Мы такие разные, а мир один и тот же

Третий десяток неокапиталистического развития России создал два противостоящих друг другу имущественных слоя — богатых, как правило, представители бизнеса и высшего чиновничества, и бедных, заполняющих все иные социальные ниши нашего общества — интеллигенцию, крестьянство, рабочих, а также вышедших из этой среды пенсионеров и молодежь.

В 2012 году к малоимущим (за чертой бедности) относилось 10,7% россиян, или 15,4 млн человек.

Сегодня по данным Госкомстата, за чертой бедности в России пребывает 12,2 млн человек и лишь чуть более одного миллиона — в полном достатке.                                                                                           При этом богатые богаче бедных не в десять, в сотни раз, когда месячный доход одних — тысячи рублей, других — миллионы долларов!                                                                                                                   Такая чудовищная диспропорция социального и имущественного неравенства сопровождается в средствах массовой информации ее идейным обоснованием, когда населению внушают, что подобные явления закономерны и естественны для капитализма, и теперь одним предстоит нескончаемо прозябать в состоянии бедности, а другим даровано счастье получать сверхприбыли.

И тем, кто хочет перескочить пропасть от бедности к богатству, волей-неволей придется жить по законам капиталистического мира, где человек человеку — волк, где каждый сам за себя, где нет места жалости и солидарности, где воспитание индивидуализма — норма жизни. 

 Общество получило чудовищные результаты нацеленности богатых на сверхприбыли любой ценой: безудержный рост цен на жизненно необходимые энергоресурсы, некачественные продукты питания, фальшивые лекарства, смертельно опасный алкоголь, вредное для здоровья лечение.

Произошел слом национальной психологии, многие русские ринулись жить по канонам западноевропейской цивилизации, резко отличающейся от нашей русской цивилизации ценностными ориентирами и языковой картиной мира.                                  И вот эти каноны «европейского процветания» стали для русских крутыми «каньонами», из которых можно выбраться только ценой нищеты и прозябания.                                                                                                Ну, не случилось некоторым объедаться британскими пудингами!

Западноевропейские ценностные установки и языковую картину мира очень точно охарактеризовал философ Эрих Фромм в фундаментальном труде «Иметь или быть»:                                  «Общество, принципами которого являются стяжательство, прибыль и собственность, порождает социальный характер, ориентированный на обладание, и как только этот доминирующий тип характера утверждается в обществе, никто не хочет быть аутсайдером, а вернее, отверженным.                                                          Чтобы избежать этого риска, каждый старается приспособиться к большинству, хотя единственное, что у него есть общего с этим большинством, — это только их взаимный антагонизм».

В чем главное отличие языковой картины мира русского, которого рьяно принялись перевоспитывать в духе приобретательства и вожделения богатства, от языковых представлений европейца — англичанина, француза, немца?

https://www.kommersant.ru/doc/...

Отличие в том, что европеец всегда стремится к обладанию, приобретательству, жаждет проглотить и присвоить весь мир.                                                                                                                                         Недаром Фромм роняет обобщающую фразу — «никто не хочет быть аутсайдером», а русский — русский предпочитает просто жить и действовать.

Различие проистекает из коренного расхождения наших языков в видении мира, отношении к миру.                                   Ключевой для европейских языков — общеиндоевропейский корень, выражающий значение приобретательства — латинское habeo, английское have, немецкое habe, греческое eho.                                            Этот корень организует грамматику прошедшего времени данных языков, он лежит в основе английского слова happiness (счастье), он коренится в английском chopping (покупки), составляющем сегодня средоточие жизненных целей у человека общества потребления.

И в русском языке, конечно же, сохранился этот древний индоевропейский корень, но в каких же словах: хапать, хавать, хватать, хитить.                                                                                                    Даже в рекламных роликах в качестве слогана изобрели слово "ХВАТАНГА".                                                                                                       В отличие от европейских языков в русском языке этот корень не участвует ни в каких грамматических структурах, он вообще находится на периферии языка, обозначая весьма неприглядные для русского мышления понятия — хитрость, хищничество.

https://www.forbes.ru/forbesli...

Слова, синонимичные понятиям стяжательства, рвачества, делячества, воровства, захватничества.                                                  Причем habeo, have, habe ни в коем случае не переводятся на русский язык словами с таким же корнем, уж слишком негативны эти речения, они последовательно заменяются у нас глаголом иметь.                              Хотя глагол этот обладает совершенно иным исконным языковым смыслом — корень «ИМ» - означает — «внутренне присущий, свойственный чему-либо».                                                                                         Этот корень содержится в слове имя, где обозначает внутренние свойства человека или вещи, этот корень, пусть и не участвует в грамматике русского языка, но образует множество глагольной лексики, которая описывает манипуляции человека с другими людьми и вещами — принять, взять, обнять, перенять, унять, снять, отнять, разнять, разъять.

Слова имущество и имение содержат тот же корень. Но в отличие от хапанья и хватанья, данные слова означают вполне нейтральные с русской точки зрения понятия, не несущие стяжательского, грабительского смысла.

Другие же русские слова, связанные с приобретательством, также не имеют подобного индоевропейского корня: приобрести буквально значит — найти, получить — взять по случаю, добыть и достать — достигнуть существующего, овладеть и обладать — получить власть над вещью.                                                                                                                 Так что понятия об обладании в русском языке и в западноевропейской картине мира — разные.                                                                                             И конечно же, различны взгляды на жизнь в свете этих понятий.

Главное различие состоит в том, что у западноевропейца подход к миру — захватнический, у русского же — бытийный, что сказывается практически во всех областях нашей жизни — в обучении, в общении, в любви и браке, в вере и религии, и даже во власти.

К примеру, «ОБУЧЕНИЕ ПО ПРИНЦИПУ ПРИОБРЕТЕНИЯ» подразумевает приобретение знаний, их накопление путем механического запоминания так же, как вы собираете товар, приобретённый за деньги.                                                                                Обученные таким образом люди становятся обладателями коллекций чужих мыслей, идей, высказываний, при этом они не склонны думать и творить самостоятельно, вырабатывать собственные идеи.                   Методика тестирования — наилучший способ проверки подобных знаний, не случайно она внедряется в нашу образовательную систему именно сегодня вместе с западными принципами обучения.

«ОБУЧЕНИЕ ПО ПРИНЦИПУ БЫТИЯ» подразумевает использование полученных знаний для выработки собственных представлений и идей.                                                                                              Учение, наука, навык, обычай — все это русские слова, обозначающие соединение получаемых знаний с жизнью, с собственным опытом. Творческое задание — сочинение, многовариантное решение задачи, проект, изобретение — формы приобретения и проверки знаний при этом принципе обучения.

Столь же различны в западноевропейской и русской картинах мира подходы к общению и принятию решений.                                                 Общение по принципу приобретения представляет собой отстаивание своей точки зрения как собственности, которую не хочется потерять.

В таких спорах не рождается истины, здесь с чем спорщики пришли, с тем и уходят, безуспешно попытавшись переубедить друг друга. Политически подобное явление воплощено в европейском понятии parlament, буквально означающем место для речей.                         Совместная выработка решений в подобных случаях оказывается трудно достижимой, если вообще возможной.

Именно поэтому в европейской и американской деловых культурах столь популярны методы воздействия на партнеров, разработанные Дейлом Карнеги в книге «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей», выстроенные на ПРИТВОРСТВЕ, ЛИЦЕМЕРИИ, обольщении собеседника, с тем чтобы добиться от него нужного решения или согласия.                             Мы так не умеем, поэтому и страдаем от наглости западных политиков-гопнииков

Ведь мы привыкли общаться по по принципу бытия, что подразумевает живой интерес, открытость собеседнику, в том смысле, что он может быть полезен нам опытом, идеями, информацией своим оригинальным взглядом, своей логикой, неожиданностью мышления.

На фоне вранья, наглости и жестокости западных политиков, наш общественно-политический деятель ведёт себя чисто по-русски, то есть считает, что только в таких спорах могут быть успешно выработаны коллективные решения.                                                                                        Говоря русским культурно-деловым языком, решения должны быть выражены в слове совет, понимаемый как согласное общее речение и одновременно как собрание людей для совместной выработки решения.

При этом замечено, что русского довольно легко переубедить, заставить отказаться от своего мнения, ибо он не рассматривает его как собственность и способен увлечься жизненно актуальными доводами, приводимыми собеседником.                                                Именно в этом кроются причины пресловутой русской доверчивости и восприимчивости к новым заманчивым, случается, что и абсурдным идеям.

Подобные различия находим во взглядах русских и западных политиков на власть.                                                                                      Последние убеждены, что власть должна восприниматься властителем, как приобретение, и удерживается им как богатство, что влечет за собой непременную узурпацию с применением силы.                                                                                                                  Такая власть ради власти сопровождается излишествами, которым сопутствует нарастающая некомпетентность.                                              Именно поэтому западноевропейская цивилизация выработала множество мер, называемых демократическими институтами, ограничивающими пребывание руководителей во власти.

Власть, организованная по нашему принципу бытия, строится на ответственности руководителя перед подчиненными, а, следовательно, обязывает его быть компетентным в управлении.                                                                                                            Эта власть, основанная на долге и совести, не регулируется законами и выборными технологиями, именно такая власть представляется в русской политической жизни идеалом.

Даже в религиозном бытии западноевропеец и русский в корне отличаются друг от друга.                                                                                     Вера, строящаяся на принципе обладания, — это получение ответов на вопросы бытия, ответов, которые не нуждаются ни в каких доказательствах, они сформулированы в виде догматов.

Человеку надлежит их усвоить, чтобы освободиться от тяжелой необходимости самостоятельно мыслить, искать решения трудных жизненных вопросов.                                                                                       Католическая церковь с ее жестким догматизмом, непонятным народу латинским богослужением, отпущением грехов за деньги, жесткими катехизисами является наглядным примером Веры, основанной на принципе обладания.

А вот Вера Православная, опирающаяся на бытие, — это живое общение с Богом, сердечная молитва, самостоятельный поиск ответов на мучающие нас вопросы, это поиски смысла жизни, опять же через самостоятельное проникновение в Св. Писание, словом, то, что называется богообщением и не может быть сковано догматизмом и жесткими канонами.                                                                               Именно такова Православная Русская Церковь, где служба изначально понятна и доступна любому человеку, катехизисы отсутствовали, а отпущение грехов за деньги полагали кощунством.

Даже взгляды на любовь и брак у нас с западными «гопниками» не схожи.                                                                                                                        Любовь, опирающаяся на идею обладания, — это стремление покорить другого, сделать его своим приобретением, своей вещью.                                                                                                                       Там на любовь смотрят почти как на лишение свободы.                             Отсюда проистекают брачные контракты, движения феминисток, выступающих за освобождение женщины, измены и разводы как бегство на свободу и поиск новых предметов обладания.

Любовь, основывающаяся на наших идеях бытия, созвучна именно русским представлениям о жизни, это существование двоих как «единой души и единой плоти».                                                            Отсюда очень точно по смыслу выражено «моя половина», потому как только в единстве, только вместе муж и жена образуют единое целое.  

 Такая любовь не требует обязательств и брачных договоров, потому что изначально зиждется на идеальной установке — дойти вдвоем, рука об руку до гробовой доски, жить долго и счастливо и умереть в один день.

Достаточно доказательств, что основные пласты жизни у европейцев и русских организованы по-разному.                                                                        Но ведь в русскую картину мира сегодня активно внедряют именно западноевропейские образцы обучения, общения, власти, веры и любви.                                                                                                                             В образовании нас переводят на поголовное тестирование, учителей открыто, в документах именуют предоставляющими образовательные услуги.

В общении заставляют жить по законам Карнеги, убеждая нас в необходимости притворяться, чтобы подчинить, подмять под себя собеседника, не желающего расставаться со своей точкой зрения.                                                                                                            Во власти нам навязывают убежденность, что ответственность и долг властителям не нужны. Их задача, дескать, подчиняться законам, которые тем временем власть имущие переделывают под свое безответственное правление.                                                                                         В Вере нас приучают к католическому догматизму, запрещая думать и рассуждать.                                                                                                                      В любви нам навязывают идею физического и материального обладания с закономерно следующими из нее брачными контрактами и так называемыми «гражданскими браками» как наименьшим ограничением свободы.

К счастью, все это действует в России плохо, не приживается пока, потому что в русском языке существует мощное противоядие — преграда для представлений, основанных на западной по происхождению идее обладания.                                                                      Вот примеры разных национальных типов поведения в истории…

Выдающийся русский лингвист А.А.Шахматов, получив письмо от своих земляков, крестьян Саратовской губернии о царящем там голоде, отказался от места адъюнкта Российской Академии наук и уехал на родину, чтобы помочь крестьянам преодолеть голод и эпидемию.

 С другой стороны, великий Гегель, получив приглашение работать в престижном университете, живо откликнулся письмом к ректору:             «А сколько кулей полбы я буду получать за свои услуги университету?».                                                                                                       И это естественное восприятие мира русским ученым и немецким мыслителем. Оно исходит из языка.

В русском мы знаем формулу владения — «У МЕНЯ ЕСТЬ». Собственность по-русски не завоевывается и не захватывается, это то, что дано, и точка.                                                                                                        В немецком же формула владения — Ich habe, в английском — I have. У нас этот корень, напоминаю, представлен в слове хапать. Завоевательность, напор, стремление получить прибыль любой ценой кроются в корне этого слова, вот почему оно получило у нас весьма пренебрежительный оттенок.

Формула владения «у меня есть» в русском языке бытийна. И русская грамматика тоже основана на понятиях бытия, а не обладания.                 Именно глагол быть формирует наше будущее время, сослагательное наклонение.                                                                                                                 Этот глагол в качестве нулевой связки участвует в русской формуле собственности — вместо подчеркивания мой сын, мой дом, моя машина мы чаще говорим — у меня сын, у меня дом, у меня машина. Наконец, именно бытийный корень «бы» содержится в словах, обозначающих обладание и связанные с ними действия: добыча, добывать, прибыль, прибыток, сбыт, сбывать.

Само слово богатство показывает, что русские воспринимают нажитое имущество как достаток, дарованный Богом, значит, за свое достояние перед Богом отвечать, с умом и душой им распоряжаться.

Показательно отношение русских и к деньгам — символу богатства и накопления.                                                                                                        Пословицы и поговорки нашего народа концентрирующе выставляют деньги второстепенной областью человеческой жизни:                           «Деньги не голова: наживное дело». «Не деньги нас наживали, а мы — деньги». «Деньги — забота, мешок — тягота». «И то бывает, что и деньгам не рад».                                                                                                        Богатство в русских представлениях связано со злом и пороком, оно не радует и не спасает душу:                                                         «Богатому черти деньги куют». «Через золото слезы льются». «Деньгами души не выкупишь, пусти душу в ад, будешь богат».

https://stihi.ru/2016/02/18/65...

Русское убеждение, хранимое пословицей: «Деньги могут много, а правда — все», — показывает многовековое критическое отношение нашего народа к наживе.                                                                                              О том, что это отношение остается неизменным и по сей день, свидетельствует пренебрежительное современное именование денег различными «эвфемизмами»: деревянный (рубль), зелень, капуста, бакс, бакинский рубль (доллар).                                                                          Они наследуют такое же пренебрежительное отношение к деньгам на Руси, когда копейкой называлась монета с изображением Георгия Победоносца с копьем, а рублем (буквально: обрубком) — часть драгоценного металла, отсеченного от слитка гривны.

Торговля в русском менталитете, в отличие от западноевропейского, — дело не почетное, хотя и необходимое.                                                            Корень этого слова «торг» исконно означает «исторгать», «вырывать», «вытягивать», то есть извлечение прибыли при торговле изначально расценивалось как «вырванное, отторгнутое у кого-то имущество».                                                                                                   Не обманешь — не продашь, — такова поговорка, выказывающая русское отношение к торговле.                                     И именования людей, занимающихся торговым промыслом, при всей нейтральности значений рано или поздно в нашем языке приобретают негативный оттенок: купец, торговец, торгаш, продавец, лавочник, приказчик.                                                                                                                   Сегодня негативные оттенки стремительно обретают слова бизнесмен, менеджер, банкир.

Особенно выразительно в русском языке отношение к ростовщичеству, именуемому с древности лихвой.                                                                       Лихва (излишек, прирост капитала, ссудный процент) и ЛИХО (зло, рождаемое излишеством), — в русском языке слова одного корня.

Но самым мощным барьером приобретательству и накоплению в русской языковой картине мира является активное использование в языке слов со значением «дать, давать, дарить», противоположным идее накопительства и приобретательства.

Русское «давай» является важным фактором речевого общения. Мы говорим: давайте пойдем, давайте сделаем, давайте подумаем, давайте решим… В подобных формулировках содержится два важнейших смысла — это призыв к общинности (совместному деланию) и бескорыстию.

Кроме того, слово «дать» является сигналом к самостоятельному и решительному действию русского человека, когда он принимает решение что-то сделать в общую пользу, помочь другому: дай-ка мне, дай-ка я! А ну, дайка!                                                                                                А еще слово дать является знаком чисто русского восхищения своим выдающимся собратом: Ну, ты даешь! Во дает! Уж он-то даст, так даст!

Помимо этого, слово дать оказывается формулой силовой защиты: Я те дам! Он тебе задаст! Поддай ему!                                                              Вообще слово дать побуждает русского человека к действию или поступку.                                                                                                                    Ребенку говорят: давай кушай, давай иди, давай учи, давай помоги. Благодаря языку русских приучают сызмальства именно к самоотдаче, отсюда устойчивые выражения — отдать долг, отдать жизнь, отдать честь.

Но именно такая языковая установка русского языка резко контрастирует с европейскими языками, где нет подобного призыва к самоотдаче, где поступки людей мотивируются лишь «ожиданием материальных выгод, то есть вознаграждений и поощрений, и призывы к солидарности и самопожертвованию не вызывают у людей никакого отклика» (Эрих Фромм «Иметь или быть»).

Сегодня нам навязывается именно такая социокультурная модель общества, в которой способами воздействия на людей полагают лишь материальное поощрение и вознаграждение, подкуп и подачки, обещания и посулы.                                                                                                   В этой модели прибыль любой ценой, даже в ущерб другим членам общества, получает законные права.                                                                       Но подобная социокультурная модель, безотказно действующая в Западной Европе и США, где она совпадает с языковыми представлениями народов, - входит в глубокое противоречие с русской языковой картиной мира, формирующей совершенно иные представления о жизни и человеческом поведении, нежели западноевропейские языки.

В основу идеалов русского народа положена идея справедливости, которая несовместима с захватом чужого и обманом ближнего. Здесь презирают или считают второстепенными наживу и прибыль, а почитают идеалами жертвенность и самоотдачу.                                        Поэтому в России западная социокультурная модель общества, изуродовав души и мозги части населения, все же рано или поздно потерпит крах.                                                                                               Изменить картину мира народа можно лишь, заставив народ забыть свой родной язык…

PS.

Мы такие разные, а мир один и тот же. Прекратим его делёжку, начав с Украины…