В 1912 году внутри России предлогов для нагнетания напряженности в обществе как будто не наблюдалось. Но такой предлог создали искусственно — им стали нападки на… Распутина.
Об этой личности в истории России ходят немало легенд, сказаний, правдивых и клеветнических измышлений. Давайте проследим за деятельностью старца Григория при царском дворе Романовых. Какую пользу или вред принес самодержавию этот человек?
Летом 1903 г. по дорогам бескрайней России шел странник. Высокий, жилистый, в простой крестьянской одежде, с посохом и котомкой. Шагал привычно, неутомимо, верста за верстой отмеряя родную землю натруженными босыми ногами. И так же привычно, размеренно повторял Иисусову молитву, чтобы легче шагалось.
Иногда мимо него прокатывались брички, крестьянские телеги. Вдоль дороги открывались деревни, или она вливалась в улицы городов. Но люди не обращали на странника особого внимания. Мало ли их ходило по Руси? Батраки, ищущие заработков, нищие, паломники. Вот и этот топает куда-то по своим делам…
Встречные не знали, что странник, шагающий, казалось бы, легко и упруго, несет на себе под одеждой тяжелые вериги. Не знали и о том, что за плечами у него уже много дорог. И таких же, русских — через пыльные степи, светлые березовые рощи, болотную таежную глухомань. И чужих, незнакомых, заморских. Он успел побывать и в монастырях древнего Киева, и на Афоне, и на Святой земле Иерусалима. В детстве он перенес сильное потрясение и потянулся к духовной жизни. Искал встреч с известными уже подвижниками, общался с ними, набирая собственный опыт.
Старец Макарий у своей кельи. Больше-Актайский скит...
Силу его веры увидел старец Макарий Актайский, живший отшельником в сибирском скиту. Оставил у себя, стал его духовным наставником, вел с ним долгие беседы. А однажды старец сказал, что ему было видение св. Симеона Верхотурского и он должен дать своему ученику совершенно исключительное послушание. Идти в Санкт-Петербург, к царю.
Открыл, что над Россией собирается страшная буря. «Утешай Царственных Самодержцев, чадо, подавай им силу во имя Господа нашего, Вседержителя… Напоминай, что Бог всегда близ тех, кто страдает. И готовься сам страдать ради Них, с Ними, за Них…» Предупредил, что и на него ополчатся враги, «дабы покрыть тебя позором и низостью, чтобы даже твое имя стало ненавистно всем» (см. Схимонахиня Николая. "Смиренный старец, хранящий Россию". М., 2016).
Старец Макарий дал своему ученику свободный выбор — вернуться домой, в родное село Покровское, остаться с ним в скиту или принять столь тяжелый Крест.
Тот выбрал: «Хочу идти, куда Бог укажет…» И зашагал странник. Босиком, в веригах, через всю Россию. Хотя никакой бури как будто не предвиделось.
Наша страна в тот период, когда была усмирена либерасня бесовская, процветала и благоденствовала. Россия выглядела настолько могучей, что ни один неприятель не осмелился бы напасть на нее. В городах и селах вдоль дорог люди были заняты своими повседневными заботами: возделывали поля и огороды, собирали урожаи, торговали, женились, ссорились, мирились, весело справляли праздники, на зов колокольного звона тянулись к ближайшим храмам.
Почему же старец Макарий предвидел беду? Какая опасность могла грозить российскому самодержцу Николаю Александровичу, ведь его глубоко почитали в народе, с его авторитетом вынуждены были считаться правительства всех иностранных государств: а как же иначе, если он возглавлял одну из ведущих мировых держав? В чем мог помочь самому императору простой сибирский мужик?
Он и сам этого еще не знал. Верил: все, что нужно, Господь откроет в свое время. Шагал и шагал под Иисусову молитву, готовя себя встать за царя против неведомых врагов.
Странника звали Григорий Ефимович Распутин.
Мировая «распутиниана» регулярно пополняет свой библиографический список огромным числом газетных, журнальных и энциклопедических статей, а также изрядным количеством книг и брошюр.
Но странное дело: несмотря на жар, многословность и продолжительность дискуссии о Распутине, не только исторический феномен «рокового старца», но даже сама его личность остается все такой же туманно загадочной и гротескно противоречивой, какой была на рубеже 10–20-х годов прошлого века, когда распутинская тема переживала период первоначального информационно-аналитического накопления.
Создатели «новых версий» в большинстве случаев либо используют старые – «хрестоматийные» – мифы о «последнем временщике последнего царя», либо пытаются конструировать оригинальные гипотезы, главной и зачастую единственной опорой которых является художественное воображение их авторов.
Основная причина такой – тупиковой в историографическом плане – ситуации заключается в том, что распутинская тема, несмотря на всю ее очевидную значимость, долгое время воспринималась профессиональными историками как своего рода «закуска» или «клубничка», недостойная претендовать на роль серьезного монографического блюда.
В постперестроечный период ситуация стала постепенно выправляться. Появились научно-популярные книги, специально посвященные биографии и объяснению феномена Григория Распутина. Избыток беллетризма, выдумок и ложных сведений, которыми оказалось отягощено историческое предание о Григории Распутине, привел к тому, что у некоторых исследователей возник соблазн вовсе прекратить попытки выявить исторически достоверную канву биографии «старца» и перейти к иным, «дискурсивным» способам историографического созерцания.
При этом одни авторы отзываются о Распутине подчеркнуто уничижительно – как о духовно ничтожном человеке: «весьма заурядной личности», «развратном пьянице», «хитром шарлатане», «ханже», «грубом, сладострастном»1, «звероподобном бородатом мужике», пустопорожнем, дурашливом, охочем главным образом до дам и мадеры озорником (см. Терещук А. "Григорий Распутин": Последний «старец» империи. СПб.: Вита Нова, 2006. С. 478).
Другие демонизируют личность «старца», называя его истинным правителем России, «неофициальным Патриархом Церкви и Царем Великой Империи» и одновременно первопричиной всех бед, обрушившихся на страну в последние годы царствования Николая II: «Государством правила его (Николая) жена, а ею правил Распутин. Распутин внушал, царица приказывала, царь слушался»; «…„Царь православный“, – пели… верующие, не зная, что на самом деле царствует не царь, а Распутин, и не православный, а хлыст» (см. Евреинов Н. Н. "Тайна Распутина." Л.: Былое, 1924. С. 80).
Третьи – апологеты Распутина – попросту игнорируют все, что может поставить под сомнение моральный облик «простого странника», «источником чудесной силы» которого была молитва, обладавшего признаками «настоящего духовного величия» и отразившего в своем лице «восхитительное зеркало «Русского Возрождения» (см. Райков В. "Я видел удивительно просветленное лицо". // Чудеса и приключения. 1991. № 1. С. 66).
Сторонники апологетического взгляда на Распутина априорно дезавуируют весь антираспутинский «компромат», например объявляя фальшивой информацию о пьяном дебоше, учиненном «старцем» в ресторане «Яр» 26 марта 1915 года, пытаются поставить под сомнение выписки из филерских донесений за 1915–1916 годы и т. д. Об этом инциденте особенно любит распостраняться "историк" Радзинский...
Четвертые, настроенные снисходительно-скептически, стараются не замечать очевидных интеллектуально-волевых достоинств «старца» и объясняют феномен Распутина его «мужицкой хитростью» и «придворной смёткой», по сути признавая самого влиятельного царского фаворита не более чем ловким конформистом. Эта точка зрения родилась еще в недрах белоэмигрантской мемуаристики.
Спустя годы она перекочевала в труды советских историков. А ныне заняла почетное место в работах некоторых современных писателей, продолжающих утверждать, что карьерный секрет Григория Распутина заключался преимущественно в умении «читать тайные желания царицы» и исполнять роль их оракула (см. Радзинский Э. "Распутин: жизнь и смерть". М.: Вагриус, 2000. С. 155).
При всей кажущейся исторической правдоподобности такого взгляда остается, однако, психологически не вполне ясным: каким образом «ловкий приспособленец» смог сыграть столь роковую роль – причем не только в истории России, но и в своей собственной судьбе?
Итак, Г. Е. Распутин родился 9 января 1869 года и был записан в метрической книге 10 января 1869 года в Покровской слободе Тюменского уезда Тобольской губернии.
Личностное становление Распутина происходило на фоне вполне явных последствий родовой травмы. По свидетельству матери, Григорий, в отличие от старшего брата, в младенческом возрасте был крайне беспокойным, «метался в люльке, не желая мириться с пеленками» (см. Распутина М. "Распутин. Почему? Воспоминания дочери". М.: Захаров, 2000. С. 17).
Ходить начал своевременно, но до двух с половиной лет не говорил, «а когда все-таки стал разговаривать, то произносил слова нечетко», хотя «косноязычным не был» и в дальнейшем довольно быстро набрал словарный запас (см. там же).
Главным последствием родовой травмы явилась слабая адаптированность к стрессу, что, в свою очередь, резко снижало защитные силы организма. В этой связи уже в детстве Григорий стал испытывать потребность в посторонней – в основном женской – психологической помощи, позволяющей преодолеть стресс и порождаемые им недуги.
Так, однажды, еще не оправившись от какого-то заболевания и лежа с высокой температурой, маленький Григорий увидел, «что у его постели сидела красивая городская женщина и успокаивала, пока жар не прошел» ( см. там же стр. 18).
«Лечение успокоением» в дальнейшем будет успешно применяться самим Распутиным, в частности при пользовании им цесаревича Алексея.
Гриша Распутин был легковозбудимым, чрезмерно подвижным, эмоционально неустойчивым и беспокойным ребенком. «Его непредсказуемость, – пишет Матрена, – изводила бабушку», которая «никогда не знала, чего ждать от сына: сегодня он бежит в лес, надрывая сердце плачем и криком (по поводу гибели старшего брата), а завтра крутится под ногами домашних или в непонятном страхе забивается в угол» (см. там же стр. 22).
В молодости у Распутина отмечалась упорная весенняя бессонница. Вплоть до зрелых лет он страдал энурезом: «Со мной ночами бывало как с маленьким, мочился в постели». От этого расстройства Григорий излечился лишь после того, как стал путешествовать по «святым местам» (см. Распутин Григорий. Житие… С. 9).
Известно также, что Распутин обладал на удивление плохой – по выражению очевидцев, «тупой» – памятью, трудно сосредоточивался на чем-либо, вел себя крайне суетливо, перескакивая с темы на тему, был чрезмерно непоседлив, нервозен, не расположен к систематическому труду (см. Илиодор [Сергей Труфанов]. Указ. соч. С. 10).
В комнату «не вошел, а прямо-таки вскочил человек с какими-то странными кривляниями и прыжками; казалось, что это был не живой человек, а игрушечный, который в одно и то же время начинает дрыгать и ногами, и руками, и головой, когда дернешь за ниточку»11 –
так описывает Распутина близко знавший его монах-расстрига Илиодор (см. Там же. С. 53).
Вызвавшись было подготовить Распутина к священническому сану, Илиодор в скором времени вынужден был в отчаянии констатировать: «Ведь он – настоящий челдон, ничего не усваивает, так, какой-то обрубок!»
Когда в другой раз епископ Гермоген завел речь о возможной подготовке Распутина к рукоположению, тот почел за благо ретироваться: «Я ему (Гермогену) тогда же сказал, что об этом мне не надо и мечтать… Священнику надо много учиться… Много сосредоточенно думать… А я не могу… У меня мысли, что птицы небесные, скачут, и я часто не могу совладать с ними…» (см. И. Манасевич-Мануйлов И. Ф. "У Григория Распутина. журн. Новое время. 1912. 18 февраля).
Распутин очень плохо и медленно читал, писал коряво и без всякого соблюдения орфографии и синтаксиса, цифры знал только до ста, а дальше говорил так: «две сотки рублей, три сотки», потом у него шли «тыщи», которыми он жонглировал уже совершенно произвольно.
Григорий никогда не запоминал фамилий своих многочисленных знакомых, давая им упрощенные – временами довольно остроумные – клички: Красотка, Звездочка, Машка, Хрипуха, Дочка, Губернаторша, Франтик, Пчелка, Красавица, Великолепный, Парень, Длинноволосый, Кудряшка, Старикашка, Глухарь, Мотылек, Тюря, Вивейка, Симочка и т. п. (см. Боханов Александр Николаевич "Правда о Григории Распутине" с. 73).
В то же время современников поражало «серьезное знакомство Распутина со Священным Писанием и богословскими вопросами», а также его умение свободно толковать Библию и «вдаваться в дебри церковной схоластической казуистики»1 (см. Белецкий С. П. "Григорий Распутин // Святой черт". Пг.: Былое, 1923. С. 22).
Ум Распутина отмечали практически все – и друзья, и враги. По признанию бывшего командира Отдельного корпуса жандармов П. Г. Курлова, Распутин обладал «практическим пониманием текущих событий даже государственного характера» (см. Курлов П. Г. Указ. соч. С. 169).
Гипнолог В. Рожнов, предположил, что Распутин «страдал параноической психопатией или, возможно, психопатией истерического круга со сверхценными идеями религиозного характера. Тип его психопатии определяется как истероидный" (см. Рожнов В. "Последний временщик последнего царя "// Наука и религия. 1974. № 7. С. 54–55).
Все остальные характеристики Распутина, описание которых следует ниже, взяты из высказываний московского гипнолога и из описания монаха-расстриги Илиодора - бывшего друга Григория Ефимовича бывшего
"Наличие психопатических личностных особенностей не позволяло «старцу» нормально адаптироваться в обществе и толкало на путь беспрерывных социальных приключений – «бродяжничества», в основе которого лежала неспособность планомерно продуктивно трудиться и удерживаться на каком-то одном месте.
Уникальным «местом работы», на котором Григорий Ефимович смог продержаться по-настоящему долго, хотя также не без срывов, оказалось дворцовое закулисье. Однако данное обстоятельство, скорее, характеризует не столько нормальность «отца Григория», сколько патологичность той атмосферы, которая царила в «высших сферах» Российской империи в последнее предреволюционное десятилетие. Яркая истероидность Распутина нашла отражение в его «этической философии»: «…кажный хочет первым быть, а „первый“ только один бывает»20.
Короче и точнее всех характер Распутина определил английский посол в России Джордж Бьюкенен: «Его основным принципом жизни было себялюбие».
Наиболее непосредственной, сиюминутной формой проявления истероидных черт характера Григория Распутина являлось его беспрерывное хвастовство. Стремясь постоянно быть в центре внимания, сосредоточивать на себе восхищенные взоры окружающих, Распутин хвастался перед всеми, кто оказывался поблизости, – односельчанами, знакомыми, случайными встречными, даже перед охранявшими его филерами.
Дорожа интересом к нему со стороны любого человека, в наибольшей степени Распутин, разумеется, ценил внимание представителей высшей аристократии и членов царской фамилии, которое одновременно оказывалось и главным предметом распутинского хвастовства.
«Прежде у меня была хатенка, – возбужденно рассказывал Григорий приехавшему к нему в гости Илиодору, – а теперь какой дом-то, домина настоящий… Вот этот ковер стоит 600 рублей, его мне прислала жена вел. кн. Н. за то, что я благословил их на брак… А видишь на мне крест золотой? Вот, смотри, написано „Н“. Это мне царь дал, чтобы отличить… Вот этот портрет сами цари заказывали для меня; вот эти иконы, пасхальные яйца, писанки, фонарики – царица мне в разное время давала… Эту сорочку шила мне государыня. И еще у меня есть сорочки, шитые ею» (см. Илиодор [Сергей Труфанов]. Указ. соч. С. 30, 31, 28, 39).
Нетрудно заметить, что, даже хвастаясь вещами, Распутин в первую очередь демонстрировал не свое материальное могущество, а свою личностную значительность, влиятельность и «обожаемость» со стороны высочайших дарителей.
Особо сокровенным предметом гордости Распутина являлась его непосредственная власть над царями. Когда в присутствии Илиодора фрейлина царицы Анна Вырубова упала перед Распутиным на колени, тот с удовлетворением пояснил: «Это – Аннушка так. А цари-то, цари-то… Папа-то (Николай II) с трудом меня слушается, волнуется, ему стыдно, а Мама (Александра Федоровна) говорит, что „без тебя, Григорий, я ни одного дела не решу; обо всем тебя буду спрашивать… <…> Если все люди на земле восстанут на тебя, то я не оставлю тебя, и никого не послушаюсь“. А царь, тоже поднявши руки, закричал: „Григорий! ты Христос!“» (см. Там же. С. 50, 94, 25).
Естественным продолжением духовной власти над царями являлось вполне «материальное» политическое влияние, которым «старец» Григорий также не упускал случая прихвастнуть.
Показывая все тому же Илиодору присланный от царицы проект какого-то манифеста, Распутин заметил: «Это Мама прислала мне проверить, хорошо ли написан или нет; прислали одобрить, и я одобрил; тогда они его обнародовали».
«Меня царским лампадником зовут, – говорил Григорий. – Лампадник маленькая шишка, а какие большие дела делает!»; «Мне ничего не стоит любого министра сместить! Кого захочу, того и поставлю!»; «Захочу, так пестрого кобеля губернатором сделаю. Вот какой Григорий Ефимович»; «Все могу!»
Упиваясь своей сверхвлиятельностью, Распутин при этом относился к институту публичной власти демонстративно скептически, будучи убежденным в том, что «власть портит душу человека… обременяет ее». «Мне самому пока незачем чего-нибудь добиваться, – заявлял Григорий. – А вот постарше стану, меньше грешить стану, тогда уйду архиереем»31
Думается, здесь не было ни притворства, ни особого внутреннего противоречия. Распутин стремился не к власти как к таковой – то есть не к отправлению неких социально значимых начальственных функций, – а к возможности беспрерывно «куражиться», не испытывая при этом никаких – ни административно-вертикальных, ни социально-горизонтальных – ограничений.
«Если попытаться выразить в словах, чего, собственно, желал Распутин, – довольно точно вывела поведенческую формулу «старца» не знавшая его лично Зинаида Гиппиус, – то выйдет приблизительно так: „Чтобы жить мне привольно, ну и, конечно, в почете. Чтобы никто мне не мог препятствовать, а чтобы я что захочу, то и делаю. А другие пусть грызут локти, на меня глядя“… В душе – или в „натуре“ – такого русского странника каждое из его простых желаний доведено до размеров гомерических и вообще ничем не ограничено» (см. 32 Гиппиус З. "Живые лица. Воспоминания". Тбилиси: Мерани, 1991. С. 72).
Это мы привели информацию о свойствах характера личности Григория Распутина от авторов, ненавидевших его, как покровителя, сдерживающего распад самодержавия в России. Так о нем писали «красные» авторы и британские подданные.
Однако, как бы не изощрялись либералы-писаки, Григорий Ефимович по-прежнему оберегал наследника Алексея, спасал его во время приступов. Такие случаи многократно фиксировали царские врачи, другие очевидцы. Об этом писала придворная дама Юлия Ден. Правда, ее мышление было слишком рациональным, она объясняла исцеления «совпадениями». Но удивлялась, что «совпадения» происходили постоянно.
Самое поразительное чудо отмечал врач Боткин — приступ у Алексея был особенно тяжелым, а Григорий Ефимович уехал к себе в Покровское. Доктора прилагали все усилия, но мальчику становилось только хуже.
Уже заготовили Манифест о смерти наследника… И вдруг пришла телеграмма из Покровского: «Пусть врачи не мучают Маленького, молюсь, он здоров». Пораженный Боткин писал: "Внутреннее кровотечение действительно остановилось. Мало того, старец Григорий уверенно предсказывал полное исцеление! Говорил, что по достижении 16 лет мальчик станет совершенно здоровым! Медицина не могла этого сделать, а он мог!"
Исцелял он не только царевича, а многих других. Та же Ден, не верившая в чудеса, вспоминала, как ее маленький сын заболел дифтерией в тяжелой форме, доктора помочь не могли. Но стоило позвать Григория Ефимовича, он быстро пришел, помолился, и на следующий день ребенок оказался здоровым, к страшному удивлению врачей.
Сына великого князя Петра Николаевича Распутин избавил даже от эпилепсии. Продолжались и встречи царя и царицы со своим духовным другом просто для беседы. Они происходили нечасто. Иногда через месяц, иногда через 2–3 месяца. Но Николай II и его супруга очень ценили эти встречи. Простая и искренняя вера Григория Ефимовича оказывалась созвучной их собственным устремлениям. Укрепляла и поддерживала их. Распутина искренне полюбили и царские дети.
О государственных делах, политике, назначениях при этих разговорах даже речи не было. Старец Григорий давал чисто духовные советы (он был малограмотным, но Священное Писание знал наизусть!), рассказывал о жизни русской деревни, о впечатлениях в своих путешествиях, если царь интересовался его мнениями по тому или иному вопросу — отвечал прямо, откровенно, как он делал всегда.
Один из самых информированных людей в империи, начальник Охранного отделения генерал Константин Глобачев, свидетельствовал: «Влияние Распутина на императрицу объяснялось исключительно верой ее в Распутина как в молитвенника и охранителя драгоценного здоровья ее сына, наследника престола…».
Но… болезнь наследника считалась государственной тайной. О ней знал очень узкий круг лиц. Николай II и Александра Федоровна как раз по этой причине уединились в Царском Селе, отказались от всех великосветских развлечений. Поэтому и о причине, по которой Распутина периодически вызывали во дворец, хранилось сугубое молчание.
А сам факт, что безвестный странник регулярно встречается с самим царем, вызывал зависть, порождал сплетни. Григория Ефимовича обвиняли в шарлатанстве, в том, что он лечит людей, не имея ни квалификации, ни разрешения, хотя он не «лечил». Не пользовался никакими травами, кореньями, знахарскими заговорами, гипнозом (попробуй-ка применить гипноз для царевича за тысячи километров, из Покровского!) Распутин только молился — и его молитвы действовали.
В 1910 г. он перевез в снятую столичную квартирку собственных дочерей, отдал их в гимназию. А вокруг него образовалась общинка из таких людей, как Анна Вырубова, которые тоже тянулись душой к Богу, а от старца жаждали духовных советов, почитали за радость как-то послужить ему и помолиться вместе с ним.
Но уж этого «просвещенное» и развращенное столичное общество вообще было не способно понять. Строились грязные догадки, пускались слухи. А любой верующий отлично знает, насколько агрессивными к их вере бывают неверующие.
Журналист Михаил Новоселов опубликовал две едкие статейки в «Московских Новостях», обзывая Распутина «духовным гастролером». Не переводились и доносы. Столыпин озаботился, что все это относится к человеку, близкому к государю. Установил за Григорием Ефимовичем полицейское наблюдение.
Но, изучая донесения, очень быстро убедился, что сплетни абсолютно беспочвенны, и наблюдение было снято. Однако те же слухи проникали в церковную среду. А среди высокопоставленных служителей церкви положение Распутина, допущенного ко двору, рождало ядовитые всходы зависти. Ведь они считали себя фигурами куда более весомыми и заслуженными, чем какой-то «мужик».
В начале 1911 г. на заседании Синода был поднят вопрос, что Распутина надо удалить от царя. При встрече с Николаем II об этом высказался митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний
Государь вполне резонно и сдержанно указал, что встречи с Григорием — его личное, семейное дело. А Распутин вообще избегал с кем-либо спорить, ссориться. От начавшихся нападок он решил просто удалиться. Во второй раз отправился в паломничество в Иерусалим. Когда он вернулся, прежние голоса недоброжелателей вроде бы притихли.
Но у него обнаружился новый враг. Им неожиданно оказался недавний друг Григория Ефимовича, иеромонах Илиодор (Сергей Труфанов). Не зря бытует в народе поговорка: «лучший друг в одночасье может стать злейшим врагом» - такова природа л юдей!
В его судьбе можно увидеть кое-что общее с Гапоном. Он тоже пытался брать пример со св. Иоанна Кронштадтского, помогал нищим, ухаживал за больными. Окончив духовную академию, был направлен иеромонахом в Почаевский монастырь на Украину. Приобрел известность в годы революции, вступив в Союз Русского Народа.
Григорий Распутин, епископ Гермоген и иеромонах Илиодор, 1906 год.
Илиодор оказался великолепным оратором. Его проповеди собирали множество людей, он призывал к решительной борьбе с революционерами, клеймил евреев, призывая бить их, за что имел неприятности и от духовных, и от светских властей.
Через некоторое время Илиодор решил, что сможет более плодотворно вести служение поближе к родным местам — сам он был с Дона. Тем более что там у него имелся покровитель — Саратовский и Царицынский епископ Гермоген.
Он сочувствовал Союзу Русского Народа, был одним из самых ортодоксальных поборников православия, непримиримым противником либеральной и революционной заразы. В его епархии, в Царицыне, Илиодор развернулся со всей кипучей энергией. Устраивал массовые моления и проповеди, начал «отчитывать» одержимых, умел «зажигать» толпу.
С Распутиным он познакомился еще в 1903 г., когда тот только пришел в столицу. А Гермоген выступал покровителем и для Григория Ефимовича, снова свел их вместе. Распутин к погромам не призывал никогда, к евреям относился терпимо и уважительно, не отказывал в помощи — чисто по-христиански и по-человечески.
Но в горячем и увлеченном Илиодоре он увидел близкую душу, подружился с ним. Давал советы направить его бурную энергию в полезное русло, наставил основать в Царицыне Свято-Духов монастырь. По просьбе Григория Ефимовича царица выделила иеромонаху 3 тыс. рублей для организации паломничества в Саровскую пустынь, где недавно был канонизирован св. Серафим Саровский.
Распутин ездил в гости к Илиодору в Царицын. Кстати, вот здесь-то сохранился документ о молитвенной силе Григория Ефимовича. Его подписали уполномоченные от народа — Косицын, Попов, Шмелев: «Много тысяч православных царицынских людей через уполномоченных свидетельствуют, что блаженный старец Григорий имеет печать Божественного призвания; дары благодати ему даны такие: безстрастие, чудотворение, прозорливость, благодатный ум, изгнание бесов».
В свою очередь, Григорий Ефимович приглашал Илиодора в гости к себе в Покровское. (см. Чернышев А. В. «Выбор пути. Религия и церковь в Сибири». Сборник документальных статей и материалов, вып. 11).
Однако деятельность Илиодора приобретала все более анархический характер. Он позволял себе резкие выпады в адрес губернатора, других должностных лиц, оскорблял полицию, делал громкие политические заявления.
А вокруг Свято-Духова монастыря формировалась многочисленная община «илиодоровцев», слушающих только своего наставника и почитающих его чуть ли не в качестве «святого» — фактически секта.
Постоянно возникали конфликты, привлекавшие внимание прессы. Причем Илиодор не стеснялся давать скандальные интервью самым махровым либеральным газетам, которые разносили о нем славу вдохновителя «черносотенцев». С 1908 г. его стала регулярно отслеживать британская пресса, показывая на его примере, каковы русские православные и монархисты. Но Илиодора как раз и привлекала слава!
Но анархист не будет анархистом, если он особа , как говорят сегодня - непропиаренная. Синод неоднократно рассматривал подобные факты. Сперва запретил Илиодору литературную деятельность. Потом запретил и служение. Он демонстративно не подчинялся. Гермоген кое-как сглаживал ситуацию. Несколько раз выручал Григорий Ефимович, используя свои знакомства.
Тем не менее скандалы повторялись даже в массовом паломничестве в Саровскую пустынь: Илиодор по пути устраивал многолюдные митинги, снова откровенничал перед газетчиками. В 1911 г. Синод принял решение о переводе Илиодора в другой монастырь, в Тульскую епархию. Но он открыто бросил вызов церкви, сбежал оттуда и продолжал своевольничать в Царицыне.
Однако, как раз в это время в Илиодоре произошла разительная перемена. Он взялся кляузничать на Распутина епископу Гермогену. А тот считал иеромонаха своим учеником, верил ему. В Петербурге епископ вызвал Григория Ефимовича к себе на подворье. Начал гневно обличать его, не слушая оправданий. Гость был совершенно ошеломлен подобным оборотом, а Илиодор не позволил ему опомниться. Увлек за собой присутствовавшего писателя Родионова и набросился избивать старца.
Хотя нападки на Распутина отнюдь не избавили его от церковного наказания. Открытого раскольничества «илиодоровцев» Синод не допустил. В начале 1912 г. прежнее постановление было исполнено силой.
Свято-Успенский мужской монастырь Флорищева пустынь.
Илиодора под конвоем жандармов водворили во Флорищеву пустынь во Владимирской епархии. А епископ Гермоген вскоре смог убедиться, что доверял «ученику» совершенно напрасно.
Илиодор взялся рассылать из пустыни скандальные письма, журналисты ехали к нему брать интервью для «желтых» сенсаций. А когда иеромонах понял, что самостоятельным «духовным вождем» ему стать не позволят, он подал в Синод прошение о снятии с себя священнического сана. Распространил послание, что раскаивается в прежних взглядах, просит прощения у евреев и вообще отрекается от православной церкви. Его еще некоторое время держали в монастыре, пытаясь увещевать, но это оказалось бесполезным. Расстригли и выпустили.
Но выяснилось, что Илиодор уже нашел себе новых покровителей. А может, имел их и раньше, создавая провокационную «черносотенную» общину. Те же самые либералы, еще вчера возмущавшиеся его нападками на евреев, подстрекательством к погромам, теперь сочувствовали Илиодору, представляли его жертвой царя и… Распутина.
Правда, сам Илиодор значил немного, высказывания такой личности недорого стоили. Но подключился уже упоминавшийся журналист Михаил Новоселов, выпустил в «Московских новостях» грязную брошюру «Григорий Распутин и мистическое распутство», газета «Голос Москвы» печатала отрывки из нее.
Поскольку в публикациях задевалась царская семья, брошюру запретили, тираж конфисковали, «Голос Москвы» оштрафовали. Но тут уже подняла негодование Дума, подала запрос о незаконности наказания «Московских новостей» и «Голоса Москвы». Опять были запущены слухи, что Распутин состоит в секте «хлыстов».
Председатель Думы Родзянко на аудиенции у государя прямо настаивал выгнать его.
Хотя Николай II ответил без гнева, выдержанно и строго в рамках закона. Он повелел обер-прокурору Синода Саблеру повторно провести расследование и представить результаты Родзянко, чтобы каждый смог убедиться в истинном положении дел.
Розыски опять велись очень тщательно, в течение 9 месяцев. Заключение, подписанное Тобольским епископом Алексием, гласило, что Григорий Ефимович является «христианином, человеком духовно настроенным и ищущим правды Христовой», для обвинений никакого повода больше не было.
Но парламентарии даже не дожидались результатов расследования. С большой речью о Распутине выступил в Думе Гучков. Причем перед этим он специально проконсультировался с министром внутренних дел Макаровым. Тот ответил, что «это чисто личный вопрос мистики царской семьи», и добавил, что «сам министр вмешательства Распутина в государственную жизнь не ощущает».
Однако Гучков «неподходящее» мнение проигнорировал. Выплеснул с трибуны настоящий шквал: «Хочется говорить, кричать, что церковь в опасности и в опасности государство… Вы все знаете, какую тяжелую драму переживает Россия. В центре этой драмы — загадочная трагикомическая фигура, точно выходец с того света или пережиток темноты веков… Какими путями достиг этот человек центральной позиции, захватив такое влияние, перед которым склоняются внешние носители государственной и церковной власти?.. Григорий Распутин не одинок, разве за его спиной не стоит целая банда?»
Если бы выпад прозвучал со стороны революционных партий, он не произвел бы такого впечатления. Но его озвучил Гучков! До сих пор заслуживший репутацию опоры власти! И в это же время по рукам стали ходить несколько писем к Распутину от лица императрицы Александры Федоровны и царских дочерей.
Их размножали на гектографе, распространяли в столице и Москве, рассылали знакомым по разным городам. Все факты сходились на том, что автором вброса был Гучков. А письма он якобы получил от Илиодора. Кстати, газеты «Московские новости» и «Голос Москвы», начавшие скандальные публикации, принадлежали брату Гучкова Николаю.
Отметим, что у появившихся писем никаких доказательств подлинности не было и нет. Большинство исследователей сходится на том, что они являются подделкой. Но подделка была очень умелой. В 1912 г. в грубую ложь еще не поверили бы. А письма составили так, что в основном контексте они выглядели вроде бы безобидными. Но они показывали сам факт переписки, и отдельные фразы можно было выдергивать, трактовать в скользком смысле, оскорбительном для государыни.
Николай II был возмущен до глубины души. После всего случившегося он даже не счел для себя возможным разговаривать с Гучковым. Военному министру, который должен был встречаться с ним в думской комиссии по обороне, поручил передать Александру Ивановичу, что он подлец.
А вскоре оказалось, что яростная атака на старца Григория носила совсем не случайный характер. Опять обострилась международная обстановка. В это время был заключен союз Сербии, Черногории, Греции и Болгарии — Балканская лига. Замышляли воспользоваться ослаблением Османской империи после ее революции, отобрать у нее оставшиеся европейские владения — Македонию, Албанию, часть Греции. В октябре 1912 г. войска Балканской лиги ринулись в наступление. Уже через месяц турки были разгромлены.
В России эта война подняла волну симпатий к славянским братьям. Им сочувствовали в правительственных кругах, вся общественность дружно радовалась их успехам. Собирались средства, чтобы помочь в их борьбе. Множество добровольцев уезжали сражаться в рядах болгарской и сербской армии.
В их рядах сразу же оказался и Гучков, опять устремился туда с отрядом Красного Креста. Пресса соревновалась в излияниях лучших чувств. Но газета «Киевская мысль» почему-то опять весьма странным образом выбрала своего фронтового корреспондента на Балканах. Привлекла на эту роль… Троцкого.
Он начал присылать оттуда корреспонденции, совсем не согласующиеся с общим настроем в России, клеймил «руку царизма», расписывал «зверства славян», явно симпатизируя туркам. Это вызвало у читателей «Киевской мысли» возмущение, нападки других российских газет.
Впрочем, позиция Троцкого объяснялась достаточно банально. Жандармский генерал А. И. Спиридович впоследствии писал: «Бронштейн-Троцкий прекратил печатание своей “Правды”. Состоя на службе у австрийской полиции, он занимается другим делом, которое питало его» (см. Спиридович А. И. "История большевизма в России". Париж, 1922).
А в справке русской контрразведки от 19 октября 1916 г. отмечалось, что Троцкий работал на разведывательный отдел генштаба Австро-Венгрии, где состоял под началом полковника Таковского (см. Волкогонов Д. А. Троцкий. "Политический портрет". Т. 1–2, 1992).
Он сохранял связи и с Парвусом, который в это время работал и на турок, и на немцев, и на англичан. Но «Киевскую мысль» по какой-то причине устраивал такой корреспондент. А мы знаем, кто покровительствовал этой газете…
Активность разведок и обостренное внимание всего мира к событиям на Балканах имели под собой немаловажную подоплеку. Локальная война чуть не переросла в глобальную. Разбитая Турция взывала к великим державам.
Австро-Венгрия объявила мобилизацию и двинула войска к сербской границе. Готовность поддержать ее выразили Германия и Италия. А Балканская лига обратилась к России. Франция подталкивала нашу страну вступиться за сербов и их союзников. Но царь повел себя осторожно. По его инициативе в Лондоне была созвана конференция для мирного урегулирования кризиса.
Однако подобное урегулирование оказалось чрезвычайно трудным. Сербия и Черногория захватили часть Албании, рассчитывали приобрести порты на Адриатике. Австро-Венгрия и Италия ультимативно заявили: если они не откажутся от своих претензий — война.
Ни на какие компромиссы, предлагавшиеся Россией, венские дипломаты не соглашались. А германский кайзер предупреждал: «Момент крайне серьезен, и мы не можем дальше брать на себя ответственность по удержанию Австрии от нападения».
Французский президент Пуанкаре подстрекал Николая II занять жесткую позицию. Парижская биржа предложила русским огромный заем на случай войны. Многие члены царского правительства и военные считали, что уступать нельзя, отстоять интересы балканских стран мы обязаны.
Возбужденная общественность полагала само собой разумеющимся вступиться за братьев-славян. В Петербурге проходили манифестации под лозунгами «Победу славянству!», «Крест на Святую Софию!», «Да здравствует великое содружество славян под крепкой рукой Великой России!» Вот-вот ждали указа о мобилизации.
На царя давили со всех сторон, но его собственное миролюбие подкрепил вдруг Григорий Ефимович. Единственный раз в жизни, как раз в этом случае, он оказал влияние на принятие решения — и оно стало определяющим.
По свидетельствам графа Витте и Анны Вырубовой, Распутин на коленях умолял государя не ввязываться в войну. Николай II согласился с ним. Вместо мобилизации российское правительство нажало на сербов, и они согласились на уступки.
На германского кайзера тоже давили его министры и генералы. Доказывали: чем скорее начать войну, тем лучше. Но позиция России подействовала на Вильгельма. Из Берлина направили ноту австрийцам: «Попытка лишения Сербии ее завоеваний означала бы европейскую войну. И потому Австро-Венгрия… не должна играть судьбами Германии». В Вене сразу сбавили тон, согласились мириться (см. Джолл Д. "Истоки Первой мировой войны". Ростов-на-Дону: изд. "Феникс", 1998).
Франция была очень разочарована согласием царя уступить, Пуанкаре искал «тайные причины такой перемены». Председатель кабинета министров Мильеран обратился к русскому атташе в Париже Игнатьеву: «Намерены ли вы и впредь оставаться безучастными зрителями проникновения австро-германцев на Балканы или, точнее говоря, насколько вам дороги интересы Сербского государства?»
Игнатьев ответил: «Мы не желаем вызвать пожар европейской войны и принимать меры, могущие произвести европейский пожар» [32].
Война не состоялась. России было подарено еще полтора года мира. Но если сопоставить факты, то невольно напрашивается версия, довольно неожиданная на первый взгляд. Теневые инициаторы клеветнической кампании против Григория Ефимовича, обвинявшие его в шарлатанстве, возмущавшиеся, что рядом с царем очутился «проходимец», сами прекрасно знали, что все это ложь! Боялись они как раз противоположного.
Его настоящей духовной силы, способности предвидеть грядущие события. Обеспокоились, что рядом с государем появился человек, который может уберечь его от ошибок. Что и случилось…
Хотя Распутин в итоге нажил новых врагов. Одним из них стал председатель Думы Родзянко, развернувший по стране пропаганду «поддержать братьев». Другим — великий князь Николай Николаевич. В случае войны его ждал пост Верховного Главнокомандующего.
Дочь Распутина Матрена рассказывала: «Тогда, в 1912 г., Николай Николаевич ворвался к нам в квартиру. Он кричал на отца: “Ты свинья, Григорий, грязный неблагодарный мужик! Без меня ты был бы ничем, ничем — просто грязным бродягой! Кто привел тебя к царю? Кто? И вот твоя благодарность? Теперь, когда мне выпал такой случай, ты мне мешаешь?!” Отец ответил: “Ты просишь меня пойти против Бога… Война принесет несчастье России. Бог сказал — не убий… и пока я жив…”
Тут Николай Николаевич прервал отца… Он сказал: “Вот именно, пока ты жив! Русский Великий князь не позволит грязному мужику так просто оскорбить себя”. Он повернулся на каблуках, вышел из нашего дома, крепко хлопнув дверью, и больше мы его не видели».
А русская общественность, интеллигенция, военные, подстрекаемы масонами оказались в настоящем шоке. Интеллигенция и прочие либералы братских народов, тут же… сцепились друг с другом. Поскольку Сербию, Черногорию и Грецию лишили части приобретений, они потребовали у Болгарии переделить ее завоевания.
Та отказалась. Тогда недовольные государства недолго думая заключили союз с Румынией, со вчерашним врагом Турцией и набросились на Болгарию. Растрепали ее, заставили отдать и присоединенные районы, и даже часть своих.
А Болгария после этого обиделась на… Россию. За то, что не стала воевать за ее интересы. Принялась наводить мосты с Германией и Австро-Венгрией.
Вот в такой ситуации умело вброшенный фейки на Распутина, в то время почти духовника царской семьи, имел одну цель – развязать мировую бойню, которую страстно желали масоны и сионисты, особенно в Британии и США.
Но старец упорно сопротивлялся, предвидя, что эта война будет последней для Русской империи...
Продолжение следует...
Оценили 2 человека
2 кармы