Первая мировая бойня уж стучалась в двери старушки Европы. В 1913 г. вся страна пышно праздновала 300-летие династии Романовых. На радостях царю посоветовали объявить амнистию, в том числе для политических преступников. Так на Руси было принято издревле. Цари прощали осужденных, а те отблагодарят, помолятся о своих избавителях.
Что ж, многие революционеры воспользовались. Вот только молиться за оказанное милосердие в России давно перестали…Амнистией воспользовались и эмигранты, получив возможность вернуться на родину. Причем некоторые приезжали уже в новом статусе, представителями крупных зарубежных компаний.
Ярый враг самодержавия Красин работал в Германии на ведущей фирме по производству электрооборудования «Симменс» и был переведен на высокую должность в филиал этой фирмы в России.
Большевик Серебровский А.П., бывший депутат Петербургского совета и участник восстания во Владивостоке, был принят в компанию Нобеля и вскоре стал директором его заводов в Санкт-Петербурге. Вернулись и уральские боевики Свердлова, будущие цареубийцы:
Сыромолотов Ф.Ф
Юровский Иаков Михайлович
В Россию засобирался и Горький. Деньги, попавшие в его распоряжение, иссякли, блаженствовать на Капри стало не на что. Сперва он остановился в Финляндии. Стал сотрудничать с редакцией «Правды» и другими изданиями большевиков. Но вскоре у него опять нашлись какие-то спонсоры.
Он снял в Петербурге огромную, 11-комнатную квартиру. Здесь, как и на Капри, постоянно собирались гости, происходили застолья. Фигура Горького оказывалась удобной тем, что он был известным человеком, оказывался «своим» и для большевиков, и для меньшевиков, и для эсеров, и для либералов, богатых купцов, промышленников, связывая эти силы между собой.
Происходили и некие скрытые процессы в структурах масонов, розенкрейцеров.
Например, в 1913 г. в США приехал великий князь Александр Михайлович. Вроде бы просто отдохнуть и поохотиться. Но он гостил в Филадельфии у здешнего олигарха Уорбертона, потом поехал в Ньюпорт, остановился в имении Астора, встречался там с представителями американской финансовой и политической элиты.
Исследователи уже обратили внимание, что Уорбертон, Асторы и другие лица, с которыми он общался, принадлежали к тайному ордену иоаннитов, и ряд источников указывает, что в сентябре 1913 г. Александр Михайлович был избран Великим магистром этого ордена.
Вся эта возня велась в преддверии каких-то грядущих перемен. Война нужна была слишком многим. Банкирам, промышленным и торговым корпорациям она сулила сверхприбыли. Для оппозиции она открывала пути к вожделенным успехам, должна была расшатать устои государства.
Революционеры по опыту конфликта с Японией уже знали: когда загремят пушки, у них появятся могущественные покровители, источники финансирования. К войне стремились и правительственные, политические круги различных держав.
В Германии всячески подогревались агрессивные настроения. Она претендовала на лидирующую роль в континентальной Европе, передел колониальных владений, превращение в мировую империю, не уступающую Англии.
От России немецкие сторонники войны мечтали отчленить Польшу, Прибалтику, Финляндию, Украину.
Еще в 1905 г. германский генштаб разработал план Шлиффена, считавшийся гениальным. Он скрупулезно учитывал разницу сроков мобилизации у русских и немцев, пропускную способность железных дорог, скорость продвижения войск. Предполагалось все силы обрушить на Францию, сокрушив ее стремительным блицкригом, а потом быстро перебросить армии на восток и в союзе с Австро-Венгрией и Турцией навалиться на Россию (см. Зайончковский А. М. «Мировая война 1914–1918 г. г…» М., 1931)
Собственные планы вынашивала Австро-Венгрия: распространить влияние на Балканы, разыграть «украинскую карту» — в Вене и Лемберге (Львове) давно уже вскармливали украинских сепаратистов.
А Турция по своим аппетитам могла дать фору любой державе. Правящая партия «Иттихад» строила грандиозные проекты «Великого Турана», куда вошли бы российское Закавказье, Кавказ, Крым, земли по Волге и Уралу, Средняя Азия, Алтай (см. 91. Шамбаров В. Е. «За веру, царя и Отечество!» М.: изд. «Алгоритм», 2003 г.).
В Берлине и Вене далеко не все хотели войны. Но пропаганда, проплачиваемая банковскими и промышленными корпорациями, постепенно делала свое дело, перенацеливая в нужную струю общественное мнение. Генштабисты и члены правительства подзуживали Вильгельма II.
А сделать это было тем легче, что воинственные настроения бурлили и во Франции. Провозглашалось, что нужно расквитаться за поражение во франко-прусской войне 1870 г., возвратить утраченные Эльзас и Лотарингию. При этом подразумевалось, что союз с Россией гарантирует быструю и легкую победу. Главное — запустить русский «паровой каток».
Для Англии представлялись соперницами и Германия, и Россия. Тем более желательным выглядело столкнуть их между собой. Италия опоздала к «разделу мира» между великими державами и жаждала приобретений — чем больше, тем лучше. О завоеваниях грезили даже такие страны, как Сербия, Черногория, Болгария, Румыния (см. Джолл Д. «Истоки Первой мировой войны». Ростов-на-Дону: изд. «Феникс», 1998 г).
Народ русский войны не жаждал. Уж больно ударила по стране русско-японская схватка. Мирное сосуществование с окружающими странами (симбиоз с паразитами) сулило ей гораздо большие выгоды, чем даже победоносная кампания.
Но в стране интенсивно разогревались панславистские взгляды и симпатии, накрученные британской пропагандой и местными либерастами в период Балканского кризиса.
Кроме того, существовал оборонительный союз с Францией, а как известно, среди дворян и интеллигенции господствовало франкофильство, они ориентировались на парижские моды, нравы, взгляды. Представляли и самих французов близкими себе, друзьями нашей страны.
Многие тянулись и к англичанам. Для либеральной общественности они были высшими моральными авторитетами. Англию считали образцом цивилизации, высокой культуры, вкуса. Членство в Английском клубе означало очень высокий социальный статус, туда ходили аристократы.
А главой «британской партии» считали великого князя Николая Николаевича.
Европейская война могла случиться и раньше. Было уже два Марокканских кризиса, два Балканских. Но 28 июня 1914 г. в административном центре Боснии, Сараево, террористы из организации «Млада Босна» смертельно ранили
наследника австрийского престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его жену.
Организовала теракт тайная организация «Черная рука», устроившая гнездо в военной разведке Сербии. Казалось бы, мало ли случалось покушений на высокопоставленных особ хотя бы в России? Но преступление в Сараево было заведомой провокацией. Руководители дали убийцам некондиционный яд, что позволило захватить их живыми.
Роль сербских военных должна была открыться, и она открылась. Да и жертва была выбрана неслучайно.
Франц Фердинанд был в Вене главным противником столкновения с Россией.
Точно так же, как и Столыпин, он предсказывал: война приведет к падению обеих империй. А расследование и последующий суд выявили: организаторы и исполнители теракта были связаны с масонскими структурами (см. Полетика Н. Н. «Сараевское убийство». «Красная газета». Ленинград, 1930).
Исследователи уже обратили внимание на одно совпадение. Через две недели после убийства Франца Фердинанда в Сибири, в селе Покровском, произошло покушение на… Распутина. Совершила его почитательница попа Илидора некая Хиония Гусева.
Впрочем, здесь имеет смысл вернуться к фигуре Илиодора (более подробно смотрите в предыдущих публикациях на данную тему).Все версии советских историков сводятся к фигуре 33-летней девицы из Царицына.
Гипотезу о роковом соблазнении и погублении чести можно отбросить, едва взглянув на фотографию Гусевой:
Такой она стала в 13 лет, по её словам, из-за лекарств.
Но её наставник вышеупомянутый Илиодор уверяет, что уродиной её сделала дурная болезнь. Как случилось в действительности – Бог его знает. Про Распутина и его женолюбие говорено и писано много, но вряд ли он, имея в полном подчинении первых красавиц России, повёлся бы на проваленный нос.
Илиодор числился главным подозреваемым в организации покушения. И даже был объявлен в розыск. Потому бежал за границу, в чём ему активно помог пролетарский буревестник революции Максим Горький. Однако никаких доказательств причастности к покушению, кроме похвальбы самого Илиодора, до сих пор не обнаружено.
Наша гипотеза с политическим уклоном выглядит наиболее приемлемой. Существовали силы, которым Россия стояла поперёк горла. Как, впрочем, они существуют и сегодня. Она должна была втянуться в омут войны, чтобы погибнуть или, по меньшей мере, ослабнуть на годы или десятилетия.
Первая мировая война унесла 10 миллионов жизней, сокрушила четыре империи: Турецкую, Австро-Венгерскую, Германскую. И – Россию! План был выполнен и даже перевыполнен. Удар царицынской девицы пришёлся по великой державе.
Когда Илиодор начал свои «разоблачения», им очень заинтересовался Горький. В марте 1912 г. он писал журналисту С. С. Кондурушкину: «Мне кажется, — более того, я уверен, что книга Илиодора о Распутине была бы весьма своевременна и необходима и может представлять несомненную пользу для многих людей. Если бы я был на вашем месте, я бы настаивал, чтобы Илиодор написал эту книгу (см. «Горький и русская журналистика начала 20 века». Литературное наследство. Вып. 95. Москва, 1988).
Сам Илиодор после расстрижения поселился на Дону, на хуторе Большой. К нему стали стекаться прежние поклонники, и он основал общину «Новая Галилея» — теперь уже настоящую секту
Возбуждал ненависть и к церкви, и к государственной власти, внушал, что надо бороться. 29 января 1914 г. его арестовали по обвинению в «кощунстве, богохульстве, оскорблении Его Величества и создании преступного сообщества».
При столь серьезных обвинениях через некоторое время он непонятным образом оказался на свободе. А летом произошло покушение, основная цель которого - навести уныние и разлад в царскую семью.
Хиония Гусева подкараулила Распутина и ударила ножом в живот. Рана была страшной, врачи признавали ее смертельной. Григорий Ефимович буквально руками собирал свои выпавшие внутренности. Причем в Покровском уже оказался наготове корреспондент «Биржевых ведомостей» Давид Дувидзон.
Он мгновенно по телеграфу передал сенсационную новость. Передал даже «показания» Гусевой, хотя она была арестована и Дувидзон с ней не общался. А в столице были настолько уверены в успехе покушения, что одна из газет сообщила о смерти Распутина.
Забегая вперед, отметим, что Гусева наказания не понесла. Ее признали душевнобольной, поместили в лечебницу. Сразу после Февральской революции Керенский выпустил ее.
http://gg34.ru/news/society/99...
А наставник Гусевой иэромонах Илиодор предпочел не задерживаться в России. Как только стало известно о покушении, он рванул в Финляндию и очутился на даче у Горького. Писатель ждал его, дал денег и рекомендации к зарубежным издателям. Потом «буревестник революции» со своим товарищем Пругавиным переправили расстригу через границу. Он устроился в столице Норвегии Христиании (Осло), оттуда переписывался с Горьким.
А старца Григория рядом с царем очень не хватало. После убийства в Сараево некоторое время царило затишье. Но 23 июля Австро-Венгрия вдруг предъявила Сербии ультиматум. Требовала чистки офицеров и чиновников, замеченных в антиавстрийской пропаганде, ареста подозреваемых в содействии терроризму.
При этом предусматривалось привлечение Австро-Венгрии к подавлению подрывных действий против себя и ее участие в расследовании на сербской территории. Сербия приняла все условия, кроме пункта об участии Австро-Венгрии в следствии на своей земле и в наказании виновных.
Но этот пункт и невозможно было принять. Формально — он нарушал суверенитет страны. А фактически из-за того, что за терактом в самом деле стояли высокопоставленные сербские военные. Принятие указанного пункта Сербию от удара не избавляло — она с ходу получила бы новый ультиматум по результатам следствия.
По сути, давалось согласие на собственную оккупацию. Вместо этого сербское правительство по совету Николая II предлагало передать расследование международному трибуналу в Гааге, обещая подчиниться его решению.
Вену ответ не удовлетворил. Она объявила войну. У Николая II шли непрерывные совещания с министром иностранных дел Сазоновым, военным министром Сухомлиновым, начальником Генштаба Янушкевичем.
К царю летели отчаянные мольбы из Сербии. А приближенные убеждали, что война неминуема и надо объявить мобилизацию — иначе как бы не опоздать. Но царь не терял надежды на мирный исход. Обменивался телеграммами с кайзером Вильгельмом, просил его помешать австрийцам «зайти слишком далеко». Кайзер не отказывался. Германский посол Пурталес передавал, что Берлин склоняет Австрию к уступкам.
Но на кайзера наседало его воинственное окружение. Начальник генштаба Мольтке писал своему австрийскому коллеге Конраду: «Всякая потерянная минута усиливает опасность положения, давая преимущества России. Европейская война — это единственный шанс на спасение Австро-Венгрии. Поддержка Германии вам абсолютно обеспечена».
Канцлер Германии Бетман-Гольвег, один из главных сторонников войны, поучал Вену: она должна делать вид, что рассматривает мирные предложения, иначе «будет трудно возложить на Россию вину за пожар в Европе».
Затем этот лютующий канцлер с богоизбранными корнями (как только смог попасть в высшую касту Германии - уму не постижимо!) послал шокировавшую царя ноту в Петербург такого содержания: «Если Россия будет продолжать свои военные приготовления, даже не приступая к мобилизации», то эти меры «заставят нас мобилизоваться, и тогда едва ли удастся избежать европейской войны». Получилось как бы косвенное подтверждение русских военных...
Дочь Распутина Матрена вспоминала: «Отец был горячим противником войны с Германией… Он, раненный, лежал в Покровском. Государь присылал ему телеграммы, прося совета и указывая, что министры уговаривают Его начать войну. Отец советовал Государю крепиться и войны не объявлять… Это его тогда так расстроило, что у него открылось кровотечение раны».
Но общения по телеграфу стало недостаточно. Обстановка стремительно менялась. 29 июля, узнав об артиллерийском обстреле Белграда, царь дал согласие на мобилизацию. Но только частичную — военных округов, расположенных на австрийском направлении, а не на германском.
Начальник генштаба Янушкевич спорил, что это сломает графики общей мобилизации, если она понадобится. Утром 30 июля царь согласился на общую. Но тут же отменил ее.
Пришли еще несколько телеграмм Вильгельма, писавшего: «Я прилагаю последнее усилие, чтобы вынудить австрийцев действовать так, чтобы прийти к удовлетворительному пониманию между вами. Я тайно надеюсь, что Вы поможете мне в моих стремлениях сгладить трудности, которые могут возникнуть. Ваш искренний и преданный друг и брат Вилли».
Однако у сторонников войны были в запасе и тайные провокации. Газета «Берлинер Локаль Анцайгер» вышла с заголовком, что в Германии объявлена мобилизация. Российский посол в Берлине Свербеев немедленно сообщил об этом в Петербург.
Буквально через несколько минут германский МИД известил его, что это ошибка журналистов и тираж приказано изъять. Посол тотчас отправил второе донесение. Но, как писал Сазонов, вторая телеграмма, посланная через несколько минут, загадочным образом опоздала на несколько часов. Царю доложили, что немцы объявили мобилизацию, и тогда он решился, подписал указ о мобилизации в России.
Правда, одновременно он телеграфировал Вильгельму, что мобилизация не означает войны, русские боевых действий не начнут. А МИД России заверил, что мобилизация будет сразу остановлена в случае прекращения боевых действий и созыва конференции.
Но теперь приближенные науськивали кайзера: Германия остается мирной, а Россия уже вооружается! Царю направили ультиматум с требованием отменить мобилизацию и «дать нам разъяснения по этому поводу». Но слова «война» в ультиматуме не было, говорилось лишь: «Если к 12 часам дня 1 августа Россия не демобилизуется, то Германия мобилизуется полностью».
А с самим ультиматумом произошла еще одна странная история. В Петербурге о нем сперва узнали… из публикаций в немецких газетах. Но с газетами уже обожглись! А послу Пурталесу германский МИД дал инструкцию вручить ультиматум только в полночь с 31 июля на 1 августа. На исполнение оставалось лишь 12 часов субботнего, выходного дня! Заведомо вручали таким образом, чтобы выполнить требования было нельзя! И когда срок истек, Германия объявила… нет, не мобилизацию. Она объявила войну.
Дело в том, что во всех государствах мобилизация предшествует войне. И только в Германии «мобилизация» автоматически означало «война». Потому что команда на «мобилизацию» давала старт плану Шлиффена.
Тотчас на железных дорогах вводился военный график. На узловые станции направлялись офицеры генштаба, начиная дирижировать перевозками — в короткие сроки предстояло перебросить для наступления 40 корпусов, для каждого требовалось 140 поездов.
От даты мобилизации велся отсчет, на каких рубежах должны находиться войска — на 12-й день мобилизации предстояло взять Льеж, на 19-й — Брюссель, а на 39-й — Париж.
Стоит подчеркнуть: график привязывался именно к мобилизации в России. Ведь по плану Шлиффена надо было разгромить Францию, пока русские армии еще будут сосредотачиваться на границах. Если не успеть, весь план рухнет. Как раз из-за этого кайзера сумели убедить: медлить нельзя.
А союзники России, Франция с Англией, повели себя весьма двусмысленно. В прошлых кризисах, когда они занимали твердую позицию, Вильгельм сдавал на попятную.
Теперь Франция вместо предупреждения, что в случае войны она выполнит союзнические обязательства по отношению к русским, вдруг приказала своим войскам… отойти на 10 км от германской границы. А когда кайзер объявил войну царю, просто промолчала.
Ну а британские дипломаты провели поистине виртуозную игру! В Берлине вообще пребывали в уверенности, что Англия воевать не будет. Таким образом, если бы немцы ударили на русских, Англия и Франция могли остаться в стороне.
Но… план Шлиффена предусматривал только однозначную последовательность. Сперва на запад, потом на восток. Иначе было нельзя. Немецкие генштабисты понимали, что с огромной Россией блицкриг невозможен, а оставлять французов за спиной было слишком опасно.
Поэтому столкнуть Германию с Россией, чтобы западные державы уклонились от схватки, не удалось. Мало того, возникла нелепая ситуация! Германия объявила войну России, а ее армии двинулись на Францию, с которой был мир. И на нейтральные Бельгию и Люксембург!
А самое парадоксальное положение получилось с Австро-Венгрией. Ведь Германия выступила на ее защиту от нападения русских. Но сама Вена войну России не объявляла! И Россия ей не объявляла. На русско-австрийской границе еще почти неделю царил мир! В Берлине даже встревожились, а вдруг австрийцы вообще уклонятся? После напоминаний Австро-Венгрия объявила войну нашей стране лишь 6 августа…Как видим все происходило в духе ребят, у которых очень и очень развита хуцпа:
Как бы то ни было, клубок интриг и провокаций достиг своей цели. Европа раскололась, схлестнулась в сражениях. Результаты предвидели немногие. Распутин, к удивлению врачей, каким-то чудом выжил после смертельной раны.
Когда ему стало получше, он рвался с постели: «Еду, еду, и не держите, телеграммами ничего не сделаешь! Надо не воевать с соседями, а в союзе воевать против англичанина и француза! Господи, Господи, что затеяли? Погубят матушку Россию!»
А царю он телеграфировал: «Милый, что я хочу тебе сказать. Туча грозная над Россией, моря крови впереди! Даже верные твои от тебя чают войны, не понимая, что это к погибели! Германию-то победят. А Россия? Одно могу сказать, горе без конца».
Да, Германию победят — а Россия? Но в это же время о том же самом писал человек, который никак не претендовал на святую жизнь и дар прозорливца. Тем не менее его предсказания почему-то часто сбывались.
Этим человеком был «серый кардинал» президента США Вильсона - полковник Хауз. Он был озабочен раскладом сил в начавшейся войне и докладывал президенту, что победа Антанты «будет означать европейское господство России». Но и победу Германии он считал крайне нежелательной для США.
Отсюда напрашивался вывод — победить должна Антанта, но без России (см. «Архив полковника Хауза». Предисл. А. И. Уткина. М.: изд. «АСТ», 2004). О «сером кардинале» богоизбранных полковнике Хаусе, расскажем в следующей публикации.
Русские люди, конечно же, не знали о тайных пружинах, раскрутивших войну. Не знал этого и царь. А теперь-то дело было сделано. Над родной страной нависла опасность, и очень серьезная! Надо было защищать ее. Надо было подниматься за Веру, Царя и Отечество!
Распутин всей душой воспринимал это. Позже он неоднократно говорил, что начинать войну было нельзя, но если уж она грянула, то обратного хода нет, надо вести ее в полную силу. Но пока он лежал в Покровском, потом перевезли в больницу в Тюмень.
А в столице 2 августа был объявлен Манифест Николая II о вступлении в войну. Первым из русских воинов присягу торжественно принял сам царь — на Евангелии, по той же форме, по которой присягал в 1812 г. Александр I. Он торжественно пообещал не завершать войну, пока хоть одна пядь русской земли будет занята врагом. Площадь перед Зимним дворцом и соседние улицы были запружены народом.
Председатель Думы Родзянко вспоминал: когда царь вышел на балкон, толпу «словно пронизала электрическая искра, и громовое “ура” огласило воздух… Вся толпа как один человек упала перед царем на колени. Государь хотел что-то сказать, он поднял руку, передние ряды затихли, но шум толпы, несмолкавшее “ура” не дали ему говорить. Он опустил голову и стоял некоторое время, охваченный торжественностью минуты единения царя со своим народом».
Воодушевление царило и в Думе. Оппозиция объявила, что «заключает мир» с правительством, откладывая все разборки до окончания войны. А о простом народе даже говорить не приходилось, люди однозначно восприняли войну как справедливую.
Ее называли Второй Отечественной. В армию записывались добровольцами студенты, рабочие. Крестьяне, не дожидаясь повесток, осеняли себя крестным знамением и шагали на призывные пункты. На волне патриотического подъема даже Петербург был переименован в Петроград, чтобы в названии столицы не было немецких корней.
Изначально предполагалось, что Верховным Главнокомандующим станет царь. Но Совет министров принял общее прошение к нему не принимать на себя военное руководство. С аналогичными уговорами насели родственники, и Верховным Главнокомандующим был назначен великий князь Николай Николаевич - агломан.
Сейчас уже известно, что утверждения зарубежных и советских авторов об отсталости царской армии, ее неготовности к войне оказываются мифом. В 1914 г. наша армия по технической оснащенности превосходила Англию и Францию! Уступала лишь Германии, но ведь она целенаправленно готовилась к войне.
Для сравнения, в России насчитывалось 7030 орудий (из них 240 тяжелых), у немцев — 9398 (2296 тяжелых), у французов — 4800 (тяжелых не было вообще). В России было 263 аэроплана, в Германии — 232, во Франции — 156. В русской армии было 3000 автомобилей, в германской — лишь 83.
https://topwar.ru/9429-russkay...
По боевой подготовке личного состава русские превосходили и немцев. Солдат обучали действовать рассыпным строем, перебежками, быстро окапываться на каждом рубеже. А германские военные в начале войны маршировали на поле боя, как на параде, в плотных шеренгах, в ногу — и падали шеренгами под русской шрапнелью и пулеметами
Разница в боевых качествах вооруженных сил сразу же сказалась на ходе операций. Лавина германских соединений смела по пути бельгийскую армию, разгромила французов и англичан, приближалась к Парижу. Союзники в полной панике взывали к царю.
Но русские уже перешли в наступление. 1-я армия Ренненкампфа 20 августа одержала блестящую победу под Гумбинненом. Неприятельское командование переполошилось. Стало снимать войска с Западного фронта и перебрасывать на восток.
Таким образом, «гениальный» план Шлиффена был сорван, Франция спасена. Правда, главнокомандующий Северо-Западным фронтом Жилинский и командующий 2-й русской армией Самсонов допустили грубые ошибки, из-за чего эта армия попала в беду. Немцы подняли грандиозную шумиху, что в «битве под Танненбергом» она уничтожена.
Но это была чисто пропагандистская ложь. Им удалось окружить и разбить 5 дивизий. А 2-я армия, получив пополнения, всего через 10 дней после своего «уничтожения» снова перешла в наступление.
И в это же время наши войска Юго-Западного фронта во главе с генералом Ивановым и его начальником штаба Алексеевым одержали куда более впечатляющую победу. Разгромили четыре неприятельских армии и армейскую группу, заняли всю Галицию, вышли к Карпатам. Тем самым выручили и Сербию, вынудили австрийцев оставить ее в покое и перебрасывать силы против русских.
Попытка немцев нанести сокрушительный контрудар в Польше обернулась для них тяжелым поражением под Варшавой и паническим отступлением, когда бросалось и уничтожалось имущество, взрывались фабрики и шахты.
С запозданием, в октябре, вступила в войну Турция. Она специально выжидала, когда большую часть русских войск из Закавказья заберут на германский фронт. Но вторгшуюся турецкую армию под командованием самого диктатора Энвера-паши
генерал Юденич со значительно меньшими силами не только остановил, а сумел окружить, зажать в зимних горах и почти полностью уничтожить (см. Арутюнян А. О. «Кавказский фронт 1914–1917 гг.» Ереван: изд. «Айастан», 1971).
Но война в ХХ в. проявляла новые особенности. Потери оказались гораздо больше, чем можно было ожидать, медицинские структуры не справлялись с наплывом раненых. Императрица Александра Федоровна и члены царствующей фамилии на свои средства снаряжали санитарные поезда, организовывали госпитали.
А в Москве по инициативе губернской управы был создан «Всероссийский Земский Союз помощи больным и раненым» — на эти цели собрали по подписке 600 тыс. руб. С той же целью возник «Всероссийский Союз Городов». Оба они объединились в «Союз Земств и Городов» («Земгор»). Царь с благодарностью принял помощь общественности. Министерство внутренних дел предписало губернаторам всяческое содействие работе этой организации.
В связи с массовыми мобилизациями случались перебои в снабжении. В тех или иных местах не хватало то шинелей, то сапог. А когда наступили холода, понадобились полушубки, валенки.
Председатель Земгора князь Г. Е. Львов
и председатель Думы Родзянко предложили помочь и в этих вопросах, через земства подключить к снабжению мастерские по разным городам. Такую поддержку также приняли, но уже не за собранные, а за казенные деньги.
Однако отношение либералов к правительству оставалось не совсем искренним. Многих война воодушевила именно по той причине, что союзниками России стали англичане и французы. В кулуарах выдвигался лозунг, что победа в войне должна стать «победой не царизма, а демократии».
А Милюков впоследствии писал видному деятелю кадетской партии Павлу Долгорукову: «Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войной для производства переворота было принято нами вскоре после начала войны».
Освещение боевых действий в прессе оказывалось совершенно необъективным. Например, генерала Самсонова, чьи ошибки привели к поражению 2-й армии, после чего он застрелился, общественное мнение произвело в павшие герои.
А победу под Гумбинненом как бы не заметило. На Ренненкампфа покатилась совершенно необоснованных волна обвинений — почему он не спас Самсонова? Впрочем, причина такого отношения выглядит прозрачной — в 1905 г. Ренненкампф подавлял восстания на Транссибирской железной дороге.
В битве за Галицию думская публика и газеты почему-то дружно прославили командующего 3-й армией Николая Владимировича Рузского. Хотя он действовал отвратительно, то и дело влезал в трудные ситуации и его выручали армии соседей — Плеве и Брусилова.
Но он пользовался покровительством и у великого князя Николая Николаевича, удостоился высоких наград, его назначили командовать Северо-Западным фронтом.
На новом посту он тоже проявил себя отвратительно. Узнав о подготовке германского контрудара, запаниковал, предлагал без боя оставить Польшу. Разыгравшееся сражение опять выиграли соседи, Юго-Западный фронт Иванова и Алексеева. Но слава досталась Рузскому.
А для либералов повод нарушить «мир» с правительством подал Гучков. В ноябре немцы нанесли в Польше еще один контрудар. Благодаря ошибкам Рузского, проигнорировавшего донесения разведки, прорвали фронт под Лодзью, стали окружать 2-ю армию генерала Шейдемана.
В Лодзи в это время находился Гучков с поездом Красного Креста. Он принялся сеять по стране панику: «Только чудо может спасти нашу армию». Объявлял, что пойдет в плен вместе с ранеными, как в японскую войну.
Правда, переполох оказался преждевременным. Русское командование действовало грамотно. Прорвавшуюся группировку подсекли с флангов, она сама очутилась в окружении и почти полностью погибла.
Но Гучков, как это делают нынешние либерасты, вернувшись в тыл, стал «бить тревогу». Распространял слухи, что на фронте сплошные катастрофы, а от общественности это скрывают. Короче всячески поливал грязью царствующий двор и его окружения.
Еще бы – кадровый английский разведчик отрабатывал свои серебреники сполна, сея и вызывая нехорошую обстановку и брожение в Думе, земствах, светских салонах…
Продолжение следует…
Оценили 4 человека
6 кармы