Внутренние антирусские силы распоясались настолько, что столица империи напоминала город, затаившийся в осаде и не ведающий откуда будет нанесён удар. Но до царя и вельмож не доходил тот факт, что игры с масонским движением к добру и ладу в государстве не приводят. Благо то, что ещё император Николай I сумел подавить в зародыше очаг, откуда произошла эта зараза – масонское движение, ныне именуемое историками – декабристским.
Подавил, но не до конца. Не уследил Николай за воспитанием своих сыновей, которые ещё в юности подверглись заражению этой крамолой, и на первых порах царствования только раздували этот очаг своими реформами. Теперь пришла пора пожинать плоды своей беспечности в заигрывании с масонами.
Но рок неумолим - это было только началом Великой катастрофы для Российской империи.
Между тем шли дни, тревога в обществе нарастала. Александр II чувствовал, что настал момент для принятия важного решения. Раз самые суровые меры не приносят никаких результатов, почему бы не попробовать, путем серии компромиссов, смягчить если не революционеров, то по крайней мере либералов, чьи симпатии обеспечивают успех подрывным акциям?
К этому его подталкивал брат Константин. Министр Валуев тоже высказывал подобные мысли. Но наследник престола, великий князь Александр Александрович встречал в штыки все то, что, по его мнению, являлось уступкой со стороны самодержавия.
8 февраля 1880 года Александр II созвал в Зимнем дворце чрезвычайный совет, в котором приняли участие его брат Константин, его старший сын и несколько особо приближенных лиц. Наследник престола заявил, что источник зла кроется в отсутствии согласия между отдельными органами центральной власти и, озвучивая идею публициста Каткова, предложил создать «верховную комиссию», наделенную большими полномочиями и управляемую кем-то вроде диктатора.
Однако, мысль о новой «комиссии» не вдохновляла царя, полагавшего, что, кроме дополнительных гор бумаги и болтовни, толку от нее не будет. Совещание было перенесено на следующий день.
9 февраля его состав расширился за счет еще нескольких сановников и генерал-губернаторов Санкт-Петербурга, Одессы и Харькова. Открывая заседание, Александр выглядел не лучшим образом: сутулая спина, усталое выражение сероватого лица, отсутствующий взгляд. Как обычно, началась пустая говорильня.
Прислушиваясь к этому гулу противоположных мнений и взаимных обвинений, он еще раз убедился в неспособности своих советников переломить ситуацию. Лишь один из присутствовавших хранил молчание.
Это был граф Лорис-Меликов, генерал-губернатор Харькова, имевший уже готовую программу, в которой удивительным образом сочетались твердость и мягкость, властность и либерализм.
Согласно его убеждению, необходимо было усилить полицейский надзор и в то же время пойти на определенные, в рамках благоразумия, уступки. И над всем этим должен был стоять один человек с несгибаемой волей.
«Самое главное, – говорил харьковский губернатор, – обеспечить в империи единство руководства. Для этого нужно, чтобы вся власть была сосредоточена в руках одного человека, который бы пользовался абсолютным доверием Вашего Величества».
Услышав эти слова, царь прервал выступавшего и сказал: «Ты и будешь этим человеком», после чего закрыл заседание.
Указом от 12 февраля 1880 года была учреждена «Верховная комиссия по защите общественного порядка» под председательством Лорис-Меликова.
Хотя роль Верховной комиссии носила весьма туманный и расплывчатый характер, ее председатель был облечен поистине диктаторскими полномочиями: он осуществлял руководство всеми органами власти империи, распоряжался всеми государственными ресурсами и получал приказы непосредственно от императора.
Это был беЗпрецендентный случай - еще ни один самодержец не наделял подобной властью одного из своих подданных. БеЗпрецендентный и почти роковой для императора и страны в целом. О чем речь – об этом читатель узнает ниже.
Несколько дней спустя Лорис-Меликов пригласил к себе представителей городского собрания Санкт-Петербурга, чтобы выслушать их мнение по поводу деятельности террористов. Издателям крупных столичных газет он объявил, что хочет установить «диктатуру сердца».
В «Правительственном вестнике» было опубликовано его обращение к общественности, в котором он обещал употребить «все свои силы и все свои знания» для восстановления уважения к закону.
При дворе многие удивлялись, почему Александр не возложил функции диктатора на одного из своих традиционных соратников. Скажем немного о Лорис-Меликове...
Сей вельможа происходил из армянской дворянской семьи, предки которой были истинными семитами, народом царства Урарту, мигрировавшими на Аравийский полуостров. Впоследствии Урарту кануло в Лету, а на его месте образовалось могучее государство Великая Армения. Не зря Армению иногда величают вторым Израилем.
Великая Армения. Наибольшего расцвета добивается в I веке до н.э при царе Тигране II Великом. Этот правитель подчил себе все окрестные земли - Сирию, Антропатену, Иверию, часть Парфии. И доходит аж до пределов современного Израиля, взяв Иерусалим!
В обществе к армянину-вельможе относились с почтением, как к национальному герою. Во время кампании 1877 года он взял крепость Карс, немного повысив тем самым престиж русской армии, терпевшей неудачи на Балканах.
Впоследствии, во время эпидемии чумы на нижней Волге, его энергичные действия предотвратили распространение паники. Чуть позже, назначенный генерал-губернатором Харькова, он смог обуздать революционеров и вместе с этим завоевать симпатии журналистов, профессоров и студентов.
Это создало ему репутацию жесткого властителя и тонкого дипломата. Все, кто был близок к нему, отмечали его изворотливый ум, хитрость и гибкость богоизбранных предков. Он одинаково хорошо умел воевать и наводить порядок.
Через неделю после назначения Лорис-Меликова, 19 февраля 1880 года, в России отмечались одновременно двадцатипятилетие правления Александра II и годовщина отмены крепостного права. Император и его окружение ожидали от террористов сюрпризов.
День начался большим стечением народа на Дворцовую площадь. Раздались артиллерийские залпы салюта, зазвонили колокола. Появившегося на балконе царя толпа приветствовала громкими криками. Но насколько искренними были все эти люди, кричавшие «ура»? Он также прослушал патриотические песни в исполнении хоров различных гвардейских полков.
После этого в Большом белом зале дворца Александр принимал поздравления высших сановников и представителей иностранных держав. Напрасно пытался он скрыть нервозность под маской добродушия. От присутствовавших не ускользнула его озабоченность.
Приглушенным от волнения голосом он отвечал на любезные речи своих гостей. Несомненно, ему не давала покоя мысль, что среди парадных мундиров в регалиях вполне может затаиться террорист. Всеобщее внимание привлекала плотная фигура стоявшего неподалеку от него Лорис-Меликова. Смуглое лицо, темные, искрящиеся глаза, черная с проседью борода – он производил впечатление человека в одно и то же время волевого и доброжелательного, энергичного и утонченного. Уже чувствуя в нем верховного правителя, придворные толпились вокруг генерала.
Виконт Мельхиор де Вог пишет: «По тому, как его приветствовали, можно было судить о высоте его положения». Вопреки опасениям императора ничто не омрачило этот большой праздник.
Но на следующий день, 20 февраля, около двух часов дня, когда Лорис-Меликов выходил из здания министерства, молодой богоизбранный из Минска, по фамилии Молодецкий, дважды выстрелил в него из револьвера. Обе пули застряли в толстой шубе.
http://rys-strategia.ru/publ/1-1-0-4812
Одним прыжком Лорис-Меликов настиг убийцу, повалил его на землю и потом сдал подбежавшим жандармам. Общественность с одобрением восприняла личное мужество генерала и расценила этот инцидент, как символ укрепления власти.
Лорис-Меликов сам допрашивал террориста, и тот был приговорен военным трибуналом к смерти. Казнь состоялась спустя сутки после приговора, средь бела дня, на Семеновском плацу, при большом стечении публики. Молодецкого привезли на повозке, на его груди висела дощечка с надписью: «Государственный преступник». Но тот с презрением смотрел на всех этих людей, собравшихся, чтобы пощекотать себе нервы зрелищем его смерти.
Подойдя к подножию эшафота, Молодецкий с гримасой ухмылки на лице бросил в их сторону несколько саркастических замечаний и угроз. Когда священник протянул ему распятие, он оттолкнул его. До самого последнего момента осужденный вел себя дерзко и вызывающе. Когда люди увидели, как его тело безвольно раскачивается на веревке, у них было ощущение, будто это повесили революцию, раз и навсегда.
В своих усилиях по «очищению» России наивный Александр хотел заручиться поддержкой Европы.
Лев Николаевич Гартман. Псевдонимы: Н. С. Сухоруков, Троицкий, Алхимик https://www.peoples.ru/state/r...
Однако Франция, куда бежал революционер Лев Хартман, пытавшийся взорвать императорский поезд, отказалась выдать его России.
Французский писатель с богоизбранными корнями по матушке Виктор Гюго, написал тогда правительству Франции: «Ведь вы честное правительство. Вы не можете выдать этого человека. Существует нечто такое, что выше закона – право. Деспотизм и нигилизм – два отвратительных аспекта одного явления, и явление это – политика. Законы экстрадиции не действуют, когда речь идет о политике. Все нации соблюдают эти законы, и Франция будет соблюдать их тоже. Вы не выдадите этого человека». (см. Виктор Гюго: «Действия и слова» ч. III (заметки 1880 года.)
Российская пресса негодовала. 21 марта царь сказал генералу Шанзи при личной встрече: «Решение вашего правительства по поводу этого мерзавца произвело на меня чрезвычайно неприятное впечатление. Это все, что я имею вам сказать".
В очередной раз Александр убедился, что французы забыли о той бесценной услуге, которую он оказал им, заступившись за них перед Германией во время кризиса 1875 года. Что касается Лорис-Меликова, он смотрел гораздо дальше дела Хартмана, и оно его мало интересовало.
По его мнению, истинная причина зла, от которого страдала Россия, заключалась в том, что в окружении власти было немало скрытых последователей масонского учения, исповедовавших западные идеи и желавших модернизации самодержавия в соответствии с современными принципами государственного права.
Однако эта партия либералов, некогда побудившая Александра к проведению первых реформ, ослабела и потеряла былое влияние. Император отдавал себе отчет в том, что, несмотря на все его усилия по реорганизации системы управления, продолжались злоупотребления, что административная машина постоянно давала сбои, что никто больше не испытывал к нему чувства благодарности за инициативы по улучшению жизни его подданных.
Мало-помалу он утратил веру, что либералами движет любовь к России, внушавшими ему, что народ его – быдло, и больше не верит в своего царя. Впечатлительная натура императора приняла этот тезис и поверила в него, начисто вычеркнув из памяти догадку, что либералам не нужна крепкая Россия, а значит и сам царь, как столп самодержавия.
Единственным человеком, понявшим всю суть назревавшей ситуации, был наследник престола Александр Александрович. Его единомышленники, сплотившиеся в Аничковом дворце, относились к малейшему ослаблению центральной власти, как к святотатству, ибо император не имел права отказываться даже от небольшой части своих полномочий, которыми его наделил Господь.
Они наперебой цитировали слова Николая I: «Уступив первоначальным требованиям французской революции, Людовик XVI пренебрег своим священным долгом. И Бог наказал его за это».
Александр находился под определенным влиянием этой точки зрения. Если он и не отвергал открыто либеральные теории своей молодости, то с грустью признавал, что, возможно, их претворение в жизнь следует отложить на неопределенный срок.
Но именно его нерешительность и вызывала ярость внешних и внутренних русофобов. Это был замкнутый круг, из которого он стремился вырваться. Лорис-Меликов очень скоро пришел к выводу, что нужно незамедлительно предоставить русскому народу все мыслимые свободы, допустимые в рамках абсолютной монархии, чтобы затем начать постепенно продвигаться в сторону конституционной монархии.
Однако хотя он, обладая диктаторскими полномочиями, и располагал всеми средствами, необходимыми для сокрушения нигилизма, любые нововведения, пусть самые незначительные, не входили в его компетенцию. Они должны были исходить только от самого царя. Но царь еще не был готов отказаться от самодержавных устоев. Лорис-Меликов понимал, что ему потребуется немало времени, чтобы переубедить Александра. А пока, дабы успокоить общественность, он отвлекал ее внимание разного рода прожектами и декларациями о намерениях, вызывавшими ожесточенную критику в консервативной прессе.
Между тем 22 мая 1880 года в своих апартаментах в Зимнем дворце тихо угасла императрица Мария Александровна. Царь в этот момент находился в Царском Селе с Екатериной Долгорукой. Узнав о кончине супруги, он спешно вернулся в столицу.
Спустя шесть дней тело покойной было перевезено в собор Петропавловской крепости. Александр и его сыновья сами несли гроб от церковной паперти до катафалка. Во время пышной погребальной церемонии царь, вне всякого сомнения, старался с нежностью думать о той, которая осчастливила годы его молодости, которая была матерью его детей и от которой он постепенно отдалился.
Однако к этим грустным мыслям невольно примешивалось радостное чувство избавления. Склонившись над лицом усопшей, чтобы попрощаться с ней, он едва не поблагодарил ее за то, что она ушла. По соображениям приличия Екатерина Долгорукая не присутствовала на похоронах царицы. На следующий день Александр воссоединился со своей возлюбленной в Царском Селе.
Теперь у них были развязаны руки. Ничто не препятствовало их свадьбе, о которой они так долго мечтали. Первым узнал о намерении царя министр двора граф Альдерберг. Хотя Александр ни разу не упомянул имени Екатерины Долгорукой, он, как и все придворные, был в курсе любовной связи императора. Но до этого дня он и вообразить не мог, что дело закончится у алтаря.
Обретя после минутного замешательства дар речи, Альдерберг принялся умолять Александра поразмыслить о последствиях столь необдуманного и идущего вразрез со всеми традициями решения. Неужели Его Величество не боится лишиться симпатий своей семьи и уважения своего народа?
Император отвечал, что честь, совесть и вера обязывают его узаконить узы, которыми он связан с этой восхитительной женщиной. «Уже четырнадцать лет я жду этого момента! – воскликнул он – Четырнадцать лет назад я дал слово!»
Собрав все свое мужество, Альдерберг спросил чуть слышным голосом:
- Ваше Величество, вы поставили в известность Его Императорское Высочество великого князя наследника?
- Нет, – ответил Александр. – Впрочем, его сейчас нет в столице. Я скажу ему, когда он вернется через две недели.
- Но государь, – возразил Альдерберг. – Он расценит это, как страшное оскорбление!
Император промолчал. Уходя от царя, у Альдерберга сложилось впечатление, что ему удалось поколебать решимость монарха совершить этот опрометчивый шаг. Но вскоре, во время второй приватной беседы, Александр объявил ему, что свадьба состоится в июле, по прошествии сорока дней со дня смерти императрицы.
Альдерберг заклинал его подождать хотя бы год. Александр молча слушал, неподвижно глядя перед собой. Его руки сотрясала мелкая дрожь.
https://s30623889630.mirtesen....
Неожиданно он прервал его, велел пригласить в кабинет Екатерину Долгорукую, а сам вышел. Так, Альдерберг впервые встретился с любовницей царя.
Она тут же набросилась на министра, обвиняя его в том, что он препятствует императору в выполнении его долга, руководствуясь низкими политическими мотивами. Страсти накалялись. Александр приоткрыл дверь и спросил, может ли он войти.
- Нет, – ответила Екатерина. – Дай нам закончить разговор.
Он вернулся через несколько минут и заявил Альдербергу:
- Хочу напомнить тебе о том, что я являюсь единственным хозяином своей судьбы и единственным судьей своим поступкам.
Альдерберг удалился с твердым убеждением, что навлек на себя ненависть «этой дерзкой и вздорной женщины». (см. Милютин: «Дневник».)
https://putidorogi-nn.ru/evrop...
Свадьба состоялась 18 июля 1880 года, в три часа пополудни, в большом дворце Царского Села. Александр, одетый в голубой мундир гусар-гвардейцев, зашел за Екатериной в комнату на первом этаже, где они обычно встречались.
На ней было скромное платье из бежевого сукна, и ни единого цветка в волосах. Эта простота была призвана подчеркнуть тонкость черт и свежесть лица. Царь предложил ей руку. Все офицеры, чиновники и слуги были оповещены о грядущем событии. Пройдя по длинным коридорам, жених и невеста проследовали в небольшой зал без мебели.
Там уже были протоиерей Зимнего дворца священник Никольский, протодьякон и псаломщик. На столе, служившем аналоем, лежало распятие, Евангелие, две свечи, венчальные венцы и обручальные кольца. Выступавшие в роли свидетелей адъютант царя генерал Баранов и генерал Рылеев держали венцы над головами новобрачных. Стоявшие сзади них подруга Екатерины и граф Альдерберг опустились на колени. Больше никто на церемонии не присутствовал.
Когда обряд венчания завершился, Александр и его супруга поехали вместе со своими детьми Георгием и Ольгой покататься по парку. Александр произнес вполголоса со слезами на глазах: «Как долго я ждал этого дня!.. Какое это мучение! У меня постоянно было ощущение, будто на сердце лежит тяжелый камень!».
Внезапно его лицо омрачилось. «Боюсь, что счастье мое продлится недолго, – горестно вздохнул он. – Ах! Хоть бы Господь забрал меня к себе не слишком скоро!»
В тот же вечер Екатерина пишет в своем дневнике: «Это самый счастливый день в моей жизни». Потом царь подпишет тайный указ, согласно которому его второй супруге, сыну Георгию и дочерям Ольге и Екатерине присваивались титулы Их Светлости княгиня, князь и княжны Юрьевские соответственно. Как будто княгиня Долгорукая, чей род восходил к XII веку, нуждалась в подобном титуле!
Через несколько дней Александр вызвал в Царское Село Лорис-Меликова и сообщил ему о своей женитьбе. А затем сказал ему:
- Я знаю, что ты мне предан. Нужно, чтобы отныне твоя преданность распространялась также на мою жену и моих детей. Тебе, как никому другому, известно, что моей жизни угрожает постоянная опасность; меня могут убить в любой момент. Если со мной что-нибудь случится, не оставляй этих столь дорогих мне существ. Я рассчитываю на тебя".
Тремя днями позже наследник престола, вернувшийся из местечка Хаапсалу в Эстонии, где он принимал грязевые и морские ванны, был принят Александром и получил те же наставления. Бережно хранивший память о матери, он не выказал возмущения и безропотно склонился перед волей венценосного отца. Его братья и сестра поступили так же. Тем не менее все они были уязвлены до глубины души безнравственным поведением своего родителя.
Александра ничуть не заботило их мнение. Главным для него было счастье Екатерины. Долгое время остававшаяся в тени, лишенная возможности общаться с внешним миром – думал он – она имеет право на достойное вознаграждение. И действительно, после стольких лет добровольного заточения она, наконец, могла вздохнуть полной грудью.
Ей было тридцать три, и, казалось, ее стремление появляться на публике, блистать при дворе и принимать почести не знало границ. Кто знал, может быть, однажды царь возложит корону на ее голову?
На протяжении российской истории девушки из рода Долгоруких дважды едва не становились царицами: одна, невеста первого представителя династии Романовых Михаила, была отравлена завистливыми придворными в 1625 году; вторая потеряла своего жениха, Петра II, умершего в 1730 году.
Иногда бывают зигзаги истории. Возможно Екатерине и удалось бы первой из Долгоруких добиться этой высочайшей чести. Титул княгини Юрьевской, которым он ее наделил, был в этом плане весьма знаменателен, поскольку вызывал отдаленные ассоциации с Юрием Долгоруким, великим князем Суздальским и Киевским, основателем Москвы.
Светлейший князь Георгий Александрович Юрьевский
Став императрицей, она могла изменить порядок престолонаследия заставить царя изменить порядок престолонаследия в пользу своего сына Георгия?
В этом случае истинно русская по крови династия заменила бы русско-немецкую династию Романовых-Гольштейнов-Готторпов.
"Конечно, трудно представить, что законный наследник и его четверо младших братьев (Владимир, Алексей, Сергей и Павел) могли быть бесцеремонно оттеснены от трона сыном императора от морганатического брака. Но для самодержца нет ничего невозможного, – говорила себе Екатерина и убеждала в этом своего супруга.
Новость о тайном бракосочетании императора распространилась по всей стране. Оборотистые фотографы уже продавали в своих лавках портреты княгини Юрьевской. В аристократических кругах царило уныние. Либералов же, похоже, в гораздо большей степени интересовали политические настроения царя, нежели его сердечные дела. И они были разочарованы. Видя, что проведение долгожданных реформ откладывается, многие из масонов, кто раньше благоволил к Лорис-Меликову, теперь сомневались в его искренности.
И тогда диктатор сделал хитрый ход, который, обрадовал британский двор и заодно вернул ему популярность. Вначале он упразднил знаменитое Третье отделение Императорской канцелярии, грозный орган спецслужб России, который был единственным оплотом самодержавия со времен царствования Николая I.
Во всеобщем упоении столь радостным известием никто не обратил внимания на тот факт, что функции расформированного учреждения передавались министерству внутренних дел, во главе которого стоял Лорис-Меликов.
Хитрый армянин сделал очередной хитроумный ход, умолив царя снять с него диктаторские полномочия, ставшие, по его словам, уже не нужными, и оставить в его ведении одно лишь министерство внутренних дел.
После этого он распустил Верховную комиссию. Пресса шумно одобряла возврат к прежнему порядку и без устали восхваляла патриотизм, сдержанность и скромность, проявленные «новым сильным человеком» России. Ратуя за проведение реформы школьной системы, он отправил в отставку министра народного образования Дмитрия Толстого, известного поборника всего русского, входившего в ближайшее окружение царевича.
Ради достижения своих целей Лорис-Меликов предложил назначить на второй из постов, занимаемых Дмитрием Толстым, – обер-прокурора Святейшего Синода – другого близкого к наследнику престола человека, его бывшего гувернера, фанатичного православного богослова Константина Победоносцева.
Либеральные круги с воодушевлением восприняли замену Дмитрия Толстого на либерала Сабурова, как и замену минстра финансов адмирала Грейга, на Абазу, у которого уже лежала в кармане программа реформ.
И, наконец, Лорис-Меликов санкционировал создание ряда периодических изданий, призванных отражать все нюансы многообразия мнений российской общественности, в которых свободно публиковались материалы из общественной жизни Европы, особенно активно публиковалась информация из британских источников.
Однако для него все это было лишь средством развлечь публику в ожидании осуществления грандиозного политического замысла. Женитьба Александра изменила его планы. Поскольку царь намеревался короновать свою морганатическую супругу, нужно было внушить ему, что народ воспримет этот шаг гораздо благосклоннее в сочетании с введением конституции.
Но подобный маневр требовал тщательной подготовки, и Лорис-Меликов пока не осмеливался заговаривать с царем на эту тему. Он ждал удобного случая. Такой случай ему представился в средине августа 1880 года, когда он получил приказ сопровождать Александра и Екатерину в Крым, в Ливадию.
Но об этом в следующей публикации…
Продолжение следует…
Оценили 2 человека
2 кармы