Про бородатую женщину

Автор: Алексей Чадаев 

Социальная энергия испокон веков есть главный двигатель больших политических процессов. Энергия борьбы угнетённых за свои права — наиболее сильная из всех её видов. Причём одно дело, когда ты просто неудачник, которому в жизни не повезло, и совсем другое — когда ты дискриминирован по факту принадлежности к некой группе, маркированной общественным консенсусом как ущербная, причём клеймо на тебе несмываемое в силу обстоятельств рождения.

Для иллюстрации, вслед за тем самым дворовым конспирологом скажу здесь заветное слово «евреи». Когда приходится полторы тысячи лет жить среди чужих народов одновременно в статусе национального меньшинства и религиозной секты, да ещё и исповедующей учение, конфликтующее с официальной верой этих народов «по базовому основанию», ты, конечно, накопишь гигантский заряд желания взорвать и опрокинуть этот порядок вещей. А дальше вопрос выбора средств, как именно ты будешь пытаться это делать — деньгами ли, идеями или революционной борьбой. Кстати, быть для этого именно этническим меньшинством совершенно необязательно: у нас в отечестве точно такими же, всего за несколько поколений, стали наши старообрядцы.

А теперь представим, если к этой энергии кто-нибудь додумается приделать институциональную турбину, чтобы она генерила пользу обладателю — деньги, власть, влияние и т.д. Первым, довольно неуклюже, кстати, эту идею сформулировал товарищ Троцкий в своей концепции «перманентной революции» — движка, который регулярно, циклически обновляет социальную ткань путём периодической ревизии существующей иерархии статусов. На родине его наследие было обречено в силу политической судьбы самого автора. Однако в Новом Свете, где он закончил свой земной путь, многие прочитали и поняли его со всей практичностью американского взгляда на жизнь.

Это была середина ХХ века, когда мир всё ещё трясло от последствий «восстания масс», обрушивших в небытие большинство старых империй и резко сокративших возможности «старых элит» по управлению чем бы то ни было, вместе с их физическим поголовьем. Уцелевшие элитарии решали экзистенциальную задачу: как, во-первых, просто выжить, во-вторых, сохранить хоть какой-то статус и ресурсы, а в-третьих, загнать взбунтовавшееся и возомнившее быдло обратно в предназначенное ему стойло. Михаил Булгаков очень точно сформулировал их стратегическую цель: сделать Полиграфа Шарикова обратно безобидным ласковым пёсиком, а от подзуживающего его Швондера-Троцкого защититься какой-нибудь «окончательной бумажкой» — чтобы можно было снова вальяжно обсуждать сравнительные достоинства напитков и закусок за хорошо сервированным столом, пока вокруг суетятся услужливые горничные. Кстати, Иван Бездомный — тот же Шариков, а Берлиоз и Латунский — «швондеры», если кто не понял.

Как в итоге оказалось, идеальным инструментом для решения этой нетривиальной задачи может быть… сама Революция.

Картина общества, созданная главными умами XVII-XIX веков, оформившая контекст всех великих революций — Английской, Французской, Русской — и по сей день базовая: социум есть неравенство и угнетение, это несправедливо (ибо все люди человеки, «рождены равными и свободными») и должно быть исправлено. Для этого надо разобраться, кого угнетают, в чём именно состоит угнетение, и либо вообще разрушить механизмы гнёта, либо, по Ленину, «направить их против самих угнетателей». Ключевое здесь — это образ угнетаемого и мотив угнетения. Дальше начинаются версии: у Маркса это «пролетариат», у аболиционистов — негры на плантациях, у суфражисток — женщины в семьях и т.д. Общее во всех версиях: слабость и поражение в правах — несомненное основание для права требования. Кстати, даже «инклюзивный капитализм» Шваба — на самом деле про то же самое: про привилегии для угнетённых, выявленных и пронумерованных по списку.

А вот теперь представим, что у кого-то появляется рабочая схема по серийному выращиванию «в пробирке» новых и новых видов угнетаемых групп с правом требования. Делов-то: найти и описать, кого именно, как именно и за что именно угнетают, написать политическую программу освобождения и отправить отряды борцов штурмовать трибуны, эфиры и кабинеты. Причём идеально, если получается вырастить что-то похожее на «евреев» или «староверов» — сплочённая идеологизированная группа с пассионарными лидерами, своим собственным «учением» и жесточайшей оппозицией к консенсусным нормам общественного бытия. Половая сфера здесь — самое раздолье для «творчества»: биополитика, как учит нас Фуко, есть максимально заряженная из форм политики именно потому, что она в буквальном смысле «близко к телу». Даже ближе, чем делёж ресурсов (основное «топливо» прошлых революций). Особенно когда всех худо-бедно накормили (ну то есть ушла тема голода, делавшая ранее делёж ресурсов самой что ни на есть биополитикой), и остро встал вопрос, куда девать избыточное (а у любого сытого стада оно всегда избыточно) либидо.

В старые добрые времена, до всех этих ваших ренессансов, модернов и просвещений, либидо было предметом жесточайшего прямого регулирования со стороны всех видов начальства. Помещик Суворов, наш великий полководец, у себя в Кончанском расставлял несемейных крепостных парней и девок в строй по росту, сводил их парами и отправлял сразу под венец — просто и эффективно, по-солдатски. Но ещё тысячелетия назад шумерские, аккадские, вавилонские, египетские и прочие цари систематически занимались целенаправленной селекцией, улучшая породу контингента подданных, в точности теми же методами, как и с домашним скотом («человек» тогда ещё не звучало «гордо», вообще никак не звучало). Современное человечество — в основном продукт целенаправленного «одомашнивания» диких подвидов Homo sapiens, из века в век осуществлявшегося разным начальством с целью вырастить как можно более послушную, трудолюбивую и неконфликтную породу говорящей скотинки, сведя к нулю пережитки всякой там «дикости» и «варварства», к коим, конечно же, относится и тяга к так называемой «свободе». И важнейшим направлением этой многотысячелетней селекционной работы было выработать привычку совокупляться не с кем попало и как попало, а с кем надо, в строго отведённом для этого месте-времени и непременно с разрешения/одобрения товарища начальника — одной из ипостасей которого, понятное дело, выступало какое-нибудь божество, читай — его дежурный жрец. Как это работает — см. в Ветхом Завете историю бедолаги Онана, обессмертившего своё имя суффиксом «изм» — он, видите ли, не хотел оплодотворять доставшихся ему «по наследству» жён покойного старшего брата, и потому ожесточённо дрочил перед каждой (обязательной, не отвертеться) встречей с ними, в результате чего и умер от истощения — причём Библия уточняет, что за эдакое своеволие был проклят Богом на веки вечные. Короче, весь этот «институт брака» — это такой же точно механизм «угнетения», как и «институт частной собственности».

Но вот случился весь этот богопротивный ренессанс-гуманизм-просвещение-модерн. Скотинка подрасплодилась до невиданных ранее уровней численности поголовья — слово «народ», как известно, появилось из канцелярского языка, в котором оно означало название строчки в таблице учёта вновь родившихся крепостных за отчётный период, примерно как «приплод», «надой» или «урожай». Но она, хуже того, ещё и _возомнила_. Стала требовать «прав», «свобод», пытаться «отнять и поделить», и конкретно отбилась от рук. Всё это кончилось настоящей гуманитарной катастрофой — «короны покатились по мостовым», причём именно в результате тщетной попытки «элит» утилизировать эту избыточную энергию в гигантской мясорубке Первой Мировой, за которой почти сразу последовала Вторая — понятно же, что на самом деле это была одна война с небольшой межвоенной паузой. И всё это время на горизонте ещё и маячил призрак Мировой Революции — катаклизма, по сравнению с которым даже обе эти войны могут показаться игрой в песочнице. А тут ещё и Мальтус со своими страшилками про перенаселение.

Загнать быдло в старое стойло оказалось уже просто невозможно — оно почувствовало «вкус свободы», причём везде и особенно в «белом мире». Но решение было найдено и начало планомерно реализовываться буквально сразу, с середины прошлого века.

Во-первых, сделать так, чтобы все жрали в три горла неважно что, лишь бы много (мировая пандемия ожирения).

Во-вторых, разрешить на какое-то время трахаться с кем угодно и как угодно (сексуальная революция), но при этом всячески блокируя размножение — контрацепция, аборты, урбанизация с непригодным для многодетности жильём, установка «жить для себя» (а не для детей), феминизм (в формате «моё тело — моё дело»), поощрение перверсий (ЛГБТ) и т.д.

В-третьих, частично заместить испортившуюся породу «свежей кровью» (миграция) — этими-то можно управлять просто палкой, без всяких там изысков вроде «демократии».

В-четвёртых, по максимуму увести всех в виртуальный мир — телевидение, потом интернет: все физиологические жидкости в любом случае остаются по эту сторону экрана, выполняющего роль вселенского кондома.

В-пятых, углючить веществами — не старыми (алкоголь-табак), а уже новыми, продвинутыми, снижающими агрессию и повышающими зависимость: от эйфоретиков и опиатов до синтетических наркотиков, значимая часть из которых теперь продаётся просто в аптеке под видом «лекарств».

В-шестых, создать атмосферу вечного детского праздника для всех возрастов, с нонстопом ярких зрелищ и игр — от Голливуда до игровой индустрии.

И, в-седьмых, увести так называемую «политику» (спор о том, кто должен быть главным, а также кто, кому и сколько должен и на каком основании) далеко на периферию общего внимания, сосредоточив каждого на «личном» в ущерб объявленному второстепенным и малозначимым «общему».

Вуаля, «восстание масс» подавлено, реванш элит состоялся. Получилось идеальное новое стойло, красивое, блестящее и со стразиками.

Но для полноценного управления этого всё же мало. Нужно ещё воссоздать в каком-то новом виде тот функционал, за который в «ранешнем» мире отвечала церковь — систему управления поведением, не на основе внешних запретов и полицейского правоприменения, а на основе сформированной специальным образом картины мира. Вот тут-то и пригодилась добрая старая идея «перманентной революции», творчески переосмысленная новыми фараонами и приспособленная ими для текущих задач. В «демократии» (не античной, а модерново-просвещенческой) ключевой задачей была борьба за большинство; кое-где (в частности, в сегодняшней России) это до сих пор так. Но в продвинутой «инклюзивной» модели власти, наоборот, самое главное — это контролировать как можно больше меньшинств. Выращенных и спродюсированных, пассионарных и в то же время управляемых (путём, например, контроля политики грантовых раздаваек). Суть политической машины американской Демпартии, начиная с Клинтона и до самого последнего времени — это устойчивая коалиция агрессивных меньшинств, навязывающая свою волю большинству посредством непрерывной медиакампании — будучи пассионариями, они всегда «переорут» или «переговорят» любое «молчаливое большинство».

И самое главное: в условиях стремительно нарастающего имущественного неравенства и концентрации капиталов в «верхней квинтили» (самый верный индикатор «реванша элит») крайне важно переключить внимание с вопросов освобождения экономического (за которым продолжают маячить недобитые призраки коммунизма и мировой революции) на любое другое «освобождение» — желательно такое, чтобы ни у кого не возникло подозрений, что тут всех попросту разводят, как тех кроликов. И «освобождение» в части возможности делать со своим телом что угодно, особенно из того, что ранее явно или неявно запрещалось или осуждалось законом и общественной моралью — идеальная «погремушка», да ещё и в комплекте с «соской», для любого великовозрастного дитяти.

Всё испортили, как всегда, русские с этой их дурацкой войной. Война — такое дело, она про изначальное мужское. Из трансгендеров невозможно построить армию-победительницу, и дело тут не в физиологии, а в отношении к жизни. Оказавшись в ситуации военного конфликта, та сторона тоже поневоле вынуждена была заново обращаться к собственному мужскому архетипу — и это касается не только «небратьев», но и всех «бывших партнёров». Можно с уверенностью сказать — на культурно-когнитивном уровне, действительно, имело место «русское вмешательство в выборы», предопределившее победу Трампа и Маска. Причём оно, это вмешательство, состояло не в каких-то там действиях на их внутриполитической поляне — главным таким действием оказалось 24.02.22 и всё то, что за этим последовало.

И теперь, конечно, есть риск, причём постоянно растущий, что новое стойло со стразиками перестанет выполнять свою задачу. А старое, заметим, уже давно перестало. И как тут быть тем, кто уже было решил, что понял, как править миром? Разве что горько сетовать: не оценили, скоты неблагодарные, ведь всё для вас сделали, красиво, удобно и прикольно, няшно и юзабильно.

Ну или, ещё вариант, напугать всех концом света. Похоже, мы сейчас именно в этой точке. 

chadayev