ясно, что указанные стремления России следует признать справедливыми и обоснованными.
Установилась своеобразная закономерность — российско-английские отношения развивались волнообразно: за годами нормальных отношений следовали периоды их ухудшения, иногда резкого.
Серьезное ухудшение наступило в конце 70-х годов XVIII в. Оно было связано с русско-турецкой войной 1787–1792 гг. В конце XVIII — начале XIX в. под прямой угрозой самому государственному и национальному существованию обеих стран, возникшей со стороны наполеоновской Франции, Россия и Англия сблизились и объединились в военном союзе.
Великий союз ряда стран и народов был сложен и противоречив, но прежде всего усилия России и Англии обеспечили ему конечную победу. Исторический опыт этой великой борьбы многогранен, но обращают на себя внимание следующие особенности.
Во-первых, годы наполеоновских войн показали, что даже самые мудрые и талантливые государственные деятели допускают судьбоносные просчеты. Вряд ли кто-либо будет спорить, что Наполеон был великим полководцем и крупным государственным деятелем. Но он допустил огромный стратегический просчет, когда, собрав «Великую армию», двинулся походом на Россию.
Ему удалось дойти до Москвы, занять ее; древняя столица Руси сгорела, но наполеоновская армия была уничтожена целиком, сам император еле унес ноги, и вскоре русские казаки поили коней в Сене. На память они оставили Парижу название «бистро» для небольших закусочных.
Во-вторых, победа союза государств над Наполеоном показывает, что Англия в критические моменты истории одерживает или участвует в одержании победы в последнем сражении великих военных столкновений. Так было на поле Ватерлоо.
В-третьих, история возлагает на Россию принесение на алтарь общесоюзной победы самых тяжких жертв. Так было в начале XIX в.; то же повторилось и в двух случаях в первой половине XX в. Не было бы Бородина, не было бы и Ватерлоо.
Наконец, в-четвертых, еще одна закономерность: вклад России в общую победу не получает у ее союзников верной, справедливой оценки. Так было в победе антинаполеоновской коалиции, так дважды случалось и позднее.
А в действительности умные люди в правящих кругах Англии, когда они не размышляли о пропагандистских задачах, отдавали себе отчет в том, что именно огромный вклад России в победу над наполеоновской Францией лежит в основе резко возросшей ее роли в европейских делах.
Россия являлась союзницей Англии в смертельной борьбе, но такой исход дела не устраивал высшие английские сферы, где царствует прибыль и нажива любой ценой. Вот в этом и берет начало русофобия.
Руководителям Британии импонировало, что Россия внесла огромный вклад в спасение Англии от наполеоновской угрозы, а это означало и то, что была снята угроза французского вторжения на Британские острова. Но они явно желали, чтобы Россия не воспользовалась плодами общей победы. Аналогично сегодня это происходит с итогами Второй мировой войны.
В 1812 г. генерал Уилсон являлся официальным английским представителем при главном штабе русской армии. Когда русские войска преследовали остатки уничтоженной французской армии, английский генерал вместе с русским командованием вступил в Вильно. Здесь он обнаружил огромные залежи французских пропагандистских материалов, в которых обосновывалась «необходимость» вторжения французов в Россию.
Наполеон, который «был сам себе министром пропаганды», дал указание прессе писать, что «русские — это нация варваров и что их сила основывается на их коварстве».
По этому поводу Уилсон, видевший русских в их войне против Наполеона, записал в своем дневнике, что найденные в Вильно материалы свидетельствуют о том, что «Бонапарт увенчал свои просчеты в отношении России разнузданной клеветой в ее адрес».
Прошло совсем немного времени, и английский генерал уже через два года после Ватерлоо начисто забыл, что он писал в 1812 г., и взял на вооружение лживые наполеоновские аргументы, чтобы «раздувать страхи, возникающие в Англии в связи с ростом мощи России".
Прямо повторяя наполеоновскую пропаганду, Уилсон писал, что, основываясь на собственном опыте, он может" предсказать русское нападение на Индию, захват Константинополя, господство в Центральной Европе, а также все акции правителей Санкт-Петербурга по установлению господства над миром!
Уилсон предупреждал, что Англия теперь должна признать, что победа над Францией привела к тому, что она оказалась перед лицом еще большей угрозы — России. Это было напечатано в 1817 г.
Все эти приведенные исторические данные только добавляют нам уверенности в том, что разнузданная британская «русофобия» никогда не затихнет и будет продолжаться до тех пор, пока «русский сапог волей-неволей не омоется водами Темзы»…
В следующей публикации продолжение "матча борьбы России с турками под судейством Британии".
Оценили 2 человека
5 кармы