Полный провал Запада: умишком оказались слабоваты и сильно недооценили Россию

Radio Universum | Чехия

То, что сейчас происходит — это общий когнитивный провал Запада, который оказался не способен понять современные реалии и сильно недооценил Россию, заявил RU антрополог Иво Будил. Из-за коллективной глупости американского руководства мир оказался в опасности.

Мартина Коцианова

Интервью с Иво Будилом, чешским антропологом, вузовским педагогом и писателем, о текущих геополитических рисках и их возможных последствиях.

Rádio universum: Господин профессор, вы как-то сказали, что за тем, что сейчас происходит в мире, стоит американский военно-промышленный комплекс, а точнее глобальная финансовая олигархия. Также вы упоминали, что их цель определенно не большая война, а мелкие конфликты. Однако впервые за много десятков лет пошли разговоры об угрозе общемировой ядерной катастрофы, которая по логике не соответствует их интересам. Тем не менее шаги, в том числе шаги Джо Байдена, который разрешил Украине обстреливать ракетами большой дальности РФ, иначе как провокацией не назовешь. Так в чьих интересах эта эскалация с перспективой тотальной ядерной войны?

Иво Будил: Думаю, что в первую очередь это их общий когнитивный провал, то есть они не способны оценить эту ситуацию. Они очень недооценили Россию и действительно думали, что победят ее опосредованной войной или санкциями. Возможно, это объясняется тем, что они на самом деле все хуже (я сейчас говорю об американской администрации, глубинном государстве, об американских экспертах и так далее) понимают базовые экономические и исторические принципы. Об этом недавно сказал, к примеру, американский экономист Майкл Хадсон. Он отметил, что в американских вузах не преподают историю экономического мышления. Там изучают только неолиберализм, Бжезинского. Там изучают только несколько базовых положений времен холодной войны, благодаря которым, как ошибочно считают американцы, они в ней победили. Также слабое место США сегодня — это упадок их когнитивной силы и неспособность понимать мир, в котором они живут.

— То есть угроза нависла над нами по недосмотру?

— Просто из-за коллективной глупости американского руководства.

— Может, теперь, после избрания Дональда Трампа эта угроза миновала?

— Думаю, что надежда есть. Я не ожидаю от Дональда Трампа каких-то принципиальных перемен, поскольку он представитель американской империи, но он более здравомыслящий человек, и он окружает себя более разумными людьми, чем предыдущая администрация. С другой стороны, его позиция, его отношение, скажем, к ситуации на Ближнем Востоке, в принципе аналогично позиции администрации Байдена. Главным соперником Соединенных Штатов Америки он тоже считает Китай, что, на мой взгляд, совершенно противоречит американскому историческому и политическому опыту.

— Вы сказали, что Дональд Трамп мыслит более здраво. Но из того, что вы сказали потом, я так и не поняла, считаете ли вы позицию Трампа, который считает Китай своим основным соперником, ошибочной, или он, напротив, правильно оценивает новую геополитическую ситуацию? Или же вы полагаете, что ему стоит предаться ненависти к России?

— К России он не должен чувствовать ненависти, поскольку это ни к чему. Россия совершила важнейший геополитический, а также ментальный шаг, который им самим, по-видимому, нужно интеллектуально переработать. Речь о том, что впервые с XVII — XVIII веков они отказались от Запада в качестве своего цивилизационного образца. Они остаются европейцами. Мы различаем Европу и Запад. Европа — это континент, населенный представителями разных религий, которых объединяет некий общий исторический опыт, некоторые обычаи, но в остальном они очень разные, и у них свои особенности. А Запад — это определенная экономическо-имперская модель, которая зародилась в раннем Новом времени и начала втягивать в себя Европу.

Россия долго старалась приблизиться к этой модели. Наконец, сам по себе марксизм, который лег в основу Советского Союза, был западноевропейским изобретением. Теперь же они впервые, в начале XXI века, отказываются от этого проекта Запада. Я повторюсь, что они остаются европейцами. Русские остаются европейцами. Россия — по-прежнему европейское государство, но они не хотят участвовать в западном проекте и готовы с ним бороться с оружием в руках, как мы видим. Они обращают свои взоры в другие места: в Центральную Азию, на Дальний Восток — в общем, в Евразию. Возможно, мы стоим в начале образования некоего нового проекта, который можем назвать Евразией, и пока трудно сказать, какие черты он обретет.

— А что касается отношений США и Китая?

— Что касается отношений США и Китая, то, как я думаю, США следует вернуться к политике Ричарда Никсона и Генри Киссинджера. Они были циниками, но реалистами и прагматиками, которые в начале 70-х годов, когда Соединенные Штаты Америки были ослаблены войной во Вьетнаме, а также собственными глубинными экономическими проблемами, попытались создать триаду в соответствии с идеей Рузвельта времен Второй мировой войны о том, что миром должны управлять несколько держав, то есть в то время это Соединенные Штаты Америки, Советский Союз и Китайская Народная Республика.

То есть они де-факто совместили идею Лиги наций с идеей концерта держав 1814 — 1815 годов. Конечно, проблемой было определить, какие державы это будут. Рузвельт, к примеру, предлагал Бразилию, но ему возразили, и, к удивлению, по предложению Советского Союза в круг держав вернулась Франция. А Киссинджер и Никсон полагали, что это может быть Китайская Народная Республика. Поэтому Китайская Народная Республика и получил место в Совете безопасности, которое до этого занимала Китайская Республика, то есть Тайвань. Советский Союз, хотя ранее он и прошел впечатляющий путь экономического и военного развития, именно в тот период вступал в фазу глубокой стагнации, и поэтому новая республиканская администрация Рональда Рейгана в начале 80-х годов полностью отказалась от этого проекта, сказав: "Мы можем победить в холодной войне и можем превратить Соединенные Штаты Америки в единственного гегемона". С моей точки зрения, теперь следует пересмотреть взгляды.

— Вы считаете, что Россия меняется не только геополитически, но и, прежде всего, ментально. С начала вооруженного конфликта на Украине у нас ведется жесткая кампания против Российской Федерации, но не только против нее как таковой, а против русских и всего русского. Скажите, это нормальная реакция на удар по Украине?

— Совсем нет. Если бы мы так отмежевывались от каждого народа, который с кем-то ведет по определенным историческим причинам войну, то мы истерично шарахались бы от каждого и постоянно.

— Тогда как вы это объясняете?

— Тут есть своя специфика, поскольку сыграла роль глубокая чешская травма. В этой области мы уязвимы и не способны адекватно реагировать. На удивление, мы не продемонстрировали устойчивость и здравый смысл, в отличие от итальянцев, испанцев, французов, в отношении к русскому народу.

— По-вашему, за этим стоит, в первую очередь, 1968 год и то, что за ним последовало?

— Конечно, и этим все объясняется. Но, честно сказать, другие народы пережили в современной истории куда более кровавый и травматичный опыт. Например, за год до "Пражской весны", до советской интервенции в Чехословакию произошел военный переворот в Греции. Отчасти причина была в том, что Греция собиралась последовать примеру Франции и выйти из Североатлантического альянса. Этот переворот готовило и частично организовало ЦРУ, и в течение первых нескольких дней переворота были казнены семь тысяч человек, а в последующие месяцы еще 30 тысяч. Но никаких подобных антиамериканских травм в Греции это не вызвало, хотя и могло с полным правом.

— Многие на дух не переносят даже упоминаний о российских руководителях и однозначно осуждают начало спецоперации на Украине. И тем не менее эта риторика порой начинает слегка меняться, поскольку люди понимают, что ненависть ко всему русскому, начиная с энергоносителей и заканчивая литературой и музыкой, отсылает их к прошлым тоталитарным режимам. Тогда, скажем, были "жидовские крысы", а теперь "русские тараканы", "степные тараканы". Я боюсь, что предпринимается очередная попытка расчеловечить представителей другого этноса, народа. Можно ли тут говорить об этом?

— Да, совершенно точно. В этом и заключается выбранная стратегия. Если я готовлю почву и хочу спровоцировать коллективную ненависть, если я хочу кого-то ментально или физически уничтожить, то самый простой путь — дегуманизация. Ведь в отношении человека, который дегуманизирован, стигматизирован, приравнен к зверю разрешено абсолютно все. Вспомните Рене Жирара и его книги о жертвенном агнце. Во главу истории человечества он ставит, в качестве базового механизма, определившего человеческое общество, ритуал жертвенного агнца, носителя зла, которого мы должны коллективно уничтожить, и это нас сплотит. Этот ритуал сплачивает общество. Ничто не объединяет людей так, как вместе совершенное убийство, которое, однако, мы считаем справедливым актом.

— Как вы, антрополог, оцениваете опасения людей или опасения, которые нам навязаны, насчет того, что Россия по сути своей агрессор и что в ее ДНК — создание большой Руси? В общем, нам преподносят все так, как будто русские уже давно стоят в Праге.

— Это абсолютная глупость, поскольку да, Россия расширялась в прошлом. Она расширялась за счет Сибири, Дальнего Востока, Средней Азии, Кавказа и так далее. Но точно так же расширялась Швеция, Франция, Великобритания, и этот список я мог бы продолжать еще долго. Большие народы, несомненно, были склонны и склонны сейчас к экспансии. В конце концов, русские добрались до Аляски, а российские торговые поселения находились недалеко от Сан-Франциско. Русские даже подумывали о колонизации Гавайев. Таким образом, да, географическое положение их к этому буквально подталкивает. С другой стороны, так они отвечали на определенное давление. В 1572 году крымские татары спалили Москву, а в начале XVII века Русь оккупировали поляки. Шведы под Полтавой тоже оказались не как мирная делегация, которая несла правду и любовь. Поход Наполеона на Россию, Гитлера. А в Средней Азии было полно неугомонных воинственных племен.

Во-первых, не в экономических и военных силах Российской Федерации расширяться в Центральной Европе или далее на запад, и, как я думаю, ей это и не нужно. Зачем? Даже Михаил Горбачев в конце 80-х хотел свое мирное сосуществование с Соединенными Штатами выстроить на том, что СССР уйдет из Центральной и Восточной Европы, откажется от нее, ведь Горбачев считал, что после 20 лет стагнации Москва скорее кормит ее, а это невыгодно.

— Если то, что происходит у нас в отношении России, вообще можно назвать дискуссией (хотя мне это слово кажется неподходящим), то она всегда заканчивается словами: "Потому что Путин".

— Путин — человек, который в определенном смысле возродил Россию после периода развала, так как 90-е годы оставили на ней тяжелый отпечаток. Однако в то время Россия вошла в неолиберальную систему. Россия даже подумывала о вступлении в Североатлантический альянс. Но потом они вдруг поняли, что все иначе и что им отведена роль разграбляемой периферии, что их колонизировали. Осознание этого повлекло переворот. Для российской истории оказалось определяющим, что вдруг они нашли человека, который смог реализовать этот переворот постепенно и терпеливо. В каком-то смысле я бы сравнил Владимира Путина с Шарлем Де Голлем.

— А вы думаете, это не вскружило ему голову? Не вообразил ли он себя небожителем?

— Я не знаю. Кому не понравится править 25 лет подряд. Но я не знаю, я не психолог. Мне кажется, что во внешней политике он сохраняет реализм. Я мало что знаю о его внутренней российской политике, о столкновениях, которые происходят у него с разными олигархами и их интересами, но не сомневаюсь, что приходится нелегко. Но я упомянул Шарля де Голля, который, тоже не церемонясь, разбирался с алжирскими генералами и их сторонниками.

— Вы сказали, что Владимир Путин — в первую очередь реалист. Вы считаете разумной и их операцию на Украине?

— Я не знаю, какими были их первоначальные намерения, но если они видели в Украине угрозу, фактор риска, если полагали, что Украиной воспользуются как плацдармом для дестабилизации нынешнего российского режима, и если они также предполагали, что их экономика и армия все выдержат, то, судя по всему, они были правы.

— Мы вряд ли доищемся правды, потому что можно сказать, что информацию о российской спецоперации на Украине нам преподносят крайне однобоко. Наверное, также можно сказать, что в этом смысле мы самые отсталые в Европе. Скажите почему? Постепенно обсуждение этой темы меняется, и, возможно, в том числе поэтому вы рассуждаете сейчас так откровенно.

— Я все никак не могу себе объяснить, почему 1968 год стал такой большой травмой, которую мы, очевидно, компенсируем дегуманизацией и коллективной ненавистью ко всему русскому. Неудачный эксперимент или неудачную попытку провести реформу социализма мы де-факто компенсировали ненавистью к России.

Может, стоило бы глубже задуматься над нашими собственными действиями, нашим собственным 40-летним периодом коммунизма. То, что в 60-е годы никто в принципе не сомневался в пути к социализму и на этот счет сложился общественный консенсус, это факт. Например, в Венгрии и Польше все было иначе. И была предпринята попытка соединить мечту о социально справедливом обществе с демократией и в какой-то мере рыночной экономикой. Думаю, что идею просто неправильно истолковало наше геополитическое окружение.

— Многие очевидцы и их потомки говорили, что выборы после войны закончились тем, чем закончились, поскольку наши граждане считали предательством то, что мы снова оказались в сфере советского влияния и что западные державы нас бросили. Мол, не было в этом особой любви к социализму или коммунизму, а скорее дело в разочаровании.

— Пусть, но мы могли сопротивляться. Вспомните, что некоторым странам удалось удержаться в серой зоне между Западом и Востоком и найти для себя более комфортное место.

Да, мы были в советской сфере влияния, но как минимум социализм скандинавского типа, который был бы так же лоялен к геополитическим интересам Советского Союза, у нас появиться мог бы. (…)

https://mpsh.ru/29771-polnyj-p...