Они бредят войной с Россией: комбат «Викинг» рассказал о боях с ВСУ и мечте Украины

После жарких боев в 2014 году и котлов, в которые неоднократно угодили украинские формирования, в Донбассе наступила окопная война. В Донецке ее называют «пинг-понгом» — который все так же уносит жизни людей. За последние годы украинская армия оправилась от хронических неудач и нарастила группировку под Донецком и Луганском.

Какие главные уроки можно извлечь из затянувшегося противостояния, когда стороны годами все глубже вгрызаются в землю? На этот и другие вопросы в беседе с военкором Федерального агентства новостей Юрием Котенком ответил руководитель аппарата Союза добровольцев Донбасса (СДД), бывший командир батальона Народной милиции ДНР Алексей Сосонный с позывным «Викинг». 

«В ответ — только крепость духа наших парней»

— Алексей, что изменилось в действиях противника с момента активных боев в 2014—2015 годах на Донецком и Луганском направлениях?

— Многое. Противник за 4—5 лет научился достаточно серьезно огрызаться, восстановил свою материальную базу. ВФУ (вооруженные формирования Украины. — Прим. ФАН) постоянно тренируют зарубежные инструкторы. И все это дает знать о себе.

— Но защитники Донбасса тоже не стоят на месте?

— И у нас постоянно идут занятия по боевой подготовке. В ДНР даже действуют предприятия ВПК, идет модернизация кое-какого оружия. Но эти возможности, надо признать, невелики, ведь, по сравнению с большой страной, у нас остался лишь маленький кусочек. Им надо дорожить.

— При таком перевесе, что можно противопоставить противнику?

— В ответ врагу можем преподнести только крепость духа наших парней. Хотя на той стороне — такие же славяне, как и мы, в принципе. Подчеркну: и русские есть на той стороне. Воюют.

— Их не так уж и мало…

— Не мало. Знаю конкретные примеры, когда россияне оказывались на стороне врага. Но с этой публикой лично я не контактировал, а вот с украинцами было много контактов. Некоторые вообще воевать не хотели.

— То есть здравый смысл там тогда еще не угас?

— Был период в конце 2014 года, когда на меня через местного жителя вышел один из командиров ВСУ. Мы связались ним. Он сказал: «Я не хочу воевать, это не моя война, не хочу калечить и убивать людей. Я по тебе не стреляю — ты по мне не стреляешь». Да, бывают такие личности.

— И он выполнил эти условия?

— Выполнил полностью. Они не открывали огонь, и мы не стреляли по ним. В тот момент мы уже получили команду «стоп». Это был конец 2014 года, нам приказали закрепиться на рубежах, не идти вперед. Это был «Минск-1». Так и стояли. Мы выполняли свое, а они — свое… Стоим до сих пор.

— На мой взгляд, минские соглашения выполняются больше в одну сторону. То есть, обороняющаяся сторона, ЛДНР, их соблюдает, а противник зачастую — нет…

— К сожалению, так и есть.

 

Противник бредит войной с Россией

— Есть ли шанс по-настоящему договориться с той стороной и развести силы?

— Я считаю, что просто развести силы у нас не получится. Рубеж, который украинская сторона перешагнула, непреодолим. Развести силы они сами не согласятся, в первую очередь. Наших людей еще можно как-то оттянуть. Мы же — я имею в виду наше подразделение — постоянно выполняли минские соглашения и оттягивали вооружение и силы. Но с той стороны это никогда, подчеркну — ни разу! — не воспринималось всерьез.

— Они исполняют «Минск» понарошку?

— Они до сих пор бредят войной с Россией и возвращением Крыма. Если бы не было Донбасса, то, будьте уверены, война уже давно перекинулась бы на Крым. А украинские политики, которые заявляют, что часть Ростовской области — это украинская территория?! Просто к власти в Киеве пришли маргиналы...

— Что дальше с делать с теми, кто мечтает покончить с тобой? Есть ли какой-то рецепт от комбата «Викинга»?

— На данный момент я даже затрудняюсь ответить. Хотелось бы, конечно, уже что-то решить, потому что народ сильно устал от всего этого. Конфликт в Донбассе идет дольше, чем Великая Отечественная война, и конца не предвидится. Конечно, пора все это уже прекратить.

— От военных ДНР, ополченцев и добровольцев приходится слышать, что нужен только приказ — и люди пойдут вперед…

— Я говорю не о настроениях, которые есть или их нет, а о реальных вещах. С военной точки зрения, у Донбасса уже не хватит сил, чтобы самостоятельно решить проблему военным порядком в свою пользу.

— А если попрет враг?

— Если формирования Украины будут наступать, то на оборонительных рубежах у нас, конечно, есть все шансы выстоять и победить. Но в наступлении… вряд ли. Поэтому, думаю, сейчас все зависит от политиков.

 

«С каждой минутой нас становилось все меньше»

— Какой момент был самым сложным на войне в Донбассе?

— Наша провальная операция в Спартаке в январе 2015 года. Нам поступил приказ выдвинуться в район Спартака и занять село Опытное. Для выполнения задачи сформировали сводную тактическую группу из разных подразделений. Была такая «солянка».

Когда я посмотрел на решение на карте командира, то понял, что эта задача заведомо провальная. По ней нам предстояло, не вступая в бой пройти через позиции противника и закрепиться у него в тылу. Даже без офицерской школы было понятно, что попахивает каким-то сливом.

— Но все равно выдвинулись вперед?

— Приказ есть приказ, и его надо выполнять. Я построил батальон и собрал добровольцев — от меня пошли шестьдесят человек. Выделил три БМП, два БТРа, два миномета. Мне придали один танк. И плюс, с каждого батальона нашей бригады была выделена такая же группа.

— Как дальше развивались события?

— Вошли на Спартак, сделали все по плану, даже прошли на полном ходу через украинские позиции. Украинцы и не сразу сообразили, что происходит, но затем опомнились.

— Получается, сами втянулись в боевые порядки противника?

— Получается, что нас запустили. Дальше они просекли — и мы попали в плотное окружение. Нам говорили, что в Опытном, по данным разведки, никого нет, мы туда просто заходим и занимаем оборону прямо в тылу у украинцев.

— А с чем столкнулись в реальности?

— Прошли первую линию обороны противника, а в Опытном — украинский танковый батальон! И тут нас начали долбить со всех четырех сторон, а мы — зимой в голом поле…

— Все шестьдесят человек — как на ладони?

— Не шестьдесят. С каждого батальона было по шестьдесят. Всего нас там было триста с чем-то человек, от каждого батальона — по три БМП и по танку… Было жесткое «рубилово», и я принял решение выходить, потому что нас просто расстреливали со всех сторон. Было уже много «двухсотых» и «трехсотых». Мы их загружали на БМП и отправляли в тыл, прямо через поле.

 

— Я слышал тогда о потерях в районе воинской части ПВО под Спартаком…

— Наша разведгруппа попала в засаду у части ПВО под аэропортом и попросила помощи. С моей группой мы пошли ее выручать. Вызволили часть людей, всех раненых эвакуировали. Там завязался плотный бой.

— Были ли шансы на этом участке боя?

— Если бы на тот момент у нас был хоть какой-то резерв, думаю, тогда мы смогли бы захватить украинскую часть. Но резервов не было, и с каждой минутой нас становилось все меньше и меньше. В конце уже осталось десять человек. Вот ситуация: мы в окружении, со мной десять человек, а БТР, за которым мы, передвигаясь, укрывались от огня противника, подбит.

— Как удалось выжить?

— Когда в чистом поле мы остались всемером, я подумал, что это конец. Посмотрел по полю, оценил обстановку. Была зима, но погода непонятная — вверху снег, внизу — вода. Сообразил, что надо выползать. И мы по-пластунски два с половиной километра по этой каше вылезли всемером прямо под огнем. Окопы противника находились от нас буквально в тридцати метрах. Но нас, с одной стороны, защищала дорожная насыпь, а с другой стороны, ВСУ стояли за полем. Там было километра полтора до шахты — они стрелкотней до нас элементарно не доставали. Это нас и спасло.

Ползли под огнем. Только голову поднимаешь — сразу счесывает над головой. Был момент, когда я думал, что просто замерзну там, а не застрелят в этой воде, каше. Было жестко, но так мы выбрели из этого «движения».

— Это дорого обошлось?

— Двенадцать человек из моего батальона погибло, еще тридцать — раненых. Это было жесткое зрелище. Погиб один из моих лучших друзей — позывной «Младшой». Хороший человек, сапер. Подружились мы с ним на войне. Душа компании.

— Тело достали потом?

— Да, всех достали. Часть мы с собой забрали, часть потом обменяли. Долго выискивали, собирали в течение полутора месяцев. А последнего вытащили аж летом. Я опознал его в морге по жетону. Эта картина до сих пор стоит передо мной. Страшные кадры.

 

«Макар» и «Младшой» — с ними было спокойно в бою

— Алексей, расскажите о боевых товарищах. Как они вели себя в моменты, когда, казалось, все пропало?

— У меня в батальоне собрались замечательные люди. Один из них — друг детства с позывным «Макар». Рослый такой парень. Не унывал ни при каких обстоятельствах. Чем тяжелее, тем бодрее он себя чувствовал. В боевой обстановке на остальных это действовало очень позитивно. Когда люди видят, что кто-то себя нормально чувствует, когда есть риск, когда опасно, они тоже начинают действовать спокойно и хладнокровно.

Еще «Младшой», который погиб, — был человеком из такого же теста. Он был со мной во всех передрягах и боях, никогда не пасовал. В последнем для него бою подбадривал людей. Но так получилось, что рядом мина взорвалась.

Изначально таким человеком, конечно же, был «Моторола».

— Расскажите о нем.

— Я брал с него пример. По его глазам было видно, что война — это его. Он мог на машине поехать прямо на украинский блокпост, там пострелять и выехать оттуда. Удивительный был человек.

— Вы морпех, и он тоже.

— Да, мы встретились с ним в Славянске. Еще раньше я увидел его по телевизору, подумал: «Прикольный малый». В первый же день, когда нас отправляли на Семеновку, он подъехал к нам на машине. Я подошел к нему, поздоровался. Познакомились, разговорились. Он сказал: «Я из морской пехоты, из России». Я ответил, что тоже морпех. Спросил, чем он занимается. «Мотор» рассказал, что у него свой разведотряд: «Кошмарим врага, ездим, заезжаем в тылы». Я говорю: «Классно. Я тоже так хочу. Возьми меня к себе». — «Да, морпехов надо подтягивать, возьмем»

— Но попасть к нему в отряд так и не вышло?

— Не получилось, потому что в тот же день мы поехали на Семеновку. И дальше он занимался по своей программе, а мне нарезали небольшой кусочек фронта, и я остался на Семеновке до конца, до выхода.

— Как сложилось после Славянска?

— После Славянска я был уже командиром взвода. Нас отправили под Шахтерск. Там село было между Шахтерском и Саур-Могилой. Моему взводу нарезали квадрат, где мы должны были занять оборону. Закопались, а через две недели приехал ротный и сказал, что нас расширили до батальона: «Ты теперь не взводный, а командир роты». Мы добрали людей.

— Гарнизон Славянска стал основой ВС ДНР. Как это было в действительности?

— В 2014 году Славянский гарнизон расширили. У нас было семь Семеновских батальонов. После подписания «Минска» их начали объединять между собой. Осталось три батальона. Я был в третьем. Потом нас объединили со вторым батальоном, где комбатом был «Диксон». Он тоже погиб. Хороший был воин. Последнее объединение у нас было с 1-м Семеновском батальном «Поэта», которого отправили на повышение на замкомбрига. Так его батальон перешел ко мне.

Так как я в армии был сержантом, то для меня это было непривычно. Ладно, когда война, полевые командиры — это понятно дело. А когда батальон разворачивают по штату, как положено, пришлось учиться по книгам, делать все самому.

— Тяжело в учении, легко в бою?

— Мне помогали хорошие люди. Начальником штаба был кадровый военный «Мурманск». Так мы проводили формирование батальона.

Они бредят войной с Россией: комбат «Викинг» рассказал о боях с ВСУ и мечте Украины

«Мы планировали дойти до Днепра»

— Что было самым сложным в боевом слаживании подразделения?

— Во-первых, найти общий язык с людьми. Они добровольно пошли воевать, а тут из них стали делать армейцев. Поначалу было много недовольных. Но потом все устаканилось, и люди приняли все это. Мы разработали свою «идеологию» процесса, чтобы бойцы нормально его воспринимали.

А потом сверху посыпался бумажный дождь — из распоряжений, штатов и всего прочего. С бумагами мы долго провозились. Но с задачей справились.

— Из всех наград что для вас самое ценное?

— Медаль за Славянск. Это было эпохальное событие: мы положили начало сопротивлению. Это самое дорогое.

— До какой степени Донбасс может идти на соглашения с Киевом?

— На соглашения можно идти до тех пор, пока это не грозит тебе и жизни твоей семьи. А сейчас в Донбассе над всеми нависла большая угроза. Если мы по минским соглашениям войдем в состав Украины, будет массовая резня. Там же нацисты у власти, они все это припомнят. Так что я считаю, что силовой вариант более подходит. Раз уж взялись за оружие, надо доводить дело до конца.

— Но переговоры с киевским режимом тянутся аж с 2014 года.

— Они могут идти еще лет десять. Печально, что в 2014 году политики договорились за нашими спинами. Можно было на отступающем противнике дойти хотя бы до Днепра. После Славянска нас сначала оттеснили почти к границы, но потом у нас нормально получалось. Мы уже вошли в ритм, сформировались как подразделение. В 2014 году у нас уже был свой батальон. Мы быстрее научились воевать с украинской армией, чем она — с нами. Вспомните Иловайский котел — мы их начали постепенно оттеснять. Наши подразделения уже заходили в Мариуполь, подошли к Волновахе по нашему направлению...

Они бредят войной с Россией: комбат «Викинг» рассказал о боях с ВСУ и мечте Украины

— И в этот самый момент был подписан «Минск-1».

— «Минск-1» все перечеркнул, и я считаю, что это очень плохо. Мы планировали дойти до Днепра. Я собирал людей и говорил, что каждый день мы отбираем у противника по 10—20 километров, что набираем обороты и что если такими темпами пойдет, то к осени выйдем на Днепр. Но политики решили иначе.

— Неужели все потеряно сейчас?

— Ну что вы. Все только начинается. Да, теперь отвоевать территорию ЛДНР будет сложнее, но возможность еще есть. Главное — желание. И тогда мы пойдем вперед.

Юрий Котенок

https://riafan.ru/1129407-oni-...