Но продолжим дальше следить, как раскручивался Заговор Запада против Росийской империи… Всё тот же, уже изрядно набивший оскомину, Первый демон русофобии Парвус, продолжал с помощью Ниа-банка снабжать внутренние русофобские силы деньгами. Деньги из каких-то непонятных источников, после того как Германия прекратила Парвуса финансировать, поступали в Петроград.
Разлагался Балтийский флот. 29 сентября начальник кронштадтского порта вице-адмирал Вирен докладывал в главный морской штаб: «Достаточно одного толчка из Петрограда, и Кронштадт вместе со своими судами, находящимися сейчас в порту, выступит против меня, офицерства, правительства, кого хотите. Крепость — форменный пороховой погреб, в котором догорает фитиль — через минуту раздастся взрыв».
Доклад Вирена переслали Протопопову, но министр внутренних дел (кстати, масон) успокоил: опасности нет, ситуация под контролем. Интересен ещё и тот факт, что после разгрома социал-демократических организаций среди матросов стали преобладать анархисты. А эмигрантские центры анархистов располагались не в Германии и не в Швейцарии. Они находились в Англии и США.
Откуда-то вдруг деньги появились и у Керенского. Раньше с деньгами у него было совсем худо, а теперь он выделил 15 тыс. руб. на издание эсеровской газеты. Генерал Глобачев писал: «Откуда он мог взять эти деньги?.. Косвенные связи с лицами немецкой ориентации, как было установлено наблюдением Охранного отделения, приводили к выводу: не на немецкие ли деньги ведет работу Керенский?»
Да, деньги у Александра Фёдоровича чудесным образом появились. Незадолго до революции он переселился в новую шикарную квартиру. Еще одна большая квартира была снята для заседаний трудовой фракции.
Начальник Петроградского охранного отделения, генерал-майор. Глобачев отмечал: «Совещания там происходили почти ежедневно и носили исключительно заговорщический характер, причем душою этих совещаний был Керенский. Наблюдение за всем, что происходило в этой квартире, настолько было хорошо организовано Охранным отделением, что все, что там говорилось, было известно правительству с текстуальной точностью… В январе 1917 г. Керенский уже твердо верил в успешность переворота и проповедовал настоятельную его необходимость. Он говорил: «Революция нам нужна, даже если б это стоило поражения на фронте». Для него весна 1917 г. представлялась единственным возможным моментом, чтобы сбросить ненавистный ему государственный строй» (см. Глобачев К. И. "Правда о русской революции: воспоминания бывшего начальника Петроградского Охранного отделения". РОССПЭН 2009).
Стоит отметить: жандармы, как и контрразведчики, невольно вводили себя в заблуждение, подразумевая во враждебных акциях «немецкие деньги». Разве деньги были обязательно немецкими? А вес фигуры Керенского обеспечивало не только депутатское кресло в Думе. Он являлся секретарем Верховного совета Великого Востока народов России. Но ведь и Некрасов, Терещенко, Гучков были видными масонами (см. Берберова Н. Н. «Люди и ложи. Русские масоны XX столетия». Нью-Йорк, 1986).
Таким образом, центров заговора возникло несколько, но они получались связанными между собой.
А почему же для Керенского «весна 1917 г. представлялась единственным возможным моментом»? Потому что позже никакой революции быть не могло! Дальше была победа! Советские, либеральные, зарубежные историки внедряли одну и ту же лживую версию — отсталая Россия надорвалась, истекла кровью, что и стало причиной революции.
Но это лишь миф, который требовался и большевикам, и демократической оппозиции, и западным державам. Факты говорят совершенно другое. Потери нашей страны были гораздо меньше, чем это обычно преподносят.
Последняя сводка потерь царской армии была представлена в «Докладной записке по особому делопроизводству» № 4 (292) от 13 (26) февраля 1917 г. На всех фронтах с началом войны было убито и умерло от ран 11 884 офицеров и 586 880 нижних чинов; число отравленных газом составило соответственно 430 и 32 718; потери ранеными и больными — 26 041 и 2 438 591; контуженными — 8650 и 93 339; без вести пропавшими — 4170 и 15 707; в плену находилось 11 899 офицеров и 2 638 050 солдат. Итого: 63 074 офицера и 5 975 341 солдат (см. ЦГВИА СССР, ф. 2003, оп. 1, д. 186, л. 9. Арутюнян А. О. «Кавказский фронт 1914–1917 гг». Ереван: Айастан, 1971).
Мы видим, большинство из этих миллионов выбыло по ранению или болезни (и многие после излечения снова возвращалось в строй). А погибших было гораздо меньше, чем в других воюющих державах — около 600 тыс.
В Германии на тот же период — 1,05 млн, во Франции — 850 тыс. И это было вполне закономерно, поскольку царь не допускал таких затяжных мясорубок, как Верден и Сомма. Не было в России и упадка.
Наоборот, она в годы войны совершила гигантский промышленный рывок! И не за счет фиктивных общественных «кормушек», а усилиями царской власти. Несмотря на потерю западных губерний и мобилизации в армию, валовый объем продукции по сравнению с 1913 г. вырос на 21,5 %. По подсчетам академика Струмилина производственный потенциал России с 1914 до начала 1917 г. вырос на 40 %. Производство машинного оборудования возросло втрое, химической промышленности — вдвое.
Совсем недавно Россия выпрашивала у союзников орудия, снаряды, аэропланы. Но через полтора года обогнала в производстве артиллерии Англию и Францию! Выпуск орудий вырос в 10 раз, снарядов — в 20 раз, винтовок — в 11 раз. Возникло 3 тыс. новых заводов и фабрик, прокладывалось более 5 тыс. км новых железнодорожных магистралей.
Был построен новый незамерзающий порт Романов-на-Мурмане (Мурманск). Конечно, такой рывок требовал колоссальных вложений. Государственный долг России вырос на 23,9 млрд руб. Но внешние займы составляли лишь 8,07 млрд руб., а остальное — внутренние. Наша страна была очень богатой. Ее не разорили жульнические кредиты и поставки британских и американских богоизбранных, сохранялся огромный золотой запас (см. Сидоров Д. И. «Экономическое положение России в первой мировой войне». М., 1973).
К боям 1917 г. русские подготовились блестяще. Было сформировано 48 новых дивизий, ожидали еще 750 тыс. человек пополнения. Выросла оснащенность войск артиллерией, пулеметами, авиацией, броневиками. Боеприпасов заготовили столько, что даже при полной остановке всех заводов их хватило бы на 3 месяца непрерывного сражения. (На самом деле хватило больше. Боеприпасами и оружием, накопленными к 1917 г., Россия воевала всю гражданскую.)
А положение противников было уже катастрофическим. Немцы призывали в армию 17-летних и 45-летних. Все продукты выдавали по карточкам. Зимой 1916/17 г. в Германии не стало даже картофеля. Его заменяли брюквой, и эту зиму прозвали «брюквенной».
А к весне урезали карточки. Теперь по ним полагалось 179 г муки в день или 1,6 кг суррогатного хлеба на неделю. Ослабленные люди болели, росла смертность. Людендорф писал, что положение было «чрезвычайно затруднительным и почти безвыходным». В Австро-Венгрии, Турции, Болгарии дела обстояли еще хуже. В армию призывали 50–55-летних. Росло дезертирство, вспыхивали бунты.
Мощные удары на Западном фронте в 1917 г. должны были стать победными. Главный из них намечался в Галиции — и Австро-Венгрия должна была рухнуть! За ней обвалились бы Болгария, Турция. Еще одно усилие — и война завершалась победой России. Тем более что ожидалось вступление в нее США. Произошло бы то, что должно было произойти по всем канонам - победа упрочит царскую власть, возвысит авторитет Николая II.
Революционеры уже были готовы к тому, что с надеждами придется распрощаться. Ленин впал в депрессию. Боялся, что в сложившихся условиях Швейцария тоже присоединится к Антанте. Считал, что придется скрываться, и писал Инессе Арманд, намереваясь передать ей партийные деньги, чтобы хранила их «в дамской сумочке».
Троцкому в Америке это не грозило. Но и он, отчаливая за океан, предрекал, что в последний раз бросает взгляд «на старую каналью Европу». В США в январе 1917 г. стал устраиваться надолго, приобрел в кредит мебель, отдал детей в школу.
Но окончание войны с Россией в роли победительницы никак не устраивало мировых финансовых паразитов, которые спровоцировали мировую схватку. Главные их силы обосновались в политической верхушке Лондона. Да и в США полковник Хауз неслучайно предупреждал: Америка должна вступить в войну только после свержения царя. Иначе в лагере победителей ей пришлось бы пристраиваться на второсортную роль, после России, Англии, Франции. И раскачка нашей страны нарастала.
Премьер-министр Штюрмер после взрывной речи Милюкова в Думе продержался лишь 10 дней. Парламент, общественность, пресса вообще парализовали его работу, и он подал в отставку. Царь назначил на его место Трепова, свободного от всяких обвинений. Он в первый раз пришел в Думу, но его сразу освистали, орали: «Мы будем бороться с вами!» И сделать Трепов ничего не успел, пробыл в кресле премьера всего 48 дней.
Интригу под него подвел Протопопов, добился его отставки. Метил сам на его место. Но царь назначил председателем Совета Министров все-таки не его, а
Н. Д. Голицына. Опытного администратора, однако ему исполнилось 66 лет, состояние здоровья было плохим. В правительстве стал заправлять масон Протопопов.
Он развернул бурную деятельность, но весьма странную. На донесения о подрывной работе никаких мер не предпринимал. Зато взялся издавать новую газету «Русская воля» якобы для того, чтобы примирить общественность с властью. Но многие авторы и члены редакции «Русской воли» — Амфитеатров, Леонид Андреев, Немирович-Данченко — оказались связаны с масонством. Финансировать ее взялись питерские банкиры, и газета министра внутренних дел стала вовсе не правительственной, а чуть ли не самой оппозиционной.
Активное шебуршание и шевеление начало происходить и в Британии. 6 декабря 1916 г. без объяснения причин ушли вдруг в отставку британский премьер-министр Асквит
и министр иностранных дел Грэй. Те, которые налаживали союз с нашей страной, связали себя соглашениями о проливах и другими договоренностями. Кресло Грэя занял Бальфур, большой друг лондонских Ротшильдов и один из директоров Русско-Английского банка.
А пост военного министра после него принял Альфред Милнер. Один из влиятельнейших политиков Британии, председатель правления банка «Джойнт Сток» и глава Великой ложи Англии. https://military.wikireading.r... Премьер-министром стал русофоб Ллойд Джордж.
А в России действовали Бьюкенен и его супруга. Еще до убийства Распутина у британского посла состоялась встреча с Гучковым и Милюковым, обсуждалась возможность дворцового переворота.
У американцев в это же время активизировался «Нэйшнл Сити Бэнк». Его представитель Мезерв, уже больше года находящийся в России, повел с Барком переговоры об открытии отделения банка в России. Царское правительство согласилось в обмен на кредиты, и сошлись на цифре 50 млн долларов. Открыть отделение можно было в октябре, но «Нэйшнл Сити Бэнк» почему-то отложил дело, которого так желал. Отделение в Петрограде открылось 2 января 1917 г., и первым клиентом банка стал… Терещенко, один из главных заговорщиков, он получил 100 тыс. долларов — огромную сумму по тем временам.
Исследователь русско-американских банковских отношений С. Л. Ткаченко обнаружил, что кредит был совершенно необычным, без указания целей и без какого-либо обеспечения. Таких кредитов «Нэйшнл Сити Бэнк» больше не давал никому. А вскоре среди клиентов этого банка появилось и имя Гучкова.
Между тем заговорщики уже готовили штурм. Открытие очередной сессии Думы специально приурочили к годовщине Кровавого воскресенья — 9 (22) января. Через Рабочие группы ВПК агитировали рабочих выйти в этот день на демонстрации, всем идти к Думе и передать там парламенту свои требования. А Дума подхватит их как бы от всей народной массы.
Чтобы «дать разгон», перед этим должны были пройти съезды Земгора, торгово-промышленных организаций. Для них заранее писались разгромные речи, способные накалить настроения. Взрыв беспорядков должен был стать очень мощным. Прорабатывались варианты, кем заменить царя. Лучшей кандидатурой считался великий князь Николай Николаевич.
На съезд Земгора в Москву приехал городской глава Тифлиса Хатисов — будущий глава правительства Армении.
Он был связан с руководством армянской националистической партии «Дашнакцютюн», с масонскими кругами, поэтому князь Львов позвал его на совещание в узком кругу. Хатисову поручили в Тифлисе переговорить с Николаем Николаевичем, предложить возглавить переворот, а при нем образуется правительство в составе Львова, Гучкова и их товарищей.
Вернувшись на Кавказ, Хатисов передал великому князю предложение заговорщиков. Тот не отверг, обещал обдумать и попросил зайти завтра. На следующий день ждал его вместе с женой, Станой-черногоркой, и своим начальником штаба Янушкевичем. Попросил повторить все еще раз.
Супруга великого князя восприняла услышанное положительно, но Янушкевич стал высказывать опасения, пойдет ли за ними армия?
В итоге Николай Николаевич струсил и от предложения уклонился (впрочем, как раз у себя, на победоносном Кавказском фронте, он вряд ли мог рассчитывать на поддержку против царя).
В литературе можно встретить утверждения, будто «слабый» Николай II в этот период совсем пал духом, пустил дела на самотек и ничего не предпринимал для защиты трона и государства. Но такие заключения либо выдают некомпетентность авторов, либо являются подтасовкой. Наоборот! Именно царь оставался главной опорой Российской державы. Он боролся до последнего, настойчиво и умело, и только его усилиями удавалось предотвратить катастрофу. На фронте была передышка, и государь, приехав после убийства Распутина, оставался в Царском Селе. Под его прямым руководством стали предприниматься меры противодействия смутьянам.
Земский и торгово-промышленный съезды были запрещены, открытие Думы Николай II просто сдвинул более чем на месяц — на 14 (27) февраля. Оппозиция подняла негодование. Тиражировались и распространялись речи, заготовленные для запрещенных съездов, вроде речи Львова, что «власть стала совершенно чуждой интересам народа». Но царь держался твердо, при нем и министры, хочешь или не хочешь, должны были выполнять его указания. Вдобавок сказалась прежняя рознь между Рабочими группами ВПК и революционными партиями.
Гвоздева и его команду большевики до сих пор клеймили как провокаторов и призывы к массовым манифестациям 9 января отвергли. Агитировали устроить в этот день забастовки, но без демонстраций. Предупреждали, что они могут обернуться повторением Кровавого воскресенья.
Хотя организаторам во главе с Гучковым именно это и требовалось! Новая грандиозная провокация, которая возбудит всю страну! Но большевики отнюдь не желали уступать рабочие массы Гвоздеву. К ним присоединились межрайонцы, часть меньшевиков. Распускали слухи — полиция через своих агентов нарочно зовет к манифестациям, чтобы разгромить их.
9 января по разным городам бастовало 700 тыс. человек (в Петрограде — 150 тыс.) Но они разделились, часть бастовала у себя на заводах, другая вышла на улицы. Однако заседания Думы не было, собрать демонстрантов вокруг себя и толкнуть против власти она не могла. Все улеглось без последствий.
Оппозиция стала готовить вторую попытку на 14 февраля. Рабочая группа Гвоздева выпустила воззвание уже открытым текстом: «Режим самовластия душит страну…» Призывала в день открытия Думы «на общее организованное выступление». В докладе начальника Охранного отделения Глобачева от 26 января говорилось: «Руководящие круги либеральной оппозиции уже думают о том, кому и какой именно из ответственных постов удастся захватить в свои руки».
Выделялись две группировки. Одна состояла из думских лидеров во главе с Родзянко. Она нацеливалась на «парламентский» сценарий переворота: перед Таврическим дворцом, где заседала Дума, сойдутся многотысячные демонстрации, огласят резолюции «поддержать Государственную Думу в борьбе с ныне существующим правительством». А депутаты тут же проголосуют, примут эти требования как «общенародные», зажгут ими массу.
Как отмечалось в докладе, во главе второй группы «действующей пока законспирированно и стремящейся во что бы то ни стало выхватить будущую добычу из рук представителей думской оппозиции, стоят не менее жаждущие власти А. И. Гучков, князь Львов, С. Н. Третьяков, Коновалов, М. М. Федоров и некоторые другие».
Они считали: думцы ошибаются. Не учитывают «еще не подорванного в массах лояльного населения обаяния правительства и, с другой стороны, инертности народных масс». Поэтому вторая группа «возлагает надежды на дворцовый переворот. Независимо от вышеизложенного, вторая группа, скрывая до поры до времени свои истинные замыслы, самым усердным образом идет навстречу первой» (см. Блок А. «Последние дни старого режима» // Архив русской революции, т. 4. М.: Терра-Политиздат, 1991).
Подобные доклады поступали министру внутренних дел, и Протопопов… клал на них… пардон - их «под сукно». Эти документы нашли после революции , они так и лежали в шкафах и столах. До царя они не доходили. Царю по-прежнему шли другие доклады министра, радужные и оптимистичные. А тем временем оппозиция для нагнетания страстей опять использовала любые способы. Уже отмечалось, что дело Манасевича-Мануйлова было прекращено по ходатайству генерала Н. С. Батюшина. Но оно проходило по военному ведомству, и главнокомандующий Северным фронтом Рузский возобновил его.
Как вспоминал сам Батюшин, был привлечен цвет адвокатов «от пускавшейся лишь по билетам в зал суда публики ломились скамьи…» Он констатировал, что организованный «по приказанию Рузского провокационный процесс нужен был революционной пропаганде лишь для того, чтобы убедиться в слабости правительства, а попутно через голову покойного Распутина забрызгать грязью императорский трон».
Аналогичным образом было возобновлено дело Рубинштейна. За доказанные серьезнейшие преступления суд приговорил банкира всего лишь к высылке, но главным был сам процесс, возможность выплеснуть еще один ушат клеветы на убитого старца Распутина, а через него на царя и его семью.
Тем не менее на пути заговорщиков стоял царь. Когда Рабочая группа ВПК издала свое революционное воззвание, он указал, что такое терпеть нельзя. Причем Протопопов категорически возражал против ареста. Собственным помощникам пришлось долго убеждать его.
Но позиция государя сыграла свою роль. Рабочая группа в полном составе была арестована. Гучков и Коновалов заверещали , подняв на дыбы всю прессу. Посыпались протесты ВПК, Особых совещаний, Земгора, думцев.
Родзянко наседал на самого царя, что Рабочую группу нужно срочно выпустить, иначе будет беда. Но не помогло. А бедой это пахло совсем не для правительства.
29 января собрались участники будущего переворота: Гучков, Коновалов, Кутлер, Переверзев, Керенский, Чхеидзе, Аджемов, Милюков, Бубликов и др. И на этот раз, как доносило Охранное отделение, настроения царили панические, арест Рабочей группы все признавали катастрофическим ударом, рушившим их планы... (см. Блок А. «Последние дни старого режима» // Архив русской революции, т. 4. М.: Терра-Политиздат, 1991))…
Продолжение следует…
Оценили 2 человека
6 кармы