Зачем на зоне делают татуировки

Я во времена гласности и свободы слова делал серию статей из зоны строгого режима 

Поразила близнецовость армии и зоны. Различия между ними настолько минимальны, что нужен мелкоскоп, чтобы их разглядеть.

Творец создавал единые контейнеры, наполнял их сапогами, алюминиевыми мисками, подшивками и двухъярусными кроватями. Эти контейнеры он раскидывал по бескрайней стране, чтобы местные вожди сами решали, чем их заполнить – армейским подразделением или тюремным филиалом.

Абсолютно идентичны и армейско-тюремные культурные промыслы. Для того, чтобы изготовить любой образец армейско-тюремного прикладного творчества, требуется затратить бездну кропотливого труда, чтобы в итоге получить абсолютно никому не нужную вещь.

- Ты вот думаешь, зачем мы в тюрьме татуировки делаем? Да потому, что делать нечего

У автора, например, дома хранится осел, вырезанный из куска дерева на одной из Соликамских зон. Внутри осла хитрый механизм. Если ослу надавить на уши, то он поднимает хвост и выдавливает из джопы сигарету. Остается только гадать, сколько ночей корпел художник в каптерке, чтобы заныканным от шмонов ножом выстругать своего буратино.

У нас на фронте были страшно популярны срезы. По трудозатратам изготовление одного среза можно вполне сравнить с вырезанием тюремного осла.

Во время стрельб духи спиливали в Уссурийской тайге несколько пробковых деревьев. Из середины ствола вырезали чурки длиной метра в полтора и тайно везли их в парк части. Из парка так же секретно переправляли в караулку.

В караулке духи распиливали пробковые чурки под углом, чтобы получились плоские легкие пластины в обрамлении коры. Чем кора выходила толще, тем срез считался круче.

А этот бракованный срез уцелел совершенно случайно. Вопреки, так сказать, всем обстоятельствам

Затем полуфабрикаты сушились. После чего долго шлифовались «шкуркой». Когда «холст» был готов, приходил мой черед – срез нужно было расписать памятной картинкой.

К чести автора надо сказать, что ему удалось отойти от традиционного лубка с тиграми и грудастыми гусарками. Лубок я заменил бытовыми армейскими сценками. Творческая революция прошла на удивление легко. Уже через пару месяцев никто не вспоминал про гусарские титьки.

Срезы изготовлялись и хранились в условиях строжайшей секретности. При обнаружении самого среза или следов его изготовления виновников ждал показательный расстрел и отправка в войска.

Таинственность была странным атрибутом, очередным свидетельством идиотизма российской жизни. Ведь главными потребителями срезов были именно офицеры, которые широко, словно тюремных ослов, дарили их начальникам и многочисленным родственникам.

Это было очень смешно. Вызывает меня, например, командир роты страшный капитан Писарик и, пряча глаза, говорит 

– Рядовой Пономарев, не в службу, а в дружбу. Надо роскошный срез с танкистами. У командира танкового полка день рождения. Сделай за неделю, а?
- Постараюсь, товарищ капитан.

И делал по ночам, в глубокой тайне, чтобы потом секретно передать срез капитану Писарику, спрятанным внутри пустого аккумулятора.