Пушкин против демократии

35 7387

Мало кто знает, что «наше всё» на дух не переносил Америку, либерализм и западные

ценности, включая права человека и систему выборов …

Живи Александр Сергеевич в наше время, он наверняка заслужил бы обвинения в «квасном патриотизме», «нетолерантности» и «ксенофобии». Возможно, его даже зачислили бы в «коммуно-фашисты».

Не верите? Читайте Пушкина!

Пушкин, о котором нам не рассказывают

Уже в 1822 году, в Кишеневе, Пушкин пишет свои замечательные «Исторические заметки», в которых он развивает взгляды, являющиеся опровержением политических взглядов декабристов.

В то время, как одни декабристы считают необходимым заменить самодержавие конституционной монархией, а более левые — вообще уничтожить монархию и установить в России республику, Пушкин утверждает в этих заметках, что Россия чрезвычайно выиграла, что все попытки аристократии в ХVIII веке ограничить самодержавие потерпели крах.

Вспоминая в 1835 г. свою жизнь в Михайловском, Пушкин писал:

Но здесь меня таинственным щитом

Святое провиденье осенило,

Поэзия, как ангел-утешитель,

Спасла меня, и я воскрес душой...

В псковской глуши, слушая няню и певцов, приглядываясь к жизни мужиков, читая летописи, воссоздавая один из труднейших, переломных моментов русской истории, Пушкин снова ощутил живую силу русской державы и нашел для нее выражение в «Годунове». С тех пор и до конца жизни он в мыслях не отделял себя от империи.

После Михайловского он не написал ни одной богохульственной строчки, которые раньше, на потеху минутных друзей юности, легко слетали с его пера.

В письмах из деревни Пушкин несколько раз говорит про Библию и Читьи-Минеи. Он внимательно их читает, делает выписки, многим восхищается как писатель. Это не простой интерес книжника, а более глубокие запросы и чувства. Пушкин пристально вглядывается в святых, старается понять источник их силы (А. Тыркова-Вильямс. Жизнь Пушкина, т.2, с. 393).

В псковской глуши, слушая няню и певцов, приглядываясь к жизни мужиков, читая летописи, воссоздавая один из труднейших, переломных моментов русской истории, Пушкин снова ощутил живую силу русской державы и нашел для нее выражение в «Годунове». С тех пор и до конца жизни он в мыслях не отделял себя от империи.

После Михайловского он не написал ни одной богохульственной строчки, которые раньше, на потеху минутных друзей юности, легко слетали с его пера.

В письмах из деревни Пушкин несколько раз говорит про Библию и Читьи-Минеи. Он внимательно их читает, делает выписки, многим восхищается как писатель. Это не простой интерес книжника, а более глубокие запросы и чувства. Пушкин пристально вглядывается в святых, старается понять источник их силы (А. Тыркова-Вильямс. Жизнь Пушкина, т.2, с. 393).

Пушкин часто читает книги на религиозные темы. Он сотрудничает анонимно в составлении «Словаря святых». В 1832 г. Пушкин пишет, что он «с умилением и невольной завистью читал «Путешествия по Святым местам А. Н. Муравьева». В четырех книгах «Современника» Пушкин напечатал 3 рецензии на религиозные книги.

Вечно работающий гениальный ум Пушкина раньше многих его современников понял лживость масонства и вольтерьянства и решительно отошел от идей, связанных с ними. «Вечером слушаю сказки,- пишет Пушкин брату в октябре 1824 г.,- и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки. Каждая есть поэма».

В январе 1825 г. в Михайловское приезжает самый близкий друг Пушкина — декабрист Пущин и старается окончательно выяснить, могут или нет заговорщики рассчитывать на участие Пушкина в заговоре.

После долгих споров и разговоров Пущин приходит к выводу, что Пушкин враждебно относится к идее революционного переворота и что рассчитывать на него как на члена тайного общества совершенно не приходится.

Именно в это время Пушкин пишет «Анри Шенье».

По определению И. С. Тургенева, «Несмотря на свое французское воспитание, Пушкин был не только самым талантливым, но и самым русским человеком того времени». Умственное превосходство Пушкина понимали многие выдающиеся современники, и в том числе Император Николай I, первым назвавший Пушкина «самым умным человеком России».

Вскоре после восстания декабристов — 20 января 1826 г., Пушкин пишет Жуковскому: «Вероятно, правительство удовлетворилось, что я к заговору не принадлежу и с возмутителями 14 декабря связей политических не имел...Я был масон в Кишеневской ложе, то есть в той, за которую уничтожены в России все ложи. Я, наконец, был в связи с большею частью нынешних заговорщиков. Покойный Император, сослав меня, мог только упрекнуть меня в безверии...»

В феврале того же года Пушкин пишет Дельвигу: «Гонимый шесть лет сряду, замаранный по службе выключкою, сосланный в деревню за две строчки перехваченного письма, я, конечно, не мог доброжелательствовать покойному царю, хотя и отдавал полную справедливость его достоинствам. Но никогда я не проповедывал ни возмущения, ни революции,- напротив...»

В письме Жуковскому 7 марта Пушкин пишет: «Вступление на престол Государя Николая Павловича подает мне радостную надежду. Может быть, Его Величеству угодно будет переменить мою судьбу.»

«...По-моему, Пушкина мы еще и не начинали узнавать: это гений, опередивший русское сознание еще слишком надолго. Это был уже русский, настоящий русский, сам, силою своего гения, переделавшийся в русского, а мы и теперь все еще у хромого бочара учимся. Это был один из первых русских, ощутивший в себе русского человека всецело, вырвавший его в себе и показавший на себе, как должен глядеть русский человек,- и на народ свой, и на семью русскую, и на Европу, и на хромого бочара, и на братьев славян. Гуманнее, выше и трезвее взгляда нет и не было еще у нас ни у кого из русских» (Достоевский, Дневн.пис.).

Пушкин был не только умнейшим, но и образованнейшим человеком своего времени.

Работая над «Борисом Годуновым», он глубоко изучил Смутное время, историю совершенного Петром I губительного переворота, эпоху Пугачевщины.

«Дикость, подлость и невежество,- писал он,- не уважать прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим, а у нас иной потомок Рюрика более дорожит звездою двоюродного дядюшки, чем историей своего дома, то есть историей отечества».

... Да ведают потомки православных,

Земли родной минувшую судьбу,

Своих царей великих поминают,

За их труды, за славу, за добро,

А за грехи, за темные деянья

Спасителя смиренно умоляют...

И. С. Аксаков во время открытия памятника Пушкину в Москве сказал: — «Любовь Пушкина к предкам давала и питала живое, здоровое историческое чувство. Ему было приятно иметь через них, так сказать, реальную связь с родною историей, состоять как бы в историческом сродстве и с Александром Невским, и с Иоаннами, и с Годуновым.

Пушкин против Франции и Америки

За два года до смерти, в заметке «Об истории поэзии Шевырева» Александр Сергеевич писал: «...Франция, средоточие Европы... Народ властвует в ней отвратительною властию демократии».

Именно так Пушкин, которого император Николай I называл «самым умным человеком России», отзывался о самой блистательной демократии современной ему Европы.

Не лучше было его мнение о государственном устройстве Соединенных Штатов Америки.

В критической статье о мемуарах Джона Теннера Пушкин отметил: «...С некоторого времени Северо-Американские Штаты обращают на себя в Европе внимание людей наиболее мыслящих... Но несколько глубоких умов в недавнее время занялись исследованием нравов и постановлений американских, и их наблюдения возбудили снова вопросы, которые полагали давно уже решенными. Уважение к сему новому народу и к его уложению, плоду новейшего просвещения, сильно поколебалось».

Диагноз, который Пушкин поставил Америке, выглядит неутешительно: «Большинство, нагло притесняющее общество; рабство негров посреди образованности и свободы; родословные гонения в народе, не имеющем дворянства; со стороны избирателей алчность и зависть; со стороны управляющих робость и подобострастие; талант, из уважения к равенству, принуждённый к добровольному остракизму; богач, надевающий оборванный кафтан, дабы на улице не оскорбить надменной нищеты, им втайне презираемой: такова картина Американских Штатов, недавно выставленная перед нами".

Возмущали Пушкина и «отношения Штатов к индийским племенам, древним владельцам земли» - по его словам, это была «явная несправедливость, ябеда и бесчеловечие американского Конгресса».

Пушкин против гламура

В 1834 году Пушкин писал о французских сочинителях, романами которых зачитывалась русская знать и образованный слой мещанства: «Легкомысленная и невежественная публика была единственною руководительницею и образовательницею писателей.

Когда писатели перестали толкаться по передним вельмож, они в их стремлении к низости обратились к народу, лаская его любимые мнения или фиглярствуя независимостью и странностями, но с одной целью: выманить себе репутацию или деньги. В них нет и не было бескорыстной любви к искусству и к изящному. Жалкий народ!»

За многие годы до появления боевиков, мелодрам и телесериалов Пушкин скорбел о соотечественниках, которые становились добычей современных ему мошенников от гламура.

«Явилась толпа людей темных с позорными своими сказаниями, но мы не остановились на бесстыдных записках Генриетты Вильсон, Казановы и Современницы, - возмущался он. - Мы кинулись на плутовские признания полицейского шпиона и на пояснения оных клейменного каторжника...»

Неудивительно, что Пушкин был сторонником жесткой цензуры.

Пушкин против свободных СМИ

В письме Бенкендорфу от 1830 года Пушкин написал о европейской прессе. Написал, как бы сейчас сказали, нетолерантно. (В статьях того времени Россию клеймили за подавление Варшавского бунта.)

«Озлобленная Европа нападает покамест на Россию не оружием, но ежедневной бешеной клеветою», - утверждал Александр Сергеевич. И уговаривал Бенкендорфа: «Пускай позволят нам, русским писателям, отражать бесстыдные и невежественные нападки иностранных газет».

«Свободная печать» всегда раздражала поэта. Отсюда его постоянные мысли о том, что информационный беспредел должен быть ограничен.

«Разве речь и рукопись не подлежат закону? - удивлялся Пушкин. - Всякое правительство в праве не позволять проповедовать на площадях, что кому в голову придёт, и может остановить раздачу рукописи, хотя строки оной начертаны пером, а не тиснуты станком типографическим. Закон не только наказывает, но и предупреждает. Это даже его благодетельная сторона».

А вот еще одно интереснейшее высказывание: «Я убежден в необходимости цензуры в образованном нравственно и христианском обществе, под какими бы законами и правлением оно бы ни находилось. Что составляет величие человека, ежели не мысль? Да будет же мысль свободна, как должен быть свободен человек: в пределах закона, при полном соблюдении условий, налагаемых обществом».

Пушкин, что любопытно - сам настрадавшийся от цензуры, иногда прямо взывал к ней: «Не должна ли гражданская власть обратить мудрое внимание на соблазн нового рода, совершенно ускользнувший от предусмотрения законодательства?»

Пушкин против правозащитников

В начале 19 века в России было уже немало людей, одураченных западной (масонской) пропагандой того времени. Пушкин понимал всю опасность этого явления. Он утверждал: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие».

«Европа в отношении России всегда была столь же невежественна, как и не благодарна», - писал поэт.

«Хотя лично я сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя, - говорил Пушкин. - Как литератора - меня раздражают, как человек с предрассудками - я оскорблен, - но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал».

Борцы за либеральные западные ценности вызывали у поэта негодование.

«Простительно выходцу не любить ни русских, ни России, ни истории её, ни славы её, - говорил Александр Сергеевич. - Но не похвально ему за русскую ласку марать грязью священные страницы наших летописей, поносить лучших сограждан и, не довольствуясь современниками, издеваться над гробами праотцев».

За много лет до демократических российских СМИ Пушкин с презрением отзывался о космополитах-«перемётчиках», «для коих где хорошо, там и отечество, для коих все равно: бегать ли им под орлом французским или русским языком позорить все русское - были бы только сыты...»

Пушкинист С.М. Блонди по плохо сохранившемуся тексту отреставрировал одно из стихотворений Пушкина, в котором поэт создал классический образ отечественного интеллигента-русофоба:

Ты просвещением свой разум осветил,

Ты правды чистый лик увидел.

И нежно чуждые народы возлюбил

И мудро свой возненавидел.

Когда безмолвная Варшава поднялась

И ярым бунтом опьянела,

И смертная борьба меж нами началась

При клике «Польша не згинела!»,

Ты руки потирал от наших неудач,

С лукавым смехом слушал вести,

Когда разбитые полки бежали вскачь

И гибло знамя нашей чести.

Когда ж Варшавы бунт раздавленный лежал

Во прахе, пламени и дыме,

Поникнул ты главой и горько возрыдал,

Как жид о Иерусалиме.

Думается, если бы Пушкин увидел выступления наших либералов в поддержку «незалежной», он написал бы об этом не менее хлестко...

Пушкин против демократии и гражданского общества

Сами слова «демократ» и «демократка» были для Пушкина ругательными. «...Чистая демократка. Никого ни в грош не ставит» - говорил Пушкин об одной девушке (А. Смирнова. «Воспоминания о Жуковском и Пушкине»).

Идеал гражданского общества, в котором люди соединены не любовью к родине и христианскими заповедями, а заботой о собственности, вызывал у Александра Сергеевича в лучшем случае усмешку:

Не дорого ценю я громкие права,

От коих не одна кружится голова.

Я не ропщу о том, что отказали боги

Мне в сладкой участи оспоривать налоги...

Поэта очень интересовало гражданское общество Соединенных Штатов Америки. Это было сродни любопытству, которое испытывает нормальный человек к заспиртованному уродцу, выставленному в Кунсткамере. В уже упоминавшейся статье «Джон Теннер» Пушкин писал:

«С изумлением увидели мы демократию в ее отвратительном цинизме, в её жестоких предрассудках, в её нестерпимом тиранстве. Всё благородное, бескорыстное, всё возвышающее душу человеческую - подавлено неумолимым эгоизмом и страстию к довольству».

Читаешь эти слова сейчас и поражаешься - то ли это Пушкин про США говорит, то ли про нас, россиян грешных. Но может быть, русский гений все же не отрицал демократию как таковую? Может, он только против отдельных недостатков возражал? Увы.

«Во все времена, - говорил Пушкин А.Смирновой, - были избранные, предводители; это восходит от Ноя и Авраама. Разумная воля единиц или меньшинства управляла человечеством... Роковым образом, при всех видах правления, люди подчинялись меньшинству или единицам, так что слово «демократия» в известном смысле, представляется мне бессодержательным и лишенным почвы».

«Если сам Пушкин думал так, то уж верно, это сущая истина» - заявил однажды очень неглупый человек - Гоголь.

Какой тут напрашивается вывод? Больше читайте Пушкина и помните: Пушкин - это наше всё, но не всё наше - Пушкин.

Как это будет по-русски?

Вчера Замоскворецкий суд Москвы арестовал отца азербайджанца Шахина Аббасова, который зарезал 24-летнего москвича у подъезда дома на Краснодарской улице в столичном районе Люблино. Во время ...

Почему валят грустноарбатовцы?

Сразу с началом Россией силового сопротивления Западу, над приграничными тропами поднялась плотная пыль от топота Принципиальных ПораВалильщиков. В первых рядах, как обычно, пронеслась ...

О дефективных менеджерах на примере Куева

Кто о чём, а Роджерс – о дефективных менеджерах. Но сначала… Я не особо фанат бокса (вернее, совсем не фанат). Но даже моих скромных знаний достаточно, чтобы считать, что чемпионств...

Обсудить
  • Еще Пушкин был очень порядочным человеком, когда гостил у кишеневского губернатора то переспал с его женой и разболтал об этом всему свету написав про это веселые эпиграммы. А вот что он пишет своему другу про Анну Керн, которой посвятил "Я помню чудное мнгновенье" . - Ты , мерзавец, почему не пишешь мне про 500 рублев, которые мне должен. А интересуешься Анной Керн, которую я на прошлой неделе славой божьею уеб.
  • Замечательная и очень нужная статья!
  • А. С. Пушкин, писал о том, что "... у нас многие люди стоят в оппозиции не к правительству, а к России". Актуально и в наше время. Очень полезная статья. Спасибо.
  • Вересаев В. В. уже писал о таком понимании Пушкина: ...Докладчик серьёзнейшим образом доказывал, что Пушкин был большевиком чистейшей воды, без всякого даже уклона. Разнесли мы его жестоко. Поднимается беллетрист А. Ф. Насимович и говорит: - Товарищи! Я очень удивлён нападками, которым тут подвергся докладчик. Всё, что он говорит о коммунизме Пушкина, настолько бесспорно, что об этом не может быть ни какого разговора. Конечно, Пушкин был чистейший большевик! Я только удивляюсь, что докладчик не привёл еще одной, главнейшей цитаты из Пушкина, которая сразу заставит умолкнуть всех возражателей. Вспомните, что сказал Пушкин: ОКТЯБРЬ УЖ НАСТУПИЛ...
  • Чудесная статья! И, главное, ко времени. Еще немного о Пушкине - его памяти и радости ради: ПОЭТ НОМЕР ОДИН… Александр Пушкин… Наша слава, наша гордость, наша радость… Тургенев когда-то предлагал проверенный рецепт от головной боли и хандры: прочесть вслух 10 стихотворений Пушкина. Проспер Мериме, неплохо знавший русский язык, познакомившись с творчеством Пушкина, назвал его самым великим поэтом мира. Знаменитый адвокат конца XIX века А. Ф. Кони, утверждал, что не проиграть ни одного дела ему позволило не знание законов, а знание… Пушкина. Он мог прочесть наизусть несколько сотен стихотворений поэта, включая «Евгения Онегина»! «А САМ ХОХОЧЕТ ДО УПАДУ…» Один из современников пишет о нем: «Я не встречал людей, которые были бы вообще так любимы, как Пушкин; все приятели его скоро делались его друзьями». В спорах — живой, острый, неопровержимый, он быстро переубеждал своих друзей. Однако умел выслушивать и критику, и упреки, и горькую правду — и смирялся. Друг его, Пущин, рассказывает, как он, бывало, выслушает верный укор и сконфузится, — а потом начнет щекотать, обнимать, что обыкновенно делал, когда немножко потеряется… Или — даст несговорчивому собеседнику подножку, «повалит на диван, вскочит на поваленного верхом и, щекоча и торжествуя, вскрикивает: «Не говори этого! Не говори этого!» — а сам хохочет до упаду…» Жандармский чиновник III отделения, Попов, записал о нем: «Он был в полном смысле слова дитя, и, как дитя, никого не боялся». Даже его литературный враг, пресловутый Фаддей Булгарин, покрытый пушкинскими эпиграммами, записал о нем: «Скромен в суждениях, любезен в обществе и дитя по душе». Смех Пушкина производил столь же чарующее впечатление, как и его стихи. Художник Карл Брюллов говорил про него: «Какой Пушкин счастливец! Так смеется, что словно кишки видны». И в самом деле, Пушкин всю жизнь утверждал, что все, что возбуждает смех, — позволительно и здорово, а все, что разжигает страсти, — преступно и пагубно. АЛЕКСАНДР… ОДНАКО! И, действительно, «когда он предавался веселости, то предавался ей, как неспособны к тому другие…» Вот один характерный эпизод из жизни Пушкина-лицеиста. Однажды, во время своего пребывания Царском селе, задумал он убежать в Петербург — то бишь, выражаясь по-армейски, совершить самоволку. Отправляется за разрешением к гувернеру Трико, тот не пускает и обещает еще проследить за ним. Пушкин махнул рукой на это заявление и, захватив лицейского приятеля — долговязого «Кюхлю» (Вильгельма Кюхельбекера), мчится в Петербург. Григория Кюхельбекера, мчится в Петербург. Вдогонку за ними устремляется и Трико. На первой же заставе постовой спрашивает у Пушкина фамилию. «Александр Однако!» — отвечает шутник. Постовой записывает фамилию и поднимает шлагбаум. Через десять минут к заставе подкатывает Кюхельбекер. «Как фамилия?» — «Григорий Двако!» Постовой записывает фамилию и с сомнением качает головой. Вскоре появляется и гувернер. «Фамилия?» — «Трико» — «Э-э, нет, брат, врешь! — теряет терпение постовой. — Сначала Однако, потом Двако, а теперь и Трико! Шалишь, брат! Ступай-ка в караулку!..» В итоге: бедняга Трико просидел целые сутки под арестом при заставе, а Пушкин с приятелем от души погуляли в столице. Страсть к разного рода розыгрышам и забавам не покидала его на протяжении всей жизни. В Михайловском он устраивает представление водяного: заберется незаметно в колодец и пугает оттуда «страшным» голосом проходящих мимо девушек. В Кишиневе по утрам, лежа в постели, он развлекает себя стрельбой в потолок… хлебным мякишем, рисуя им восточные узоры. Играя с детьми в прятки, залезет под диван и там застрянет, да так, что вытаскивать его сбегутся все слуги. Или устроит дома игру «в сумасшедшего» — все дети вместе с ним начинают изображать помешанных, пускают слюни и валятся со стульев на пол, изображая эпилептические судороги… «Хоть святых выноси!» — заметит один из гостей. НЕ ПЕРЕКОНФУЖЕННЫЙ Сказать, что Александр Сергеевич обладал завидным чувством юмора — значит, ничего не сказать. Его шутки передавали из уст в уста «во всех городах и весях». Его остроумие снискало ему множество друзей, но еще больше — врагов. Некий высокопоставленный чиновник, к которому по делам службы был вынужден заехать камер-юнкер Пушкин, принял поэта не только надменно, но и неуважительно: встретил гостя лежа на диване, задрав ноги на перила. Зевнув и почесав плечо, вельможа, не меняя позы, обратился к Пушкину: — Говорят, что ты, Пушкин, острить большой мастак. А ну-ка, с ходу, скажи мне какой-нибудь экспромт? Пушкин сжал зубы: — Дети-на-полу-умный-на-диване! — Ну, что ж тут остроумного? — возразил вельможа, — де-ти на по-лу, умный на диване. Понять не могу… Ждал от тебя большего. Пушкин молчал. И когда особа, повторяя фразу и перемещая слоги, дошла, наконец, до такого результата: детина полуумный на диване, то немедленно и с негодованием отпустил Пушкина. Однажды в Екатеринославе поэт был приглашен на один бал. В тот вечер он был в особенном ударе. Молнии острот слетали с его уст. Дамы и девицы наперебой старались завладеть его вниманием. Два гвардейских офицера, два недавних кумира Екатеринославских дам, не зная Пушкина и считая его каким-то, вероятно, учителишкой, решили во что бы то ни стало «переконфузить» его. Подходят они к Пушкину и, расшаркавшись самым бесподобным образом, обращаются: — Милль пардон… Не имея чести вас знать, но видя в вас образованного человека, позволяем себе обратиться к вам за маленьким разъяснением. Не будете ли вы столь любезны сказать нам, как правильно выразиться: «Эй, человек, подай стакан воды!» или «Эй, человек, принеси стакан воды!»? Пушкин живо понял желание подшутить над ним и, ничуть не смутившись, ответил: — Мне кажется, вы можете выразиться прямо: «Эй, человек, гони нас на водопой!» ЖГУЧИЕ РИФМЫ Особенно задевало врагов поэта его умение облекать остроты в рифму. Некий недалекий офицер по фамилии Кандыба с ухмылкой вопрошал поэта: — А ну-ка, Пушкин, скажи мне рифму на «рак» и «рыба»? — Дурак Кандыба! — ответил поэт. — Нее-е… Не то… — сконфузился офицер. — Ну, а «рыба» и «рак»? — Кандыба дурак! — подтвердил Пушкин. В одном литературном кружке, где собиралось больше врагов, чем друзей Пушкина, и куда он сам иногда заглядывал, одним из членов этого кружка был сочинен пасквиль на поэта — стихотворение под заглавием «Обращение к поэту». Пушкина ждали в назначенный вечер, и он, ничего не подозревающий, по обыкновению несколько опоздав, приехал. Все присутствующие были, конечно, в возбужденном состоянии, и в особенности автор «Обращения». Литературная беседа началась чтением «Обращения», и автор его, став посередине комнаты, громко провозгласил: — «Обращение к поэту», — и заметно обращаясь в сторону, где сидел Пушкин, начал: — Дарю поэта я ослиной головою… Пушкин, обращаясь больше в сторону зрителей, быстро перебивает: — А сам останется с какою? Автор, смешавшись: — А я… А я останусь со своею. Пушкин (лично к автору): — Да вы сейчас дарили ею! Враг повержен.