До недавнего времени основой антикризисной стратегии США считалась финансовая раскачка рынка. 10 декабря произошло событие, которое заставило взглянуть на политику Вашингтона под другим углом. Подводя итоги недели, Управление энергетической информации США сообщило о превышении (впервые за последние 75 лет) экспорта нефти над импортом.
Соединение финансового и энергетического факторов вывело ситуацию на принципиально иной уровень. Стало понятно, что в качестве антикризисной стратегии США используют экономическую модель начала прошлого века. Следуя аналогии с Великой депрессией стратегию эту можно назвать «Новый курс-2.0»…
ИГРА В ОДНИ ВОРОТА
Управление энергетической информации США, конечно, озадачило рынок, но ненадолго. Выяснилось, что превышение экспорта нефти над импортом на 201 000 баррелей в день учитывает экспорт нефтепродуктов. Потребность американских НПЗ в 17 млн. барр. нефти в день никуда не делась, а вместе с ней остался и ежедневный импорт объемом в 7 млн. б\д.
Сенсация оказалась бумажным чудом статистики, и финансовый рынок ее не заметил. Однако «мировое экспертное сообщество» успело отметиться заявлениями о «беспрецедентном буме в американской нефтедобыче» и «энергетической независимости США». Заявления спорные, но симптоматичные, вскрывающие суть большой игры.
Можно, конечно, продолжать, как это у нас принято, подтрунивать над Дональдом Трампом и его прической. Можно восклицать о сумасшествии Америки, как это принято на Западе. А можно подвести промежуточные итоги и посчитать, загибая пальцы на руках.
Бизнес в США растет – раз. Мексика и Канада согласились пересмотреть условия НАФТА – два. Бразилия после отставки Дилмы Русеф развернулась (из аббревиатуры БРИКС выпали первая и последняя буква) – три. Европа встала на колени, подписав соглашение СЕТА с Канадой (затянувшийся Брекзит надолго лишил ЕС содержательной повестки, Германию низвели до регионального статуса) – четыре. Саудовская Аравия подтвердила свою роль пристяжной на Ближнем Востоке (Катар поставили на место, строительство трубы из Ирана через Сирию в Европу заблокировали) – пять.
Пальцы остались только на второй руке. А там Турция, Иран, Россия, Китай…
Сегодня уже очевидно, что архитектор глобального проекта под названием «Ресурсы в обмен на технологии и мировой порядок» начал его демонтаж. Можно сказать: проект закрыт, все ушли на фронт. Однако это не означает, что Вашингтон отказался от политики гегемонизма, свидетельством чему вышеприведенные пять пунктов.
Сутевым содержанием политики Трампа является не урезание глобалистских устремлений США, а консолидация конкурентных преимуществ. Выход из режима торговых войн обусловлен не поведением санкционированных стран (их согласием или несогласием играть по американским правилам), а уровнем конкурентоспособности США.
Иначе говоря, причина разрушения существующих международных правил и норм не в ядерной программе Ирана, Скрипалях, Украине или присоединении Крыма к России. Причина внутри США (проигрыш в глобальной гонке за лидерство). Перевод мирового рынка из общедоступного режима в санкционный продиктован не столько политическим своеволием развивающихся стран, сколько быстрым ростом их экономик.
Запад, считающий себя культурным центром мира, вдруг осознал, что богатство и моральное лидерство медленно, но верно переезжает к вчерашним «лузерам».
Накануне кризиса 2008 года моделирование Всемирного Банка показывало, что при сохранении общего (открытого) доступа к финансовому рынку Китай к 2025 году будет давать более 30% роста мировой экономики. А вклад Китая и Индии в мировой рост в 2 раза превысит вклад США и ЕС.
Экономическим ростом дело не ограничивалось. Консолидировав свои ресурсы в рамках существующей финансовой системы (окрепнув политически), Россия и Китай заявили о праве на военно-политический контроль над своим жизненным пространством (Осетия, Сирия, Украина, острова Спратли, Мьянма и т.д.).
Для США проявленные Китаем и Россией амбиции означали (ни много, ни мало) войну. Пересмотр международных отношений (перераспределение влияния в пользу «новых центров силы») в перспективе неизбежно ведет к перераспределению эффектов роста мировой экономики (мировая прибыль).
Угроза потери операционного контроля над мировой экономикой (следовательно, мирового господства) заставила США приступить к слому всех (политические, торговые, инвестиционные, военные) правил прежней игры и начать новую игру по двум ключевым для глобального рынка направлениям.
ФИНАНСОВЫЙ УДАР
Глобализация вопреки планам авторов не перестроила общественные основы (ценности, политические цели и, производственные цепочки). Общий рынок сложился и существует исключительно в виде финансовых спекуляций. Регулятором этого рынка является Комиссия по ценным бумагам и биржам США (The United States Securities and Exchange Commission).
Китай и Россия, с точки зрения США, не обладают достаточным уровнем ответственности (субъективный взгляд) и необходимыми институтами (объективная оценка) для равного с ними участия в глобальном управлении (Global governance). Однако финансовая конструкция мирового рынка, на которую США в своих выводах опираются, не соответствует политической, а главное, промышленной картине мира.
Общая кредитно-денежная пирамида требует единого центра принятия решений и их легитимации (тут США правы), но политический (ООН) и экономический (ВТО) согласительный механизмы сложились в условиях биполярного мира, предусматривают относительно равноправное в них участие всех стран (ялтинско-потсдамский мир).
По факту в условиях нестыковки финансового и реального мира у США было два сценария действий. Согласиться с требованиями Китая и России или начать подрыв своих обещаний (чужие ожидания). Начали США с ключевого для существующего глобального рынка (а главное, подконтрольного им на 100%) ресурса – с финансов.
Сегодня можно уверенно говорить, что кризис 2008 года и продолжающаяся до сих пор рецессия носят не циклический, а рукотворный характер. Сложившуюся на момент кризиса модель глобального рынка (международная система разделения труда) США создавали политическими методами (собственноручно), и они же ее разбалансировали.
Действительно свободный рынок труда должен был привести к качественно иной конструкции. Вместо переезда производства в Китай мир столкнулся бы с великим переселением народов. Строительство новых заводов, перенастройка банковской системы, налаживание технологий, выстраивание логистики и обучение аборигенов, – процессы затратные. Переезд рабочей силы гораздо дешевле: узелок в руки, и в трюм сухогруза.
Действительно свободный рынок труда ведет к чудовищным социальным дисбалансам и политическим потрясениям (Европа сегодня, и США, которые никак не могут устранить последствия рабства). Дешевая рабочая сила из Латинской Америки (Африки, Азии), попадая в дорогую социальную среду США и Европы, моментально (волшебным, с точки зрения экономики, образом) перестает быть таковой. Исчезает эффект дефляционного роста («экспорт нищеты») – источник потребительского роста Запада последние как минимум 30 лет.
Масштабная эмиссия, которую ФРС США запустили в 2008 году, была не ответом на кризис, а упреждающим ударом по нейтрализации устремлений Китая и России. В ходе трех программ количественного смягчения ФРС напечатала около 7 трлн. $. Согласно оценкам Счетной Палаты США, забалансовая эмиссия достигла 14 трлн. $. Для сравнения, в конце прошлого века вся мировая наличность составляла вдвое меньшую сумму.
«Вертолетные деньги» использовались для обратного выкупа активов у проникших в акционерный капитал ТНК (святая святых Запада) нуворишей из новых экономик (арабы, русские, китайцы, индийцы). В реальную экономику эти деньги не пошли (не стали способом выхода из кризиса). Санкции и торговые войны ограничили зону инвестиций радиусом действия американской палубной авиации.
Тут надо отметить, что перед финансистами изначально не ставилось цель выхода из кризиса. Как было сказано на одном из заседаний Базельского комитета по банковскому надзору (финансовая G-30), количественное смягчение – это способ покупки времени (отсрочка), реальное решение проблемы лежит в политической плоскости.
В этом смысле, девиантное поведение Трампа в вопросах регулирования мировых рынков (финансы, торговля) это не самодурство или неадекватность. Действия Трампа лишь доказывают право США на манипуляции со сбережениями других стран.
(Как пример, перед кризисом резервы Китая составляли 3,8 трлн. $, а в США они едва достигали 12 миллиардов. Сегодня по этому показателю страны сравнялись).
США не просто не справились с возникшими в ходе финансовой глобализации вызовами, как нам пытается это представить «международное экспертное сообщество». США осознанно и целенаправленно отказались инвестировать в политические стратегии новых экономик. Причина кризиса 2008 года и мировой рецессии в неудовлетворенных (нереализованных) амбициях Китая и России.
Заявив на словах о суверенности, Китай и Россия на деле остаются зависимыми от американских финансовых институтов (часть общей системы). В условиях политического разлада США не могут запустить не только общий промышленный проект, но и свой собственный. «Лишние» деньги пузырятся и поднимают капитализацию американской экономики до заоблачных высот, блокируя производственную активность. Канада с Мексикой в рамках новой НАФТА дарит надежду, но не более того.
Мотор мировой экономики заглох. Англосаксонский инвестиционный механизм уперся в социо-культурные барьеры, процедура согласования которых в нем не предусмотрена. Рост фондового рынка симулирует деловую активность. Из каждых 100 $, пересекающих сегодня со скоростью операционной системы компьютера границы и океаны, только 2 $ привязаны к реальным торговым операциям.
Вывод очевиден: кооперация мировой экономики на базе финансовой интеграции провалилась. Попытка внедрить единый регулирующий стандарт на основе правовой системы США обрела сначала имперский (силовой) характер, потом уперлась в Сирии и на Украине в равный военный потенциал и рухнула под ударами русских «Калибров». Проблема «лишних» денег при этом никуда не делась, а только усугубилась.
Вслед за ФРС США свои программы количественного смягчения запустили ЕС, Англия и Япония. С 2008 года объем мировой денежной массы в долларовом выражении вырос на 40%. Деньги висят на банковских балансах, порождая феномен отрицательных ставок по депозитам (отрицательное сальдо будущего). Должно что-то произойти, чтобы они стали работать, иначе вместе с ними «сгорят» сбережения мировой экономики.
Что может произойти? Что должно стать неким «часом Х»?
Привлекательный для мирового роста промышленный проект у США отсутствует, а новый формат финансовых отношений, закрепляющий право инвестора на извлечение прибыли в любой форме и объеме, потерпел фиаско. Буквально пунктиром.
Продавить Индию и Китай в рамках ВТО («Дохийского раунда» переговоров) США не смогли. Обойти ВТО (Транстихоокеанское и Трансатлантическое партнерства) тоже не удалось. Индустрия-4.0, как новый (цифровой) контур единого регулирующего стандарта на базе правовой системы США, отложена на неопределенное время, а в условиях цейтнота это синонимично провалу.
Финансовый удар увяз в процедурах национальных согласований, необходимо было открывать второй фронт, что и произошло в 2014 году...
СЛАНЦЕВЫЙ МАНЕВР
«Новый курс» Рузвельта по выходу из Великой депрессии, если не учитывать его социальную часть, базировался на двух ключевых принципах: государственный контроль над движением банковского капитала и строгое регулирование энергетического рынка. Первый принцип тогда касался только внутренних правил, второй – общемировых. Оба позже лягут в основу Бреттон-Вудской системы.
С финансовым принципом все понятно. Гораздо интереснее «энергетический», включающий в себя два тезиса. Первый – спрос на нефть не зависит от цены (нефть по 1 $/б не предполагает скачка спроса по сравнению с ценой в 10 $/б). Второй – каждый нефтедобытчик имеет долю на рынке (если кто-то нарушает квоту, рушится весь рынок).
Иными словами, спрос на нефть при росте цен падать не будет, а низкие цены не увеличивают объемы продаж. На этой нехитрой формуле США выстроили такую модель глобального рынка энергоносителей, в рамках которой все его участники стали работать на национальную экономику Америки.
За год до начала Великой депрессии был создан Международный нефтяной картель (МНК), которые стал диктовать мировые цены. МНК обеспечивал 85% поставок нефти на мировой рынок (5 из 7 компаний МНК были американскими). В чью пользу происходил ценовой диктат, вопрос риторический.
Один пример. Во время нефтяного эмбарго 1973 года и шестикратного роста цен на нефть Европа и Япония потерпели чудовищные убытки, а американская Exxon (вся добыча Саудовской Аравии) показала рост прибыли на 60%.
Сформулированные Франклином Рузвельтом правила и выстроенная на них позже модель мирового рынка, функционирует почти без изменений до сих пор. С той разницей, что после отказа от золотого стандарта доллара и эмбарго 1973 года, офис мировой экономики переехал от нефтяников к крупным биржевым игрокам (банки). МНК расформировали, произошло объединение товарной и фондовой биржи Нью-Йорка.
Целью «сланцевого маневра» США (рост добычи) была и остается не энергетическая независимость, о которой нам поспешили заявить международные эксперты после публикации информации от Управления энергетической информации, а обрушение нефтяных цен. Все рассказы о грядущем захвате Америкой внешних рынков и экспорте сжиженного газа следует относить к рассказам.
США действительно снизили за счет «сланца» свою зависимость от импорта с 60% до 14%, но по объему закупок углеводородов они по-прежнему занимают 3 (после Китая и Японии) место (были на 1-м). Дыра в энергобалансе превышает 300 млн. т нефтяного эквивалента (10 лет назад – 700 млн. т). У США не хватает внутренних ресурсов, чтобы закрыть ее.
Каков принцип действия у «сланцевого маневра»?
США занимают ведущие позиции во всех секторах мирового энергорынка. Входят в тройку самых крупных производителей, потребителей и покупателей нефти. Наращивая внутреннюю добычу, США снижают закупки на внешнем рынке. Образуются излишки, которые ведут к обвалу мировых цен. Фокус этот Вашингтон проделывал трижды.
Накануне кризиса 1973 года внутренняя добыча в США достигла 9,6 млн. б/д, что позволило не только снизить потери от эмбарго, но и нарастить прибыли. В 1985 году США довели добычу до 11,192 млн. б/д (итогом стал шестикратный обвал цен, рост кредитной нагрузки на экономику СССР и крах). А в 2013 году, накануне последнего срыва цен в пике, США вышли на уровень в 12,304 млн. б/д.
Немаловажный нюанс, рост внутренней добычи в США каждый раз происходил не одномоментно, как бы в ответ на скачок цен или сокращение предложения на мировом рынке. Рост начинался загодя, происходил постепенно (скрытно) и после скачка цен всегда откатывался. Это исключает версию оперативного (рефлекторного) реагирования на кризис, и говорит об осознанности (запланированности) маневра.
Нынешний рост добычи в США («сланец») стартовал еще в 2006 году (за 2 года до финансового кризиса). При этом ни одна «сланцевая» компания до сих пор не показала операционную прибыль. Рост инвестиций в добычу идет за счет государственного субсидирования и фондового разогрева рынка (истерия, хайп).
Возникает вопрос, зачем это Вашингтону? В чем гешефт?
Если знать, что почти весь энергодефицит США (300 млн. т) закрывает импорт нефти, вопрос теряет смысл. Субсидируя добычу «сланца», США выигрывают на импорте упавшей в цене нефти. Есть и сопутствующие эффекты в виде давления на бюджеты ресурсных стран, к коим относится Россия, и создания новой индустрии по производству СПГ. Сегодня эти для США эффекты важнее подсчетов дебета-кредита.
Об утопичности идеи экспорта американского газа в ЕС свидетельствует судьба Трансатлантического Торгово-инвестиционного партнерства (TTIP). Поставки газа в Европу были ключевым вопросом переговоров по TTIP. На требование со стороны ЕС гарантий, США неизменно отвечали, что рост технологий обеспечит рост добычи.
Итог известен. TTIP не состоялось. Европа заключила с Россией соглашение по второй ветке «Северного потока». Вашингтон в цейтноте. Отсюда резкость Трампа и кажущаяся немотивированность.
КОМУ Я ДОЛЖЕН, ВСЕХ ПРОЩАЮ
Пару месяцев назад Трамп в очередной раз (первый – во время выборов) заявил, что за два президентских срока он «выплатит» весь внешний долг США. То есть наполнить долларовую пирамиду реальными активами.
Классическая экономика говорит нам, что это возможно только в одном случае, если доходы США катастрофически (исходя из размеров долга в 21 трлн. $ и поставленных Трампом сроков) превысят заимствования. Достичь таких темпов роста производительности труда практически невозможно.
Значит ли это, что надо наплевать на заявление Трампа и растереть? Два предыдущих энергетических маневра США говорят нам об обратном образе действий.
После 1973 года долларовую пирамиду (внешний оборот достигал 132 млрд. $, а внутренний – 52 млрд. $) удалось заполнить, привязав к ней всю биржевую торговлю нефтью (эпоха нефтедоллара). После 1985 года и краха СССР массовая приватизация советского наследства в начале 90-х создала огромный рынок новых активов, который буквально как пылесос всосал в себя долги США, превратив их в инвестиции.
Повторение сценария 90-х должны были обеспечить два партнерства: Транстихоокеанское (TTP) и Трансатлантическое (TTIP). В случае их реализации новые «промышленные офшоры» из стран АТР заменили бы своими активами Китай. А приватизация в странах Запада социальной сферы и государственных функций (включая оборонную) создали бы дополнительный рынок для «лишних» денег.
Провал TTP и TTIP аннулировал добровольно-принудительный сценарий погашения американского долга. Остался чисто принудительный (силовой) вариант. Это главное, что необходимо сегодня понимать про стратегию будущего США.
Запустив масштабную эмиссию, Запад дискредитировал систему мировых сбережений. Отрицательные ставки по депозитам требуют тратить деньги здесь и сейчас, будущего нет (откладывать «про запас» бессмысленно), а тратить их кроме потребления некуда. В этом огне сгорают накопленные в прежнем формате рынка потенциалы роста новых экономик (источник мировых денег). «Сланцевый маневр» снизил зависимость доллара от нефтяного рынка.
Эмиссионный и углеводородный аспекты «Нового курса-2.0» зафиксировали фактическую ликвидацию прежней системы международных отношений. Реформа МВФ, игнорирование правил ООН, СовБеза и ВТО. Процесс хорошо виден по скандалам с допингом, Скрипалями и химическими атаками в Сирии. Цель – утвердить право силы, сделать юрисдикцию суда Нью-Йорка экстерриториальной, ввести коллективную ответственность для всех субъектов мирового рынка.
Возможно ли такой объем задач и в такие сроки решить мирным путем?
Для реализации «Нового курса» Франклина Рузвельта потребовалась Мировая война и принятие Бреттон-Вудской системы, которая гармонизировала финансовый оборот и энергетический рынок (свела ниточку с иголочкой). Интернационализация доллара позволила запустить проект глобализации по американским шаблонам.
Сложность сегодняшней ситуации в том, что свободное для освоения пространство отсутствует, двигаться можно только вглубь, увеличивая степень неравенства. Конфликт развивается внутри общей цепочки обмена стоимостями. По итогам «холодной войны» в долларовый водоворот были втянуты все мировые активы, но политически новая экономическая конструкция закрепления не получила (новый мировой порядок).
Все очень «на тоненького». При нынешнем уровне добычи газа его запасов в США хватит всего на 10-12 лет (для сравнения, на Ближнем Востоке 200 лет), а финансовый пузырь с каждым днем наливается новыми красками. Времени у США практически нет. Действовать приходится в оперативном режиме, не гнушаясь провокаций, открытой подтасовки фактов и откровенной лжи.
Надо понимать, что когда Трамп говорит о погашении американского долга, речь идет не о выплате дивидендов и погашении кредитов. Речь о том, чтобы сохранить доллар в качестве главной расчетной единицы мира. Для США принципиально сохранить «волшебный механизм» мировых инвестиций, когда они берут обязательства (эмитируют долг), а платит по ним весь мир.
Кредитно-денежная система это не сейф с золотом, по которому можно постучать палкой. Это сложная институциональная конструкция, венчает которую механизм принуждения к исполнению правил. Конечным гарантом являются авианесущие группировки и силы ядерного сдерживания. В системе долгосрочных гарантий рыночные абстракции переодеваются в национальные мундиры.
ВОЗЬМЕМ РУЖЬЕ? ПОЙДЕМ ДОМОЙ?
Что «Новый курс-2.0» означает для Китая и России?
Вывод первый (самый, пожалуй, главный): капитализировать свою модель роста в рамках вновь складывающейся системы можно только на условиях и по правилам США. В обмен на технологии и порядок Вашингтон сегодня требует уже не ресурсы (трудовые или природные), а суверенитет – право на историческое будущее.
Перед Китаем и Россией поставлен простой (не в смысле легкости, а в плане отсутствия маневра) выбор. Либо встроиться в американский проект и использовать для своего развития долларовую финансовую систему на условиях сдачи суверенитета на аутсорсинг. Либо развивать собственный проект на основе новой кооперации и новых (вновь создаваемых) финансовых институтов.
Как показала практика, капитализировать себя на текущем потоке стоимостей в пределах англосаксонского институционального пространства невозможно. «Стоимость» экономик России и Китая ничтожно мала по сравнению с сопоставимыми экономиками Запада. Капитализация – это не текущая, а будущая стоимость, оценка перспектив. Мировая финансовая система «не видит» перспектив у Китая и России.
Как пример, капитализация «Газпрома» сегодня не дотягивает до 60 млрд. $. Еще недавно (пока Россия не проявила амбиций) она составляла 450 млрд., а на заре русского капитализма не превышала 7 млрд. Значит ли это, что «Газпром» резко подорожал, а потом также резко подешевел? Или это значит, что его перспективы сначала раздули, а потом искусственно ограничили?
К слову, «Газпром» в натуральном выражении (отношение к запасам) «стоит» 0,34 $ за баррель нефтяного эквивалента, а ExxonMobil – 15,5 $. Разница в 45 раз. Собственно эта (45-кратная) разница и стоит сегодня на кону. Вопрос лишь в том, кто возьмет кон. США в рамках существующей финансовой системы или Россия в рамках новой кооперации (ЕАЭС, ШОС, БРИКС).
Вывод второй: в условиях распада глобальной модели развития и дезорганизации мировой системы расчетов значимость природных ресурсов резко возрастает. Мы это наблюдали в виде колоссального роста цен на нефть в нулевых годах. В течение 100 предшествующих лет цена природных ресурсов снижались в среднем на 0,2% в год. Даже сегодня после «сланцевого маневра» США цена на нефть остается беспрецедентной.
Мир ждет очень жесткое столкновение за ресурсы, ограничивающие рост (2/3 товарной стоимости это сырье и энергия). Свидетельством тому фактическая приватизация американцами нефти Ирака, планы по созданию независимого Курдистана, свержение Каддафи, Сирия и нарастающее давление на Иран и Россию. Углеводороды остаются важнейшим источником энергии и сырья для развития мировой экономики (двигатель производства).
По большому счету, тут следует говорить о противоречиях трудовой теории стоимости, которая есть результат ошибочных представлений классиков политэкономии о неисчерпаемости природных ресурсов. Как считал Жан-Батист Сэй, природные богатства не могут быть ни увеличены, ни исчерпаны, а потому не представляют собой предмета экономической науки.
Внутренняя противоречивость трудовой теории стоимости тема отдельная. В данном случае важно понимать, что экономика услуг или цифровая экономика, о которой нам с таким энтузиазмом рассказывают ярмарочные (по выражению, Нуриэля Рубини) зазывалы сама по себе не накормит голодного и не согреет замерзшего. Блистающий постиндустриальный мир возможен только при наличии индустриального антимира.
Главное для нас в назревающей схватке не скатиться в экономический редукционизм и товарный фетишизм. Новый мировой порядок будет строиться не на капитальных активах, производственных цепочках и торговых режимах. Экономические показатели, безусловно, важны, но преимущество в мире будущего получат те страны, которые сумеют сгенерировать и развернуть в проект аутентичную модель развития.
Новая модель будущего должна базироваться не на экспортных (во многом случайных) доходах, а на ожиданиях и приоритетах населения, оформленных в общий набор целей и скрепленных системой безопасности. Речь не о капитализации нового промышленного уклада, а о выживании истории и сохранении многообразия культур.
Оценили 42 человека
76 кармы