Пять громадных кораблей устаревшего типа «Ковчег» подплывали к планете «Эльдорадо» - крупному перевалочному пункту на границе зон влияния Империи русских и Демократии. Трюмы были под завязку забиты грузами – посадочный материал, грунт, строительная и сельскохозяйственная техника для освоения новых планет и обустройства колонистов. В систему Цирцея везли никелиевые болванки, для Эльдорадо - игровые автоматы для казино. На освободившееся место уже был контракт – в трюмы перегрузят посылки со сломавшегося почтовика. Это была большая удача – перевозку почты Демократия оплатит по тарифу и, может быть, удастся договориться на бартер – топливо для кораблей по оптовой цене.
Портовая планета Эльдорадо встречала гостей светящейся голографической рекламой в верхней части атмосферы. Предлагались всевозможные развлечения – на любой вкус и кошелек. Но пассажирам и команде выход на веселую планету был запрещен, правила фаронов – никаких контактов с чужими и уж, тем более, никаких азартных игр и прочих сомнительных развлечений. На поверхность планеты сойдут только главы семей и их ближайшие помощники для заключения контрактов и присмотра за погрузкой.
Глава 1.
Элис села на койку, сложив руки на коленях, как полагалось хорошей девочке. Ноги подкашивались, было муторно. На видеопанели, закрепленной под потолком на противоположной стене, пробегали строки вечернего гимна. Играла органная музыка. Полагалось подпевать, но Элис была не в силах. Музыка закончилась, экран погас, и молодая женщина легла бочком на кушетку, подняла ноги, свернулась, как могла, калачиком. Гимн ворвался в ее каюту частью живого мира, оставленного ею навсегда. Навсегда, навсегда… Лицо исказило мука, слезы выступили на глазах. Малыш в животе тут же засучил ножками, заволновался.
- Тише, тише, - прошептала Элис. – Глупая я… Что тебя беспокоить? Спи, мой родной, спи, скоро… скоро нас заберут домой.
Она гладила выступающий животик. Вот… вот его локоток… или пяточка…
- Тише, тише, спи, мой дорогой… Ангел-хранитель, ну где же ты? Укрой нас своим крылом…
Мудрый Ангел с болью смотрел на свою подопечную. Он видел, как разрывается от горя ее сердце, как отвечает на ее волнение малыш. Ангел приблизился и накрыл обоих своим большим и теплым крылом. Элис, поглаживая живот, закрыла глаза и постаралась уснуть.
Элис родилась на Земле, в фаронской семье Бархейм. Фароны были последователями одной протестантской секты. Более четырехсот лет назад, после Большой катастрофы, многие семьи фаронов покинули планету Земля вместе с улетающими демократами и основали колонию на пригодной для жизни планете. Назвали ее Исход.
Ортодоксальные фароны остались на Земле – они считали, что их родную Америку постигло заслуженное наказание Господнее за грехи, и они не хотели иметь ничего общего с улетающими. На обоих американских материках после Большой катастрофы жить можно было только на Аляске и мысе Горн, остальные части американских континентов после взрыва Йеллоустонской кальдеры были засыпаны пеплом или затонули.
Правительство Земли выделило оставшимся фаронам небольшой островок в Тихом океане. Через четыреста лет эта закрытая секта сохранила от старых порядков странную веру, сочетавшую поклонение Троице, но каждому Богу по отдельности, веру в свое происхождение напрямую от египтян, многоженство и запрет выхода из секты. Они по-прежнему называли себя фаронами, в знак своего древнеегипетского происхождения. Жили большими семьями. Во главе семьи был Старший отец, его слово было законом для каждого члена многочисленной семьи. Каждая семья имела свою специальность – например, Бархеймы были фармакологами, химиками, биологами. Их соседи Пратты занимались разведением животных и птиц. Семья Левелзов практиковала на юридической стезе, особенно преуспев в патентном праве. К ним обращались за разрешением патентных споров со всех концов Галактики. Были фароны-строители, фермеры и садоводы, торговцы и профессиональные дальнобойщики, перевозившие грузы в космосе.
И все бы ничего, но фароны никак не желали вписываться в окружающий их мир.
Ту страшную войну, начавшуюся с ядерного конфликта в Персии, удалось остановить лишь после устранения агрессора – Америки. Взрыв огромного Йеллоустоновского вулкана похоронил большую часть населения северного континента и сделал обе Америки на столетия непригодными к обитанию. Что это было – накопившийся гнев Господень? Подрыв заложенного в разлом тактического ядерного заряда? Случайность? Ни одна из воюющих сторон не взяла на себя ответственность за эту катастрофу.
Перед началом войны американцы, кто побогаче, выехали в Австралию. За счет государства также были эвакуированы группы ученых, вывезен остаток золотого фонда, научные разработки и технологии, цифровой архив – записи книг, фильмов, концертов… как будто знали, что уезжают навсегда. Так и вышло. После гибели обеих Америк война прекратилась сама собой, и катастрофа такого масштаба заставила все человечество работать ради спасения цивилизации. Фароны переехали в Австралию всей сектой. Они потратили основную часть своих накоплений на переезд, но зато остались живы – их штат оказался в эпицентре катастрофы.
Человечество оказалось на грани гибели. Выброшенные в атмосферу тонны пепла на несколько месяцев закрыли серыми, тяжелыми облаками солнце. Неурожаи, отсутствие элементарных удобств и связи, толпы беженцев. Гуманитарная катастрофа повлекла за собой всплеск преступности. Сильные люди, вооруженные брошенным оружием, остатки армий брали власть в городах, грабили население. Ситуация перерастала в неуправляемую анархию.
Но тут вмешались русские и китайцы. Именно они пытались предотвратить войну в Персии, именно они сдерживали разворачивание Армагеддона, и именно их армии наводили порядок и восстанавливали власть по всему миру после взрыва. Так была создана Империя Русских, впервые за все время существования человечества основанная не на праве сильного, а на принципе «жить по совести». Не всем этот принцип оказался по душе, и люди бывшего Западного мира, не приняв верховенство русских и китайцев, занялись активной колонизацией космоса. После открытия способа передвижения на огромные расстояния в подпространстве наша Галактика была освоена русскими за столетие, а «западники» улетели подальше и основали мир Демократии. Между Империей и Демократией возникали локальные конфликты – из-за приграничных территорий, из-за новых планет, особенно с залежами тириниума, необходимого для полетов кораблей в подпространстве. Ссорились из-за влияния в нейтральных зонах. А когда люди добрались до мира Демона Бо и обнаружили там вполне себе развитую расу рептилоидов – локальные конфликты переросли в большую межгалактическую войну, но, поскольку силы оказались примерно равны, было заключено шаткое перемирие. Стороны пинали и кусали друг друга, рептилоиды пиратствовали и интриговали – в общем, жизнь била ключом.
А фароны тем временем обосновались на краю зоны влияния Демократии, их колония процветала, и они уверились, что исполнились пророчества основателей их секты – нечестивые грешники посрамлены, а они, благочестивые, получили в награду за праведность землю обетованную. И вспомнили о своих позабытых ортодоксальных братьях. На Землю снарядили космический корабль, и через полгода он добрался до Земли и завис на околоземной орбите. Катер командира корабля с делегацией приземлился на космодроме в Сингапуре. Предварительная договоренность о встрече высоких сторон была достигнута заранее, в процессе переговоров через межгалактическую связь, и поэтому Айзек Смит, руководитель почетного посольства, был несказанно удивлен, когда ему отказались продать билеты на остров фаронов.
- Э…. как нет билетов? – изумился он, укоризненно гладя на белокурую девушку с голубыми глазами, доброжелательно взиравшую на него с экрана визора. – Э… а частный корабль?
На безукоризненном английском чаровница разъяснила, что билетов нет, потому что их не бывает. Так как на остров фаронов не ходит никакой транспорт – ни водный, ни воздушный. И что фароны настолько оберегают свое уединение, что прибыть к ним можно только на их же транспорте, если они сочтут это посещение приемлемым.
- Что, и полиция не может прибыть на остров?
- Только служба спасения по вызову их стороны и только полицейское подразделение в случае серьезного происшествия. Таково соглашение с этим народом.
- Отлично! – обрадовался Айзек, - а мы как раз по приглашению!
- В этом случае вам надлежит связаться с их консулом… минутку… высылаю вам его номер… время приема – четверг каждой недели, с 15 до 20 часов по местному времени.
- Минутку… но сегодня пятница! Неужели ждать неделю?
- К сожалению, да. Сэр, я могу предложить вам увлекательные экскурсии по нашей планете, билеты на концерты – вот сейчас…
- Боже мой! Я пролетел пол-Ойкумены, чтобы встретиться с родными мне людьми… Дайте мне другой контакт!
- Понимаю вас, сэр, но, к сожалению, других контактов у нас нет.
- О!!! А частным рейсом?
- Боюсь, сэр, что никто не доставит вас на остров Лонг Бич. Никто не захочет подвергнуться большому штрафу…
- А если чрезвычайная ситуация – вы как-то связываетесь с островом?
- Боюсь, сэр, это не в моей компетенции…
- Дайте мне тогда телефон службы спасения, начальника полиции, губернатора, наместника или кто тут у вас старший?!!
- Минутку…
Через минутку вспотевший от возмущения Айзек Смит был счастливым обладателем распечатки с телефонами руководителей всех служб, включая санитарно-эпидемиологическую. Добрая девушка дала даже контакты центральной библиотеки для ознакомления с более чем шестисотлетней историей фаронов.
Айзек резко нажал кнопку сброса и вызвал помощника.
- Брат Авдон, прошу вас… - и протянул листок вошедшему мужчине средних лет, одетому, как и Айзек, в штатский комбинезон светло-голубого цвета. – Или мы будем вынужденно болтаться на околоземной орбите в ожидании следующего четверга, или мы поднимем на ноги всех, кого возможно и пробьемся к этому чертову… простите, брат Авдон, к этому… неприступному консулу наших любимых братьев… кой черт понес нас на эту галеру… простите, брат Авдон.
Брат Авдон укоризненно смотрел на вышедшего из себя брата Айзека.
- Слушаю вас, брат Айзек…
- Брат Авдон. Нас не ждут. Нас не встречают с цветами. Мы не можем попасть к братьям на остров сами – только на их транспорте. А чтобы за нами прислали транспорт – мы должны запросить согласие их консула. А сделать это возможно только в следующий четверг, потому что, черт бы их подрал, они работают только по четвергам, а сегодня – пятница! – И, не сдержавшись, брат Айзек вскочил и вышел из своей каюты.
«Пошел медитировать», - сокрушенно качая головой и рассматривая список контактов, подумал брат Авдон и направился к связистам.
В следующий четверг, ровно в 17-00 наученный горьким опытом и желая сэкономить на посадке-старте, Айзек Смит собрал в рубке ближайших помощников и набрал номер консула фаронов. Экран засветился, и на нем появился приветливо улыбающийся мужчина, одетый в белую рубаху из домотканого полотна.
- Консул народа фаронов брат Даниил приветствует вас, - произнес мужчина приятным бархатным баритоном. Братья в рубке заулыбались в ответ.
- Приветствуем тебя, брат Даниил! Я – брат Айзек Смит, командир экспедиции с планеты Исход. О нашем визите договаривались наши старшие братья, и вот мы здесь. Мы будем рады заключить вас в свои объятья, брат! – Айзек лучезарно улыбался.
Брат Даниил выразил мимикой несказанную радость от услышанного:
- Брат Айзек, братья! Не найду слов, чтобы выразить свою радость!
Брат Айзек позволил себе стереть выступившую скупую слезу счастья:
- Как хорошо, что наши так давно разошедшиеся по воле Господа пути снова сошлись!
- Да, братья, все в Его воле! – казалось, радость переполняет Даниила так сильно, что он начнет пускать сироп.
- Скажи, брат Даниил, как нам попасть на ваш благословенный остров? Мы прилетели сюда в прошлую пятницу, и уже шесть дней ожидаем долгожданной встречи…
- Брат Айзек, подождите еще немного… я должен связаться с нашим Старшим отцом, испросить у него разрешения…
- Но мы же получили приглашение!
- Да, но это не в моей компетенции, брат Айзек! Я постараюсь связаться со Старшим отцом сразу после вечернего общего собрания!
- Брат Даниил, - рискнул спросить погрустневший Айзек Смит, - а во сколько заканчивается вечернее собрание?
- Как когда, брат Айзек. Иногда и в восемь вечера, иногда и позже…
Айзек Смит перестал лучезарно улыбаться и строго вопросил:
- Но ведь время окончания работы консульства – 20-00?
- Да, это так, брат Айзек.
- И вы работаете только по четвергам?
- Да, брат Айзек, - с лица консула сошла сладчайшая улыбка. Он позволил себе нейтрально-выжидающее выражение лица.
- А если вы получите ответ сегодня ПОСЛЕ 20-00 – как быть?
- Давайте надеяться на лучшее, братья, - консул снова улыбнулся и добавил: - Я сообщу вам результат до окончания работы консульства, разумеется.
И отключился. Возлюбленные братья с края Ойкумены некоторое время таращились в погасший экран, после чего Айзек Смит, красный от гнева, встал и направился в помещение для медитации, на ходу процедив:
- Звоните им каждые полчаса!
Ровно через неделю в 17-00 по местному времени все те же лица собрались в рубке, и брат Айзек Смит набрал ненавистный номер. Экран засветился, и собравшиеся увидели брата Даниила, светящегося улыбкой.
- Приветствую вас, братья! – радостно произнес он.
- И мы тебя тоже, брат! – нетерпеливо перебил его командир. – Скажи, брат, что сказал ваш Старший отец – когда состоится наша встреча?
- Да, возлюбленный брат, мне удалось переговорить со Старшим отцом!
Команда потянулась к экрану с вожделением.
- Старший отец поручил мне спросить тебя, брат Айзек… - и консул прижал правую ладонь к экрану со своей стороны, - что это?
- Это? – Айзек Смит в отчаянии обернулся к своим помощникам. – Что это? – уже шепотом спросил он у них…
В следующий четверг, ровно через неделю, Айзек Смит и команда, подготовленные ко всем возможным каверзным вопросам и державшие в боевой готовности местного специалиста по истории фаронов, правильно ответили на приветствие брата Даниила и получили долгожданный ответ – в каком порту Сингапура и на каком причале завтра их будет ждать катер фаронов для доставки дорогих гостей на остров Лонг Бич.
Когда через час показался остров, Айзек Смит, надевший по случаю торжественного воссоединения парадный мундир, увидел в глубине острова, на вершине горы, островерхие башенки храмов. Население острова высыпало к причалу. У причала стояло несколько небольших судов. Пристань представляла собой галерею из белого камня, с каменными же перилами под раскидистыми, дающими густую прохладную тень деревьями. Почти все они были плодовые. Женщины в длинных платьях пастельных цветов и детишки толпились за баллюстрадой, а мужчины – в грубых ботинках, брюках и белых рубахах из неокрашенной материи, в больших черных шляпах чинно стояли на причале, взирая на приближающееся судно.
Снова скупая слеза выступила на глазах Айзека Смита. Он помнил картинки из книг об истории их секты. Именно такими фароны были тогда, и такими же они и предстали перед вернувшимися звездными братьями. Прошло четыреста лет – а они все такие же!
У фаронов-ортодоксов было развитое сельское хозяйство, строительная индустрия. Были свои мастерские для выработки натуральных тканей – им полагалось носить одежду только из натуральных волокон. Юноши и девушки получали высшее образование заочно, через сеть – никому не разрешалось покидать остров из-за нежелательных контактов с иноплеменниками. Все контакты во всеобщую Сеть были строго ограничены, носили деловой характер и тщательно подвергались цензуре. Впрочем, трудолюбивым фаронам это не мешало получать межпланетные премии за научные открытия, проводить исследования на новейшем оборудовании, внедрять новые технологии на своих производствах.
В социальном устройстве у фаронов ничего не изменилось ничего. Также они делились на большие семьи, в среднем по тысяче человек, также во главе семьи стоял Старший отец, также главенство в семье переходило от старшего брата к младшему. Удивительно, но сохранилось многоженство – после Большой катастрофы женщин оказалось гораздо больше, чем мужчин, и фароны вернулись к полигамии. Любой фарон мог, заплатив выкуп за женщину, иметь столько жен, сколько мог содержать. Женщины занимались хозяйством, работали наравне с мужчинами, рожали и воспитывали детей. Старший отец распоряжался кассой семьи – по-прежнему фароны отдавали десятую часть заработка на общие нужды, решал основные хозяйственные вопросы, был мировым судьей. Фароны не выносили свои проблемы во внешний мир. Они сами разбирали преступления и проступки, сами выносили приговор преступнику, сами исполняли его.
И пока в Империи русских не навели порядок во всех, даже самых отдаленных уголках владений, фаронов не трогали. Но в последние годы к ним стали приглядываться, а недавно произошедший трагический случай заставил полицию вмешаться в их дела.
Дорогие гости спустились по трапу и попали в распростертые объятия земных братьев, поприветствовали собравшихся на галерее. Ах, до чего же хороши были фаронские женщины и девушки – загорелые, румяные, с белозубыми улыбками. А детишки! Карапузы – пухлые, с перевязочками, на руках у счастливых матерей, подростки – приветливо и скромно улыбающиеся девушки с заплетенными в косы волосами и юноши, почтительно державшиеся поодаль. Мужчины стояли на пристани. Они оживленно размахивали шляпами и выкрикивали приветствия. Гостей провели по тенистой аллее, засаженной благоухающими цветущими деревьями и кустами в зал собраний. Фароны толпой двинулись следом – сначала мужчины, потом женщины с детьми.
- Скажите, брат Джозеф, - обратился Айзек Смит к Старшему отцу секты – крепкому старику, вышедшему встречать их на пристань, - я прочел на сайте консульства, что на острове живут около двадцати пяти тысяч человек?
- Да, брат мой, двадцать пять семей. Некоторые семьи насчитывают больше тысячи человек, некоторые – меньше. Вас вышли встречать мои жены, мои дети, внуки и правнуки.
Айзек поперхнулся и споткнулся одновременно. Старший отец участливо поддержал его под руку.
- А… а сколько у вас жен? Если это не секрет…
- Что вы, любезный брат, не секрет. Семьдесят четыре жены (двенадцать мне достались от безвременно умершего старшего брата), двести три ребенка, из них сто пятнадцать – мальчики… да… две жены сейчас на сносях… Внуки и правнуки не все здесь, разумеется – галерея бы обвалилась, а мы так ее любим.
- Я сражен, - признался Айзек, с благоговением поднимая глаза на почтенного старца. Джозеф улыбнулся:
- Да, климат на острове превосходный. Но в последние полвека мы стали очень быстро расти. Боюсь, нам придется переезжать на другой остров, побольше, и ваше прибытие мы рассматриваем как знак свыше, как внимание Провидения к нашим нуждам…
- Да, все складывается как нельзя лучше, - согласился Айзек Смит.
Солнце припекало довольно сильно, но в каменном здании было прохладно. В дальнем конце зала была установлена кафедра, куда прошел Старший отец. За кафедрой – небольшое возвышение, на нем уже выстроился хор. Вошедшие рассаживались на деревянные скамьи – это тоже было данью традиции. Хор, в сопровождении органа, прекрасно исполнил несколько гимнов, и брат Джозеф взошел на кафедру. Айзек Смит, глянув по сторонам, принял такое же счастливо-ожидающее выражение лица, как и остальные.
- Мои дорогие братья! – обратился к прихожанам Старший отец. В зале были в основном мужчины – главы семейств с помощниками и несколько уважаемых матрон. Но к ним Джозеф отдельно не обращался. – Сегодня, в этот благословенный день, Провидение послало нам посещение наших возлюбленных братьев с далекой планеты Исход. Нам посчастливилось принять в наши братские объятия…
Далее Старший брат долго и благостно пересказывал притчу о блудном сыне, о наказании и прощении, о милосердии. О том, что учение фаронов распространилось по всей Ойкумене. О том, что они – светоч истины и о многом другом. Айзек Смит почувствовал, что засыпает. Морская прогулка пробудила аппетит, а от обилия свежего воздуха и плавной тягучей речи Джозефа тянуло в сон. Очень тянуло. Еще сильно хотелось есть. Айзек в ужасе почувствовал, что глаза его закрываются. Он сменил позу и с еще большим ужасом увидел, что сидящий справа старший помощник брат Авдон нахально дрыхнет. По лицу его блуждала счастливейшая улыбка. Айзек, вспомнив трехнедельное болтание на орбите в ожидании этого приема, плавно опустил руку и ткнул брата Авдона в бедро. Тот вздрогнул, открыл глаза. Брат Айзек смотрел на него с ласковой укоризной. Помощник залился алым цветом и уставился на оратора. К счастью, проповедь заканчивалась. Снова хор и прихожане спели заключительные гимны. В животе у звездных братьев урчало. Наконец Старший отец спустился с кафедры и подошел к ним.
- Ну что же, дорогие гости! Пройдемте в нашу скромную трапезную – подошло время обеда, а потом и побеседуем…
«Блудные дети» (вне всякого сомнения, речь в проповеди была о них) засияли и направились вслед за гостеприимными хозяевами к выходу. Залитые солнечным светом аккуратные аллеи, мягкая зеленая травка, безупречные клумбы, приветливые женские лица без тени косметики, необыкновенные птицы с ярким оперением, сидящие на ветвях и прогуливающиеся под деревьями – все напоминало отринутый их предками Рай.
- Райское место, - прошептал брат Авдон Айзеку Смиту.
- Воистину, - ответил командир, вспомнив выученное недавно новое слово. От нечего делать – пришлось экономить, и на Землю слетали на катере всего пару раз – он изучил историю ортодоксальных фаронов, их религию, гимны и писание.
Трапеза была великолепна… Айзек никогда, никогда в своей жизни – не видел такого изобилия фруктов, никогда не ел и не пил такое!
- Все это выращено на нашем острове, - улыбаясь в бороду, пояснил Старший отец. – Немного генной инженерии, и – вуаля – дыня с запахом кокоса, земляника сиреневого цвета. Оригинально, не правда ли?
- Нечто из ряда вон… - прерывая трапезу, восторженно сказал Айзек Смит. Сидевший рядом брат Авдон, желая сделать приятное хозяевам, похвалил горячее блюдо:
- Какая вкусная, нежная курица!
- Брат, - улыбнулся брат Джозеф, заулыбались и сидевшие рядом братья, - нравится?
- Очень! – признался Авдон.
- То, что ты сейчас вкушаешь – не курица. И вообще не птица. Это – мясо акулы!
Брат Авдон поперхнулся, а брат Айзек выронил вилку.
- Как акула? – с изумлением спросил, откашлявшись, Авдон. Он читал о земной фауне и твердо знал, что мясо акулы несъедобно.
- И это – секреты генной инженерии! Мы вывели акулу, мясо которой, вымоченное в соленой воде, не уступает мясу птицы. Правда, этих акул нельзя выпускать на волю. Их быстро съедают их же дикие собратья! Не удивляйтесь – моя семья достигла больших успехов в применении управляемых генных мутаций. Мы получаем заявки со всей Ойкумены, любезные братья!
Отдав должное великолепной трапезе, космонавты поблагодарили хозяев.
- Благодарим Провидение, - улыбнулся Старший отец. - Пройдемте ко мне, братья.
Айзека, Авдона и еще двух ближайших помощников Смита брат Джозеф пригласил в свой дом. Хорошенькие женщины, улыбающиеся гостям, привлекали внимание прибывших. Скромно опущенные глаза, озорной взгляд из-под ресниц, густые косы, пышные челочки. «Все так, как я себе представлял, думая и жизни наших предков на Земле!» - в восхищении размышлял Авдон, провожая глазами очередную молодую особу в нежно-розовом платье, пробежавшую мимо них с корзиной, полной каких-то диковинных плодов.
Джозеф провел их в большую комнату, предложил удобные стулья, сам сел рядом. Морской бриз шевелил легкие белые занавески, принося запах моря в дом.
- Ну что скажете, братья? Я понимаю, вы не видели все наше хозяйство, но первое впечатление у вас сложилось?
- Мне кажется, что я в раю… - вырвалось у второго помощника Смита Исаака. Он смутился и покраснел, прошептав: - Простите!
- Да, это был бы действительно рай, - вздохнул брат Джозеф, если бы мы могли жить по нашим законам.
- Вас притесняют? – удивился Айзек Смит.
Старший отец покачал головой:
- Я бы не сказал… Пока, пожалуй, нет. Мы прожили на этом острове больше четырех веков. И все это время мы жили по своим законам. И окружающий нас мир жил своей жизнью. Мы не прятались от мира, но жить по его греховным правилам мы не можем.
Айзек Смит и его команда закивали в знак согласия, а Айзек подумал: «Какие такие грехи у имперцев так пугают наших братьев? Имперцы - пуритане по сравнению с Демократией!»
- У нас был уговор с правительством Земли: мы идем своим путем и живем по своим законам, вы – все остальные – по своим. Наши законы превалируют над законами Империи на этом острове. И до последнего времени Империя держала слово. Но у нас произошел… досадный инцидент. Грязная история.
Старший отец вздохнул, словно раздумывая, стоит ли рассказывать так много чужим людям, но все же продолжил:
- Мы не отделяемся от внешнего мира. Но берем от него только то, что нужно нам. И отдаем то, что нужно внешнему миру. За деньги, разумеется. У нас много хороших ученых. Они – по работе – контактируют во всемирной сети с внешним миром, от этого не уйдешь, но контакты строго ограничены. И вот, из-за нерадивости проверяющего, одна наша молодая лаборантка… Брат Майкл! – повернулся он к сопровождавшему его молодому фарону. – Как звали ту девушку? Лилия…
- Лейла, Старший отец! – подсказал Майкл, почтительно поклонившись.
- Да… ее звали Лейла… Надо же – почти Лилит! Мда. Так вот, эта Лейла умудрилась завязать неформальные отношения с каким-то юнцом из Сингапура. Сначала они беседовали о белых мышах, потом, видимо, перешли на морских свинок, а закончили тем, что он предложил ей бежать от нас и стать его женой.
Брат Майкл сокрушенно покачал головой, и Айзек Смит повторил его жест. Он не понимал, в чем суть проблемы – у него дома, на планете Исход, все давно переженились с местными аборигенами, освоившими планету на столетие раньше, и все исповедовали религию фаронов. А кто не исповедовал – ну жили себе и жили, никому не мешая…
- Когда проверяющий прочел их переписку, с беднягой чуть не случился удар. Мы посадили бесстыдницу в изолятор и на Совете вынесли решение – отдать ее в жены одному достойному, но небогатому брату. У него уже было две жены, но ему была нужна молодая, для работы на ферме, а денег на выкуп он накопить не мог. Ей сообщили наше решение, и на следующее утро женщины пришли в изолятор приготовить ее к свадьбе и препроводить к мужу. Но ее в камере не было! Кто-то выпустил ее, вскрыв снаружи запоры окна! Побежали на пристань – так и есть, нет катера ее отца! Лейла бежала. Мы быстро снарядили команду в погоню и на вертолете настигли бесстыдную беглянку. Она была не одна – ее сестра помогла ей бежать и решила покинуть наш остров вместе с ней. Наши полицейские потребовали повернуть обратно, но они только прибавили ходу. Тогда один из служителей порядка выстрелил из винтовки и повредил мотор. Мы вызвали катер на подмогу – надо было забрать их и отвезти поломанное судно. И тут, как назло, появляется имперский патрульный корабль. Потом мы узнали, что мерзкие девки вызвали их на помощь. Корабль подплыл к катеру и принял беглянок на борт. Лейла оказалась ранена – когда полицейские стреляли по катеру, задели и ее. На наши требования отдать наших женщин полицейские ответили грубым отказом и, взяв наш катер на буксир, уплыли в Сингапур. Спрошу я вас, братья: разве мы что-то сделали неверно? Разве этот катер и эти женщины – не собственность фаронов? Разве мы не могли поступать с ними по нашим законам?
- Вы были в своем праве, брат Джозеф! – уверенно произнес Смит, поддерживаемый одобрительными возгласами команды.
- И мы так считали! Но когда наш консул пошел в полицейское управление, его задержали, ему устроили форменный допрос о наших порядках, и на следующий день у нас на острове высадился целый отряд этих имперских полицейских. Оказывается – Лейла умерла, и они собирались расследовать ее убийство! Я попытался им объяснить, что у нас, фаронов, свой суд, и что мы сами казним и милуем своих преступников по нашим законам, и что если наш полицейский попал в нее – значит, это воля Провидения, вынесшего смертный приговор женщине, поправшей наши обычаи!
- Страшное дело! – промычал Айзек Смит, красочно представляя себе допрос консула. Это воображаемое зрелище вызвало у него недостойную радость.
- Истинно, брат. И вот с этого дня нам не давали ни минуты покоя. Комиссии прилетали к нам чуть не через день, обследовали, исследовали, совали свои носы в наши документы. Даже пытались проникнуть в Храм!
- О!!!! – застонал Айзек, изображая осознание ужаса произошедшего.
- Нет, туда мы их не пустили. Показали записи с видеокамер, и все. Но нам в конце концов выставили условие: мы вольны делать все что угодно, хоть ходить голыми по острову, хоть иметь гарем из пятидесяти жен, хоть питаться одними баклажанами, но все судебные решения – согласно их имперскому законодательству, а также мы не должны мешать адептам покидать семью. То есть если какая-нибудь Мэри захочет сбежать – пусть бежит. – Джозеф сделал паузу и обвел глазами присутствующих. – Братья! В тот момент мы поняли, что как ни хорошо нам было здесь жить в течение четырех столетий – нам нужно бежать. Иначе семья распадется! Да и остров стал маловат – наши семьи быстро растут! И – слава Всевышнему – в этот трудный момент он не оставил нас – на нашего консула в Сингапуре вышли наши далекие братья!
Айзек Смит лучезарно заулыбался.
- Провидение не оставило нас! И вот – вы с нами, и мы готовы рассмотреть ваше предложение переселиться на планету Исход!
- Все, что ни делается – все к лучшему! – ввернул вовремя вспомнившуюся поговорку Айзек Смит, а про себя подумал: «Интересно, как они назовут наши порядки? Безнравственными, как пить дать!»
И вот, через пятьдесят лет после описанной торжественной встречи, все тот же Айзек Смит – постаревший, поседевший, решивший уйти на покой после этого рейса, причаливал огромный корабль типа «Ковчег» к внешнему пирсу на орбите портовой планеты «Эльдорадо».
«Ковчеги» в количестве шесть штук были куплены земной общиной фаронов полстолетия назад. Даже тогда они считались старыми тихоходами, что уж сравнивать с современными судами, способными оказаться за сутки на любом конце Вселенной. «Ковчегам» требовалась дозаправка топливом, в подпространстве они двигались медленно, и расстояние от Земли до Исхода они преодолевали за два года. Полгода на техобслуживание, отдых экипажа – и снова в путь, обратно на Землю!
Айзек Смит вел к Исходу последнюю экспедицию. Один из шести «Ковчегов» так и не выпрыгнул из подпространства, и их осталось пять, пять небольших семей, покинувших последними планету Земля. Население фаронов в последние десятилетия увеличивалось очень быстро, и некоторые семьи к моменту исхода еле умещались на трех, а то и на пяти кораблях. Но эта, последняя экспедиция, вывозила «маленькие» семьи – в среднем по тысяче человек. Айзек чувствовал себя новым Моисеем, ведущим свой народ через пустыню к земле обетованной. Первые переселенцы давно уже обосновались на Исходе, заняв пустующий материк, брат Джозеф благополучно почил в бозе, оставив шестьдесят одну безутешную вдову, которые перешли к его младшему брату Иезекилю, ставшему Старшим отцом и правителем фаронов-ортодоксов. Новые дома для переселенцев были уже отстроены и ждали их.
«Все, все, это – предпоследняя стоянка, заправляемся, грузимся, потом еще одна – и мы дома. Устал. Всю жизнь Моисеем работаю… или паромщиком…тут еще эта история с девчонкой брата Давида. Как некстати. В последний мой перелет!»
Глава 2.
А «девчонка брата Давида» по имени Элис спала. И видела счастливые сны. Ей приснился Поль. Она не видела его несколько месяцев, и не удивительно, что он сбрил бороду, но отрастил пышные усы. Поль сидел за пультом управления погрузчиками в огромном ангаре – наверху, в комнате со стеклянными окнами. Наверное, он уже задал погрузчикам задание, и ему оставалось только наблюдать. Элис порхнула к нему во сне и прижалась своей невидимой щекой к его щеке. Он грустно улыбнулся. Улыбка осталась той же – как в то их единственное свидание, когда он вот так же улыбался ей – а она же не знала, что это в последний раз и подумала – «как преданный пес»… Но сейчас тепло ее души передалось ему, Элис в это верила, и он улыбался, вспоминая ее.
Они ходили в одну школу, но он был старше на два года. У Поля было неважно с химией, а без хорошего знания химии какой из него фармаколог? Вот он и решил после школы выучиться на суперкарго. С техникой он ладил всегда. А детьми они – Элис, ее младший брат Иеремеия, его еще звали Ерёма, Поль и сестра Поля Мэриэнн – всегда играли вместе – бегали по полям и лесам – на острове был большой тропический лес, и детей туда отпускали только со старшими – и Поль был за старшего. Девчонки выросли в девушек, и родители Элис с одобрением посматривали на Поля – видный парень, чем не жених!
Семья Бархейм не была особо богатой. Вот семья брата Джозефа – Файлинги – те были богачами. Генетические модификации вошли в моду, и к ним приходили самые причудливые заказы со всех миров Ойкумены. Файлинги, поговаривали, делали что-то даже для рептилоидов, хотя общение с негуманоидными расами приравнивалось у фаронов к колдовству. Работа велась через посредника из мира Демократии. Но фармацевты Бархеймы обслуживали только фаронов. А те были скуповаты, понимая, что химиков полно везде, и что своим можно платить меньше. Поэтому-то отец Элис и не обзавелся второй женой. Его единственная супруга, мать Элис и Еремы была не молода, да и болела. У нее было сердечное заболевание, требующее операции, но и на операцию, даже в клинике фаронов денег не было. Надежды на замужество Элис и выкуп, конечно, оставались, но этот Поль… когда он еще встанет на ноги и накопит денег!
Старшим отцом у Бархеймов был брат Илия. Незадолго до их перелета он скончался – утонул во время ночной рыбалки. Вместо него семьей стал править его средний брат Ефрем. У Ефрема была всего одна жена, Сара, вторая жена умерла во время родов, но наследство в виде старой жены брата Илии его скорее огорчило. Вздыхая, он возложил на Эсфирь обязанности следить за гаремом – он надеялся, что скоро жен в семье прибавится. Это было не мудро. Сара рассчитывала на место старшей по гарему и не смогла снести такой обиды. Начались конфликты.
Сначала Сара и Эсфирь вели себя, как две помоечные кошки в драке из-за дохлой вороны: свары, жалобы, подсыпанная соль в утренний кофе – все пришлось пережить бедняге под насмешки других старших отцов. Ефрем забыл даже думать о новой жене, понимая, что Сара и Эсфирь сожрут бедняжку заживо. К ним взывали, их ругали, даже наказывали – ничего не помогало. Ефрем смирился, загрустил, стал болеть. Перестал даже приглашать жен в свою постель, вот до чего довели его сварливые женщины! Такая строптивость была удивительна для фаронов, но Ефрем утешал себя тем, что во многих семьях есть нестроение, просто там жены не потеряли стыд настолько, как его, и не делают свои свары достоянием гласности.
Ефрем стал все чаще проводить время у своего младшего брата Давида, все реже радовал жен своим присутствием. Сара и Эсфирь закручинились и решили примириться друг с другом, чтобы привлечь супруга обратно. Тем более настал их черед покидать Землю, и ссориться в тесноте корабля было глупо. Дома можно было хоть разойтись по разным концам дома, а на корабле что? По разным концам общей гостиной? Примирение было отмечено совместным чаепитием, и обе женушки, причесавшись и надев лучшие платья, отправились к Давиду за своим супругом.
Эсфирь была постарше Сары, среднего возраста. Светло-русые прямые волосы с рано пробившейся сединой, угловатая, костлявая – она в молодости была привлекательна, но, родив единственную дочь (больше не смогла забеременеть), утратила приятную округлость, высохла. Злой ее нрав сказывался и на внешности. Сара была маленького роста, рыжая, стройная – ни грамма лишнего жира. Серо-зеленые злые глаза, сурово поджатые губы, истерический визгливый голос – бедному Ефрему не на кого было глаз положить. Его вторую жену, бедняжку Ханну, прибрал Господь – ребеночек умер в ее утробе, и сама она умерла во время вызванных родов. Ефрем мог поклясться, что во время похорон его Сара, уронив носовой платок, не успела спрятать довольную улыбку, но это было настолько немыслимо в их религиозной общине, что Ефрем уговорил себя, что ему помстилось.
И вот, после вечернего чая, принарядившиеся Сара и Эсфирь шли по улице городка Бахрейн к их деверю Давиду, надеясь застать там супруга и объявить ему о примирении. Встречные, поздоровавшись, долго оглядывались на парочку – все знали, что они даже за один стол садились только по большим праздникам, когда собиралась вся семья.
Давид и Ефрем играли в шахматы за рюмочкой ликера, когда помощник брата Ефрема, исполнявший обязанности верного адъютанта, негромко постучав, вошел и тихо сообщил, что госпожи жены Старшего отца Ефрема сидят в гостиной и просят Ефрема к ним выйти.
Братья в печали переглянулись.
- Ты что – сказал им, что я здесь? – шепотом спросил помощника Ефрем.
- Да! – так же шепотом ответил помощник.
- Болван! – прошептал Ефрем.
- Так точно, брат Ефрем! Но они не спрашивали, они вошли, расселись и сказали, что будут вас ждать.
Давид грустно посмотрел на брата:
- Ефрем, пойдем?
Ефрем допил ликер, с тоской посмотрел на шахматы и, вздыхая, направился в гостиную брата, Давид и помощник за ним.
Жены чинно сидели на одном диване, что уже было поразительно. Ефрем застыл в дверях, и Давиду пришлось его подтолкнуть вперед, чтобы пройти самому.
- Здравствуйте, госпожи! - сурово произнес Давид.
Госпожи вскочили и присели в старинном реверансе – этот обычай фароны также оставили с древних времен.
- Господин! – Сара, как первая жена, начала речь. – Мы пришли повиниться перед тобой, наш муж, наш Старший отец, наш повелитель! Мы с Эсфирью осознали, что вели себя недостойно, мы позорили твое имя, мы вели себя, как курицы…
- Как драные кошки… - вставила Эсфирь.
- Прости нас, наш муж! Мы просим тебя вернуться к нам.
- Мы исправимся! – прогудела Эсфирь.
- Мы будем терпеливы друг к другу…
- Окружим тебя вниманием…
- Не будем позором общины, да? – не удержался Давид и тут же об этом пожалел.
Сара выпрямилась во весь свой маленький рост и даже как будто стала выше.
- А ты, Давид, помолчи. Мы разговариваем со своим мужем! – глаза ее сощурились и позеленели от злости, и Давид подумал: «Брат Ефрем, живи, пожалуйста, долго – не дай Бог, она достанется мне в наследство! И что мне с ней тогда делать?»
Так в семье Старшего отца наступил мир. У самого Давида жены пока не было. Он считался юношей, да и не приглянулся ему никто. Когда их семья улетала на «Ковчеге» с космодрома в Сингапуре, со слезами прощаясь с родной Землей, ему и в голову не приходило, что то, чего он так боялся, случится, и скоро.
Через три месяца после старта Старший отец Ефрем сильно простудился. Он и раньше-то чувствовал себя неважно – полысел, все время простужался, но на корабле он заболел всерьез и умер от сильной пневмонии. Его тело поместили в небольшой корабельный морг – до захоронения на Исходе.
А Давид в неполных двадцать пять лет неожиданно для себя стал Старшим отцом с наследством в виде Сары и Эсфири. Первые месяцы он плотно занимался изучением хозяйственной структуры общины, их законов, истории. Он не готовился управлять семьей – братья Илия и Ефрем были не стары, и очередь править до него не дошла бы.
И эти жены… нет, он был ласков с ними и даже внимателен, но прилипчивая Сара ему быстро надоела – она решила стать опекуншей молодого Старшего отца и навязчиво надавала ему кучу советов. Иногда он сбегал от нее к Эсфири, но докучливая тетка находила беднягу даже в чужой спальне. Он уже был готов ночевать в рубке корабля, когда его спас помощник, брат Иона – он подловил как-то в коридоре Сару и на пальцах объяснил ей, что она всего лишь глупая женщина, что ее советы смешны, и что лучшее достояние женщины – молчание.
Сара обиделась, плакала Эсфири в жилетку, а та, лежа на кушетке и вкушая сушеные земные фрукты и ягоды, утешала ее, говоря, что такие умницы, как Сара, на дороге не валяются, что Давид еще сам придет, и куда он денется, ведь он мужчина, ему нужно.
- А я так его люблю, - размазывая слезы по щекам, рыдала Сара, - Я столько для него сделала, а он, неблагодарный!
- Ой, ну что ты надрываешься? На вот, съешь финик! Не хочешь? Зря… У меня вот уже третий муж… Ну что же – такова наша судьба – мужчины трудятся ради нас, кормят нас, поят… Хорошо еще, что мы с тобой не работаем, как жены у Отца Файлинга3! Там только сильно беременным разрешают ничего не делать… - и подумала, кладя финик в рот: «А что ты для него такого сделала, чего я не сделала? Вот интересно!»
Но Давид выкрутился. Как-то раз, проходя с братом Ионой по коридору станции, он увидел играющих в мяч (больше было негде – корабль был забит грузами, и гимнастический зал тоже был превращен в грузовой отсек) девушек. Одна из них неловко кинула мяч, и он укатился под ноги Старшему отцу Давиду.
- Ой, простите, - девушка густо покраснела и подбежала за мячом.
- Ничего, играйте, - любуясь ею, сказал брат Давид. А девушка была хороша! Невысокая, стройная, с тонкими запястьями, густыми волосами, заплетенными в косу. Шея лани, огромные серые глаза, нежные губы…
Уже у себя в каюте Старший отец Давил спросил брата Иону:
- Девушка с мячом… кто она?
Через неделю встревоженная директриса колледжа, в котором Элис училась на последнем курсе, заглянула в кабинет химии, где выпускники готовились к экзаменам, и попросила Элис пройти в ее кабинет. В кабинете ее ждали заплаканная мать и сияющий отец. Элис кинулась к маме:
- Мамочка, ты что? Что случилось?
Мать прижала девушку к себе, а отец, откашлявшись, торжественно произнес:
- Дочка, у нас большое событие.
Элис подняла голову и удивленно посмотрела на отца. Мать плачет, отец счастлив… Может, он нашел деньги на мамину операцию?
- Очень большая честь для нашей семьи… - отец взглянул на жену, но понял, что от нее толку не будет – она держалась за сердце и не могла говорить. – В общем, Старший отец Давид хочет взять тебя в жены. Ты ему приглянулась!
Элис растерялась. Старший отец Давид был настолько далек от нее – даже в своих мечтах она не видела его своим мужем. Она и не думала о замужестве, а если и думала, то с тем, кто был ей по сердцу, а пока ей самой никто не нравился… Разве что Поль? Но Поль был другом – просто другом, товарищем, ей было с ним тепло и хорошо, и все!
- Но, папа… а как же экзамены? – жалобно спросила девушка, посмотрев на директрису. Та сидела, как каменное изваяние.
- Доча, какие экзамены? Сам Старший отец берет тебя в жены! – отец повернулся к директрисе. – Она сможет сдать экзамены экстерном?
- Конечно. Как скажет Старший отец, - ответила женщина.
И тут мать зарыдала. Она прижимала дочкину голову к своей груди и, рыдая, говорила:
- Доченька, доченька… ты такая маленькая, ты любимая моя… Ты и не наигралась, не пожила еще…
- Замолчи, женщина! – закричал отец, и мать умолкла, только слезы лились из глаз, не останавливаясь, и она прижимала дочку так крепко, как будто боялась, что ее отнимут. Директриса достала успокаивающее, налила в стаканчик, разбавила водой и дала матери выпить лекарство.
- Мама, в самом деле, не плачь, пожалуйста! – Элис взяла мамины руки в свои и ласково посмотрела в ее заплаканные глаза. – Ничего страшного. Мне же нужно за кого-то выйти замуж! Брат Давид мне нравится. И еще… он же даст за меня выкуп – и его мы потратим на твою операцию!
Мать зарыдала еще горше…
На следующий день Элис не отпустили в школу. Девушки на выданье и замужние в школу не ходили, это считалось неприличным. Элис включила трансляцию урока, «виртуально» поприсутствовала, но ничего не запомнила – ее положение изменилось так стремительно, что она не могла ни о чем другом думать. Пришла портниха, забрала ее с собой в ателье, там с Элис сняли мерки - это оказалось интересным. Нужно было зайти в кабину, похожую на кабину для искусственного загара, и сканер измерил ее формы, а когда она вышла, у портнихи был уже эскиз ее фигуры.
- Элис, давай ткань подберем… - и портниха положила перед девушкой образцы тканей – оттенки от белого до сливочного, легкие с шитьем, плотные, блестящие – любые на выбор. «Для свадебного платья! - сердце Элис забилось сильнее. – Значит, все это – не сон?»
Это был не сон. И когда, незадолго до вечерних молитв, к ней забежала сестра Поля, Элис удивилась – они не виделись всего день, а ей показалось – это было давным-давно.
- Мэриэнн, привет! – Элис вскочила с дивана. – Заходи!
Мэриэнн смущенно застыла в дверях.
- Элис… Ты не могла бы со мной пойти в библиотеку?
Библиотекой на корабле называли отсек, в котором можно было поработать, почитать, при выходе из подпространства зайти во всемирную сеть. Элис удивилась.
- Давай здесь поговорим? Нет никого, я одна!
- Элис… Пожалуйста, сейчас еще брат твой придет… Пойдем!
Элис пожала плечами:
- Пошли, ладно!
Библиотека была недалеко. Они прошли по внешнему коридору, Мэриэнн открыла дверь в библиотеку. Девушки зашли. Элис не успела сделать пару шагов, как Мэриэнн выскользнула из помещения, и изумленная Элис осталась одна… Нет, не одна. Поль поднялся из-за стола недалеко от входа.
- Элис… не бойся, я только хотел поговорить…
- Поль, смешной, чего мне бояться!
Поль – высокий крепкий парень с темными, почти черными волосами и темно-карими глазами – был необычно грустен. Он был выше Элис на голову, и сейчас смотрел на нее сверху вниз, печально и как-то… «Как будто меня уже нет», - подумала девушка. Наконец он решился:
- Элис… ты правда выходишь замуж? – спросил он хрипло, кашлянул, собрался и повторил: - Говорят, выходишь замуж?
- Да, Поль. Неожиданно так… и все быстро… А ты хочешь меня поздравить?
Поль вздрогнул от этого вопроса.
- Нет… Элис, послушай… Ты его любишь?
- Кого? – разговор принимал странный для Элис оборот.
- Брата Давида? Ты же за него собралась? – Поль смотрел на девушку так сурово, как никогда не смотрел раньше… Нет, смотрел. Когда она дразнила вместе с другими девчонками их одноклассницу. Та никому не нравилась – она была кривобокая, одно плечо заметно выше другого, и волосы у нее были не густые и пышные, как у всех, а реденькие, даже кожа на голове просвечивала! Элис сначала не принимала участие в травле, но подруги поставили ей ультиматум: выбирай – или наша дружба, и ты с нами идешь дразнить Уродку, или ты нам не подруга! Элис тогда испугалась, что она останется в компании с Уродкой, и что ее будут тоже дразнить, и пошла с девчонками. Когда они бежали по улице и кричали несчастной девочке вслед: «Лея, Лея, кривая шея!», они наткнулись на Поля. Он увидел, как Лея, втянув голову в плечи, шмыгая носом проскользнула в свой дом и, крепко схватив Элис, велел ей идти с ним домой. Элис попыталась вырваться, но получила подзатыльник и громко разревелась. Встречные прохожие не вмешивались – раз большой парень ведет ее за руку – значит, знает, что делает. Дойдя до дома Элис, Поль – а тогда их разница в росте была еще больше – остановился и строго спросил:
- Элис! А если бы у тебя была кривая спина и тебя бы дразнили? Ты была бы рада?
Элис плакала, бормотала, что иначе ее выгонят из компании и тоже начнут дразнить.
- Так ты еще и трусиха? – с презрением спросил Поль. - Ну что ж… Только ты помни: как ты обходишься с человеком, так и с тобой также точно поступят, – и ушел, оставив ее рыдать под апельсиновым деревом возле калитки.
Элис пришла на следующий день в школу насупленная. И когда девчонки на перемене позвали ее «дразнить убогую», набралась мужества и ответила, что дружба для нее очень важна, но она, Элис, будет после смерти сама отвечать за свои поступки, и спросится именно с нее, а их рядом, может, и не будет. И что обращаться с людьми надо ровно так, как хочешь, чтобы обращались с тобой. А она, Элис, не хочет заполучить в наказание кривую спину и насмешки. Девчонки пофыркали и убежали.
Потом Элис сама стала предметом их насмешек – они устроили ей бойкот, выдумывали про нее глупости и смеялись над ней. Так продолжалось несколько недель, пока у одной из подружек в семье не случилось горе – у ее матери родился сын с кривой от рождения ногой. И тогда уже все девочки задумались – и о судьбе малыша, и о словах Элис, и о себе. Мало-помалу они снова начали дружить. Но лучшей подругой Элис осталась «Лея – кривая шея». И хотя после нескольких операций и специальных занятий гимнастикой кривизна спины прошла, Лея не забыла, как защищала ее Элис.
И вот сейчас Поль смотрел на нее так же сурово. Элис было неловко. Она не понимала, зачем Поль затеял этот разговор. Это было не нужно, не ко времени… Наконец она ответила:
- Конечно, я люблю Старшего отца Давида, мы все его любим…
- Когда это ты успела, Элис?
- Поль, что за глупости? Мы все должны любить ближнего…
- Элис. Ты его не любишь. А тебе жить с ним всю жизнь, Элис!
- Поль, любовь придет!
- А если не придет?
- Не понимаю я тебя. Мне же все равно нужно выйти замуж. Я же женщина!
- Ага… надо выйти замуж. Понятно. И раз подвернулся такой удачный жених, ты готова бежать бегом под венец?
- Я ничего не понимаю. Поль! Ну какая мне разница? Я никого не люблю как-то особенно. И, да, если меня берет в жены Старший отец – это лучше, чем…
Поль застонал:
- Что ты говоришь, Элис, милая! Ты всю жизнь, понимаешь – всю жизнь проживешь с чужим тебе человеком!
- Поль, такова моя судьба. Судьба женщины-фаронки. Это мой долг, - Элис говорила глухо, стараясь заглушить волнение. И в самом деле, она не знает брата Давида… какой он? Что у него на душе? Злой он? Вроде нет. И эти его жены по наследству…
Поль подошел к ней совсем близко. Он смотрел на нее глазами… преданного любящего пса! Да, такими глазами смотрел на них их пес, оставленный на земле, когда они садились в катер.
- Поль, - жалобно спросила Элис, - что ты так на меня смотришь? И что ты говоришь о любви? Какая любовь? Наш долг – вот она, любовь…
И Поль заговорил быстро и горячо:
- Элис, Элис, послушай меня. Послушай… Я люблю тебя, Элис! Не убегай, так мало времени… Пожалей себя, откажись от этого замужества! Выходи за меня! Я буду работать, я заработаю денег…
- Поль, Поль, я не могу… - со слезами воскликнула девушка. Ей было так жаль своего друга.
- Я слышал, ты меня не любишь, но, Элис… Брат Давид не любит тебя, а я люблю! И моей любви хватит на нас двоих!
- Поль, подожди, что ты говоришь! Это немыслимо! А что же ты раньше молчал?
Лицо Поля горело, он сжимал кулаки:
- Да я ждал, когда ты школу закончишь! Ты же хотела выучиться, потом ты хотела на фармацевта учиться… Да и денег на выкуп хотел накопить!
- Мои родители отдали бы меня за тебя и в долг, - грустно сказала Элис. – А как я могу сейчас отказаться? Мне уже и платье сшили, и выкуп внесли…
- Выкуп! Конечно! Много за тебя дали, Элис?
- Много, Поль, - устало произнесла девушка, - много. Этих денег как раз хватит, чтобы сделать маме операцию, и она будет жить дальше…
- Элис! Да какая мать… какая мать продаст свою дочь за продолжение своей жизни! – Поль уже кричал. – Какая мать сможет жить после этого!
- Поль, это будет позор для моей семьи. Принять предложение и тут же отказаться из-за моего каприза? Как быть после этого родителям, брату?
- Это лучше, чем тебе прожить всю жизнь в рабстве!
Элис вздохнула и, опустив голову, пошла к выходу.
- Элис! – в отчаянии крикнул Поль! – Через несколько месяцев у нас стоянка, давай убежим!
Девушка обернулась к нему:
- Я не имею права. И еще… мне и так очень тяжело. Знаешь… сегодня пришли женщины из медблока и… и осматривали меня, Поль, везде, понимаешь? Как… как животное… Смотрели, нет ли у меня… изъянов. Мне тяжко, Поль. И мне была бы нужна твоя поддержка, а ты… - и с этими словами она вышла. Она не видела, как Поль метался по библиотеке, как он разбил руки, стуча кулаками по стене, как он упал на пол и затих, обхватив голову руками.
В коридоре ее поджидала Мэриэнн.
- Элис, тебя ищут! К вам собираются прийти Старший отец с семьей!
И девушки поспешили в блок семьи Элис. И правда – там уже были и брат Давид, и его помощники – секретарь брат Иона и пастор брат Фома. Эсфирь и Сара сидели в отдалении, снисходительно улыбаясь и посматривая на новых родственников. Элис вбежала в комнату, замерла, потом поклонилась и сказала:
- Простите, я заставила вас ждать?
«Откуда это ты прибежала, заноза? - мило прищурившись, подумала Сара. – Ты же должна сидеть дома… Надо будет посмотреть записи видеокамер…»
Элис, скромно потупившая глаза в присутствии таких высокочтимых гостей, даже не предполагала, как дорого ей обойдется этот разговор с Полем наедине в библиотеке. Но до этого оставались еще полгода, наполненные радостными и горестными событиями «под завязку».
Рано утром Элис разбудил звук открывающейся двери. Она проснулась мгновенно. Животный ужас охватил ее, она села на койке и забилась в дальний угол. Колотилось сердце, пот выступил на лбу и, собираясь капельками, тек по посеревшему от ужаса лицу. Вошел помощник Давида брат Иона. В руках он нес… поднос с завтраком. Молча поставил его на стол, не глядя на Элис, забрал почти нетронутый ужин и вышел.
Элис тяжело задышала. Значит, раз принесли завтрак – не сегодня, значит – не сегодня…
Глава 3.
Бракосочетание Старшего отца Давида и Элис состоялось через три дня. Обычно Старший отец благословлял жениха и невесту, но в этот раз мужем и женой их объявил брат Фома.
Элис в длинном белом платье, расшитом цветами пастельных тонов, в фате, скрывающей лицо. Брат Давид в черном костюме и белоснежной рубашке. Молебный зал был полон народа. Но ни Поля, ни его сестры не было. Поль старался не попадаться на глаза Элис. Вот брат Давид надел на тонкий палец невесты обручальное кольцо, вот брат Фома объявил их мужем и женой. Давид откинул фату. Элис еще не видела его так близко. Ну… и не страшный вовсе… молодой, глаза добрые… губы такие теплые… Элис зарделась от поцелуя и смущенно опустила голову.
Отец и брат Элис сидели в первом ряду, среди почетных гостей, а мать – вместе с несколькими матронами позади, в последних рядах. Сзади, чинно сложив руки на коленях, с прямыми спинами, восседали Эсфирь и Сара – «жены по наследству». Когда Давид поцеловал Элис, ее мать будто что-то укололо в сердце. Она невольно поднесла руку к груди и нечаянно оглянулась назад… ее поразил ненавидящий, злобный взгляд Сары, устремленный на невесту. Насупившаяся Эсфирь, заметив, что на них смотрят, широко улыбнулась матери Элис и подтолкнула ногой Сару. Сара не реагировала, продолжая буравить взглядом бедную невесту. Эсфирь толкнула ее ногой еще раз и, наклонившись, прошептала на ухо Саре:
- На нас смотрят…
- Все равно, - ответила Сара и с вызовом посмотрела на мать Элис. Та отвернулась. На душе у нее было тяжело. С трудом сдерживая слезы, она присоединилась к аплодисментам. Эсфирь, сладко улыбаясь, оценивала молодую конкурентку: «Худая, как щепка… Глаза ничего… Но на глаза кто смотрит… Невинна… ах, невинна, как голубка… Через месяц она ему наскучит, и он вернется ко мне. Куда он денется?» Сара даже не старалась улыбаться. Как только она пыталась растянуть губы в улыбке, они начинали дрожать от переполнявшей ее ненависти. Это заметили, и одна из почтенных матрон строго нахмурилась, призывая ее к порядку. Сара только опустила глаза и, сославшись на нездоровье, тихо вышла в коридор и опрометью кинулась в блок Старшего отца. Но и там были люди, готовившие встречу молодых! Она увидела распахнутую дверь в комнату Элис, белоснежную постель… ненависть и ревность вытеснили остатки разума из ее головы, и она, выскочив за дверь, побежала, куда глаза глядят, лишь бы укрыться от любопытных. На корабле укрыться было особенно негде, но она нашла почти свободное от людей помещение – грузовой трюм. Войдя в приоткрытую дверь, она рухнула у входа и завыла от злости, кусая руки и колотясь головой об пол.
Поль, скрывавший свои чувства здесь же, при виде истерично рыдающей и выкрикивающий проклятия женщины забился в угол своего небольшого кабинетика под потолком – оттуда он управлял роботами. Он с ужасом наблюдал эту сцену и даже сочувствовал Саре, но куда больше ему было жаль Элис. «Она ее изведет… Она ее изведет…» - шептал он.
У Элис началась новая жизнь. Старший отец Давид только назывался «старшим» - ему было всего двадцать пять, и, согласно строгим правилам фаронов, он не имел связей с женщинами до женитьбы. А «в наследство» ему достались жены его старших братьев. Они и были его первыми «учительницами». Молодость и свежесть Элис повергли жениха наповал. Он был в восторге от молодой жены, и первый месяц был с ней неразлучен. Не брал ее с собой разве что в походный храм и на заседания Совета. Они подружились. Элис поначалу было страшно – целый Старший отец! Но он оказался славным малым. Необходимость управлять семьей свалилась на него неожиданно и поначалу воспринималась, как игра.
Была у него правая рука – брат Петр – бессменный староста семьи Бархейм на протяжении последнего десятилетия, знавший все обо всем. Вот ему-то и приходилось вытаскивать восхищенного мужа из каюты Элис по важным делам. А Элис… Ей еще удавалось выкроить время – сделать уроки! Она училась, писала контрольные работы, учила стихи, а еще она начала петь в приходском хоре.
Элис попыталась подружиться со старшими женами, но они были в лучшем случае вежливы, не более. Сара в первые дни сразу вставала и уходила, как только Элис входила в общую гостиную. Эсфирь перебрасывалась с Элис несколькими общими фразами и тоже уходила к Саре или к себе. Сначала Элис удивлялась, а потом ей стала смешна такая ревность, и она научилась извлекать из нее пользу – она могла быть в гостиной совсем одна ровно столько, сколько ей хотелось! Она играла на фортепьяно и пела, даже не подозревая о том, что в соседней каюте Эсфирь, слушая ее чудесное колоратурное сопрано, надевает наушники и жует, жует, жует финики, шоколад, грызет орехи, лишь бы не слышать ее голос. А Сара мечется в постели, накрывшись с головой одеялом, и испытывает страшные муки ревности. Иногда днем приходил Давид, целовал Элис и, спросив для порядка о старших женах, уводил ее к себе – обедать. Ужин накрывали в общей гостиной, и тогда Эсфирь и Сара выходили к Давиду. Их постные мрачные лица не привлекали его. Ему было неловко, что он забыл их, но что он мог с собой поделать? «Надо навестить их, - говорил он себе. – Вот, сегодня, что откладывать?» Но решимость покидала его, как только он бросал взгляд на свою милую Элис.
Через месяц после свадьбы истомившаяся Эсфирь решила, что наступила пора действовать. Она вытащила Сару из каюты и заставила ее прогонять тоску, прогуливаясь по внешнему коридору корабля.
- Сара, что ты себя гробишь? Ну а что ты хотела? Он женился бы когда-нибудь на молоденькой. Такая наша доля, фаронских женщин – смотреть на новеньких и улыбаться…
- Как он мог?
- Что «как он мог»?
- Променять меня на эту швабру?
- Э… Сара… ты потише, а то люди услышат, - взяв подругу под руку и приветливо улыбаясь встречным, прошептала Эсфирь. – Слушай, Сара, возьми себя в руки. Ты что – думаешь привлечь молодого мужчину своим кислым и злым лицом? Чем ты хочешь его отвлечь от новой игрушки? Своей тощей задницей? Или вечно недовольным видом? Здравствуйте, матушка Мария! Ах, какой внучок у вас очаровательный!
- Эсфирь… Эсфирь… - застонала Сара. Эсфирь еще крепче взяла подругу под руку. – Я знаю, знаю, почему он про нас забыл… Он же тебя тоже забыл? – подозрительно спросила Сара, пытливо вглядываясь в «старшую по гарему».
- Забыл, совсем забыл, - вздохнув, утешила ее Эсфирь. – Почему, Сара, как ты думаешь?
- О… я знаю… она его приворотила!
- Что ты? – не на шутку перепугалась Эсфирь. Все, связанное с колдовством, жестко каралось в фаронских сектах. Об этом даже говорить запрещалось! – Ти-ше, ти-ше… Нас могут услышать… Здравствуйте, Анна! – улыбаясь проходящей мимо дородной молодке с выводком гомонящих детишек, пропела она.
- А что еще могло заставить Давида забыть о нас с тобой? – истерично взвизгнула Сара. Эсфирь ускорила шаг.
- Пожалуйста, не позорь нас на всю семью! Сдерживай себя! Здравствуйте, брат Петр!
- Решили прогуляться, госпожи? И правильно, что дома взаперти сидеть!
- Надеюсь, он тебя не слышал! Пойдем в оранжерею!
В оранжерее Эсфирь нашла укромный уголок в секции вертикального озеленения. На кораблях вечно не хватало места, и приходилось использовать весь объем помещений. Клубнику, к примеру, выращивали на вертикальных грядках, и женщинам удалось уединиться внутри зеленых стен, как в садочке. Часть ягод поспела под яркими лампами дневного цвета, некоторые стены были усыпаны бело-розовыми цветами. Дивный аромат спелых ягод, почти солнечный свет… только пения птиц не было. Но вся эта благодать не радовала «жен по наследству».
Эсфирь первой начала разговор:
- Сара, послушай меня. Мне тоже не по нраву, что наш муж забыл дорогу в мою спальню. Но это скоро закончится. Поверь мне – он наиграется в новую игрушку и вернется к нам. Она ему наскучит, я тебя уверяю! Надо немного подождать!
Сара молчала. Ее миловидное в прошлом личико стало с возрастом некрасивым – никого не красят злобные гримасы. Сейчас она была похожа на злую куклу – застывшие глаза, поджатые губы. Наконец она очнулась от невеселых мыслей и ответила:
- Если бы ты знала, как я ее ненавижу!
Эсфирь даже испугалась:
- Сара, что ты! Мы должны любить ближнего, тем более она – жена нашего мужа…
- Чтоб она сдохла! Чтоб ее скрючило! Мерзкая колдунья, приворотила нашего дорогого мужа!
- Замолчи немедленно! – зашипела Эсфирь, зажимая рот Саре. – Заткнись! Я ее тоже не перевариваю, но так ты добьешься только того, что тебя осудят, накажут и ты никогда не то что Давида не увидишь у себя – тебя могут запереть! Ты этого хочешь?
- Я знаю, знаю, она колдунья!
- Да откуда ты это знаешь?
- Я видела, видела, как она смешивала приворотное зелье!
- Да она к химии, небось, готовилась! Они лабораторные работы в классе делают, а она – дома, как замужняя!
- Эсфирь… Эсфирь… - Сара застонала, закрыв лицо руками.
Ответственная за гарем поняла, что надо спасать ситуацию. Иначе и ей придется несладко за то, что не уследила.
- Сара. Меня тоже не устраивает, что муж забыл нас ради этой… недоросли. Но если мы будем с ней ругаться, он встанет на ее защиту, и тем более нам его не видать! Напротив – мы на виду должны быть сама любезность. Но как только Давид уйдет – тут-то мы и начнем ее изводить, подкалывать! Она начнет жаловаться, а мы такие любезные, будем говорить: «Нет, дорогой муж, мы так любим Элис! Она обманывает тебя, господин!»
- Я хочу битое стекло ей в суп подсыпать…
- Ой, Сара, это глупо! Тебя же и казнят за это!
- Пусть… лишь бы она сдохла в страшных муках…
- Сара, ты сошла с ума!
Сара внимательно посмотрела в глаза Эсфири, и та изумилась, как сильно изменилась ее «визави» - казалось, в Саре не осталось ничего, кроме ненависти.
- Если бы ты знала, Эсфирь, что я сделала, чтобы Давид был…
- Что ты сделала?
Сара, не сводя глаз с Эсфири, медленно покачала головой:
- Не скажу. Но я сделаю все, чтобы этой твари не было рядом с нашим мужем. И ты мне поможешь, Эсфирь?
- Конечно, ты только успокойся!
Первое же мероприятие по уничижению конкурентки оказалось проваленным. Старшие жены, неожиданно сменившие гнев на милость, порадовали и Давида, и Элис. Давид решил, что они наконец-то смирились, а Элис просто искренне обрадовалась. И вот, как-то после обеда, когда Старший отец ушел с братьями Петром и Ионой по делам, Эсфирь, переглянувшись с Сарой, завела разговор:
- Лисочка (так «ласково» старшие жены решили называть Элис)! А скажи мне, как ты брата Давида называешь, когда вы одни?
Элис, занимавшаяся разбором нот нового романса, потупилась и покраснела.
- Ой… Да ты не стесняйся! Какая ты… милая! Давидик? – Эсфирь ласково улыбалась. Она была само участие!
- Нет… - прошептала Элис.
- А как? Скажи, ласточка!
Элис почувствовала, что разговор продолжать не надо, но врожденная вежливость и почтение к старшим не давали ей встать и уйти, хлопнув дверью, как следовало бы, и она еле слышно ответила:
- Дэв…
- Как? Дэв! – Эсфирь откинулась на подушки дивана. – Лисочка, ну это как-то не оригинально… не ласково… А знаешь, давай я подскажу – ведь мы подружки, да? Мы же все должны заботиться о том, чтобы нашему мужу было хорошо, чтобы он был счастлив?
Красная от смущения Элис кивнула головкой.
- Наш муж любит, когда его называют «кроличек»… - Эсфирь нежно смотрела на Элис. «Какая дура, - подумала она. – Неужели купилась?»
- Да… правда, Сара?
Сара, с трудом сдерживая смех, закашлялась и подтвердила:
- Да, очень любит «кроличек». Очень. И надо его еще поглаживать при этом… - и показала, где. Элис чуть не умерла от смущения.
Да, Элис «купилась». Когда ночью она, собравшись с духом, прошептала на ушко Давиду «кроличек» и последовала доброму совету Сары, Давид изумился, а после, отдыхая, спросил:
- Элис, а ты почему меня «кроликом» называешь?
Элис замерла.
- А… мне Эсфирь с Сарой сказали, что вы так любите…
- Что? – Давид расхохотался. – А что они еще тебе наплели, курицы этакие?
Элис поняла, что зря она обрадовалась «дружбе» со старшими женами, что ее обманули… уткнулась лицом в подушку и расплакалась.
- Бедная ты девочка… - Давид нежно погладил ее по голове. – Тебе одиноко здесь?
Элис повернулась к нему:
- Нет, Давид… простите меня… у меня есть вы, и это самое главное! Наверное, я в чем-то перед ними виновата…
Она взяла его руку и поцеловала… Давид гладил ее по волосам, вытирал слезы… У него тоже никого не осталось – только вот эта девчушка. Ни родителей, ни братьев. Только девочка Элис, его молодая жена…
- Элис, Элис… - прошептал он нежно.
На следующее утро Давид решительно вошел в каюту Эсфири. Та сразу вскочила, обрадованная. Но вид у Старшего брата был суровый.
- Сару позови, - велел он. Эсфирь по коммутатору вызвала Сару и предложила Давиду сладости. Тот отказался даже присесть. Когда вошла Сара, он спросил:
- Женщины. Что за чушь вы сказали Элис? Когда это я любил, чтобы меня называли «кроличком»?
Сара прижалась к двери, а Эсфирь, готовая к этому вопросу, сделала удивленное лицо и сказала:
- Господин, я ничего такого Элис не говорила! Как можно! Может быть, это ты, Сара?
- Нет, конечно! Я никогда такого не говорила! А что случилось?
Давид почувствовал себя дураком. Это было неприятно.
- Ладно, не говорили – значит, и разговор окончен! – и двинулся к выходу.
- Господин! Не ругайте Элис, она хотела, наверное, как лучше! – Эсфирь попыталась закрепить успех предприятия.
- Или ее кто-то другой научил, - прошипела Сара.
Давид остановился у двери и, глядя в глаза Эсфири, сказал:
- Эсфирь! Ты – старшая жена. И ты – взрослая женщина. У тебя должно быть понимание – что можно говорить невинной девушке, а что – нельзя. Я больше этого не потерплю! – и, отодвинув Сару от двери, вышел.
- О! Господин! Мы ничего такого не говорили! – возопила Эсфирь закрывшейся двери. И обратилась к Саре:
- «Взрослая женщина»! Нет, ну ты видала!
Сара только прищурилась и растянула тонкие губы в злой улыбке:
- Работает! Работает, Эсфирь! Она ему нажаловалась! Пусть больше жалуется! А мы будем изображать, что ничего не знали, и вскоре ему это надоест!
- И он начнет от нее бегать, от ее жалоб и нытья!
- И решит, что она – лгунья!
- И он вернется к нам! И он вернется к нам! – последнее «жены по наследству» пропели на мотив старинного гимна «Боже, храни королеву» и, обнявшись, закружились в вальсе.
Глава 4.
Для Элис началась эпоха хождения по тонкому льду. «Сестрицы», как она называла про себя старших жен, не давали ей спуску. Стоило ей совершить какой-нибудь промах – это всегда обсуждалось, под видом сочувствия, за ужином при Старшем отце Давиде. Как-то раз, когда на обед подали мороженое со свежей клубникой, выращенной в оранжерее, Элис отложила ягоды на край креманки. Сара это тут же заметила:
- Элис, - поджав губы, спросила она. – А почему ты не ешь клубнику? Она зрелая, сладкая!
- К сожалению, у меня аллергия на оранжерейную клубнику, - ответила девушка, и с этого дня осталась без десерта – Эсфирь на каждый обед заказывала «на третье» клубнику. Клубнику со сливками, пирожное со свежей клубникой в креме, клубничный мусс… Когда Давид, проверяя счета за обеды, изумился обилию клубничных блюд, Эсфирь, потупив глазки, ответила, что это для Элис – она требует, а они, бедняжки, уже не могут смотреть на эту клубничку, но терпят ради его любимой жены! Старший отец Давид только пожал плечами.
За ужином «сестрицы» считали своим долгом рассказать Давиду, как Элис делает уроки, какие у нее оценки. Давид даже поблагодарил их за внимание к подопечной. Но они, конечно, не рассказали, как, хихикая, подменили химические реактивы, и во время лабораторной у всех в классе получились милые синие кристаллы, а у Элис – вонючая коричневая жидкость, которая еще и вскипела, и выплеснулась на белый ковер, а девушке потом пришлось ползать и отчищать пятна краски. Не рассказали и как отправили вместо Элис школьное сочинение, вписав в текст такое, что учительница краснела, читая его.
Вершиной подрывной деятельности «сестриц» стала рассылка от имени бедняжки писем с описанием подробностей жизни Элис в замужестве. Письма были отосланы нескольким подругам и анонимно – их классной наставнице. Разразился скандал, и подругам категорически запретили общаться с Элис. Девушка очень огорчилась, когда неожиданно с ней перестали общаться все, кроме Леи, но и той пригрозили, что не допустят к экзаменам, и их переписка стала напоминать шифрованные послания. Через брата Петра это дошло и до Давида, тот самолично проверил почту Элис и обнаружил там это несчастное письмо. Элис во время «досмотра» сидела в своей спальне, бледная и расстроенная – она не понимала, почему подруги «отписались» от нее, почему так изменился тон ее классной наставницы. А тут еще днем пришли Давид и брат Петр, отправили ее в спальню, а сами стали копаться в ее компьютере. Наконец, дверь в ее комнату открылась, и Сара с презрительной гримасой на лице позвала ее:
- Элис, тебя зовут.
Девушка вышла в общую гостиную. За ее рабочим столом сидел насупившийся Старший отец Давид, Эсфирь с хитрющими глазами и показным возмущением на лице стояла рядом. Брат Петр крепко взял девушку за руку и подвел к Давиду.
«Господи, что случилось? Мне двойку поставили по химии за ту лабораторку?» - испуганно подумала Элис, но брат Давид, повернув к ней экран, сурово спросил:
- Элис, как тебе могло прийти в голову такое написать и отправить подругам?
Элис, наклонившись к экрану, вчиталась в текст, густо покраснела, отшатнулась и пробормотала:
- Это не я… я такое не писала… - она в ужасе смотрела в глаза мужа. Тот был зол и мрачен.
- Я не писала, брат Петр! – жалобным голосом произнесла она, повернувшись к его помощнику.
- Ну а кто мог написать такие подробности? Наш муж посещает только тебя! – проскрипела Сара. Элис умоляюще смотрела на «сестриц», на мужа… Ей не верили!
- Это не я… - Элис стало так гадко, как никогда в жизни. Она расплакалась и упала на колени перед Давидом, жалобно смотрела в его глаза, целовала его руки. – Умоляю, поверьте мне, это не я…
- А кто же? – презрительно спросила Эсфирь. - Получается, что я или Сара написали этакую гадость, да еще и развращали невинных девиц?
- Нет, нет, я этого не говорила! – простонала девушка.
- Но если это – не я, не Эсфирь, то кто, кроме тебя? – убийственно спокойно произнесла Сара.
- Простите меня, муж Давид, - опустилась на колени Эсфирь. - Я не доглядела за ней…
- Я не писала это! – закричала девушка.
- Она еще и плохо воспитана, - скривилась Сара.
Давид молчал. Помощник брат Петр, хорошо знавший обеих старших жен и глядя на слезы бедняжки Элис, подумал, что больно гладко все складывается против молодой женщины.
- Брат Давид, позвольте мне поговорить с вами наедине! – попросил он, поклонившись. Давид вскочил и направился в кабинет, Петр – за ним.
Эсфирь встала с колен:
- Какая же ты глупая, Элис! Ты опозорила брата Давида, нашего мужа!
- Надо же, какая развратная! Как только земля тебя носит! Как только небеса это терпят! – воздела очи к потолку Сара.
- Если бы наш муж мог предположить такое – разве он ввел бы такую бесстыдницу в наш дом? – вопрошала Эсфирь.
- Мне теперь будет стыдно выйти из дома! Какой позор! – заламывала руки Сара.
Элис рыдала:
- Я не писала это, не писала… я не знаю, откуда это взялось… не знаю…
А в каюте Старшего отца Петр, почтительно склонившись к разъяренному Давиду, говорил:
- Брат Давид, мы не можем вынести решение, не расследовав это дело. Речь идет о всей дальнейшей жизни вашей жены…
- Неужели я так ошибся? Она такая чистая… не могу поверить!
- Давайте не будем принимать решение сгоряча. Мы проверим – где была Элис в то время, когда были отправлены эти письма. Если Элис была в это время дома, да еще и одна – тогда, скорее всего, это написала она… Но тогда возникает вопрос – зачем? Зачем она это сделала? Она из хорошей семьи, незапятнанной ничем позорным. Может быть, она не осознавала, что делала?
Давид, искренне хорошо относившийся к молодой жене, ухватился за это предположение:
- Петр, да… возможно, она не понимала, что делает?
- Да, и еще нужно выяснить, откуда классная наставница обо всем узнала – от девочек? Или еще от кого-то? Я понимаю ваш гнев, но справедливость должна торжествовать!
- Хорошо, подождем результата твоего расследования! Все данные предоставь мне. А пока…
- А пока, брат Давид, пусть женщины пойдут каждая к себе. А я побегу, сделаю все, чтобы замять скандал. Скажу наставнице, что кто-то глупо пошутил, и что мы разбираемся! И… пока суть да дело, лишим-ка твоих жен выхода в сеть!
- Хорошо, иди! – с досадой произнес Давид и сел за свой стол. Через минуту дверь приоткрылась, и вошла Сара.
- Иди к себе. Я занят, - пробурчал Давид и уткнулся в монитор.
- Господин, только один вопрос: можем ли мы обедать отдельно от этой бесстыдницы? Мы с Эсфирью не можем находиться в ее обществе…
Лучше бы она не заходила. Давид вскочил и заорал:
- Можете! Будете питаться в пищеблоке! И заткните свои рты! Если эта история выползет за пределы дома – буду считать виноватыми вас! Убирайся!
Сара, как ошпаренная, вылетела из кабинета, больно стукнув дверью подслушивавшую Эсфирь, схватила ее за рукав и, шепча на ухо:
- Он очень разозлился, очень! – поволокла подругу в свою спальню.
Остаток дня Элис просидела в своей каюте, боясь высовывать нос. Старший отец Давид ушел, а «сестрицы» демонстративно проводили время в гостиной, нарочно громко разговаривая и смеясь, чтобы досадить бедной Элис. Ужинали также отдельно – помощник Иона принес ужин в гостиную и сам разнес подносы по спальням провинившихся жен. Давид вернулся вечером и, ни к кому не заходя, прошел в свой кабинет. Там и ночевал в одиночестве. Элис помолилась и попросила Господа помочь ей совладать с возникшей ненавистью к старшим женам. Кто кроме них мог подослать эти письма? «Одна, наверное, следила за мной, пока вторая отправляла!» Девушка не могла понять – как такое возможно – она никогда не слышала, чтобы фаронские женщины поступали столь подло. Наоборот, все жены были внимательны друг к другу, опекали младших и старушек. «Наверное, это оттого, что они не первый раз замужем?» - гадала Элис, пытаясь заснуть.
Она присела на своей кровати, накрывшись тонким одеялом. На корабле поддерживалась привычная теплая температура. Иллюминаторы были задраены – при полете в подпространстве все равно за окнами было бы черным-черно. «Внешняя тьма, - испуганно подумала Элис. - Нас выкинуло во внешнюю тьму… А вдруг мы тут так и останемся, как корабль семьи Скоттов?» Старые корабли проводили по несколько месяцев в подпространстве. Это новые, современные военные корабли могли за несколько суток облететь всю Ойкумену. А им приходилось тащиться, как тихоходам, как каравану верблюдов в жаркой пустыне… В конце концов Элис, положившись на Провидение, уснула беспокойным сном.
Вот что показало проведенное втайне братом Петром расследование. Злосчастные письма, отправленные от Элис, ушли в то время, когда все три жены были дома. Это показали камеры, установленные в коридоре. В жилых помещениях камер не было, но после этого случая Давид распорядился поставить скрытые камеры у себя в гостиной. Так, на всякий случай. Чтобы знать, кто лжет. Петр обнаружил сочинение Элис фривольного содержания в ее школьной почте. Время отправки также совпадало с моментом, когда все три жены были дома. Доказать чью-либо несомненную причастность было невозможно – Элис все отрицала, Эсфирь и Сара тоже, казалось, были вне подозрений. Дело удалось замять – подругам и учительницам Элис строго-настрого запретили рассказывать об этом, и ослушаться они бы не посмели. Но и общаться с замужней женщиной, совершившей такой дикий поступок, им запретили. Элис осталась одна.
На следующий день Давид прямо с утра позвал всех троих в свой кабинет. Эсфирь и Сара держались скромно, стояли, потупив глазки. На Элис было грустно смотреть: синяки под глазами, некрасивые красные пятна на шее и на лице, опущенные глаза. Она чувствовала себя облитой грязью с головы до ног, и ей было ужасно неловко. Ей даже не приходило в голову, что она выглядит сейчас как разоблаченная преступница.
Старший отец Давид оглядел свой гарем.
- Брат, Петр, прошу вас, - обратился он к помощнику, стоявшему рядом. Брат Петр, погладив бородку, кашлянул и, строго глядя на женщин, произнес:
- Женщины. Во-первых, скандал удалось замять. Если слухи поползут дальше – значит, болтаете вы. А если вы окажетесь бесстыдницами, не умеющими держать язык за зубами – будете сидеть в с изоляции в своих каютах. Вам понятно?
Элис прижала руки к груди и с благодарностью взглянула на Петра. Значит, до ее родителей это не дойдет, и мама не будет волноваться! Эсфирь хотела было возмутиться, но под строгим взглядом брата Петра закрыла рот и уставилась в пол.
- Во-вторых, мое расследование не подтвердило вину Элис. Но и не опровергло. Через две недели мы выйдем из подпространства, и я отправлю эти злосчастные письма и твои сочинения, Элис, на экспертизу. Она с большой вероятностью либо подтвердит, либо опровергнет твою вину.
Эсфирь напряглась и сглотнула слюну. Вставки в сочинение Элис делала именно она. И что, если именно это сочинение отправит брат Петр? «Дернул же меня черт помогать Саре в ее заскоках! - с досадой подумала она. – Ну уж нет, теперь все, что оставляет следы, пусть делает сама!»
Элис же, скорее, обрадовалась. Она понятия не имела о том, что кто-то изменял текст ее сочинения. Она подняла голову и с благодарностью посмотрела на брата Петра. Брат Петр отметил про себя, что она не испугалась. «Возможно, это и не она, но пусть все будет по порядку», - подумал он и продолжил:
- А пока, женщины, вы должны уяснить, что ваша обязанность – ублажать вашего мужа Давида, старшие обязаны опекать свою младшую подругу и все - вести себя прилично! Помните, что ваш муж – это образ нашего Создателя на земле для вас, и вы должны быть скромными, смиренными женщинами. Когда вы смотрите на своего мужа, вы должны думать, что предстоите перед самим Создателем!
В голове Эсфири закружились сладкие воспоминания, явно не имевшие отношения к небесам. Элис, смиренно опустив голову, выслушала длинную речь брата Петра, а когда он закончил грозным предостережением:
- А если вы, женщины, не будете соблюдать заповеди и приличия, ваш муж накажет вас! – подняла полные слез глаза на Давида. Он не смотрел на нее…
- Идите к себе, - махнул рукой Давид. Жены присели в реверансе и вышли из каюты. Мужчины некоторое время молчали. Давид водил графическим пером по панели компьютера, вмонтированной в стол.
- Брат Давид, вы можете выбрать себе новую жену, - наконец произнес брат Петр.
Старший отец Давид помолчал, потом спросил:
- Ну, мы идем? Хотели вроде проверить документы на отгрузку, скоро выпрыгиваем, – он встал из-за стола. – Да, спасибо вам, брат Петр. Результаты экспертизы пришлите мне.
- Слушаю, - брат Петр склонился в поклоне, подумав про себя: «Эка мы влипли с этими бабами», - и вышел вслед за Давидом.
Приободрившаяся Элис умылась, привела себя в порядок и засела за уроки. Нужно было нагонять! Так… выучить Теннисона, ого, два огромных стихотворения, написать по одному рецензию, математика… ну, это легко. Физика… Два часа пробежали незаметно, ей захотелось размяться. Она подошла к двери в каюте – внутренние двери, не ведущие в общий коридор, на этом корабле были такие же, как на Земле – прислушалась. В гостиной было тихо, и она рискнула выйти. Никого. Из кают «сестриц» не доносилось ни звука. Тогда она подошла к фортепьяно, открыла его, включила тихо звук, развернула оставшиеся с прошлого раза ноты на пюпитре и начала наигрывать мелодию. Музыка успокаивала ее истерзанную душу, она утешилась, даже начала мурлыкать что-то под нос, но тут люк, ведущий в коридор, начал открываться. «Вернулись!» - она закрыла пианино и опрометью бросилась к себе, даже не успела плотно прикрыть свою дверь.
Да, это были «сестрицы», вернувшиеся с прогулки! Сара принесла цветы из оранжереи. Обе были возбуждены. Эсфирь заметила неприкрытую дверь в комнату Элис и, подтолкнув подругу, указала на щель. Сара растянула губы в ехидной улыбке и кивнула головой. Злорадно улыбаясь, Эсфирь громко произнесла:
- Сара, а как ты думаешь, наша Элис знает об этом?
Элис услышала свое имя и на цыпочках подошла к двери.
- Думаю, что ее родные не захотят видеть ее на свадебной церемонии после случившегося! – ехидно ответила Сара, расставляя цветы в вазы.
- Да я бы на ее месте сама постыдилась идти! – с наслаждением сказала Эсфирь, усаживаясь в кресло. Обстановка в покоях Старшего отца была роскошная. Он был одним из немногих, кто мог позволить себе взять свою собственную, привычную земную мебель в новую колонию.
- Нас пригласили, а ее – нет! – заливисто рассмеялась Сара. – А что она думала – после этих позорных писем ее семья захочет с ней знаться?
- Да… не быть приглашенной на свадьбу собственного отца – это позор!
«Какая свадьба? Что они несут? У моего отца нет денег на новую жену! – в смятении подумала Элис, прижавшись пылающей щекой к косяку двери. – Моего выкупа едва хватало на мамину операцию! Или… на новую жену?..»
Сердце девушки заколотилось. «Не может быть!» - с этой мыслью она решительно вышла в гостиную. Ее встретили насмешливо-презрительные взгляды «сестриц».
- Д-добрый день, - сказала Элис. – Вы говорили обо мне?
- Да что о тебе говорить, о бесстыднице? – усмехнулась Эсфирь, наслаждаясь напуганным видом своей жертвы. – О тебе и говорить-то позорно. Нет, мы говорили о твоем уважаемом отце…
- Которому настолько за тебя стыдно, что он даже не хочет видеть тебя на своей свадьбе! – всунулась Сара.
- На какой свадьбе? У нас нет денег… - жалобно спросила Элис.
- Ну… для чего-то нет, а для свадьбы есть, - продолжила добивать ее Эсфирь. Твой отец выкупил новую жену, и сразу после стоянки на планете Фрея будет бракосочетание! Нам передали приглашения… - и она помахала перед Элис карточками.
- А ты ничего не знала? – ехидно спросила Сара. – Ну конечно, тебе никто не говорил… ты так была занята с мужем… такие рассказы сочиняла и отправляла невинным девицам…
- Я ничего никому не писала, - пробормотала Элис. Ужасное предчувствие беды охватило ее. – Эсфирь, позвольте, я сбегаю домой, мне очень нужно…
- Конечно, иди, Лисонька, кто же тебя держит! Наш муж, правда, собирался прийти на обед… У нас опять твоя любимая клубничка на десерт!
Элис кивнула головой и побежала к выходу. Сара прокричала ей вслед:
- Только если в тебя будут кидаться чем-нибудь… противным, ты знаешь, за что!!!
Элис выскочила в коридор, оставив заливающихся смехом «сестриц» за дверью. Куда идти? Дома никого нет… Бежать к матери в лабораторию или к отцу в мастерскую? К брату лучше всего, но как показаться в школе после случившегося? Нет, к маме! Элис повернула налево, выбежала в параллельный коридор и быстрым шагом пошла в фармацевтическую лабораторию – мать работала именно там. Как пройти эти несколько сотен метров? Ей казалось, что первый же встречный презрительно отвернется от нее, а то еще и скажет что-нибудь вслед. Но редкие прохожие, как ни странно, приветливо ей улыбались, и к концу пути Элис воспрянула духом и подняла голову.
Она позвонила в лабораторию. Дверь открыла мамина лаборантка.
- Госпожа Элис, здравствуйте! – она даже поклонилась девушке, что было для Элис удивительно – она привыкла и здороваться, и приседать первой. «Наверное, никто ничего не знает обо мне», - решила Элис и с облегчением вздохнула.
- Здравствуйте, я к маме!
- Проходите, проходите! Фаина, госпожа Элис пришла!
Мама Элис выглядела даже хуже, чем в последнюю их встречу. Губы синеватого оттенка, отеки под глазами…
- Доченька!
- Мамочка! – Элис, пряча слезы, кинулась к маме. – Мамочка, как ты?
- Все хорошо, доченька! – мама Элис тоже прятала глаза.
- Мамочка, я так давно у вас не была, прости…
- Ну что ты, доченька, тебе не до нас… как ты?
- Все прекрасно, мама, - грустно сказала Элис и, решившись, спросила:
- Мама, скажи мне… скажи… а как твоя операция?
Госпожа Фаина замерла. Она опустила голову, и сердце Элис упало.
- Мама… мама? Это… что же, это правда? Что папа выкупил новую жену?
Мать Элис только кивнула.
- Мама… а откуда у него деньги на новую жену? Это те, которые мой выкуп, да? Которые были для тебя, для твоей операции?
Госпожа Фаина только тяжело вздохнула.
- Других денег у нас не было, дочка…
Элис в ужасе смотрела на мать. Но расстраивать ее еще больше она не стала и, через силу улыбнувшись, сказала:
- Мама, мамочка… я что-нибудь придумаю, ты не расстраивайся, хорошо?
Мир Элис, в котором ее отец был сильным, добрым, самым справедливым человеком рухнул. До сих пор она надеялась, что это была ложь - очередные козни решивших над ней поиздеваться «сестриц», но теперь сомнений не было.
«Я должна его отговорить. Мама долго не протянет с ее болезнью», - сказала она себе, погладила мать и, нежно поцеловав ее, сказала:
- Мамочка, я побегу, меня ненадолго отпустили. Ты всех поцелуй за меня и не болей, пожалуйста! Я так тебя люблю! Я что-нибудь придумаю, не волнуйся только! – и убежала.
С отцом она столкнулась в отделении двигательной установки. Обычно туда не пускали посторонних, но для нее сделали исключение.
- Папа, папа! – бросилась девушка к нему. Отец был в рабочем комбинезоне – он только что закончил ремонт сложного блока и собирался идти обедать.
- О! Привет, Элис! – он приобнял ее.
- Папа, мне нужно поговорить с тобой!
- Что? Сейчас? Прямо здесь?
- Да, сейчас, мне очень нужно!
- Ну ладно, давай только выйдем из отсека… - люк с негромким шипением закрылся за ними, и они оказались в небольшом коридорчике с несколькими дверями, ведущими в другие отсеки.
- Э… Элис, я на работе… Может быть, ты зайдешь к нам домой? – отец был удивительно бесстрастен. Казалось, он говорит не с любимой старшей дочерью, а с чужим человеком…
- Папа, скажи мне, это правда, что ты женишься?
- А? Да, доча, правда! – отец даже слегка улыбнулся.
- Папа… а на какие деньги ты выкупил новую жену? – упавшим голосом спросила Элис. Отец посуровел:
- Элис. А твое какое дело?
- Как какое? Папа! Я же знаю, у вас не было других денег, кроме выкупа за меня! А я… а мы хотели отдать их за операцию маме!
Отец молчал. Потом он поднял на Элис глаза и спокойно, без эмоций произнес:
- А я решил иначе.
- Папа, но мама умрет, если не сделать операцию! – вскричала девушка, хватая отца за руку. – Папа, как же так? Как же… как ты мог?
Отец вырвал руку и холодно произнес:
- Элис. У тебя есть муж. Иди и займись им. Не лезь в нашу жизнь, - и ушел обратно, в машинное отделение. Элис осталась в коридорчике одна. Прогудела сирена, и другие люки начали открываться, из них выходили операторы, с удивлением огладывали Элис, здоровались с ней. Она поняла, что и ей пора уходить. Добрела до дома, вошла в гостиную.
- А, вот и наша Лисонька! – пропела Эсфирь, - нагулялась?
Обеденный стол был накрыт в гостиной, и за ним уже сидели «сестрицы», муж Давид и брат Петр.
Элис поклонилась и, пробормотав извинения, забежала к себе переодеться. Вышла, бледная, скромно присела на свободное место. Прошептала молитву и, не глядя ни на кого, приступила к обеду.
Обедали молча. Сара попыталась было разговорить брата Петра, но он ей отвечал так скупо, что та решила, что лучше помолчать. За сменой блюд и тарелок следила Эсфирь. Когда подали десерт – клубнику со сливками и холодный апельсиновый чай, она ехидно взглянула на Элис. Та машинально отложила на край креманки клубнику.
- Элис, ты не любишь клубнику? – вдруг спросил молчавший до этого весь обед Давид.
- Господин Давид, я не могу ее есть… я говорила, что… - прошептала девушка.
- Элис, а зачем ты опять лжешь? – сурово спросила Эсфирь. - Ты говорила, что любишь!
- Я не говорила… - и Элис решилась. От отчаяния, не иначе. Она вздохнула и начала есть ягоды. «Пусть все увидят, что у меня аллергия, пусть!» - думала она, отрывая очередной листик. Язык защипало сразу, кожа стала горячей, зачесалась. Но того, что случилось с ней дальше, Элис не ожидала. У нее зачесалось все тело, глаза вдруг начали быстро заплывать и превратились в маленькие щелочки, и она с трудом могла разглядеть вскочившего Давида, отвисшую челюсть Эсфири и полные какой-то безумной радости глаза Сары. А потом будто чья-то рука схватила ее за горло, и она начала задыхаться. Она не могла позвать на помощь, только хрип вырывался из жутко распухших губ!
Брат Давид подхватил ее на руки и бросился к выходу, на ходу давая указания брату Петру срочно вызывать врачей в ближайший медблок. Перепуганная Эсфирь открыла ему дверь и побежала вслед, брат Петр вызвал медиков и, выбегая вслед, невольно замер в проходе. Он услышал странные каркающие звуки. Похолодев, он оглянулся и увидел Сару. Она одна сидела за столом и… истерически хохотала, закинул голову назад.
«Ей тоже нужно прислать врача», - подумал брат Петр и побежал в медблок за остальными.
Глава 5
Элис изо всех сил пыталась вдохнуть хотя бы чуть-чуть воздуха, но в тот момент, когда Давид с ней на руках вбегал в медблок, дыхательное горло окончательно распухло, и она, отчаянно мотая головой, широко раскрывая рот, смогла только увидеть в последний раз бледную, как смерть, Эсфирь и отчаянные глаза Давида. От удушья потемнело в глазах, и она отключилась.
Бригада медиков быстро и умело делала свою работу. Примчалась бригада реаниматологов, Элис всунули трубку в трахею, ободрав горло, но это было не важно, подключили аппарат искусственного дыхания, вкололи антигистаминный препарат, подключили поддержку мозговой и сердечной деятельности.
- Что она ела? – спросила сестра у Эсфири.
- Ч-ч-что все… - заикаясь, сказала Эсфирь.
- Клубнику, - упавшим голосом произнес Давид. – Говорила, что ей нельзя…
- Может быть, что-то еще? Укусы насекомых, животных?
Давид и Петр отрицательно покачали головами.
- Хотя какие тут насекомые… - пробормотала медсестра и властным жестом удалила родственников и сочувствующих из медблока в коридор. Остался только Старший отец Давид, его трясло, и врачу пришлось усадить его на кушетку и тоже дать лекарство.
- Что с ней? – кинулся он к вышедшей через час врачу.
- Отек Квинке, острая аллергическая реакция. Мы сделали промывание желудка… Последнее, что она ела – свежая клубника?
- Да…
- И она говорила, со слов медсестры, что ей нельзя это есть?
- Да…
- Старший отец Давид, а зачем же она ее ела?
- Боже мой! – Давид обхватил руками голову. – Да это я, я виноват! Я хотел спросить, неожиданно, чтобы посмотреть реакцию их всех…
- Не волнуйтесь, Старший отец! – врач наклонилась к нему и участливо погладила по плечу. – Худшее позади. Все в порядке. Мозг, к счастью, не пострадал от удушья. Мы сделаем все необходимые пробы и узнаем, чего вашей жене следует избегать в дальнейшем. Заодно проведем полную диагностику.
- Да, хорошо… - Давид решительно встал. – Я хочу ее увидеть!
- Старший брат, она спит… идет восстановление тканей…
- Я понимаю… на секундочку!
- Ну, хорошо, пройдите…
Персонал собирал аппаратуру, убирали запачканные салфетки, механические мини-уборщики деловито вычищали полы. Элис лежала на операционном столе, прикрытая простыней, белая, как бумага. Веки казались восковыми. У Давида сжалось сердце. Он нежно взял ее руку и поднес к своим губам. Потом обернулся к врачу.
- Дайте мне ручку и что-нибудь… оставить записку!
Врач протянула ему планшет и перо. Давид написал несколько слов и передал ей:
- Пожалуйста, как только она проснется – дайте прочитать. И сразу зовите меня, где бы я ни находился!
- Да, Старший отец, - врач слегка поклонилась, и Давид, скидывая на ходу медицинскую накидку, вышел из медблока. Брат Петр ждал его снаружи.
- Брат Давид, наверное, следует зайти к ее матери… Она у себя. Что-то с сердцем…
Давид в сопровождении брата Петра отправился в отсек семье Элис. Ее мать, когда узнала, что с дочерью несчастье, слегла сама. Давида и Петра впустил брат Элис, Ерема. Отца не было. В помещении пахло лекарствами.
- С Элис все хорошо, - негромко произнес Давид. – А как госпожа Фаина?
- Кто там? – из-за приоткрытой двери донесся голос матери Элис.
- Мама, это Старший отец Давид, - ответил Ерема.
- Госпожа Фаина, не волнуйтесь. С Элис все хорошо. Она… нечаянно съела клубнику, и у нее случился аллергический приступ, - Давид остановился в дверях каюты. Мать Элис лежала на высоких подушках. Она судорожно вдыхала воздух – как Элис, когда задыхалась. – Все в порядке, не волнуйтесь, - повторил Давид, с жалостью глядя на женщину. – Вам позвать врача?
- Нет, спасибо, все есть. – Фаина говорила отрывочно и хрипло.
- Госпожа Фаина, как ваше здоровье? Элис говорила, что вам должны сделать операцию?
Мать Элис схватилась рукой за грудь, закашлялась. Ерема обнял ее и, повернувшись к Давиду и Петру, тихо сказал:
- Маме лучше не разговаривать. Я сейчас выйду в гостиную.
В гостиной Давид задумчиво посмотрел на Петра:
- Брат Петр, вы не знаете – госпожа Фаина ложилась в больницу? Ей как будто только хуже.
Брат Петр покачал головой.
- Не припомню… Знаю, что ее муж выкупил новую жену и недели через две предполагается свадьба… Иеремия! – обратился он к сыну госпожи Фаины, вышедшего из каюты матери. – Скажи, мать оперировалась?
Ерема опустил голову и чуть слышно произнес:
- Нет…
- Нет? А почему? – спросил Давид. – У нас не могут поставить искусственный клапан?
- У нас нет денег…
Давид нахмурился. Он отлично помнил, какие планы строила Элис насчет внесенного им выкупа – сделать на эти деньги операцию маме. И эти слова брата Петра о новой жене для отца Элис…
- Я зайду завтра, - наконец сказал он. А когда они вышли в общий коридор, велел брату Петру найти отца Элис, выяснить у него, на что ушли деньги и узнать у медиков, спасет ли госпожу Фаину операция. Домой Давид не пошел – даже видеть старших жен ему не хотелось. В эту ночь он ночевал в кресле в рабочем кабинете.
Часом раньше Эсфирь, дежурившая неподалеку от входа в медблок, подловила реаниматологов, вывозивших оборудование из палаты и, узнав, что Элис вне опасности, бегом припустила домой. Встречаться с супругом она тоже не испытывала никакого желания. По дороге она чуть не столкнулась в коридоре с Полем, но даже не заметила его. Громко топая, она влетела в гостиную и прислонилась спиной к закрывшемуся люку, стараясь отдышаться. Дверь в спальню Сары была приоткрыта. Эсфирь ринулась туда, на ходу опрокинув кресло:
- Сара! Сара! Ты здесь?
Да, Сара была у себя. Она сидела, задумчиво склонив голову, перед монитором. Когда Эсфирь ввалилась к ней, Сара погасила экран монитора и спокойно, без всякого выражения, посмотрела на Эсфирь.
- Она жива! Это аллергия на клубнику! – тяжело дыша, произнесла «старшая по гарему». – Сара, что делать? Что мы скажем Давиду?
- Что ТЫ скажешь, Эсфирь? - Сара задумчиво осмотрела Эсфирь с головы до ног. – ТЫ скажешь, что Элис знала, что клубника вызовет этот жуткий отек, и все равно ела ее. Значит, она хотела умереть. Например, от стыда за то, что она написала в своих письмах…
Эсфирь перестала дышать. Потом, судорожно вдохнув воздух, встала в боевую позицию перед Сарой, уперев руки в бока.
- Сара. А почему ты говоришь «ты»? А ты?
Сара даже ухом не повела:
- Так ведь ТЫ заказывала на каждый обед клубнику?
- Ах, так? Я, да? Я во всем виновата, да?
Сара меланхолично пробежалась пальцами по клавиатуре, взглянула на Эсфирь:
- Что не так?
Эсфирь сделала несколько глубоких вдохов, стараясь успокоиться. Если бы не критическая ситуация – не миновать драки! Но нужно было сдерживаться, и Эсфирь ответила, буравя взглядом предательницу:
- Значит, так. Если – вернее, когда – разразится скандал – я скажу, что это была твоя идея – пичкать девку клубникой!
- Не скажешь, - Сара, сосредоточенно смотревшая в экран, слегка откинулась назад и твердо посмотрела ей в глаза.
- Ха! Скажу! Еще чего!
- Не скажешь, - спокойно повторила Сара и показала рукой на монитор. – Смотри-ка, кто это у нас?
Эсфирь заглянула в заботливо повернутый подругой экран и в ужасе отшатнулась.
- Ой, у-тю-тю… Чародейка? Ну… ничего себе такая… Сколько тут у тебя побед на червонном фронте?
У фаронов любые игры в виртуальной реальности были строго запрещены. То же касалось игр в карты и любых азартных развлечений. Для отдыха порядочные фароны играли в «Русское лото», фанты, игры-стратегии. Но… человек слаб. И в секте фаронов нашлись умельцы, организовавшие сеансы компьютерных игр. Особенно популярна была игра в «Глубины космоса». Игрок мог выбрать любой персонаж – ведьму, вампира, рептилоида, бледного рыцаря, озабоченную Белоснежку, Кащея Бессмертного – на любой вкус - и играть за него, внося плату за виртуальное жилье, обстановку, оружие, путешествия. Собирались завзятые игроки на конспиративных квартирах два раза в неделю.
- Сара… ты… играешь? – спросила срывающимся от волнения голосом Эсфирь.
Сара злобно ухмыльнулась, глядя на поверженную «старшую жену»:
- Нет, Эсочка, это ты играешь. Так… ой, не дави на меня… вот смотри, - и вывела на экран запись с камеры видеонаблюдения из коридора. По коридору вальяжно двигалась Эсфирь. Подойдя к одной из дверей, она огляделась и нажала кнопку коммутатора. Ее узнали, дверь открылась, и она вошла внутрь.
- Эсочка… - Сара слегка отодвинулась от наседавшей на нее сзади Эсфири. – Ты, может, захочешь меня во сне задушить подушкой? – Эсфирь отпрянула назад. Сара будто прочитала ее мысли! – Нет, что ты, я так не думаю, но… все эти записи… и другие я скопировала и передала нотариусу Семьи, вместе с моим завещанием. И с моими выводами – кого винить в моей преждевременной смерти…
- Что ты, Сара, мы же подруги, - жалобно промычала Эсфирь.
- Ага, подруги! – Сара развеселилась. – А вот смотри, - она открыла новое «окно» - видишь? Вот… запись того, что делается на экране монитора номер пять. В той самой комнате, куда ты вошла! На экране возник один из прекраснейших моментов биографии Чародейки – она разметала ледяными стрелами огнедышащих рептилоидов и пленила одного из них, крупного боевого самца, жалобно воющего и сучащего хвостом.
- Дальне показывать? – невинным голосом спросила Сара. Эсфирь судорожно сглотнула и прошептала:
- Нет, пожалуйста…
- Еще немного. Видишь – поток идет с компьютера под вот этим длинным номером, да? А кто за ним сидит? Ты не знала, что в монитор вмонтирована камера? – и, к полнейшему ужасу Эсфири, на экране возникло ее возбужденное лицо с красными пятнами на щеках. – Вот, тот же комп, и ты за ним сидишь… и играешь в «Глубины космоса» за Чародейку Медной горы… и этот рептилоид…
- Ради Бога, не надо! – Эсфирь упала на колени перед Сарой. Теперь та смотрела на нее буквально сверху вниз, с презрением.
- А ведь это дорого стоит – замок, ледяные стрелы, магические кольца? А деньги ты берешь со счета Давида, да? Откуда еще? Что ты там покупала недавно? – Сара открыла новое окно, с чеком. – Ага… коврик из искусственного меха панды… а где он? А его нету. А у кого ты покупала? О! У владельца отсека, в который ты ходила играть… Какая ты неосторожная, Эсфирь!
- Сара, умоляю тебя… - на Эсфирь было жалко смотреть. Ее угловатые плечи задрожали, и она зарыдала.
- Ты же не любимая жена, - продолжила добивать ее Сара, - тебя осудят, запрут на хлеб и воду до конца путешествия, а потом – старая, больная уродка, кому ты будешь нужна? Наш муж Давид отправит тебя работать с глаз долой подальше! Ну ладно, не рыдай, сопли подотри! Вставай!
Эсфирь, вытирая ладонью слезы, покорно встала. Она ненавидела свою мучительницу, но ничего сделать не могла.
- Я никому ничего не скажу, Эсфирь, - Сара сладко улыбнулась. – Но ты уж не забывай, кто наш с тобой главный враг, да?
- Да, - Эсфирь поспешно кинула головой.
- Я же понимаю – тебе скучно, как и мне, девочка моя! Давид нас забыл из-за этой девки, вот ты и… позволила себе нечто. Но мы от нее избавимся, и все будет хорошо, - жестко закончила Сара.
- Да, конечно…
- Иди, умойся и вспомни - я тебе сказала, что надо объяснить Давиду про клубничку. Помнишь? Я поддержу тебя, не бойся!
Эсфирь, ссутулившись, поплелась к выходу, но вдруг остановилась и, обернувшись, спросила:
- Сара, а как ты все это добыла?
Сара позволила себе снисходительно улыбнуться:
- Ну… мы тоже кое-что умеем… Эсочка, мне ведь тоже тоскливо. Я тут как ненужная вещь – и выкинуть нельзя, и глаз не радует. Вот я и вспомнила, чему училась в молодости. Взломать пароль корабельной системы было непросто, но я справилась. А дальше… Знаешь, если кто-то что-то создал, то кто-то другой сможет повторить этот путь и вскрыть защиту, преодолеть все ловушки. Один раз меня чуть не поймал ваш… организатор. Помнишь, ваша игра была неожиданно прервана, и он вам велел выметаться? А это я угодила в его ловушку… Но ничего, я сумела спрятаться и продолжить.
- Какая ты умная, Сара.
- Что, глазки заблестели? Решила на меня донести?
- Нет, что ты, мы же подруги!
- Не удастся. Я работаю не на этом компе, я работаю на базе основного компьютерного центра корабля. Здесь ничего нет. Клавиатура и монитор. Пустышка. Поняла?
- Ой, Сарочка, да я просто так спросила! Мне и не интересно! – Эсфирь засуетилась и выскочила за дверь. А Сара, брезгливо поморщившись, включила вентилятор – в ее каюте сильно пахло немытыми подмышками Эсфири.
Элис проснулась. Ей снился чудный сон – она была в своем родном доме, на Земле. Мама пекла ватрушки, и запах дразнил Элис. Так хотелось есть! Она играла на фортепьяно, свежий ветерок шевелил белые занавески. На подоконник села невиданная птица. Девушка перестала играть и начала ее рассматривать. Птица переливалась всем цветами радуги, сияла. Она как будто была покрыта хрусталиками. Каждый создавал свою маленькую радугу. Такого Элис не видела никогда! С замиранием сердца она оглядывала волшебную гостью. Та тоже поглядывала на девушку, слегка наклонив головку.
- Элис! Иди, детка! Ватрушки готовы! – позвала ее мать. Птица глянула на Элис, расправила великолепные большие крылья и улетела.
А Элис проснулась.
- Элис, голубка, просыпайся! – ласковый голос медсестры вывел ее из сна. Ничего не болело, во всем теле была удивительная легкость. Ватрушками пахло на самом деле. – Медсестра заботливо помогла ей присесть в постели, поправила подушки. Приборы показывали вполне удовлетворительное состояние больной. Сестра протерла лицо и руки девушки влажными салфетками, спросила про туалет, но ей после откачки содержимого желудка и мочевого пузыря никуда не хотелось. Она почувствовала жуткий голод – дали бы слона – не отказалась бы!
- Покушать, небось, хочется? Сейчас, детка! А ты вот пока почитай – Старший отец Давид оставил тебе записку, а я сейчас! – и дала Элис планшет. Сердце Элис упало. Она вспомнила все, что произошло давеча – и то, как ее уличали в непристойных письмах, и как она рыдала, и какой холодный вид был у брата Давида. Руки задрожали, глаза затуманились. Но краем глаза она увидела на планшете слово… «дорогая»! Протерла глаза и впилась в письмо.
«Элис, дорогая! Как же ты нас напугала! Больше никакой клубники в нашем доме не будет до конца путешествия, а потом, на Исходе – посмотрим! Бедная ты моя… Люблю. Давид».
«Люблю? Люблю????» - Элис перечитывала и перечитывала это письмо. Потом прижала планшет к груди и расплакалась от счастья. Вошла медсестра с подносом в руках. Запах свежеиспеченных ватрушек наполнил палату.
- Детка, ты что плачешь? Не надо. Тебе нужно кушать, поправляться!
- Нет, это ничего… я от радости… - Элис улыбнулась сквозь слезы. – От радости…
Врач еще раз перечитала результаты обследования Элис. Сделала распечатки и направилась к Давиду, предварительно узнав у секретаря, что Старший отец у себя в рабочем кабинете.
- Брат Иона, Старший отец Давид вчера дал мне указание сообщить, как состояние Элис… Могу я с ним переговорить?
- Брат Иона вальяжно выплыл из-за стола, подошел к двери в кабинет Старшего отца. Принял подобающую, по его мнению, позу – слегка согнулся, втянул голову в плечи и нажал кнопку на коммутаторе.
- Старший отец, простите за беспокойство, пришла доктор вашей жены…
Дверь распахнулась, и брат Иона едва успел отскочить, чтобы не получить дверью по склоненной голове. Давид выскочил из кабинета – небритый и лохматый.
- Доктор, что с ней?
- Старший отец, все хорошо! – докторша удивленно посмотрела на Давида. – Мы провели все анализы, тесты, она здорова. Аллергия не на саму клубнику, а на применяемый в оранжерее химикат. Нужно воздержаться от ее употребления в процессе полета, потом видно будет. Еще выявлена аллергия на шерсть земного скунса и на пыльцу орешника. И все!
Старший брат, попытался причесать пятерней растрепавшиеся волосы.
- Благодарю вас!
- А еще, брат Давид, - доктор улыбнулась, - у меня для вас очень приятное известие: Элис беременна…
- Что? – почему-то мужчины, в первый раз становящиеся отцами, бывают крайне изумлены. Как будто это не они кувыркались с молодой женой перед этим известием несколько месяцев. Брат Давид, например, замер, открыл рот и вытаращил глаза.
- Да, и, похоже, это будет мальчик! – продолжила врач.
Давид подхватил докторшу на руки и закружил ее по приемной. Потом опустил и весело спросил у брата Ионы:
- Как же так? А? Вот здорово!
Брат Иона только и нашелся, что развести руками и сказать:
- Вам виднее, как, брат Давид…
В следующие недели жизнь Элис превратилась в праздник. То, что она могла теперь сама заказывать себе еду дорогого стоило. А то она как-то проболталась «сестрицам», что любит рыбу, и рыба из их меню исчезла. А теперь – рыба, творог, каши – все, что она любила – снова стало ей доступно! «Жены по наследству» притихли, сидели в основном по своим каютам, к Элис не приставали. Про несчастные письма никто и не упоминал – решено было списать их на «странности беременной женщины».
И еще случилось хорошее событие – Старший отец Давид строго поговорил с отцом Элис, пристыдил его. Но, узнав, что деньги за новую жену уже внесены, и отказаться означало подвергнуть сомнение «качество» невесты, Давид, повздыхав, отплатил операцию госпожи Фаины из своего кармана. Ее прооперировали в тот же день, и к выходу из подпространства перед планетой Фрея она уже могла сама вставать. Что и говорить – благодарности Элис не было конца.
А еще она гуляла – как можно больше – ей выделили Лею в сопровождающие. Они делали уроки в оранжерее, где кислорода было побольше. Элис решила научиться вязать – захотела связать сама маленькие ботиночки для малыша – пинетки, и Давид пообещал ей привезти с Фреи пряжу и спицы.
У фаронов на планету выходили только Старший отец с помощниками и бригада суперкарго, проверявшая, как загружены контейнеры для отправки - грузы формировались на планете, затем доставлялись на парковочную орбиту и там уже грузились на межзвездные корабли. С одной из бригад отправился и Поль. Его бригада должна была контролировать партию дорогих роботов-шахтеров для Исхода. К концу дня все бригады и Старший отец с помощником вернулись на «ковчег», а Поль – нет. Он пропал.
Глава 6.
Поль после известия о свадьбе Элис старался не встречаться с ней. Это было легко – на большом корабле было много коридоров, и, избегая места, где могла появиться девушка, можно было хоть год не встречаться. А на общие молитвенные собрания ходили только мужчины.
Ему было больно. Мысль о том, что Элис потеряна для него навеки, терзала его душу. Он пытался забыться, погрузившись с головой в работу, но работы для суперкарго в подпространстве почти не было. Разве что обойти все грузовые отсеки и проверить, не сдвинулся ли груз. Поль даже вызвался провести внеочередную профилактику грузовым роботам, но и этого дела хватило всего на месяц. А боль не утихала. Мысли о том, что она с Давидом, с «женами по наследству», как в клетке, приводила его в бешенство, и ему хотелось разнести их уютное гнездышко. А когда его сестра Мэриэнн, придя из школы с круглыми глазами, рассказала ему по секрету, какие письма рассылает Элис своим подругам, Поль возненавидел и старших жен. Он хорошо знал Элис и не верил, что это она. И был наслышан о дурном характере госпож Эсфирь и Сары.
Чтобы хоть как-то отвлечься от дурных мыслей, Поль в свободное время начал изучать технические дисциплины – материаловедение, сопромат – решил стать инженером.
А когда Поль узнал, что Элис попала в больницу, он проторчал несколько часов около медблока. Он прятался в боковом коридоре, стараясь узнать о девушке. Погнался за реаниматологами, вышедшими раньше всех, узнал, что она жива и всю ночь просидел в коридоре у ее палаты на полу, и только утром, когда люди начали выходить на работу, отправился в свой отсек.
Новость о ее беременности сообщил отец. Так буднично, за ужином. Они сидели вчетвером за обеденным столом, мать только сменила тарелки на десертные и налила чай, когда отец произнес:
- Мать, а наша Элис уже того… беременна!
Мать замерла с чайником в руках, с тревогой взглянув на Поля. Тот сидел, сжимая в руке вилку для торта и смотрел на чашки на столе – он чувствовал, что стоит отвести взгляд от узора на фарфоре, и слезы польются из глаз. Это уже было, было, когда он говорил себе: «Забудь ее, она умерла для тебя. Ты же мужик. Не распускайся!» Ничего не помогло. Любое воспоминание об Элис вызывало боль. И ненависть к старшим женам, мучившим ее. И ненависть к собственному бессилию. И ненависть к ее покорности судьбе. Ненависть настолько завладела его сердцем, что он остатком незамутненного разума понимал: еще одно событие – и он совершит что-нибудь ужасное. И вот теперь ненависть толкала Поля на убийство Старшего отца Давида.
Он видел не цветочки на чашке, нет, он видел кровь, льющуюся из перерезанного горла Давида.
- Сынок, еще чайку? – встревоженный голос матери вывел его из оцепенения.
- А? Нет, мам, я пойду, - он с трудом встал и на негнущихся ногах прошел к себе в спальню. Упал, не раздеваясь, в кровать. Выбор был небогат – или он сорвется и сотворит что-то ужасное, или надо бежать. Скоро стоянка на Фрее. Груза много, его обязательно возьмут на планету, надо только не выдать себя. А там… это последняя планета русских, потом будет Эльдорадо, уже Демократия. Русский он знает, у него есть гражданство Империи. Надо будет только спрятаться, ведь Давид наверняка подаст на него в розыск!
Давно, полвека назад, две девушки сбежали с острова фаронов. Эту историю рассказывали, как легенду. Одна девушка, бежавшая к возлюбленному с «большой земли», погибла, а вторая, ее сестра, укрылась у русских. Говорили, что даже вышла замуж за того самого, к которому бежала погибшая сестра. «Значит, и я смогу… ну не отправят же они меня на Исход? Я работать буду, проживу! Вот мама… Но я не могу так больше. Я сделаю что-то ужасное, если останусь!»
«Ковчеги» выплывали из подпространства. Вначале корабль «притормаживал» и отправлял разведовательный зонд в реальный мир. Зонд «осматривался», и, если места для большого корабля было достаточно, отправлялся обратно, в подпространство, оставляя маячок, который непрерывно давал сигнал о том, что сейчас здесь появится космическое судно.
Это было дополнительной мерой безопасности, так как время и координаты следующего выхода в пространство задавались на предыдущей стоянке и сообщались местной диспетчерской службе. И она тоже оповещала о том, что данный сектор в определенное время закрыт для полета.
Действовало это только для гражданских судов и только в мирное время. Военные лихачили, выскакивали без разведки, нарушая инструкцию, и заранее никого не оповещали – где и когда они окажутся. Кроме, конечно, военных ведомств.
Разведывательный зонд вернулся, и командир корабля Айзек Смит объявил по всему кораблю десятиминутную готовность к выходу из подпространства. Пассажирам полагалось лечь на свои койки и пристегнуться ремнями. На вопрос «а зачем?» по-черному шутили: «Чтобы опознание происходило быстрее… если что». А аварийные команды уже заняли свои места в шлюзах эвакуации. Старший отец Давид проскользнул в каюту Элис и лег рядом с ней.
- Давид, зачем вы? Опасно!
- Элис… если что, я хочу быть рядом.
Приятный женский голос объявил:
- Внимание. Десять секунд до выхода из подпространства. Девять, восемь, семь…
Около пятисот лет назад ученые, исследовавшие свойства «черных дыр» Вселенной, открыли подпространство – места в космосе, где все физические законы действовали иначе. Время, расстояние, преломление света – все, абсолютно все тут было иным. Запущенные внутрь исследуемой «черной дыры» зонды всплывали в самых разных местах Галактики. И то около двадцати процентов, остальные пропадали. Потом уже, позже, когда человечество освоило свою Вселенную, экспедиции иногда обнаруживали бодро жужжащий зонд многовековой давности – так далеко они разлетались. Интересно, что некоторые зонды после полета в «черной дыре» были такими же точно, какими их запускали, а некоторые преобразовывались в зеркальных близнецов – к примеру, радиомаяк у оригинала был справа, а после выхода оказывался слева.
Люди решили исследовать возможность путешествия через «черные дыры», и лет через сто, как раз после Большой войны, была запущена первая пилотируемая станция. Было выяснено, что при попадании в подпространство материя изменяется. Буквально распадается на кварки. При выходе из «черной дыры» неведомая сила «собирала» попавшие в нее предметы обратно, но не всегда удачно. А для живого существа это заканчивалось каждый раз гибелью. Запускали корабли с крысами, собачками, птицами – итог был один – если корабль «всплывал», организм был мертв.
Все изменили новые технологии. Во-первых, еще до Большой войны, на Марсе обнаружили новое вещество – тириниум. Позже выяснилось, что он не распадается на наночастицы в подпространстве. Кроме того, он мог использоваться как топливо для двигателей звездолетов. Тириниумом покрывали корабль, и, о чудо – если не было больших трещин в покрытии – все, что находилось внутри скорлупы из этого вещества – оставалось неизменным в «черной дыре»! Это был колоссальный прорыв, выведший человечество за пределы Солнечной системы.
Иногда, конечно, случались и трагедии – например, один из шести «ковчегов» фаронов так и остался в подпространстве. Но в этот раз все обошлось благополучно.
- Два, один… - «ковчег» вздрогнул, и Айзек увидел в стеклах кабины звезды! - Добро пожаловать на орбиту планеты Фрея!
Давид спрыгнул с постели и открыл жалюзи иллюминатора.
- Элис, иди сюда, посмотри на звезды!
Она подошла, прижалась к мужу. Звездное небо – несколько месяцев за иллюминатором была только непроницаемая мгла – как оно было прекрасно! Кусочек Фреи тоже был виден – зелено-коричневая планета вплывала в иллюминатор. «Ковчег» парковался на отведенном орбитальном пирсе.
- Как бы я хотела там побывать – вырвалось у Элис. – Нельзя, я знаю, но так хочется…
Старший отец Давид почесал затылок, раздумывая, под каким предлогом нарушить все правила и выполнить желание жены. Представил себе неодобрительно поджатые губы других старших отцов, с которыми он встретится на планете, никуда не деться - общая трапеза, обсуждение дел, кислые лица старших жен и ворчание матрон за его спиной дома и решил не подвергать ее таким испытаниям.
- Элис, еще три прыжка. И мы дома. Потерпишь, голубка? Я же буду все время с другими Старшими отцами, а одну тебя не смогу оставить. Как быть? Да и перегрузки – хоть слабые, но будут на катере. Зачем вам рисковать?
- Нет, что вы… не нужно, вы правы.
- А голубую пряжу и спицы я тебе привезу. Вот сейчас отправлю запрос в их службу доставки – пусть хоть с соседней звезды привозят!
Элис нежно улыбнулась. Старшие жены тоже сделали заказ – Эсфирь попросила искусственную собачку:
- Мне так скучно, Давид… пусть хоть собачка будет моим другом, - утирая несуществующие слезы, проныла она. Давид много что имел сказать на тему «занялась бы хоть каким делом», но чувствуя свою вину, согласился. Уточнил только породу и возраст собаки.
А Сара подала список компьютерного «железа» для апгрейда ее компьютера.
- Хочу создать математическую модель климата на Исходе. Интересно будет сравнить с реальностью, - нахально соврала она. Давид удивленно поднял брови.
- Пожалуйста, если это не слишком дорого… - Сара потупила глазки. – А вдруг моя программа окажется полезной, и мы сможем предложить ее правительству Исхода?
Давид пожал плечами и, как купец в сказке про «Аленький цветочек», поцеловал каждую жену и направился к катеру, в котором его уже ждали две бригады суперкарго и братья Петр и Иона. Поль тоже был на катере. В последний момент он оставил письмо матери с задержкой отправки на сутки. «Мама и папа, не волнуйтесь я ОК!» - написал он в письме.
Планета Империи русских Фрея встретила их неприветливо – лил дождь. На крытой площадке их встречали. Давид с помощниками пересели в лимузин на воздушной подушке и укатили в город, а Поля с другими суперкарго посадили в воздушное такси и отвезли на склад, где их ждал подготовленный груз. Поль выбрал сектор для осмотра подальше от бригадира. Надо было найти выход… Огромный ангар был доверху забит контейнерами. В задней части ангара он обнаружил аварийный выход. Ну что? Решайся, Поль! Сейчас или никогда! Поль шагнул к двери.
Через пять часов бригадир, брат Адон, раскрыл большой кофр, привезенный с корабля, выдвинул основы, превратил его в стол. Их отдельного кейса достал сублимированные обеды – надо было только подсоединить коробочку с едой к крану с горячим паром, вмонтированным в стол-кофр, и пища наполнялась влагой, разбухала, и – готов обед!
- Тэк-с, что тут у нас… - брат Авдон любил поесть. – Котлетки куриные из акулы… цветная капуста под соусом бешамель, откидной рис… - мурлыча как кот, он читал этикетки. – Ага, суп сырный с греночками, а на десерт… тортик «Три шоколада». Отлично, отлично!
Братья, переговариваясь, выходили из лабиринта с контейнерами.
- Садитесь, ребята! – все расселись, но одно место оставалось пустым.
- Поля нет? А где он? Суп остынет, будет не такой вкусный, - забеспокоился бригадир-гурман и начал вызывать Поля по коммутатору, но тот не откликался.
- Наверное, уединился! – предположил огромный бородатый грузчик, беря в одну руку огромный ломоть хлеба и ложку в другую.
- Подожди, - остановил его брат Авдон. – Надо же молитву прочитать, а Поля нет.
- Ну – давайте без него прочитаем! – с сожалением отложил хлеб и ложку грузчик и протянул ладони соседям. – А то он там застрянет, а нам что – голодать?
Недовольный таким проявлением животного инстинкта, бригадир строго сказал:
- Брат Захария, пойдите-ка, проверьте, не в туалете ли застрял наш брат Поль, - и заботливо прикрыл крышкой свой суп.
Брат Захария, старательно сохраняя на лице выражение любви к ближнему, тяжелой походкой отправился, куда велели. Братья заинтересованно прислушались. До них донесся сначала зычный голос Захарии:
-Поль! Поль! Ты там?
Никто не ответил. Захария постучал для приличия и открыл дверь. Санузел был пуст.
- Нет его! – объявил он, возвращаясь и уже завис над стулом, намереваясь наконец-то сесть и поесть, но не тут-то было: бригадир вскочил и скомандовал:
- Ну-ка, разделимся и пойдем по проходам. Я буду звонить Полю, и вы идите на звук коммутатора.
И они пошли. Бригадир злился: он был уверен, что мальчишка выключил звук коммутатора и нахально дрыхнет в каком-нибудь закутке. А суп тем временем мирно превращался в некое невразумительное пюре, покрытое пленкой! Но звук не был выключен, они ясно слышали зуммер где-то в конце склада. Дойдя до конца прохода, брат Авдон и его бригада увидели одиноко лежащий на полу и трезвонивший чертов коммутатор! А Поля не было нигде – ни спящего, ни мертвого – никакого. Брат Поль испарился.
Братья обшарили все вокруг и обнаружили запасной выход, Захария даже рискнул выйти – его встретила стена дождя, и он, ничего не разглядев на улице, быстренько вернулся назад.
Брат Авдон уже связывался с местной полицией, вызывал их на склад, описывал приметы Поля. Потом он сообщил горестную весть брату Ионе – Старший отец и Петр были на переговорах. Проделав все это, он уныло воззрился на свой остывший обед и бригаду во главе с Захарией, облизывающей ложки и подбиравшие остатки своего соуса мякишами хлеба.
Впервые в своей жизни брат Авдон усомнился в праведности пути фаронов. Разве хорошему человеку достанется ледяной суп с комочками гущи, квелая капуста и ставший несъедобным акулий стейк?
Часом раньше Поль, выложив коммутатор, подошел к запасному выходу в конце ангара. Он постоял мгновение, потом вспомнил чашку с цветами, которые его воображение превратило в алую кровь Давида и решительно нажал на кнопку с надписью по-русски «Выход». И вышел в ночь.
Дождь лил, не переставая. Поль сразу вымок. Он накинул капюшон комбинезона, но тот быстро промок, и вода заливала парню глаза. «Может, вернуться? - метнулась в мозгу трусливая мысль. – Пропаду же!» Но он качнул головой и двинулся по дороге подальше от их склада. Он прошел уже довольно много, когда над ним опустился аэромобиль. На полицию это не было похоже – скорее, обычное такси. Водитель осветил Поля и приоткрыл стекло:
- Эй, вас подвезти?
«А вдруг это работорговцы? Ловят таких одиночек, как я и продают рептилоидам?» - испугался Поль и припустил подальше. Такими сказками о злых имперцах их пугали с детства – чтобы было поменьше соблазнов сбежать с острова фаронов. Водитель поднял стекло, пожал плечами и вызвал службу спасения. Через час Поля обнаружил вызванный патруль. Парень забрел в лес и сидел, прижавшись к стволу большого дерева, напоминавшего земную секвойю. Он никак не мог унять дрожь и приготовился умирать на негостеприимной Фрее.
Старший отец Давид вернулся сумрачный. Он уже знал, что Поля нашла имперская полиция, что он в госпитале, и что он просит убежище. Разговаривать Поль согласился только с матерью. Как мог, утешил ее и сказал, что не вернется. Давид попробовал надавить на русских имперцев, но те, покопавшись в архивах, припомнили прецедент со сбежавшими женщинами еще на Земле, и то, что одну из них фароны убили. Давиду было отказано в выдаче Поля.
Он вошел к себе. Все три жены мирно пили чай в гостиной и вскочили при его появлении. Он небрежно раздал подарки, перепутав «железо» Сары с электронным псом Эсфирь, вручил Элис пакеты с рукоделием и объявил им о сбежавшем Поле. Элис схватилась за сердце. Поль, ее Поль – бежал! Она опустилась на диван. Это не укладывалось в ее голове – зачем он это сделал? И тут она вспомнила странное поведение друга в библиотеке, и что он говорил ей о любви, и предлагал бежать на стоянке на Фрее… «Значит, он и правда любил меня. И убежал… но почему он не мог за меня радоваться? Быть рядом?»
- Ты ничего не знала о планах Поля, Элис? – вдруг спросила елейным голосом Сара.
Элис густо покраснела и не ответила. Лгать было грешно, а рассказывать о сцене в библиотеке ей совершенно не хотелось. Она прекрасно понимала, как извратят «сестрицы» это событие.
- Давид, наверное, его родителям совсем плохо? Можно я пойду к ним? – тихо спросила молодая женщина.
- Конечно, Элис, иди. Но… твое положение… не волнуйся там!
- Спасибо, я постараюсь! – она улыбнулась и вышла. Сара проводила ее задумчивым взглядом.
- Пожалуй, я займусь своим компьютером! Вы не будете без меня скучать, брат Давид?
- Нет, иди, - пробормотал Давил и ушел к себе.
«Мужчины иногда говорят такую чушь, - подумала Эсфирь, распаковывая свой подарок. – Вот что стоило ему сказать «Не знаю, как я это переживу!»
Глава 7.
Побег Поля сильно расстроил Элис. Она не понимала – зачем убегать от огорчений? Да, ему обидно, что она отвергла его запоздалое предложение. Но жизнь состоит и из огорчений, и из радости. Огорчения нужно переносить стойко, а не расклеиваться из-за неурядиц. В конце концов, вокруг много девушек, с радостью ставших бы его женой! И он так расстроил своих родителей и сестру! Чем он думал, этот мальчишка?
Из-за побега Поля брат Петр, передавший на экспертизу образцы неприличных писем Элис и ее сочинения, забыл получить результаты. Оставалось ждать до Эльдорадо – «ковчеги» уже впрыгнули обратно в подпространство, когда он вспомнил об этом.
Элис грустила, вспоминая своего друга. Конечно, она знала, что Поль не пропадет в Империи русских – у него была профессия, он был молод, здоров. «Но мы больше с тобой никогда не увидимся, Поль. Никогда… А я так хотела бы, чтобы ты стал крестным моего сына!»
Время шло. Элис освоила вязание на спицах. Оценки в школе ей ставили «просто так», лишь бы прочитала тему урока. Однажды она почувствовала, как что-то щекочет ее внутри живота – как крылья бабочки. Это были первые движения малыша. Через месяц он стал толкаться увереннее. Элис с восторгом прислушивалась к себе. Да, рвота по утрам, да, головокружение, да, изменилась пигментация кожи на животе и сосках. И живот начинал выпирать – пришлось покупать специальное платье «на вырост».
Но основные проблемы были у Давида. Поскольку его дорогая жена ждала ребенка, ему приходилось в случае острой необходимости захаживать в спальни к старшим женам. Но радости ему это не приносило. Сару он посетил один раз и вышел со странным чувством – ему показалось, что ее бурная радость при его появлении была не очень нормальной. К тому же она опять надавала кучу советов о жизни «вообще и в частности», и Давид решил, что это не отдых для уставшего мужчины. Надо было опять выкручиваться…
Эсфирь резвилась со своей механической собакой. Ее дочь с семьей летели на другом «ковчеге», и собака по имени Фокс стала ее единственной отдушиной. Пес имел искусственный интеллект, настраиваемый хозяином «под себя». Эсфирь запрограммировала Фоксика «не любить» Элис. Песик (йоркширский терьер) с готовностью рычал каждый раз, когда встречал Элис. Но не кусался – в его собачьем мозгу был встроен блок – кусать он никого не мог.
Как-то после завтрака Сара попросила Эсфирь одолжить ей Фоксика и пообещала попробовать научить его новым фокусам. Потешно подавать лапку он уже умел. И на следующий день случилось происшествие: Элис и Лея вернулись с прогулки, принесли из оранжереи свежесобранные апельсины – решили угостить всю семью. Эсфирь и Сара были в гостиной, Сара показывала, как она обучила собачку прыгать со стула на стул, как в цирке. Под «обучила» подразумевалось изменение программы поведения пса. Он уже несколько раз показал свою прыть, четко попадая в середину стула, когда вошли Элис и Лея. Пес тут же спрыгнул на пол и, рыча, приблизился к ним. Элис знала, что он на нее рычит и привыкла не обращать внимания. Но в этот раз пес уморительно громко затявкал! Эсфирь, умилившись новой проделке, рассмеялась и хотела взять его на руки, но Фокс увернулся и… кинулся на Элис!
Он запрыгнул на нее и, цепляясь когтями за платье, полез вверх, к животу! Пасть его была оскалена. Элис перепугалась и попыталась оторвать его от себя, но пес лез все выше.
- Уберите его! Уберите! – закричала Элис. Лея схватила пса и рванула к себе. Ей удалось оторвать его от Элис только с куском платья. Фокс извернулся, упал на пол и снова рванул к Элис, та побежала к себе. Оторопевшая от неожиданности Эсфирь с криком:
- Да что с тобой? Стой, Фоксик, стой! – побежала догонять обезумевшую собаку. Элис сумела проскочить в спальню и захлопнуть дверь перед мордой пса. Тот тут же остановился, перестал скалиться и, как ни в чем ни бывало, дал взять себя «на ручки».
Эсфирь с тревогой вглядывалась в животное, потом повернулась к Саре:
- Сара, это что за фокусы?
- Какие фокусы? Тебе не понравилось, как он прыгает?
- Э… нет, это отлично, но, похоже, ты что-то повредила в его программе – с чего бы он накинулся на Элис? А если бы он ее искусал?
- Тогда надо было бы его усыпить, - совершенно серьезно сказала Сара и, не обращая внимания на возмущение Эсфирь, проследовала к себе.
С этого момента Эсфирь потеряла покой. Она не знала, что сделала с собакой Сара. Она носила пса в ремонт, но мастер развел руками – с виду все было нормально, а глубоко протестировать электронную личность собаки могли только «на большой земле», в представительстве компании-производителя. Все, что могли предложить местные умельцы – это наложить новый блок, поверх «родного». Или «усыпить» пса до прилета на Эльдорадо. Скрепя сердце, Эсфирь согласилась на новый блок. Фоксик перестал прыгать, как в цирке, подавать лапку и рычать на Элис. И стал каким-то заторможенным. Но хоть не дохлый совсем!
Давид каждый вечер заходил перед сном к Элис – поболтать, погладить ее, подоткнуть одеялко. Элис, видя, что ему не сладко, первая заговорила об этом.
- Давид, вам, наверное, требуется… женское внимание? – тихо спросила она, прижавшись к прилегшему рядом мужу.
- Ты о чем?
Элис уткнулась носиком в его плечо и затихла.
- А… ты о близости? Ну я потерплю…
- Еще долго терпеть…
- Да ладно…
- Если хотите, возьмите новую жену… - сердце Элис забилось сильно-сильно. Она сама предлагала ему найти себе замену – ради его покоя и счастья.
- Да ну тебя, - Давид рассмеялся. - Ты думаешь, я не переживу? Или тебе самой нужна подруга, чтобы весь день была рядом?
- Давид… да, мне нужна подруга, а вам – вам жена. Я же вижу, вы не любите ходить к старшим женам…
Давид молчал. Он слышал ее прерывающийся голос, но… но она сама предлагала, и, в конце концов, любит-то он ее, Элис, да и ей будет веселее!
- Хочешь, я сосватаю Лею? – тихо спросил он.
- Лею? – Элис просветлела. – Да,– это лучшее, что я могла бы пожелать для вас!
- Ага… Лея – кривая шея? Так ты ее дразнила в детстве? Шалунья?
- Да у нее давно все в порядке, столько операций, она пряменькая!
- Ой, не уговаривай ты меня! Ладно. Но ты точно не против?
- Нет, Давид. Вы будете спокойны, и я наконец-то не буду одна! – последнее вырвалось у нее невольно. Про историю с собакой муж еще не знал, она промолчала. Но если рядом будет Лея – ну что ж, им не в первый раз отбиваться от «подружек»!
Давид провернул свою свадьбу очень быстро. Когда «старшие жены» узнали о том, что в ближайшее воскресенье им надлежит присутствовать при бракосочетании их мужа и Леи, они лишились дара речи.
- Так что, дорогие жены, - Давид был весел, объявляя им новость – извольте в воскресенье присутствовать и наберитесь радушия по отношению к вашей новой подруге. Элис улыбнулась и опустила глаза – было уморительно видеть оторопевших «жен по наследству».
Лея оказалась неробкого десятка. Если Элис терялась и не знала, как отвечать на провокации старших жен, то у Леи был богатый словарный запас поговорок и пословиц, ловко отбривавших любые попытки ей надерзить. Она не боялась. Семь лет дразнили ее в школе, пока Элис не заступилась за нее – этот опыт что-то да значил!
Через два месяца неторопливого полета отмечали день рождения Сары. Она собственноручно сделала пирожные на корабельной кухне и угощала всех собравшихся. Было удивительно видеть ее сияющей. Особенно мило выглядела ее забота о младших женах. Она вручила каждому гостю необыкновенный бисквит с витиевато уложенным кремом, фруктами и кусочками желе. На тарелочках вывела глазурью имена гостей! Элис почти не ела сладкое, но в этот раз пришлось, чтобы не обидеть хозяйку. Давид был счастлив. Он надеялся, что наконец-то в его небольшой семье наступил мир!
А через день Лея заболела бронхитом. Ей прописали антибиотики, теплое питье – но лучше ей не становилось. Элис не разрешали часто заходить к подруге, на всякий случай, но по два раза в день она приносила ей теплое молоко с медом. И Эсфирь, и Сара тоже проявляли заботу о больной. Эсфирь веселила ее смешными рассказами и сказками собственно сочинения, а Сара приносила пару раз конфеты. Но, несмотря на смену антибиотиков, на увеличение дозы Лея кашляла все больше, температура росла, ее забрали в больницу, но даже продвинутая медицина фаронов оказалась бессильной. Лея теряла силы, ей становилось все хуже, и ночью она захлебнулась рвотными массами при кашле и умерла…
Давид пришел из больницы. Элис устало поднялась. Уже был шестой месяц беременности, живот стал казаться ей тяжелой школьной сумкой, которую не отстегнешь и не положишь под стол. Она знала, что Лея умерла. Эсфирь прибежала утром с вытаращенными глазами и сообщила ужасную новость.
- Садись, милая, – Давид усадил Элис на диван. – Элис, ты только не волнуйся…
Элис зарыдала. Она давно не плакала. Лея была рядом и отражала все попытки «жен по наследству» поддеть их. Лея была рядом, она гладила ее животик и придумывала малышу имена. Лея была рядом, «выгуливала» ее по коридорам корабля и в оранжерее… они вместе читали статьи о том, как ухаживать за малышом, они вместе ходили в гости в семьи, где были грудные дети, они вместе посещали «школу мам», и вот теперь Леи больше нет! Нет Леи, нет Поля! Отец оказался совсем не тем надежным сильным человеком, каким знала его Элис! Лея… такая молодая… такая молодая…
- Господи, - рыдала Элис, - почему ты ее забрал? Почему? Почему?
- Леи больше нет, а тебе нужно думать о себе и малыше, - Давид нежно вытирал ее слезы.
- Ты так убиваешься, Элис, - холодно произнесла Сара. – Ты гневишь Господа… Он привел Лею в этот мир, он и забрал ее, в тот самый момент, когда она была готова. Может, она смотрит на тебя сейчас, и…
- Сара, у тебя есть сердце? – тоскливо спросил Давид, поднял безутешную Элис и повел в спальню, на ходу бросив Эсфири: - Вызови врача Элис, она сама не успокоится.
«И не торопись, не торопись, Эсфирь! Может, она скинет ребенка…» - подумала Сара, провожая взглядом ненавистную соперницу.
На следующий день с Элис опять снимали мерку в ателье – для траурного платья. Давид просил ее не ходить на отпевание, но она напилась лекарств и пошла со всеми. Грустно пел хор, проповедник брат Фома произнес прочувственную речь. Родители Леи – такие несчастные, убитые горем, сидели в первом ряду. Элис хотелось подойти и пожалеть их, но пришлось чинно усесться между старшими женами в задних рядах. Матушка Элис, госпожа Фаина, сидела неподалеку и с тревогой поглядывала на измученное лицо дочки. А Элис заметила, что новая жена ее отца относится к Фаине с почтением - когда они встали и пошли прощаться, бережно поддерживала ее под руку. Элис очень боялась подходить к гробу, но раз уж пришла – не уходить же? Головка Леи лежала на белой атласной подушке… «Господи, как она изменилась, как истончала! - испуганно подумала Элис. – А… что с ее волосами?»
У Леи в детстве было сильное искривление позвоночника, за что ее и дразнили «Лея – кривая шея!» Но природа «наградила» ее еще и редкими, тонкими волосиками, сквозь которые даже кожа просвечивала. Потом, когда родители накопили денег на лечение, несколько операций выпрямили спину, а гормональная терапия и специальные препараты укрепили ее волосы, и к окончанию школы Лея превратилась в стройную девушку с густой косой. А сейчас… Как будто вернулось прошлое… волосы будто сильно поредели. «Или мне уже кажется?» - думала Элис, проходя мимо гроба.
Давид стоял рядом с родителями Леи, грустный и подавленный. Он устал принимать соболезнования, но нужно было держаться, ради этих раздавленных горем старичков, ради соблюдения… приличий? Да, приличий… Ради того, чтобы все в его семье соблюдали правила, завещанные полтысячелетия назад отцом-основателем их Церкви. Сара и Эсфирь встали позади Давида, Элис, с красными от слез глазами, присоединилась позже. Она спряталась за широкую спину брата Петра, чтобы не видеть мертвое тело подруги.
Когда Лею выносили, Элис еле держалась на ногах. Она попыталась взять под руку Эсфирь, но та отодвинулась, будто не заметила молодую женщину. Фароны двинулись вслед за гробом – сначала мужчины, потом юноши. Элис толкнули, она покачнулась, и вовремя оказавшийся рядом брат Еремей подхватил ее.
- Отведи меня домой, – прошептала Элис и от нахлынувшей дурноты повисла на плече брата. – Душно тут…
Никто еще не вернулся с «похорон». Хоронить, естественно, на корабле было негде, и Лею положили в холодильник рядом с трупом мужа Сары Ефремом и маленьким тельцем недавно умершего младенца – до настоящего захоронения на планете Исход.
А пока дома никого не было, Элис легла на бочок в постель, отпустила Еремея, только попросила воды. Уложила животик на специальную подушку для беременных. Дверь в ее спальню была закрыта, но все же она услышала звук из гостиной, как будто кто-то скребется. Женщина прислушалась. Скрестись мог Фоксик, но Эсфирь его «усыпляла», когда уходила. Может, забыла?
- Фокс, я не хочу играть! – громко сказала Элис, и в ответ услышала из-под двери какой-то дикий, пронизывающий вой. Элис села на кровати. Дверь закрыта, и собака, если это механический песик, не войдет. В дверь скреблись все сильнее. Казалось, это не маленький терьер, а здоровая псина. Она чавкала, втягивала в себя воздух и громко скребла когтями. Элис в ужасе вспомнила, как обезумевший Фоксик ни с того, ни с сего набросился на нее, и только Лея смогла оттащить его. Но Леи больше не было…
Элис сжалась в комочек и жалобно заплакала. Малыш в животе начал толкаться ножками. Снова раздался жуткий вой, добавился треск отрываемой внешней панели. Элис в ужасе заткнула уши… «Нажми тревожную кнопку!» - крикнул ей в ухо Ангел-хранитель. Женщина вспомнила – ей провели сигнализацию прямо к постели, как в больнице, как она могла забыть? Трясущимися пальцами Элис нащупала в изголовье кровати грибок кнопки и нажала… ничего! Ничего! А вой становился все пронзительней, рвущееся к ней «нечто» перешло на ультразвук…
Ворвавшиеся через две минуты спасатели обнаружили чинно сидящего посреди гостиной механического терьера. При виде здоровых мужиков в полной экипировке, с лазерными пистолетами наготове пес поднялся и с невозмутимым видом направился в спальню хозяйки, госпожи Эсфирь. Спасатели рванули в комнату Элис. Вслед за ними вбежали Давид и брат Петр, срочно вызванные с поминок.
Элис сидела в кровати, зареванная, напуганная.
- Что случилось? – Давид растолкал всех и обнял жену. Та прижалась к нему, ее трясло крупной дрожью, и говорить она была не в силах. – Ну, успокойся, Элис, я здесь, все в порядке!
- Ко мне кто-то лез в спальню… всю дверь исцарапал, выл так дико… Кто это? Кто?
Спасатели переглянулись, один из них поманил брата Петра наружу, в гостиную и показал на дверь. На ней не было ни одной царапины! Брат Петр покачал головой и пошел с бригадиром в отсек охраны смотреть записи видеокамеры, установленной ранее братом Давидом в гостиной их отсека. Вот по коридору прошли Элис и Ерема, вошли внутрь. Ерема ввел женщину в спальню, вышел, принес ей воды. Ушел. Минут через пять дверь в спальню Эсфири приоткрылась, и оттуда вышел ее песик. Он повел носиком, учуял что-то и подбежал к двери в спальню Элис. Порезвился, затем сел перед дверью… и замер. И сидел абсолютно неподвижно, пока спасатели не начали набирать код внешней двери. Тогда он встал, прошелся и уселся посреди гостиной, глядя на открывающуюся дверь. Когда спасатели вошли, песик поднялся и засеменил в спальню Эсфири. И все. Он не драл дверь, не открывал пасть – он ничего не делал все это время!
К сожалению, звука на записи не оказалось – он был отключен несколько недель назад – причем отключился сам, без команды извне. Брат Петр потер лоб. Элис выдумала эту историю? Устроила такую дикую истерику? Зачем? Как связать появление песика в гостиной и истерику Элис? Предположим, она его услышала, когда он прыгал и напугалась, вспомнив, как он на нее накинулся? Что же, это возможно, но зачем она выдумала дикий вой и то, что к ней кто-то ломился?
- Как бы то ни было, пса надо проверить, - сказал брат Петр начальнику охраны. Забирайте его и хоть на части разберите, но выясните, что с ним.
Когда Эсфирь и Сара вернулись, они обнаружили дома полнейший переполох: экипировку и инструмент спасателей, сваленные в кучу посреди гостиной, распахнутую дверь в комнату Эсфирь, злого Давида, слушающего рассказ брата Петра, врачей у постели Элис и… а вот это было ужаснее всего: Фоксика, посаженного в бокс для переноски опасных биологических объектов. Фокс увидел хозяйку, завилял хвостиком, уткнулся носом в прозрачную стенку…
- Это что за черт знает что? – грозно спросила Эсфирь, берясь за ручку бокса.
- Госпожа не трогайте! – строго произнес один из спасателей, забирая у нее собаку. Эсфирь уцепилась еще крепче и рванула бокс к себе.
- Это моя собака, куда вы ее забираете?
Спасатель дернул бокс на себя, Эсфирь – к себе.
- Госпожа Эсфирь, ваша собака неадекватна, мы должны ее проверить! – рывок к себе. Эсфирь взялась за ручку двумя руками.
- Чем это она неадекватна? – спросила Эсфирь, стараясь вырвать пса из рук спасателя. Тот жалобно посмотрел на своего бригадира, бригадир – на брата Петра, а брат Петр, с изумлением взиравший на совершенно невозможную, по фаронским меркам, сцену, на Старшего отца Давида. Брат Давид стоял, широко раскрыв рот, потеряв дар речи от такого нахальства старшей жены. Обретя его, Давид заорал:
- Уймись, женщина! Я тебе подарил пса, как ты просила – какого черта ты натравила его на беременную женщину? Я молчал, я думал, ты образумишься! А теперь твой пес напугал ее еще раз! Какого черта ты себе позволяешь? - Он подошел к спаявшейся паре и выдернул бокс с собакой у обоих из рук. – Я сам этим займусь!
- Я никого не натравливала! – завопила Эсфирь. – Собака тогда поломалась, ей новый блок поставили, он даже прыгать перестал, совсем стал вяленький! Что она выдумывает! Она мне завидует, да? А-а-а-а!!!! – и Эсфирь громко, с чувством зарыдала. – А-а-а-а! Я так одинока, вы меня покинули, теперь собаченьку забираете-э-э-э! – вопила она. Врач вышла на крик из комнаты Элис.
- Этой тоже вколите снотворное, - велел брат Петр.
- Не мне, - спокойно и даже с насмешкой наблюдавшая за все этим Сара отстранилась.
- Фокси-и-и-и-к! – истерила Эсфирь. Врач нырнула к Элис и вышла с инъектором в руках, вопросительно взглянула на Давида. Тот мрачно кивнул.
- Не трогайте мея-а-а-а! – вопила Эсфирь. Врач привычно зафиксировала ее голову и вколола снотворное в вену на шее. Эсфирь обмякла и сползла на пол.
- Положите ее в спальню, - велел брат Давид. Брат Петр, пойдемте… а вы… доктор, побудьте здесь, проследите за женщинами, пока они не проснутся.
Сара поклонилась мужу и брату Петру, затем проводила спасателей, проследила, чтобы докторша удобно устроилась у Элис и заказала себе, любимой, обед, справедливо рассудив, что кушать здесь захотят не скоро, и отправилась к себе в спальню. Как только дверь закрылась, она кинулась к монитору, пальцы забегали по клавишам, она вошла в систему охраны и, найдя файл с недавно просмотренной Петром записью, впилась в экран. Увиденное ее обрадовало. Она откинулась в кресле и замурлыкала песенку своей юности. Все складывалось удивительно хорошо!
На следующее утро Элис проснулась вполне бодрой. Она поежилась, вспомнив прошедший день, подошла к двери проверить – заперто ли. Дверь была закрыта на кодовый замок. Элис прислушалась – в гостиной было тихо. Тогда она тихонько открыла дверь и выглянула наружу. На ее двери не было ни единой царапины. «Ничего себе я спала! Дверь заменили, а я не слышала!» - подумала она и заперлась снова. Умываясь, он вспомнила, что на внутренней стороне двери должен был остаться след от липучки – она пыталась приклеить рамку с фотографией Давида, но рамка все время падала. В конце концов, изображение дорогого мужа обрело покой на прикроватном столике, а липучку отскрести начисто не удалось. И сейчас Элис была готова поклясться, что на новой двери этот след остался на том же месте. Она вышла из ванной и подошла к двери. Да, она не ошиблась – след от клея был там же.
- Поменяли только внешнюю панель, - успокоила себя Элис.
На столике лежал планшет с запиской от мужа: «Как проснешься – вызови меня. Фокса унесли, не бойся». Она вышла в гостиную. Ее завтрак стоял под греющей крышкой на столе. Каша, омлет… Молоко. Элис вызвала Давида через брата Иону и уселась завтракать.
Минут через десять пришел Старший отец Давид.
- Ну как ты? Сиди, ешь спокойно. Я врача вызвал, сейчас придет, осмотрит тебя…
- Не беспокойтесь, я в порядке, - Элис улыбалась. – Спасибо, что сменили панель на двери! Сильно ее подрали? Кто это был? Неужели… Фокс?
Давид внимательно посмотрел на жену. «Так притворяться? Она выглядит искренней».
- Элис… Дело в том, что мы не меняли панель двери. Она была целая.
- А… а… а! Полы?
- Нет, Элис. Вообще ничто не было повреждено.
- Но я же слышала… будто кто-то драл обшивку… и вой… как собака выла, но не такая, не настоящая…
- Элис, девочка моя, - Давид обнял разволновавшуюся жену. – А мне кажется, что я знаю, в чем дело. Тебе это приснилось!
- Приснилось? Нет, нет, я клянусь, я слышала!
- А я тебе верю… конечно, слышала. Но только во сне. Ты понимаешь? Ты переволновалась из-за Леи, уснула, и тебе все приснилось! А когда проснулась от страха, то вызвала спасателей.
- Давид… но я слышала… ужасный вой… и в дверь кто-то скребся… а Фокс? Почему вы его забрали? С ним что-то не так.
- С ним все в порядке. Блоки на месте, когда спасатели вошли, он действительно был в гостиной…
- Ну вот, вот, я же говорю!
- … но он ничего не делал. О сидел и… когда они вошли, пошел к себе…
- А до того? Откуда вы знаете, что он делал?
И тут Давиду пришлось рассказать Элис про камеру в гостиной, про выключенный звук и взять с нее честное слово молчать об этом.
- Это все тебе приснилось, понимаешь?
Элис кивнула головой и прижалась к мужу. Пусть приснилось… только бы этот ужас никогда не повторился!
- Я сменю код в своей комнате, - прошептала она.
- Хорошо, хорошо, смени, только мне не забудь сказать, ладно?
Элис вымученно улыбнулась.
Гуляла теперь она одна. Ей казалось, что встречные улыбаются ей не искренно, а с притворством. Иногда она ловила косые взгляды. «Наверное, все уже думают, что у меня видения», - грустно думала Элис, проходя по коридорам станции в своем унылом черном платье. Она шла к матери. Было страшно оставаться без защиты Давида дома – она-то помнила прекрасно, что не спала! А даже если ей это приснилось… от чего? От лекарств, которые она выпила перед заупокойной службой? Или у нее на самом деле проблемы с головой? Как бы то ни было, переживать этот ужас повторно ей не хотелось.
Мама сегодня была выходная, и Элис решила «пересидеть» в своем старом доме хотя бы до обеда. Код остался старый, как будто ее ждали… Надо было позвонить, как же она забыла, это же теперь чужой дом… Но люк уже открылся, и Элис увидела удивительную для нее картину: новая жена, госпожа Анна, отца… делала массаж ее матери! Обе охнули, но, узнав Элис, заулыбались. Мама встала, обняла дочку, усадила в кресло. Анна побежала на маленькую кухню готовить чай. Дождавшись времени обеда, умиротворенная Элис в сопровождении госпожи Анны отправилась домой.
Сара и Эсфирь уже сидели за столом. Элис попрощалась с Анной, переоделась в домашнее платье и присоединилась к «сестрицам». Эсфирь была мрачнее тучи, а Сара, как ни в чем ни бывало, уплетала бульон с пирожками.
- Элис, ты не села пока – не нальешь мне молоко? Оно там, в шкафчике…
Элис кивнула, открыла холодильный шкаф, довольно долго передвигала продукты, хранившиеся «для перекуса», наконец нашла открытую бутылку, налила молоко в чашку и подала Саре.
- Спасибо… - Сара отпила немного, поморщилась. Элис старалась не смотреть на нее, понимая, что сейчас ее начнут за что-нибудь высмеивать – молоко кислое налила, или слишком холодное, недотепа… Но Сара, понюхав молочко, нашла его приемлемым и спокойно выпила всю кружку. Элис перевела дыхание и занялась своим остывшим овощным супчиком – «сестрицы» не удосужились накрыть его крышкой с подогревом.
Так и продолжалось два дня. Днем Элис гуляла, сидела у матушки, приходила только обедать и ужинать. Давид спал вместе с ней, хотя им втроем было уже тесно.
А на третий день Сара не вышла к завтраку. У нее случилась рвота, потом начался кашель, от которого ее снова начинало тошнить... Перепуганная Эсфирь вызвала врачей, и Сару увезли в медблок, Эсфирь ушла вслед за ними, и Элис осталась одна.
Глава 8.
Элис через силу доела свою холодную порцию. «Какая гадость – остывший омлет!» - грустно подумала она. Поднялась, убрала всю посуду в мусорный контейнер – обед приносили в одноразовой посуде – и набрала на коммутаторе медблок.
- Здравствуйте, это госпожа Элис, жена Старшего отца… Не подскажете, как Сара? Делаете все возможное? Спасибо.
Итак, Саре было очень плохо, раз «делали все возможное». Что же за напасть свалилась на их маленькую семью? Элис в задумчивости прошла к себе. «Пожалуй, надо проведать Сару!» - решила она и начала переодеваться в траурное одеяние. Надела черные новые туфли, поморщилась – туфли сильно жали, в них опухали ноги.
«Все, больше не могу в них ходить. Надо или новые покупать, или надену-ка я старые, разношенные. Ну и что, что они коричневые, ничего, пусть меня простят наши дамы из «полиции нравов», и Элис с этой мыслью полезла в свой шкаф. Старые туфли она положила на нижнюю полку и запихнула еще поглубже… еще ногой запихивала… Стоя на четвереньках, Элис нащупала наконец в глубине обувную коробку и вытащила ее. Но, вытаскивая, ее рука наткнулась на какой-то пластиковый цилиндрик. Элис вытащила заодно и его. Это была обычная пластмассовая туба из-под витаминов, но без этикетки.
«Странно. Когда я сюда въезжала, я сама протерла все шкафы внутри, хотя до меня это должны были сделать при подготовке корабля к нашей экспедиции», - думала Элис, сидя на полу и разглядывая лежащий на полу цилиндрик. В груди противно похолодело. Если этого не было, когда она выходила замуж несколько месяцев назад, и если этого не было, когда она разбирала одежду и протирала полки в шкафу две недели назад – хотя, конечно, она могла и не заметить в ее состоянии, но… если этого не было, то кто-то пузырек подбросил!
«Ой, а если это контрабанда – наркотики, например. А ведь никто не будет искать ее у Старшего отца, а ко мне только уборщица заходит, и… и «сестрицы» иногда…» Элис встала, обернула носовым платком пузырек и решила, что первым делом его надо вынести из комнаты. Если это «сестрицы» решили ее подставить – надо действовать скорее!
«Я отнесу это маме. В ее лаборатории она сможет проверить, что это. Если что-то опасное, я расскажу Давиду. Если ерунда – не буду поднимать шум, и так после собаки меня ненормальной считают», - решила она, положила цилиндрик в карман и отправилась к матери.
Мать, к счастью, была на работе. Элис обняла ее и шепнула:
- Мамочка, у меня к тебе секретный разговор.
Госпожа Фаина с тревогой посмотрела на дочку, кивнула головой и провела ее в свой кабинетик – маленькую комнатушку, в которой с трудом умещались рабочий стол с кучей приборов и кресло.
Элис прикрыла за собой дверь и уперлась животом в маму – так было тесно и вытащила завернутый в платок пузырек.
- Мама… - прошептала она, кладя пузырек на стол. – Пожалуйста, посмотри, что там внутри… проверь… Я нашла это у себя в шкафу, хотя готова поклясться, что две недели назад его там не было. Я не хочу наговаривать, но «сестрицы»… они меня с ума сведут… - на глаза ее навернулись слезы.
Мать надела перчатки и взяла пузырек. Повертела, потрясла около уха, затем поместила в небольшую нишу в стене, закрыла прозрачным стеклом с отверстиями для рук, включила вытяжку и аккуратно открыла пузырек. Внутри оказались какие-то полупрозрачные кристаллики. Госпожа Фаина закрутила крышечку и повернулась к Элис:
- Элис, не волнуйся. Наверное, какая-нибудь соль. Точно не брильянты!
- А вдруг это наркотик, мама? Знаешь, как удобно – у меня никто не будет искать… А если это уборщица подкинула?
- Элис, детка, ты не волнуйся. Думаю, это шутка. Глупая шутка, розыгрыш. Я сейчас же все проверю и тебе расскажу. Ты иди пока домой, а к вечеру или с утра я все буду знать. Дождусь вот только, когда все уйдут…
Элис вышла от матери успокоенная. Действительно, ну что там может быть! У фаронов никогда, никогда никто не баловался наркотиками! Экипажу проще спрятать это у себя, а уборщица… нет, это полная глупость – что она себе напридумывала! Дома по-прежнему никого не было. Элис с наслаждением скинула туфли, прилегла на кровать. Взяла стоявшие на столике голубенькие пинетки, улыбнулась и стала «топать» ими по животику:
- Топ-топ. Топ-топ. Ты мой милый…
Она напевала малышу песенку, когда в дверь постучали.
Элис села в кровати и испуганно спросила:
- Кто там?
- Госпожа, это я, брат Иона, могу я войти?
Элис поправила волосы и крикнула:
- Да, не заперто!
Вошли трое мужчин, и в спаленке сразу стало тесно. Брат Иона – секретарь Старшего отца и двое молодых братьев, которых Элис часто видела рядом с Давидом на молитвенных собраниях - сурово смотрели на нее.
- Что случилось? – испуганно спросила Элис, прижимая к груди пинетки.
- Госпожа, проследуйте за нами.
Один из братьев приобнял женщину за плечи и поставил на ноги. Она попыталась отшатнуться, тогда он крепко взял ее за руку.
- Пройдемте за нами. Не нужно сопротивляться.
Элис шла по коридору, зажатая между двумя братьями, растерянная и напуганная. Из всех вещей она успела прихватить только детские носочки. Брат Иона шел впереди, прикрывая ее от посторонних глаз. Но прохожие оборачивались, смотрели им вслед, шептались. Элис попыталась было спросить – куда ее ведут, где муж, - но ответа не получила. Они свернули в боковой коридор и через несколько метров оказались у люка, который Элис никогда не видела открытым. Брат Иона приложил ладонь, и люк начал медленно открываться. Элис охватил ужас. Она не знала, что там, но ей стало жутко страшно. Она попятилась и наткнулась на одного из братьев.
- Нет, я не хочу. Я не пойду туда! Где мой муж? Где мой муж?! Давид!!! – в конце она уже кричала. Но ее никто не услышал. Мужчины втолкнули ее в открывшийся люк и быстро поволокли по коридору. Она не сопротивлялась, она боялась, что малыша толкнут. Еще один люк, брат Иона открыл его, и Элис буквально внесли – ноги у нее подгибались – в каюту, обычную каюту, без иллюминатора, с узкой койкой и небольшим откидным столиком. Дверь в санузел была приоткрыта, Иона заглянул туда, прикрыл дверь.
- Элис, тебе придется здесь побыть какое-то время. Вечером я принесу тебе ужин, - сухо сказал брат Иона, и мужчины вышли. Элис в полнейшем недоумении села на койку, прижимая к груди вязаные башмачки.
К ужину, прокрутив в голове кучу вариантов, она нашла единственно возможную причину ее заточения: на корабле началась эпидемия неизвестной болезни, и ее изолировали. Да, все сходилось. Сначала заболела и умерла Лея. От какого-то уж очень сильного бронхита. Потом заболела Сара, и тоже кашель! А кто выходил на планету Фрея и бегал по полицейскому управлению, когда пропал Поль? Брат Давид и бегал. Наверное, он принес какую-то бациллу! И болезнь поразила прежде всего их семью!
- Боже мой, Боже мой! – молилась Элис, встав на колени. – Господи, сделай так, чтобы Сара выздоровела, и чтобы больше никто не заболел! Молю тебя! Помоги нам!
Когда Элис совсем уже устала ходить взад-вперед по маленькой каюте и легла на койку, успокаивая начавшееся сердцебиение и пытаясь унять сильную головную боль, дверь открылась, и вошла медсестра с подносом в руках. Молча поставила еду на столик, наклонилась над Элис. Та села в кровати:
- Скажите, скажите, я все поняла – у нас эпидемия, да? Скажите, а Давид… мой муж – жив?
Медсестра молча, не глядя Элис в лицо, достала тонометр, прижала его к предплечью Элис. Та замерла. Давление было высоким. Медсестра деловито вытащила из прикрепленной к поясу сумочки иньектор, вставила нужную капсулу и также молча сделала Элис укол в вену на руке. Та охнуть не успела, а сестра уже собралась уходить. Так ничего и не ответив!
- Подождите… Скажите только – жив ли мой муж?
Сестра обернулась, пристально вгляделась в лицо Элис и медленно закрыла и открыла глаза.
- «Да»? Он жив? А Сара?
Но медсестра поспешно отвернулась и ушла. Элис даже не успела спросить про маму…
А утром пришла другая женщина. Она была еще более молчалива и даже жестами не отвечала Элис. Та разозлилась и решила настоять на своем:
- Слушайте. Я не понимаю, что происходит. Я беременна. Мне нельзя волноваться. У меня головная боль дикая от давления. Дикая, вы понимаете? Вы слышите меня? Отвечайте же! Ну?
Женщина собрала на поднос посуду, оставшуюся от ужина и собралась уходить.
- Я… я объявляю голодовку, слышите? Я не буду ничего есть, пока мне не объяснят, что происходит. Передайте это моему мужу!
На этот раз Элис удостоилась ответа – медсестра пожала плечами и ушла.
Ночью бедной женщине удалось неплохо выспаться – наверное, что-то подлили в чай. Разбудил ее звук открывающейся двери. Опять медсестра… давление, укол, завтрак, ушла. Не ответила ни на один вопрос. Голова у Элис начала раскалываться к обеду. Живот стал как каменный и заболел. Она легла в постель, свернулась калачиком и тихо застонала.
Обед принес брат Иона. Элис открыла глаза.
- Брат Иона, я не могу есть… мне нужен врач… Голова болит ужасно… и живот…
Иона кивнул головой.
- Почему вы со мной не разговариваете, брат Иона? Что случилось? – голос Элис дрожал, она чуть не плакала. – Я же ничего не знаю… зачем я здесь?
Иона вышел, а через полчаса пришла врач с помощником. Они привезли переносную диагностическую лабораторию. Просматривали малыша. Врач явно была огорчена результатами диагностики. Повздыхав и покачав головой, она похлопала Элис по плечу и сказала:
- Сейчас тебе принесут лекарство и сделают инъекцию. Будем сбрасывать давление.
Это были единственные слова, которые Элис услышала с того момента, как ее заперли в этом изоляторе. Ей стало полегче, и живот перестал напрягаться, и голова болела не так сильно. А на следующий день с утра к ней пришли брат Петр и пожилой мужчина с окладистой седой бородой, в очках. Элис, стараясь не делать резких движений, чтобы голова не заболела снова, села на кровати.
Брат Петр смотрел на Элис недружелюбно. Она уже передумала все, что могла, прокрутила в голове все версии, не пришла ни к какому выводу, кроме эпидемии (а почему тогда персонал к ней заходит без костюмов биозащиты и не разговаривает?), и эта версия уже не укладывалась в происходящее. Тревога за малыша заслонила все остальные переживания, и Элис решила больше не думать и не гадать. Она молча ждала, когда заговорит брат Петр. И тот заговорил…
- Женщина, это – брат Теодор, твой адвокат.
Глаза Элис округлились. Значит, она была права, и ей подкинули что-то запретное, наркотик, и теперь пытаются на нее свалить!
- Здравствуйте, - жалобно сказала она. Адвокат довольно холодно кивнул ей.
- Брат Теодор задаст тебе сейчас вопросы, а ты отвечай, без утайки!
Элис покорно кивнула головой.
Брат Теодор открыл планшет, нашел нужный файл, помедлил. Потом повернулся к брату Петру и сказал:
- Брат Петр, вы не возражаете – я хочу побеседовать с моей подзащитной наедине!
Брат Петр погладил свою шикарную бороду и с достоинством ответил:
- Вынужден возразить. Мне хотелось бы присутствовать, чтобы составить собственное мнение. Дело больно серьезное… для всех.
Брат Теодор быстро набрал какой-то текст и протяну Петру планшет и перо.
- Соблаговолите подписать ваш отказ – я написал, что уведомил вас о своем желании, а вы отказались.
Брат Петр поднял левую бровь, смерил адвоката взглядом и поставил подпись. Оба повернулись к изнывающей Элис.
- Элис… Я хочу вас предупредить, что все ваши ответы будут зафиксированы. Имейте это в виду и, отвечая, будьте крайне внимательны. Мы сейчас с вами побеседуем… Я думаю, для начала я покажу вам два изображения. Вот первое, - и он протянул Элис планшет с фотографией Сары. – Скажите, кто это?
- Конечно, это Сара! – ответила Элис. – А что, собственно, происходит? Все молчат, я ничего не понимаю!
- Сейчас, сейчас, мы во всем разберемся! – и адвокат, открыв другой файл, снова протянул Элис планшет. – А это кто? Узнаете?
Элис вгляделась в фото. Это… и это была Сара! Но как же страшно она выглядела! Ввалившиеся щеки, темные мешки под глазами… а волосы… у нее были хорошие густые рыжие кудряшки… А сейчас у нее осталась, дай Бог, половина волос, и цвет стал какой-то… пегий… Элис в ужасе подняла глаза на адвоката.
- Это… Сара, да? Это от болезни?
Брат Петр шумно вдохнул воздух. Адвокат, не обращая на него внимания, продолжил:
- Можно сказать и так…
- А больше никто не заболел? Умоляю, ответьте!
- Нет, больше никто не заболел. Так… вот, ознакомьтесь с результатами экспертизы. Госпожу Сару, к счастью, удалось спасти, так как по выпадению волос и другим признакам врачи сумели догадаться, что с ней. Вот результаты анализов – ее диагноз. Все перепроверено. Прочтите.
Элис взяла в руки планшет и прочла заключение. Оно было коротким. Элис, решив, что ошиблась, прочла еще раз. Подняла глаза на брата Петра.
- Отравление таллием? Не понимаю… Зачем ей это?
Брат Петр еще раз шумно вдохнул воздух и, заложив руки за спину, прошелся пару раз по каюте.
- Ознакомились? Хорошо. – адвокат был бесстрастен. – Поскольку недавно в вашей семье случилось несчастье – умерла жена Старшего отца Давида Лея – по запросу общины было сделано повторное вскрытие и также проведена экспертиза. Прочтите, пожалуйста…
Элис читала и не могла поверить своим глазам. Что это? «… обнаружена смертельная доза таллия… причина смерти – отравление сульфатом таллия…» Элис судорожно прокручивала в голове картинки… таллий. Таллий… да, вот… в книге «Великие отравления» картинка – сульфат таллия, полупрозрачные кристаллы, без цвета, без запаха… Как в пузырьке в ее шкафу! Молчать, молчать… если его не нашли – это ее единственное спасение! Кто-то отравил Лею и Сару… кто? Кто? Решили подставить ее, Элис… Кто? Эсфирь?!!» Руки ее затряслись, и адвокат забрал планшет.
Брат Теодор внимательно наблюдал за ее реакцией. Страшно испугалась… Ну что же. Продолжаем…
- Да, к сожалению, мы вынуждены констатировать, что в семье Старшего отца произошло смертельное отравление таллием Леи и Сары, закончившееся не столь прискорбно.
Элис сидела, опустив глаза и сжав ладони. Она пыталась успокоиться и попробовать сделать вид, что ни о чем не подозревает.
- Скажите, - наконец решилась она, - вы заперли меня, чтобы спасти от убийцы?
- Какая подлость! – не выдержал брат Петр. Он буравил глазами несчастную женщину, сжимал кулаки, лицо его покраснело от гнева. Адвокат написал что-то на планшете и невозмутимо подал планшет брату Петру.
- Подпишите, пожалуйста. Я фиксирую давление с вашей стороны на мою подопечную и повторно прошу вас удалиться. Или ведите себя нейтрально, или… я использую это в суде.
Брат Петр черканул свою подпись и выскочил из каюты.
- Вот и славно, - пробормотал адвокат.
- Ка-как-какой суд? – заикаясь, спросила Элис.
- Наш суд, фаронский… Так. Еще недолго. Вот, пожалуйста, ознакомьтесь с результатами обыска в вашем отсеке, в отсеке вашего отца, а также по их месту работы…
Элис схватила планшет. «Следы таллия обнаружены на столике для приготовления пищи в гостиной… в спальне Элис… в шкафу… обыск отсека родителей – таллий не обнаружен. Обыск рабочего места отца… таллий не обнаружен… найден жевательный табак! О, Господи… Мамина лаборатория… обнаружен небольшой запас металлизированного таллия, количество соответствует остатку от взятого из земной лаборатории, с учетом проведенных и зафиксированных экспериментов, не мог быть использован при отравлении… Слава Богу, пузырек или не нашли, или в нем было что-то другое!»
- Ознакомились?
- Да, но вы же не думаете, что я имею к этому отношение? Послушайте, Лея была моей подругой!..
В этот момент люк открылся, и вошел брат Петр.
- Я постараюсь быть выдержанным, хотя это не легко, - сказал он адвокату.
- У нас, собственно, почти все… - адвокат вздохнул и вновь протянул Элис планшет. – Это – показания госпожи Сары и госпожи Эсфирь. Были проведены перекрестные допросы, ввиду отсутствия полиграфа, просмотрены записи камер видеонаблюдения. Сразу хочу сказать, что запись не подтверждает выводы, сделанные госпожами, но и не опровергает их. Прошу вас.
Элис читала: «Я, Сара, жена Старшего брата Давида, утверждаю, что Элис подогревала молоко в нише для разогрева пищи в нашей гостиной и носила его Лее. Я, Сара, также утверждаю, что видела, как Элис подсыпала что-то в молоко из пузырька, похожего на пузырек с лекарствами. Видела я это два раза. Не могу вспомнить даты…
Я, Эсфирь, жена Старшего брата Давида, подтверждаю показания Сары. Видела я, как Элис что-то подсыпала в молоко Леи из пузырька, правда, один раз. Нет, ну я не помню точно, когда. Лея болела, и Элис поила ее теплым молоком. Я была уверена, что это лекарство…
Я, Сара, утверждаю, что попросила Элис в обед, ровно за два дня до моей болезни, налить мне молока. Она очень долго возилась в холодильнике, потом наливала его на столике для подогрева. Не грела, нет. Но что она делала в этот раз – я не видела, она спиной загородила… Да я и не смотрела…
Я. Эсфирь, утверждаю, что Элис завидовала Лее, новой жене брата Давида. Она несколько раз говорила мне об этом, жаловалась, что Давид ее забыл…
Я, Сара, утверждаю, что Элис ненавидела Эсфирь. И выдумала историю о том, что бедный Фоксик, единственная радость Эсфири, пытался пролезть к ней в каюту и ужасно выл…
Я, Эсфирь, утверждаю, что Лея ненавидела Сару за то, что та всегда выводила Элис на чистую воду и раскрывала ее ложь. Например, история с клубникой. Элис лгала, что любит клубничку, а сама не могла ее есть, она насмехалась над нами.
Я, Сара, утверждаю, что Элис пыталась вызвать к себе жалось, наевшись клубники, от которой у нее аллергия. Она лгала Старшему отцу о нас, лгала все! И что мы ее изводим – лгала!
Я, Эсфирь, утверждаю, что Элис хотела навредить мне и Саре…»
Элис в ужасе отложила планшет, подняла глаза на адвоката и прошептала:
- Я ничего этого не делала…
- Как жаль, что улики говорят об обратном, - меланхолично сказал адвокат.
- Сара и Эсфирь лгут… я ничего не подсыпала ни Лее, ни Саре! Они лгут! Лгут!
- Элис… ввиду вашего положения… В общем, вам лучше признаться в содеянном, раскаяться и, возможно, присяжные не вынесут смертный приговор, - грустно сказал адвокат. – Подумайте об этом.
- Но я же ничего не делала! Боже мой! Вы что? Разве это – доказательства? Разве их слова – доказательства? Да мало ли кто мог рассыпать этот таллий! – кричала Элис. Голова ее раскалывалась от боли. Ребеночек колотил ножками. Наверное, ему тоже было несладко в ставшем опять каменным животе.
- Брат Петр, врача и быстро!
Элис вскочила, кинулась к брату Петру:
- Где мой муж? Где мой муж? Позовите Давида, позовите его! Вы что? – она схватила Петра за рукав, но тот с отвращением отдернул руку.
- Вы его ребенка хотите убить? – дико закричала Элис. – Он вам не простит! Не простит!
Вбежала врач, обхватила разбушевавшуюся Элис, потащила к кровати…
- Да помогите же, братья! Уложите ее!
Втроем они справились. Элис вкололи снотворное, и она мгновенно отключилась. Врач сделала еще пару инъекций.
- Подключите медблок к камере в этой каюте. Нужно наблюдение. Я не знаю, как она все это переживет… Срок большой, у нее давление и угроза преждевременных родов.
- Доктор. Это – убийца. Доказано. Ей недолго осталось вас беспокоить, - скрипучим голосом произнес брат Петр.
Врач внутренне содрогнулась. Фаронские законы предусматривали смертный приговор за умышленное убийство. Но эта женщина ждала ребенка…
Когда Элис пришла в себя, она обнаружила, что кто-то переодел ее в ночную рубашку, а вместо черного траурного платья положил ее обычное, домашнее. Она оделась. Есть не хотелось. Она с ужасом вспомнила вчерашний день. Все эти обвинения… она, Элис, отравительница? «Господи, как же так? Я же точно помню, что не делала это! А вой собаки, которой не было, звук раздираемой обшивки, которая оказалась целой… неужели я сошла с ума, и у меня раздвоение личности? И я не помню, что делала на самом деле? Боже, Боже! Спаси меня!»
Но долго мучиться размышлениями о собственном безумии ей не дали. Открылась дверь, и вошли четверо – вчерашний доктор, адвокат и двое братьев, которые привели ее сюда.
- Элис, мы пришли отвести вас на судебное заседание, - мягко сказал адвокат.
От ужаса у Элис задергалась голова, как у Леи в детстве, когда она пыталась держать голову прямо…
- Элис, я вам дам лекарство, и вы немого успокоитесь. Руки и шея Элис были уже исколоты инъектором, но врач нашла местечко, и Элис начало отпускать. Через несколько минут бесстрастно наблюдавший за ней адвокат спросил:
- Вы можете идти?
Элис встала. Ноги пока держали. Она машинально сунула в карман платья детские носочки.
- Да, готова. Но я ничего такого не делала…
Врач поддерживала Элис под руку. Ей было невыносимо жаль эту несчастную женщину, ставшую жертвой своего помешательства. Все было настолько очевидно, все было доказано. Вся семья уже знала обстоятельства этого скорбного дела. Но ее ребенок… «А он-то чем виноват?» - грустно думала врач, пока они шли коротким коридором внутри отсека, превращенного фаронами в тюрьму, единственной узницей которой была «девчонка Элис». Они прошли в дальний торец коридора. Люк открылся, и Элис ввели в небольшой зал. Она прищурилась от яркого света. Мама, папа – они были здесь!
- Мама, - прошептала Элис. Ее усадили на боковую скамью, отгороженную от зала прозрачной перегородкой. Ни Давида, ни «сестриц» еще не было. Элис смотрела матери в глаза.
- Мама, - сказали ее губы. – Я невиновна. - Мать видимо, разгадала слово «мама» и прижала ладони к лицу. Сидящая рядом Анна с сочувствием приобняла ее. Отец же не шелохнулся…
Вошли присяжные – двенадцать фаронов, известных в семье своей праведностью и знанием фаронских законов. Кроме родителей Элис, присутствовали десятка два уважаемых братьев и три почтенные матроны. Вошли брат Петр и невысокого роста мужчина со светлыми, зачесанными назад волосами. Все были одеты традиционно – черные брюки, белые рубахи, черные жилеты. Женщины надели свои неизменные просторные платья, на этот раз «нерадостных» расцветок.
«Где же Давид… он же не даст меня в обиду… он сейчас придет, и все это развеется. И все это закончится, этот мерзкий кошмар!» - повторяла Элис про себя. Наконец, дверь распахнулась, и они вошли – Старший отец Давид, братья Фома и Иона, брат Авель в судейской мантии и Эсфирь. Сары не было. Все встали, приветствуя вошедших. Поднялась и Элис, стараясь встретиться взглядом с мужем. Но… он даже не посмотрел на нее… Сердце ее упало. «Поверил… неужели поверил им? Давид… но вот же я, посмотри!..»
Судья занял свое место на кафедре, постучал, по традиции, молоточком, призывая к порядку. Когда установилась тишина, он пригласил брата Иону, исполнявшего обязанности секретаря суда, начать заседание.
- Братья мои… - Иона поднялся. - Позвольте объявить судебное заседание открытым. Оглашаю состав суда…
Элис с тревогой вглядывалась в лица «стороны обвинения», присяжных заседателей. Пыталась привлечь внимание Давида, но тот сидел, мрачно опустив глаза и не смотрел по сторонам. Только один сочувственный взгляд встречала она, пробегая глазами по залу – взгляд матери… хотя нет, вот еще и госпожа Анна, новая жена ее отца, смотрит на нее с печалью… А остальные! Вот три матроны с подчеркнуто поджатыми губами, строго и осуждающе глядят на нее. Отрешенная Эсфирь, смотрящая вдаль. Насупившийся брат Петр. Откуда у него-то столько неприязни? Безразличие присяжных, сосредоточенный прокурор, или, как его называют в фаронском суде, «сторона обвинения»… Включилась в процесс Элис только тогда, когда зачитывали списки свидетелей. Со стороны обвинения: эксперты, силовики, даже спасатели… Эсфирь, Сара, классная наставница Элис! Со стороны защиты – специалист по видеонаблюдению и… докторша, лечившая Элис. И все! И больше никого! А Давид? Элис в отчаянии закрыла лицо руками. Защищать ее никто не собирался…
- Прошу свидетелей, находящихся в зале, покинуть помещение, вас вызовут. – Эсфирь и доктор вышли. – Ваша честь, я предоставляю слово стороне обвинения!
Обвинитель – невысокий мужчина со светлыми волосами – поднялся.
- Ваша честь, господа присяжные заседатели, братья! Признаюсь, что мне нелегко произносить сегодня обвинительную речь. Взгляните на обвиняемую…
Элис густо покраснела и опустила глаза. Только Давид не поднял голову, остальные же, как по команде, уставились на нее – жалкую, растрепанную, в дурацком домашнем платье, с пылающим от стыда лицом. Она сжала в кармане дорогие малышовые пинеточки, и это придало ей сил. «Я буду сражаться до последнего. За тебя, малыш!» - и гордо вскинула голову. Люди в зале отвели глаза, а адвокат перевел дух: за эту Элис стоило побороться. Элис кивнула головой обвинителю: мол, продолжайте. Продолжайте нести вашу чушь! «Я… я не боюсь!»
Вступление оказалось несколько смазанным. Обвинитель кашлянул и продолжил:
- Элис молода, из хорошей семьи, до замужества не замечена ни в чем предосудительном. А мы собрались судить ее за страшное преступление – убийство ее лучшей подруги Леи и попытку убийства Сары, второй жены ее мужа. Быть может, это ошибка, господа присяжные? Быть может, мы зря здесь собрались, господин судья?
Давид впервые за все время поднял голову и тяжелым, недобрым взглядом смотрел на обвинителя. Тот даже не заметил – так увлекала его собственная речь.
- К сожалению, мы собрались не зря. Оборвана одна жизнь, подорвано здоровье другой женщины… свидетельства, одно ужаснее другого – экспертизы, свидетельские показания – они будут зачитаны сейчас перед вами, и каждое будите вопиять – «Виновна!» - и он театральным жестом указал на Элис. Та сжалась, но выдержала это. – Вызывайте свидетелей!
Один за другим входили в зал свидетели обвинения. Результаты вскрытия трупа Леи, анализы и фотографии обезображенной Сары «вопияли»: виновна! Свидетельства силовиков, проводивших обыски и результаты микроскопических исследований поверхности стола и обувного отделения гардероба «утверждали»: виновна! Спасатель рассказал о поступившем аварийном сигнале из отсека Старшего отца – показали видео, где Фоксик, не открывая пасть и не царапаясь, сидел перед дверью. Выступил представитель ремонтной мастерской, рассказавший, что собака имела дополнительный ограничительный блок и не могла совершить приписываемые ей действия. Припомнили Элис и несчастные подметные письма, выступила классная наставница, рассказавшая, в каком шоке были она сама и ученицы, получившие такое. Зачитали записи из карты здоровья, в которой подробно описывалось, что Элис нельзя было есть несчастную клубнику, и что она наелась ей так, что чуть не умерла от отека Квинке. «Лживая, лживая, насквозь лживая!» - кричали эти свидетельства. Элис с трудом держалась. «Ради тебя, - думала она, - ради тебя, малыш!» Адвокат задавал уточняющие вопросы, наводя присяжных на мысли, что все это – улики косвенные, и, более того, говорящие скорее о психическом расстройстве женщины на фоне раннего замужества и беременности.
Но вот вызвали Эсфирь. Адвокат прищурился. Он очень надеялся, что ему удастся запутать ее, показать, что ее свидетельства не заслуживают доверия… Но тщетно. Поклявшись на Книге фаронов «говорить правду, только правду и ничего, кроме правды», Эсфирь рассказывала все точь в точь, как было записано на предварительном допросе, не «уплывала» и не терялась при каверзных вопросах. На вопрос «видели ли вы, как Элис насыпает что-то в молоко Саре» та твердо ответила:
- Чего не было, того не было – это я не видела. Она спиной все загородила, – адвокат был огорчен.
Сара не смогла «прибыть» на слушание – ее показания снимали прямо в палате. Когда камеру включили, люди в зале невольно заохали, настолько страшно она выглядела. Слабым голосом она подтвердила рассказ Эсфири о том, как один раз они вдвоем видели, что Элис что-то насыпала в молоко Леи, и что один раз она видела это одна.
- И еще… Муж мой Давид… прошу вас… не судите ее строго за те предположения, которые я сделала… о том, что настоящий отец ребенка, которого она носит – не вы… а сбежавший Поль… я давно наблюдала за ними, господа присяжные! Я предоставила моему мужу записи из коридора, где библиотека, там видно, что сначала в библиотеку вошел Поль, а потом эту бесстыдницу привела Марианна, сестра Поля…
Давид поднялся.
- Свидетельствую, что моя жена была невинна до замужества, – и сел.
- Да, Давид, да… но потом… - голос Сары шелестел, как умирающий ветерок, - потом – вы видели, как он поджидал ее в коридоре у нашего отсека, как он ночевал, когда она попала в больницу, чуть не под нашей дверью? И как он бежал, справедливо опасаясь, что когда ребенок родится и вы – если он будет похож не на вас – захотите сделать экспертизу на отцовство и узнаете, что отец – не вы – то на кого первого падет подозрение? Не на того ли, кто преследовал вашу жену? А сбежать он бы уже не успел – куда сбежишь в подпространстве? А наши законы суровы для прелюбодеев… вот он и бежал заранее… Простите, простите, что я влезла в охранную систему корабля… но я старалась ради вас, мой любимый муж… Может быть, поэтому ты решила убить и меня, Элис? – неожиданно резким громким голосом спросила она.
В зале зашумели.
- Я протестую, ваша честь! – наконец-то докричался до судьи адвокат. – Это вообще к делу не относится, и проверить отцовство брата Давида мы не можем!
- И не нужно! - выкрикнула Эсфирь. – Все и так понятно! Убила Лею из ревности, а Сару – чтобы не узнали про ее шашни!
- К порядку! – судья заколотил молотком по столу. – Еще одна реплика, и я удалю вас, госпожа Эсфирь!
При таких уликах и таком моральном облике, нарисованном свидетелями обвинения, красочно дополненном подозрениями Сары, адвокату оставалось только уповать на милосердие присяжных. В довершение ко всему принесли заключение психиатрической экспертизы по результатам сканирования мозга, доказавшее, что Элис вполне вменяема.
Два свидетеля защиты показали, что ни на одном кадре, просмотренном за весь период съемки, не видно, чтобы Элис что-то кому-то подсыпала в гостиной, но опровергнуть показания Эсфири и Сары они тоже не смогли – вообще ничего не было видно, Элис закрывала обзор камере спиной. И доктор рассказала о том, что у беременных иногда происходят сдвиги по фазе и привела несколько примеров развившихся неврозов и психопатий в этом состоянии. И все…
Никто больше не сказал, какая Элис, в сущности, хорошая девочка. Какая она славная подруга и прекрасная добрая дочь, какая она ласковая жена. Адвокат произнес убедительную, слезоточивую речь о раскаявшейся Марии Магдалине, о милосердии и прощении… но слезы он выдавил только у матери и мачехи Элис. Остальные представляли собой гранитные глыбы. Отработав свои деньги, он поклонился судье и присяжным и сел на место.
Судья призвал зал к тишине и обратился к Элис:
- Элис из семьи Бархейм. Признаешь ли ты себя виновной в попытке убийства Сары?
Элис встала. Адвокат вскочил и попросил судью:
- Ваша честь, позвольте я дам совет моей подзащитной?
Судья милостиво разрешил.
- Элис, - зашептал брат Теодор, - дело швах, признайся, покайся, может быть, они заменят смертную казнь на пожизненное!
Элис отрешенно кивнула. Оглядела зал и сказала:
- Я всю жизнь старалась не лгать. И сейчас не буду. Я невиновна!
Зал взорвался гневными выкриками. Судья замолотил по столу, призывая к спокойствию. Адвокат упал в свое кресло.
- Элис из семьи Бархейм. Признаешь ли ты себя виновной в убийстве Леи?
- Не признаю! – крикнула Элис, глядя Давиду в глаза. - И в прелюбодеянии тоже не признаюсь!
- Об этом я вас не спрашиваю, сядьте, - голос судьи был сух и бесстрастен. - Прошу коллегию присяжных удалиться на совещание.
Элис не смотрела в зал. Она сидела, как каменное изваяние. Ей было все равно. Мир все равно рухнул, ее оболгали, на нее свалили страшные грехи, а Давид отвернулся от нее. Кто это был? Неужели Эсфирь? Уже все равно. Все против нее. Такого в дружной семье фаронов еще и не бывало, пожалуй. Вот теперь будет. Ну призналась бы она, а что изменилось бы? Солгать и нести всю жизнь кошмарный крест чужого преступления?
Присяжные совещались довольно долго. Наконец они вернулись в зал, и старшина взял слово. Элис замерла. Надо было встать вместе со всеми, но она не могла, она обмякла на своей скамье, в тоске глядя на мать.
- Коллегия присяжных большинством голосов (одиннадцать против одного) выносит приговор: виновна по обоим пунктам. Ввиду особой тяжести совершенных преступлений приговаривается к смертной казни без отсрочки выполнении приговора.
Элис вскочила – откуда взялись силы - и закричала:
- Это вы, вы убийцы, а не я! Вы убиваете невинных людей! Дайте хоть ребенку родиться!
Ее подхватили под руки и потащили к служебному входу, обратно в камеру, а она все кричала:
- Мама, мама! Я не виновна! Мама! – и наградой ей был ответный крик матери:
- Я верю, Элис! Верю…
Отец Элис, опозоренный до конца жизни, подхватил новую жену под руку и поспешил к выходу, подальше от родившей убийцу Фаины. Но госпожа Анна неожиданно остановилась и вернулась к убитой горем матери Элис. Взяла ее под руки и, шепча что-то на ухо, подняла со скамьи и, поддерживая, повела к выходу. Мимо отца Элис, мимо матрон с разинутыми ртами, мимо Старшего отца Давида. У госпожи Анны было свое мнение о мужчинах-фаронах. Может быть, от того ее так долго и не могли выдать замуж.
Элис втолкнули в каюту и оставили одну. Она доползла, шатаясь, до постели и упала.
- Вот и все… вот и все… вот и все… - шептала она. Потом вынула из кармана пинеточки и дико закричала: - Вот и все! Все! Все!
Хрустальная птица из ее сна билась в закрытое стекло. Удар, удар… и она разлетелась на мелкие искрящиеся брызги. Так разлетелся на кусочки маленький мир «девчонки Давида».
Глава 9.
Убитая горем, согнувшаяся под непосильной ношей, мать Элис шла по коридору, заботливо поддерживаемая Анной. Вдруг она остановилась. Выпрямилась. И, бормоча вполголоса:
- Надо успеть. Скорее, скорее, я должна успеть! – побежала по коридору. Анна – за ней.
- Анна, куда ты? – услышала она окрик мужа, остановилась, обернулась. Они с госпожой Фаиной успели отбежать уже метров на сто, а Анна была близорука. Ей показалось на мгновение, что около входа в зал собраний, где судили Элис, стоят три гранитных памятника – ее муж, Старший отец Давид и брат Петр. Она, неожиданно для самой, присела в книксен, повернулась и побежала догонять госпожу Фаину. На повороте она еще раз оглянулась – три «каменных глыбы» как стояли, так и остались стоять, глядя им вслед.
- Госпожа Фаина, вы не бегите так! – Анна с трудом догнала госпожу Фаину. – У вас же сердце…
- Надо успеть, Анна, надо успеть! Зачем мне мое сердце без Элис? – тяжело дыша, произнесла Фаина.
- А куда мы? – Анна еле поспевала за старшей женой, но та только бормотала про себя:
- Надо успеть, надо успеть… - и бежала все дальше по коридорам корабля, не обращая внимания на удивленных прохожих. Вот они прибежали в лабораторный блок. «Наверно, она к себе на работу», - догадалась Анна, но госпожа Фаина пробежала мимо входа в свою лабораторию и, тяжело дыша, остановилась у люка со знаком «Радиация». Набрала код, вошла внутрь, Анна, оглядевшись по сторонам – за ней. Не здороваясь с изумленными ее появлением сотрудниками, мать Элис подошла к сейфовой двери в конце помещения и, вытащив из кармана магнитную карту, приложила ее к замку. Дверь начала открываться. Фаина вошла внутрь, Анна, краем глаза наблюдавшая за замершими лаборантами, вошла за ней. А госпожа Фаина уже открывала один из сейфов, с надписью «Радиационная опасность! Открывать запрещено!»
«Свихнулась!» - мелькнуло в голове у Анны, она попятилась к выходу, но уйти ей не удалось – дверь автоматически закрылась.
- Ой! – только и сказала Анна, с ужасом глядя, как Фаина открывает сейф, достает один из контейнеров и спокойненько его вскрывает.
- Не бойся, тут нет ничего опасного, - быстро сказала Фаина, вынула из вскрытого контейнера тубу из-под лекарств в пакетике и сунула ее себе в карман. – Бежим!
«Не свихнулась!» - обрадовалась Анна и спросила вслух:
- А куда бежим?
Они уже вышли из сейфовой комнаты.
- Здравствуйте, - спокойно сказала Фаина сотрудникам лаборатории.
- Добрый день, госпожа Фаина, - проблеял один из братьев, остальные бодро закивали головами, несколько женщин даже изобразили подобие улыбки.
У выхода Фаина остановилась.
- Так, Анна. Он не захочет мне сказать, где он… Набери кабинет Давида и узнай у Ионы, или кто там, где находится брат Давид… Скажи… скажи, что… что тебя бьет муж, и ты хочешь это обсудить.
Сотрудники лаборатории навострили уши. Анна растерянно сказала:
- Но… он же меня не бьет…
- Да? Ну скажи что-нибудь еще, что угодно! Скорее же!
- Я никогда туда не обращалась…
- Давайте я свяжусь! – к ним подошла высокая дородная женщина со светлыми волосами, заплетенными в толстую косу. – Госпожа Фаина, вы хотите узнать, где сейчас Старший отец?
- Да, Агния, помогите…
Госпожа Агния, научный руководитель фаронских проектов по ядерной физике, отодвинула трепещущую Анну и без всякого стеснения набрала приемную брата Давида, предварительно отключив видеосвязь.
- Брат Иона вас приветствует, - раздался голос брата Ионы. Он был, как обычно, спокоен и бесстрастен. Агния отключила и громкую связь, поднесла к уху трубку.
- Брат Иона, здравствуйте. Это госпожа Агния, из лаборатории ядерной физики… А брат Давид сейчас у себя? Да, я хотела бы к нему заглянуть… Да, я понимаю, но дело неотложное. Нет, это еще и секретное дело… Да, и я рада решить его с вами, но, увы… Да, если возможно… благодарю вас… - и, отключив связь, повернулась к матери Элис. – Госпожа Фаина, он у себя в кабинете, будет ждать меня, в течение ближайшего часа никуда не уйдет. Идите!
- Спасибо… - мать Элис со слезами на глазах поблагодарила госпожу Агнию.
- Идите, идите! – Агния обернулась к замершим от невиданного зрелища – их начальница только что солгала – и кому? Брату Ионе, секретарю Старшего отца! – А вы, господа, молчок! И давайте работать, негоже отвлекаться!
Через полчаса брат Иона тихонько постучал в дверь Старшего отца Давида. Не услышав ответа, приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Увиденная картина побудила его ретироваться назад, но «сзади» было еще хуже. И он рискнул. Втянув голову в плечи и старательно отводя глаза, он тихо позвал:
- Брат Давид! Простите за беспокойство, но очень срочно, очень…
Давид поднял голову и тяжелым, недобрым взглядом посмотрел на Иону, прищурился, тряхнул головой и выпил остаток жидкости из молочной кружки. Он надирался. Старший отец Давид сидел за своим столом перед наполовину опустошенной бутылкой строго запрещенной у фаронов водки «Имперская». Водка была хороша. Рюмок не было, пришлось пить из чашки.
Брат Давид с непривычки опьянел, но не настолько, чтобы получить полную анестезию от пережитого кошмара. Он убил любимую жену… да, да, да…он убил жену и ребенка… Да к черту, что она отравила Сару – туда Саре и дорога, сам бы отравил эту змею… Но Лея… это был бред – Элис не могла так поступить… но обе – обе – и Эсфирь, и Сара так складно рассказывали о том, как Элис подсыпала отраву… И эта история с псом… и письма… и Поль, чертов урод, куда он сбежал? Но самое ужасное – это следы таллия, там, где она наливала молоко, и в ее шкафу… Присяжные, о! Эти светочи мысли и светильники высокой морали! Да, да, да! Пусть она все лгала, пусть лгала… она сошла с ума, раз так поступила… Ее надо лечить, а не убивать! Что он, Давид, наделал? Только он мог подать на апелляцию, как муж Элис, но он был Старшим отцом, примером для подражания, черт бы подрал их фаронские порядки! Он налил себе еще и выпил.
- Что?
- Брат Давид, там… э… мать Элис, просит принять ее…
- Нет. Я не могу. Я не могу!
- Брат Давид, я понимаю, я так и сказал, но она настаивает. И... там все больше людей собирается, лучше бы избежать огласки…
- Где собираются? Кто?
- Э… У дверей, в коридоре… Разные люди, из нашей семьи… Лучше бы впустить ее… Если позволите…
- Она что – голая?
- Нет!
- А что тогда собираются? – и Давид истерически захохотал, представив в коридоре голую тещу.
Брат Иона запунцовел.
- Вы сами взгляните, - пробормотал он.
Давид криво ухмыльнулся, встал из-за стола, покачнулся и, поддерживаемый кинувшимся на выручку Ионой, вышел в приемную, Иона отпустил на минутку качающееся начальство, хлопнул по кнопке открывания двери и поднырнул под руку Давида как раз в тот момент, когда тот, пытаясь с достоинством шагнуть вперед, потерял равновесие. Люк открылся, и Давид увидел нечто невообразимое для фаронского сознания: посреди коридора, прямо перед люком, на коленях, стояли две женщины, одна – госпожа Фаина, а вторая была ему смутно знакома, но он не помнил ее имени.
Справа и слева вдоль коридора собиралась толпа. К всеобщей радости, добавилось еще и лицезрение главы семейства в странном состоянии потери равновесия. Фаронов можно было понять – в их светлой незамутненной жизни подобные события случались крайне редко. Никогда не случались, если уж совсем точно.
Когда люк открылся и Фаина увидела зятя, она быстро поползла внутрь на коленях, Анна – за ней. Давид, поддерживаемый Ионой, отшатнулся и попятился, они задели стол Ионы и, не удержавшись на ногах, оба рухнули на пол. Фароны, заглянувшие внутрь, вместо того, чтобы закрыть люк и разойтись по своим делам, заняли весь дверной проем и таращились на происходящее – брат Иона уже вскочил и пытался поднять Давида, но тот, решив, что разговаривать стоя перед коленопреклоненной тещей неудобно, сам встал на колени и, заглядывая госпоже Фаине в лицо, спросил:
- Что вы хотели?
Госпожа Фаина выпрямилась и, с изумлением глядя на зятя, сказала:
- Господин Давид, умоляю, выслушайте меня! У меня есть свидетельство – улика, которую я не предъявляла, я боялась, что это повредит дочери, но сейчас… ей больше навредить невозможно! Вы… вы подарили мне новую жизнь, вы оплатили операцию на моем сердце… но зачем мне моя жизнь, если доченька умрет? Умоляю вас, вот новая улика, прошу вас, отложите исполнение приговора!
- Н-новая что?
- Улика…
- Иона! Люк закрой!
Иона начал было подниматься на ноги, чтобы пройти к люку, но его осенила мысль: как же так – он, секретарь, будет стоять на ногах, пока Старший брат – на коленях? Иона опустился на пол и, поразмыслив, на четвереньках направился к люку. Ошалевшие счастливчики в дверях молча взирали на происходящие, тогда как задние ряды, обуреваемые нечестивым любопытством, толкали впереди стоящих и нетерпеливо вопрошали:
- Ну что там, что? Скажет кто-нибудь, что происходит?
«И даже женщины тут! - с особым чувством отметил старшина общины брат Петр, пробиваясь сквозь толпу. – Совсем одичали во время путешествия! Никакого почтения!»
Да, люди не стремились расступиться перед братом Петром. Наконец, используя весь свой авторитет и силу, ему удалось войти в кабинет – как раз тогда, когда брат Иона, стоя на четвереньках, протягивал руку к кнопке закрывания люка. Старший отец Давид полулежал, удобно подпирая голову рукой, и слушал рассказ стоящей на коленях перед ним госпожи Фаины. Алая от смущения госпожа Анна в той же позе была рядом.
- А, Петр! Заходи. Слушай, хоть ты дверь закрой! – Давид приветливо помахал старосте. Единственное, что брат Петр осознавал в этот момент – это что нужно «очистить зал» от зрителей. Он повернулся спиной к живописной группе и начал выпихивать за порог любопытных:
- Братья, братья… тьфу, и сестры, выходите, у всех сегодня тяжелый день! Дайте нам разобраться, уходите, выходите! - Наконец, когда последний фарон оказался за порогом, Петр закрыл люк и обернулся. – Что происходит? – спросил он сдавленным голосом.
- Госпожа Фаина, расскажите Петру еще раз, пусть послушает! Садись, брат!
Брат Петр подумал и, подойдя к начальству, уселся на пол, скрестив ноги по-турецки.
- Брат Петр, простите меня, но речь идет о жизни моей Элис, - госпожа Фаина протянула Петру тубу в пакете. – Несколько дней назад, как раз когда госпожа Сара попала в больницу, ко мне на работу пришла Элис, принесла вот это и сказала, что нашла тубу у себя в гардеробе, в обувном ящике. Она сказала, что не клала ее туда. Сказала, что не понимает, что происходит, и что ей страшно. Попросила проверить, что это – она думала, что кто-то подбросил ей наркотик или пытается таким образом его укрыть. Я оставила тубу у себя, Элис ушла. Когда я осталась одна, я провела анализ и определила, что внутри – сульфат таллия. Как раз то самое вещество, которым, как позже выяснилось, отравили Лею и Сару. Господин Петр, вы проверяли мою лабораторию – таллий был, но не так много, чтобы отравить двух женщин. И расход его соответствовал расходу в единственном проведенном нами эксперименте. И вот – посмотрите, проверьте сами – этим количеством можно десяток человек на тот свет отправить! Откуда он здесь, на корабле? Получается, что кто-то взял его с собой с Земли? Но… господин Давид, тогда это не Элис! Она была школьницей, не помышлявшей о замужестве, когда мы улетели! У нее не было врагов!
- А почему вы скрыли этот факт, Фаина? – строго спросил Петр.
- Я так боялась, что это повредит дочке, ведь это она принесла мне тубу… и можно увидеть по видеозаписям в коридоре, как она идет ко мне… Показания старших жен… все, все указывало на Элис! Но теперь? Что может ей повредить? А может быть, выяснится правда! Умоляю вас: отложите исполнение приговора! Этот флакон нужно обследовать на следы ДНК. Здесь наверняка будут отпечатки Элис, моих следов, скорее всего, не будет – я работала в перчатках. Но вдруг обнаружится еще чья-то ДНК? Умоляю, не откажите, не торопитесь… - И тут слезы вырвались наружу. Несчастная мать зарыдала. Анна обняла ее, утешая, и умоляюще посмотрела на Давида.
Давид вскочил и, чуть не растянувшись, зашел к себе в кабинет. Анна прислушалась.
- Это Старший отец Давид. Я решил подать на апелляцию. Да… да… сейчас зафиксирую. Прошу прислать ко мне судью и адвоката. Появились новые данные, нуждающиеся в проверке.
Элис было совсем худо. У нее снова ужасно болела голова. Снова каменный живот. Малыш притих, наверное, и ему было плохо. Она лежала на боку, уставившись в стену. Мир рухнул. Ее, невинную, осудили за чужое преступление! И никто не вступился, никто, даже муж поверил в ее чудовищную вину… Значит, на свете нет справедливости… значит, нет. Устав метаться по камере, бедняжка легла и просила теперь у Бога только одного – чтобы все быстрее закончилось, и чтобы они с малышом ушли в свой вечный дом, к своему настоящему Отцу. Потом перестала и просить – голова раскалывалась, и она могла только постанывать, так ей было дурно.
Вечером к Элис вошла врач. После суда она, подобрав подходящие лекарства, сделала срочный заказ в фармацевтической лаборатории. Через полчаса ей пришел ответ – лекарства готовы, но им запрещено передавать что-либо для осужденной Элис. «Кто запретил?» - отправила вопрос врач. «Брат Петр».
- Возмутительно! – госпожа Дамарь (так звали лечащего врача Элис) потерла виски, стараясь успокоиться. Потом набрала кабинет брата Петра, никто не ответил, вызвала на связь его отсек – да, он был на месте, обедал в кругу семьи.
- Простите, брат Петр, что отрываю вас… но не могу поступить иначе, - голос ее дрожал от негодования.
- Да, что у вас? – брат Петр зашел в свой кабинет, чтобы не мешать обедающим.
- Фармацевты не отдают мне лекарства для Элис. Сказали, что это – ваше распоряжение.
Брат Петр, оторванный от обеда, и так-то имел не самый радужный вид, но после этих слов он посуровел и нахмурился:
- Да, это я распорядился.
- Почему? – выдохнула Дамарь.
- Думаю, что ей следует помучиться за совершенные ей преступления. Мы, знаете ли, не дикари, мы на электрический стул не сажаем. Она и не заметит, как умрет. А перед смертью пусть осознает, каково было ее жертвам.
- А как быть мне? Я – ее врач. Как быть мне?
- Вам? А вам-то что за дело? Считайте, что ее уже нет, – и брат Петр потянулся к кнопке отбоя.
- Нет, нет, нет, подождите! Она жива, ее камера подключена к медблоку. И ей очень плохо, я это вижу. Послушайте, мы, врачи, даем клятву Гиппократа, мы обязаны оказывать медицинскую помощь любому человеку. Как же так – я, врач – в одной ситуации буду верна этой клятве, а в другой – не буду? И… кроме того, я не одна вижу, что происходит в камере Элис…
Последний аргумент заставил Петра аж закашляться. Да… страсти и так накалились, надо бы притушить пожар… Выдержав паузу он, погладив бороду, пробормотал:
- Да, возможно, я погорячился. Я отменю свое распоряжение, можете отнести лекарства.
- Спасибо, брат Петр! – но брат Петр уже сбросил вызов. Отобедать ему так и не удалось, так как позвонил начальник охраны и попросил взглянуть на собирающийся народ в коридоре у кабинета Старшего отца. Брат Петр взглянул и, оставив недоеденную отбивную остывать на тарелке, побежал к Старшему отцу.
Госпожа Дамарь внесла ужин в камеру Элис. Та даже не пошевелилась – лежала, повернувшись к стене. Врач поставила поднос на стол, наклонилась над Элис. Глаза ее были закрыты.
- Элис? – позвала ее врач, - Элис!
В ответ женщина тихо застонала. И Дамарь взялась за дело. Ощупала живот, измерила давление, ужаснулась. Налила в кружку воды из крана, аккуратно повернула Элис на спину.
- Элис, надо выпить лекарство!
- Зачем? – еле слышно спросила Элис. Врач с жалостью смотрела на нее – казалось, Элис постарела на десяток лет за этот день. – Все одно…
Госпожа Дамарь вздохнула:
- Элис, у тебя серьезная угроза преждевременных родов. Надо выпить лекарства.
- Так хорошо же… - прошептала измученная женщина, - пусть он родится, хорошо же… Его же не убьют, когда он родится? Его же точно не за что, раз он еще не жил?
- Элис, для того, чтобы выходить недоношенного младенца на твоем сроке, нужна специальная реанимация. У нас такой нет на борту корабля. Он умрет, если родится сейчас. Если бы ты видела их, родившихся в шесть месяцев – скелетики, обтянутые кожей…
- Значит, все одно…
- Нет, не «все одно»! Элис… Мне сложно представить себя на твоем месте, но я бы боролась за каждый день жизни ребенка внутри тебя. Послушай. Скоро мы «выпрыгиваем» из подпространства на Эльдорадо. У них есть возможность спасти такого недоношенного ребенка. Тебе нужно тянуть до Эльдорадо. Ты слышишь меня?
- А… если они придут раньше?
- Элис, все может быть. Может быть, они придут раньше, - госпожа Дамарь старалась не разреветься от жалости, - но ты… ты должна сделать все, от тебя зависящее – дай малышу шанс! Элис?
«Господи, что я делаю? Зачем я ее мучаю? Ей же все равно умирать» - спрашивала про себя Дамарь, протягивая женщине таблетки.
- Это яд? – криво улыбнулась Элис.
- Нет, что ты! Что ты! Хочешь, я сама… вот смотри, я сейчас разделю их и от каждой съем кусочек…
- Не надо, давайте, я выпью! – Элис протянула руку, госпожа Дамарь помогла ей приподняться.
Через полчаса Элис отпустило – головная боль притупилась, живот стал мягким. Даже малыш толкнулся ножкой. Ей очень хотелось спать. Она улыбнулась своему врачу и отключилась. Госпожа Дамарь, вытирая слезы, вышла из камеры и… наткнулась на брата Петра.
- Как она? – спросил Петр.
Госпожа Дамарь только покачала головой.
- Я приду к ней завтра, буду наблюдать, если вы не возражаете…
- Не возражаю, - услышала врач неожиданный ответ.
«Совесть проснулась», - подумала она и пошла к себе.
Пять громадных кораблей устаревшего типа «Ковчег» подплывали к планете «Эльдорадо» - крупному перевалочному пункту на границе зон влияния Империи русских и Демократии. Трюмы были под завязку забиты грузами – посадочный материал, грунт, строительная и сельскохозяйственная техника для освоения новых планет и обустройства колонистов. В систему Цирцея везли никелиевые болванки, для Эльдорадо - игровые автоматы для казино. На освободившееся место уже был контракт – в трюмы перегрузят посылки со сломавшегося почтовика. Это была большая удача – перевозку почты Демократия оплатит по тарифу и, может быть, удастся договориться на бартер – топливо для кораблей по оптовой цене.
Айзек Смит вел к Исходу последнюю экспедицию. «Все, все, это – предпоследняя стоянка, заправляемся, грузимся, потом еще одна – и мы дома. Устал. Всю жизнь Моисеем работаю… или паромщиком…тут еще эта история с девчонкой брата Давида. Как некстати. В последний мой перелет!»
Рано утром Элис разбудил звук открывающейся двери. Она проснулась мгновенно. Животный ужас охватил ее, она села на койке и забилась в дальний угол. Колотилось сердце, пот выступил на лбу и, собираясь капельками, тек по посеревшему от ужаса лицу. Вошел помощник Давида брат Иона. В руках он нес… поднос с завтраком. Молча поставил его на стол, не глядя на Элис, забрал почти нетронутый ужин и вышел.
Элис тяжело задышала. Значит, раз принесли завтрак – не сегодня, значит – не сегодня… Прошло уже трое суток с того ужасного дня, когда состоялся суд. К ней никто не приходил, кроме врача и брата Ионы. Госпожа Дамарь деловито осматривала ее, давала таблетки и уходила только после того, как она их принимала. И Дамарь, и Иона были немногословны. Элис пыталась узнать, как ее убьют – но никто не ответил, и она перестала спрашивать. Она тянула время до Эльдорадо. Когда они выйдут из подпространства, она перестанет пить таблетки и, возможно, давление вызовет преждевременные роды. И малыш, может быть, родится живым. И его, может быть, перевезут на Эльдорадо…. Столько «может быть»… но надеяться ей было больше не на что.
Но они пришли раньше. Они пришли через двое суток после швартовки «Ковчега» к внешнему пирсу «Эльдорадо». И схваток не было. Они вошли – Иона и двое братьев, давеча тащивших ее в камеру. Подноса с завтраком у Ионы не было… Элис только обхватила руками живот, пытаясь защитить малыша. Она смотрела на них, как затравленный зверек, несчастная, запуганная обреченная на смерть женщина. Братья молчали.
- Госпожа Элис, - хриплым голосом произнес Иона, - проследуйте за нами.
Элис покачала головой и вжалась в стену около койки.
- Госпожа Элис, прошу вас, - Иона сделал к ней шаг.
- Она боится, брат Иона! – подсказал один из сопровождающих.
У Элис в висках пульсировала кровь, бешено билось сердце. Она закусила губу до крови и снова покачала головой.
- Я же невиновна, - прошептала она.
- Я знаю, госпожа Элис, - Иона произнес это так, как будто знал это всегда, как будто не был он секретарем на суде, как будто не он приносил ей еду в камеру – так буднично, так спокойно… - Мы пришли забрать вас отсюда…
До Элис только начал доходить смысл сказанных им слов.
- Что вы знаете?
- Вы невиновны.
- Вы лжете? Вы так мерзко лжете?
- Нет, госпожа Элис, - Иона попытался улыбнуться, - все так и есть, я не лгу… Мы нашли настоящего убийцу!
- А… Тогда я тут останусь. Мне тут спокойнее.
- Ой, госпожа Элис, так тут нельзя оставаться, нужно освободить эту камеру для преступника…
Элис была уверена, что Иона лжет. Но если она сумеет выйти из камеры, и ее поведут по коридору, а она сумеет убежать и спрятаться, и сбежать на Эльдорадо… Она вскочила, огляделась по сторонам – не забыла ли чего – увидела голубые пинеточки, сунула их в карман и, забыв надеть туфли, выбежала мимо Ионы и охранников в коридор. Никто не схватил ее за руки, никто не надевал ей на голову мешок… Она обернулась. Иона неторопливо шел за ней, братья – позади. Элис подбежала к закрытому люку, ведущему в общий коридор.
- Сейчас, госпожа, сейчас открою! – Иона заторопился. Элис прижалась к стене, а когда люк открылся, выбежала наружу. Община фаронов жила своей жизнью. Мимо шли люди, украдкой поглядывавшие не нее, босую, в мятом домашнем платье, растрепанную, с прижатыми к груди руками. Вот на роликах прокатил курьер, везший кому-то покупки, загляделся на нее, чуть не врезался в дородного отца семейства, вовремя сделал крутой вираж и укатил дальше. Вот пробежали, размахивая школьными сумками, девчушки. При виде Элис в таком раздрызганном виде они замолчали и чинно проследовали мимо, а отойдя на некоторое расстояние, принялись шептаться, оглядываясь на нее. Элис растерянно посмотрела на Иону.
- Госпожа Элис, если вы не можете идти, братья понесут вас… Куда вы желаете?
«Куда – я – желаю? Домой! Нет, там Давид, а раз он не пришел за мной – значит, он поверил, что дитя не его, а Поля… И наверняка там или Сара, или Эсфирь… К маме? Но моя бывшая спальня занята госпожой Анной, а в гостиной… Да и отец…»
- Может быть, в медблок пойти, к госпоже Дамарь? – тихо спросила Элис.
- Да, да, пойдемте, раз вы туда хотите! – обрадовался Иона. Ему почему-то не приходило в голову, что Элис ничего не знает о произошедших в последние дни событиях, а братья-охранники не рисковали подсказывать старшему по положению брату.
- Ой, а там Сара… - жалобно сказала Элис.
- Нет, там уже нет Сары, я точно знаю! – уверил ее Иона, закрывая люк в тюремный коридор.
- Нет? Тогда пойдемте…
Но далеко им пройти не удалось. Откуда-то, из-за поворота коридора, раздался дикий, нечеловеческий крик. Элис вспомнила, как выл Фоксик, пытаясь прорваться, как ей казалось, в ее спальню, но этот вой был еще страшнее. Два здоровых фарона тащили упирающегося, дико кричащего человека. Можно было различить слова «ненавижу», «подонки» и прочие, от которых ушки Элис «свернулись в трубочку». Люди пугливо прижимались к стеночке, когда мимо них проходила эта процессия.
- Сара… - в ужасе прошептала Элис. Да, это была Сара – но в каком жутком виде! Седая, потерявшая половину волос, с безумными глазами, перекошенным ртом, она была как сумасшедшая. Сара узнала Элис, дико завизжала и неимоверным усилием вывернулась из рук охранников. В три прыжка она добралась до Элис и набросилась на нее с воплем: «Жива? Ненави-и-и-ижу!» Но добраться до женщины она не смогла, братья-фароны загородили Элис, а подоспевшие охранники оттащили беснующуюся Сару в сторону и запихнули ее в тюремный коридор, откуда только что вышла Элис. Но и этого Элис оказалась достаточно: ноги подкосились, и она сползла по стенке на пол. Охранники скрестили руки, соорудив сиденье, брат Иона усадил ее, и они быстро понесли ее к госпоже Дамарь.
А мы вернемся на несколько дней раньше и узнаем, какие события привели к оправданию нашей героини.
Даже в местной фаронской лаборатории на флаконе с таллием нашли следы ДНК нескольких человек, помимо Элис. Да, их было мало – видимо, флакон тщательно вымыли перед использованием. Из всех обитателей «ковчега», включая умерших и сбежавшего Поля, следы на флаконе совпали только с Эсфирью и Сарой. Конечно, это не было доказательством, но уже вызывало вопросы. Эсфирь и Сара не припомнили, что брали в руки подобный флакон, но и не отрицали такую возможность – они жили в одном доме с убийцей, всякое могло быть, не упомнишь, кто что трогал. Но на Эльдорадо брат Давид, заплативший огромные деньги за срочное и тщательное исследование программы Фоксика, получил изумительный результат, а брат Петр вытребовал в срочном порядке результаты семантической экспертизы, забытой им на Фрее. Вернувшись с Эльдорадо, Давид велел доставить Эсфирь в свой кабинет. Она вошла, увидела своего любимого песика:
- О! Спасибо, господин Давид! Вы его оживили, мою собачку… - и протянула к нему руки.
- Не так быстро, госпожа Эсфирь, - строго сказал находившийся тут же брат Петр. - Пока это – улика.
Вошли еще несколько человек: фаронские полицейские, судья и двое дознавателей, проводивших опросы Эсфири и Сары. Эсфирь похолодела.
- Что такое? – испуганно спросила она.
- Можете приступать, братья! – Давид кивнул дознавателям. Эсфирь усадили в странного вида кресло, от которого тянулись провода к полусферическому устройству с монитором на столе, за который уселся один из дознавателей. Он деловито «оживил» прибор, подготовил его к работе с объявил:
- Господа, это – полиграф, устройство, позволяющее определить, лжет опрашиваемый или говорит правду. Мы его одолжили на «Эльдорадо», в местной полиции.
- Я всегда говорю правду! – попробовала возмутиться Эсфирь, когда к ней прикрепляли датчики.
- Да? Ну и отлично, - мило улыбнулся дознаватель. Брат Симеон, фиксируете?
Второй дознаватель кивнул головой.
- Я сейчас буду задавать вопросы – отвечайте или «да», или «нет». Никаких пространных рассуждений не нужно. Если затрудняетесь ответить – так и говорите: «не знаю». Вы меня поняли?
Эсфирь кивнула головой, жалобно глядя на Давида. Но ее третий муж деловито изучал что-то на мониторе своего компьютера.
- Вы женщина?
- Да, конечно, а что – это не видно?
- Только «да» или «нет». Вы женщина?
- Да.
Вы замужем за братом Петром?
- Нет…
- Вы родились на Земле?
- Да.
- Вы летите на Исход?
- Да.
- У вас двое сыновей?
- Нет!
- Это ваша собака? – дознаватель указал на Фоксика.
- Да!
- Его имя Фокс?
- Да!
- Вы вносили изменения в его программу поведения?
- Нет!!! Нет, никогда!
- Только «да» или «нет».
- Нет!
- Вы видели, как младшая жена Элис подсыпала что-то в молоко для Леи?
- Да…
- Ваш первый муж брат Илия жив?
- Нет!
- Вы видели, как младшая жена Элис подсыпала что-то в молоко для Сары?
- Нет!
- Вы знаете, кто писал письма с непристойным содержанием, отправленные позже одноклассницам Элис?
- Нет! То есть, да…
- Так «нет» или «да»?
- Элис писала, так говорили… но я же не видела, как… я затрудняюсь ответить.
- Пока достаточно, прошу ознакомиться с результатами показаний, - дознаватель пригласил мужчин к монитору. Эсфирь тоже захотела встать и посмотреть результаты, но он остановил ее:
- Нет, вам пока рано.
Давид и Петр, прочитав выводы полиграфа, уставились на Эсфирь. Та чувствовала себя ужасно.
- Что такое? – пробормотала она.
Второй дознаватель открыл свой планшет и зачитал:
- Результат исследования, проведенного компанией-производителем механического пса Фокса, принадлежащего Эсфири Бархейм. Зачитывать, Старший отец Давид?
- Да, пожалуйста! – буркнул Давид.
- Так… много общих слов… ага, вот суть: «В искусственный интеллект электронно-механического устройства, код… тут многозначный код, желающие могут убедиться, что он совпадает с номером, выгравированном на брюхе собаки под шерстью… были внесены изменения следующего рода: частично снят блок агрессивного поведения по отношению к живым существам, произведена настройка на агрессию в отношении Элис Бахрейн, а также внесен новый звуковой сигнал, включаемый по радиосвязи».
Первый дознаватель спросил Эсфирь:
- Госпожа Эсфирь, я изменю свой вопрос: знаете ли вы, кто внес изменения в программу вашей собаки?
- Н-нет, - неуверенно ответила Эсфирь.
- Госпожа Эсфирь, вы помните, как ваш Фокс неожиданно набросился на беременную Элис?
- Да, это было так странно…
- Коротко, пожалуйста.
- Да…
- Брат Давид, послушаем, какой новый звук стал издавать Фокс после внесения изменений в его искусственный разум?
- Да, включайте…
Второй дознаватель набрал комбинацию знаков на своей клавиатуре, и пес, спокойно сидевший на столе вдруг, не открывая пасти, начал издавать очень громкие скрежещущие и царапающие звуки – это действительно было похоже на царапанье когтями по двери! А потом он, также, не сдвигаясь с места, не открывая пасть, дико завыл… У Эсфирь глаза полезли на лоб от удивления, а мужчины, уже слышавшие эти жуткие звуки, внимательно наблюдали за ее реакцией.
- Это очень похоже на то, что слышала бедняжка Элис в день похорон Леи, не правда ли, Эсфирь? – спросил Давид. Лицо его было мрачным.
- Я это не делала. Я… я не меняла ничего в собаке! Это же мой любимый Фоксик! Да я и не умею!
- Да? А вот результат семантической экспертизы непристойных текстов, отправленных с почты Элис Бахрейн. «Сделанные в сочинении вставки и письма написаны одним и тем же человеком. Автором вставок и писем является Эсфирь Бахрейн». Ознакомьтесь, Эсфирь! – и дознаватель подал ей планшет.
Эсфирь закрыла лицо руками и заголосила:
- Не я это, не я… напраслину возводите!
- А вот результаты экспертизы следов ДНК: «На флаконе, содержащем сульфат таллия, которым были отравлены Лея и Сара Бахрейн, обнаружена ДНК Эсфирь Бахрейн». Ознакомьтесь!
- Эсфирь! – брат Петр подошел к рыдающей женщине. Получается, что убийца – ты!
- Нет, нет, не я, не я!
- Да? А вот посмотри, что говорит об этом твоя подруга Сара: «Да, я солгала. Я дала лживые показания. Я не видела, как Элис подсыпала порошок Лее. Это делала Эсфирь. И Эсфирь, зная, что я проникла в систему видеозаписи охранной службы корабля для слежки за Полем, стала меня шантажом заставлять сказать неправду. А теперь, теперь я раскаиваюсь, Элис погибла из-за моей трусости, я хочу признаться! Это была Эсфирь!»
Надо отметить, что Сара начала раскаиваться не просто так – ей предъявили найденные следы ее ДНК на флаконе.
- Что? – Эсфирь задохнулась от гнева, выхватила планшет из рук дознавателя и впилась в текст. – Вот ведь тварь! Вот ведь гадюка! Но ничего, я все про нее расскажу!
Все рассказала Эсфирь – и как Сара признавалась в ненависти к Элис, и как по просьбе Сары она, Эсфирь, дала ей Фоксика на один день для того, чтобы та научила его цирковым трюкам, и как именно после этого он набросился на Элис, и как Сара ее шантажировала, угрожая рассказать, к какому пагубному (по меркам фаронов) увлечению пристрастилась Эсфирь, и как, уже в больнице, Сара умоляла ее подтвердить, что Элис подсыпала порошок в молоко Леи. Все припомнила Эсфирь – даже слова Сары, разозлившейся на Давида за то, что он предпочел ей молодую женщину – «Я столько для него сделала, а он…»
Проверка показаний на полиграфе не могла быть уликой в суде, но направляла следствие в нужное русло. А воспоминание Эсфири о какой-то важной услуге, оказанной Сарой Давиду, заставила их задуматься. Сара стала женой Давида после смерти мужа, брата Давида. Труп Ефрема по-прежнему покоился в холодильнике, и провести анализ тканей было несложно. Результаты анализа заставили Давида похолодеть и покрыться мурашками от ужаса – его брат также умер не своей смертью, он был отравлен. Тем же таллием.
Сара сопротивлялась дольше Эсфири. Она тщательно изучала результаты экспертиз, досконально требовала предъявить ей цепочку доказательств, приводивших следствие к тому или иному выводу, закатывала истерики и прикидывалась тяжело больной. Добил ее брат Петр, которому осточертела вся эта возня, и он сунул ей под нос результат анализа тканей ее мужа.
- Таллий, Сара. Зачем ты отравила брата Ефрема, твоего мужа?
И тут Сара сорвалась. Она дико орала, что Ефрем был никчемный муж, что ему хватило ума, после того как умер его старший брат Илия, сделать «доставшуюся по наследству» Эсфирь старшей женой, как будто у него не было ее, Сары, что он не любил ее, Сару, раз променял на Эсфирь, что он заставлял ее жить так, как хотелось ему, а не ей, что он был ничтожество, а не мужчина… И он нашел себе молодую девку, которая была так слаба, что умерла с ребенком в утробе – все, кто угодно, кроме нее, Сары…
- А потом я увидела тебя, Давид, - Сара умоляюще протянула руки к своему мужу. – Я поняла, что у меня еще может быть счастье… и что Ефрем если и помрет, то нескоро, и я достанусь тебе старухой, а мне так хотелось быть с тобой…
Давид с отвращением передернулся. Ему досталось за эти дни очень сильно, он понимал, что все произошедшее – это самая настоящая дикость, что он чуть не убил жену и ребенка. Чьего ребенка? Да еще надо доказать, что это не его ребенок! Как он мог поверить Саре – а ведь поверил, и только потому, что она, как ему казалось, стала жертвой безумия Элис… «Какая дикость эти наши правила!» - в конце концов решил он.
- О, Давид, а разве у тебя был шанс стать Старшим отцом? Ведь Ефрем мог прожить еще лет шестьдесят!
- Сара, побойся Бога, - только и смог выдавить Давид. – Да зачем мне эта должность?
- Ты, такой умный, молодой, красивый… ты мог бы стать Старшим отцом всех фаронов… Если бы слушался меня! – последнее Сара провизжала. Давид вскочил и выбежал из палаты. Он вызвал к себе брата Петра, и они вместе отбыли на планету Эльдорадо. Сару оставили в палате на попечении дознавателей и установили охрану. Следствие продолжалось.
Сара не могла остановиться – она рассказывала, рассказывала – о том, как хитроумно внедрилась в разум Фоксика, как подобрала пароли к охранной системе корабля, как обнаружила видеонаблюдение в гостиной и отключила запись звука. О том, как она заметала следы – «Ведь никто даже не обнаружил взлом системы, не так ли?» О том, как она развлекалась, собирая «досье» на Поля – он спутал ее планы своим побегом, а она хотела организовать встречу Поля с Элис в библиотеке, наедине, но Поль, паршивец, удрал. Она подробно рассказала, как подсыпала таллий на столик для приготовления пищи в гостиной и в обувной ящик Элис, как подкинула туда флакон, какая она была аккуратная, надевала перчатки. Она рассказала, как подсыпала таллий в кофе мужа – травила его постепенно, чтобы все можно было списать на болезнь. Рассказала, как купила любимые конфеты Леи, аккуратно вскрывала дно и подсыпала таллий в ликерную начинку, выдавая кристаллики сульфата таллия за сахар и угощала, угощала отравленными конфетами… Она сокрушалась, что не рассчитала дозу отравы для себя, приняла слишком много и так сильно облысела, но она знает, есть средства, восстанавливающие волосы… Она говорила, говорила, говорила… Только укол снотворного заставил ее замолчать. Дознаватели ушли, потрясенные.
Элис проснулась. В прошлый раз, когда она здесь была, ее разбудил запах ватрушек. Сейчас ватрушками не пахло, но зато рядом оказалась мамочка.
- Мама… - прошептала Элис. – Я же говорила, что я не виновата…
- Ой, доченька! – мать вскочила, обняла дочурку, нажала кнопку вызова. Вошла доктор Дамарь.
- О! Кто тут у нас проснулся? – улыбаясь, спросила она. Элис ощупала живот – малыш был на месте - и тоже улыбнулась. Жизнь возвращалась! Только Давида не было… Но госпожа Дамарь с уверенным видом сообщила, что катастрофические события, произошедшие в семье Бахрейн, вынудили Старшего отца, не дождавшись, пока его жена придет в себя, отправиться по наисрочнейшим делам на планету Эльдорадо.
- Впрочем, он велел передать… - Дамарь похлопала в ладоши, и в палату ввезли на медицинском столике корзину цветов! – Это тебе, Элис…
Давид вернулся к вечеру и, убедившись, что Сара на месте – в тюремной камере – а Эсфирь надежно заперта в дальней каюте, отправился к Элис. Постоял перед дверью.
- Идите же, Старший отец… - подтолкнула его Дамарь, и он вошел.
Элис… Элис вязала новые пинетки для малыша. Из той самой голубой пряжи, которую он привез ей с Фреи. Старые, с белесыми следами соли от слез, она решила оставить, как память об этом ужасном происшествии. Она подняла глаза и замерла.
- Привет, - тихо сказал Давид. Последние дни он видел Элис только через камеру видеонаблюдения. Он-то знал, что Элис не казнят – причина была проста, как правда. «Ковчеги», предназначенные для долгих полетов, имели и тюремную камеру, и даже были оборудованы устройством умерщвления особо опасных преступников. В тюремную камеру запускался угарный газ, и предварительно усыпленная снотворным жертва умирала. Нужно было только нажать кнопку. Но у фаронов такого человека не оказалось. По правилам, это должен был быть один из присяжных. Такой человек был, за отдельную надбавку он, еще в начале полета, согласился стать палачом, «если что». Он-то полагал, что это – простая формальность, и что до дела не дойдет. Но, когда улики против Элис потянули на смертный приговор, он не решился ее осудить и стал единственным присяжным, проголосовавшим против обвинения. После этого он быть палачом не мог. Брат Петр, которому не терпелось побыстрее покончить с омерзительной историей, уговаривал поочередно каждого из оставшихся одиннадцати присяжных, подбивал охрану, дошел до команды корабля, но капитан Айзек Смит недвусмысленно «указал ему на дверь». Никто не согласился. Приходилось ждать – или что она сама умрет от стыда или плохой медицинской помощи, или до Исхода. Но помощь оказалась хорошей, а последующие события выявили истинного виновника.
Но Элис-то всего этого не знала, она каждый день ждала смерти!
- Привет, - тихо ответила она, пытаясь улыбнуться.
- Как ты? – спросил Давид и сделал шаг по направлению к ней. Ему было очень, очень стыдно. И страшно. А вдруг она не простит его? И как ему жить с этим дальше?
- Ничего, нормально… - также тихо ответила Элис.
И он решился. Он подошел к ней, встал на колени и сказал, не поднимая головы:
- Прости меня. Пожалуйста, если сможешь, прости меня!
Элис на самом деле старалась не врать. И в этот раз она, подумав, честно ответила:
- Я постараюсь… - а потом вспомнила, как в одной из проповедей брат Фома говорил, что быть настоящим христианином значит не только соблюдать заповеди. Надо еще и делать добрые дела. И, убрав из своего сердца жгучую обиду, добавила:
- Нет… - и Давид, услышав это «нет», вздрогнул и сгорбился. – Я прощаю…
- Элис! -Давид схватил ее руки и расцеловал их.
- Ой, ты мне вязанье спутал… - так они и перешли окончательно на «ты».
А на следующий день, обсудив все с Элис и ее родными, Давид попросил собраться глав семейств, уважаемых матрон и руководителей служб в зале собраний.
Он был сосредоточен. Казалось, он не здесь, не на «Ковчеге», а мысленно где-то далеко. Все собрались, гул голосов смолк, и Давид встал.
- Братья и сестры, спасибо, что собрались… По моей просьбе каждому из вас были вручены бюллютени, в которых описывались трагические события последних месяцев. Так что в общих чертах вы в курсе произошедшего. Вы знаете, что Старшим отцом я стал в результате убийства моего брата Ефрема.
Народ в зале зашевелился, люди сочувственно качали головами, шептались друг с другом.
- Моя вторая жена Сара… не смогла совладать со своими чувствами и убила двух человек – брата Ефрема и мою младшую жену Лею. И пыталась убить Элис и нерожденного ребенка. Наши законы таковы, что если бы не два – всего лишь два обстоятельства – их бы уже не было в живых, и мы бы не узнали правду, а Элис осталась в нашей памяти преступницей! Нам повезло. Они живы. Но, дорогие братья и сестры, эти страшные события заставили меня посмотреть на то, как мы живем, по-новому. Вот мы, фароны, не проведя надлежащего расследования, понадеявшись на собственные силы, на свой ум, на свое оборудование – несмотря на то, что Элис отрицала свою вину – приговорили ее к смерти. И ее, и дитя. Что это, фароны, как не первобытная дикость?
Давид сделал паузу, внимательно осмотрев собравшихся. Фароны ожидали продолжение.
- Братья и сестры. Я принял для себя очень важное решение и хочу сообщить его вам. Я получил звание Старшего отца в результате страшного преступления – убийства моего брата. Я не считаю возможным оставаться вашим Старшим отцом.
Фароны начали перешептываться, с изумлением глядя на Давида.
- Более того. Я родился в фаронской семье, не мыслил себя вне семьи. Наши правила были единственным законом моей жизни, как и вашей. Но эти правила… какими они оказались ограниченными! Посмотрите – у нас достаточно придерживаться заповедей, написанных в Книге Фаронов, и все – ты уже праведен! Самый праведный – тот, кто придерживается буквы закона! А как же его дух? Как же милосердие Божие, как же любовь, заповеданная нам Создателем? Разве любовь привела Сару на путь убийцы? Нет, не любовь. Страстное желание стать свободной от ненавистного мужа – вот что сделало ее преступницей. Я не оправдываю ее, поверьте, нет оправдания такому убийству, я пытаюсь понять – как можно было предотвратить преступление! Ведь не родилась она такой! Я... много думал об этом и понял, что следование только букве закона – не есть праведность. Это – фарисейство.
- Что он говорит? Мальчишка! Как он смеет затрагивать святое? – закричали в зале.
- Тише! Я скоро закончу. Пока я – Старший отец, извольте выслушать! Да, фарисейство! А то, что мы ставим себя выше других народов, не желая ни с кем смешиваться и общаться – это не что иное, как гордыня! А нам особенно хвалиться нечем, дорогие мои! Половина нашего народа – женщины – это бессловесные рабыни, которые вынуждены подделываться под своего мужа, изображать радость и довольство, как бы ни было тяжело у них на душе! Вот вам пример – госпожа Агния из лаборатории ядерной физики. Она умна? Да. Она ведет основные проекты, но кто знает о ней вне нашего мира? Никто. Потому что на всех, на всех работах, выпущенных ею, стоит ваше имя, брат Авель, вы, как мужчина, якобы руководите лабораторией! И так во всем. Справедливо ли это? По-божески?
- Мы не будем ничего менять! Мы покинули Землю, чтобы не жить с нечестивцами! – закричал брат Авель, и его поддержали. Командир корабля Айзек Смит с трудом скрыл ехидную улыбку. Он-то знал, с какими настоящими нечестивцами в фаронском понимании им придется столкнуться на вожделенном Исходе. Первые колонисты давно уже жили гораздо свободнее своих ортодоксальных предков, а недавние переселенцы специально были лишены связи с оставшимися на Земле, дабы не мутить народ и не мешать окончательному переселению.
- Двенадцать присяжных решали судьбу Элис. Один – тот, кто должен был стать ее палачом – не признал ее виновной. Я знаю, многие не решались на смертный приговор, но все равно проголосовали «за». Почему вы это сделали?
- Таков наш закон!
- Но вы сомневались. Значит, вы видели, что улики не очевидные! Но обрекли ее на смерть. И я был вместе с вами, я, ее муж. Я подал на апелляцию только после того, как госпожа Фаина принесла новую улику. Я такой же, как и вы, я опутал свой разум, свое сердце этими правилами и считал, что если я поступаю, как поступали поколения фаронов до меня, то делаю верно! Так вот. Я окажусь фарисеем, обуянным гордыней, если поведу вас дальше. Сам я не могу жить по этим правилам. Значит, наши пути расходятся.
- Как же так? – прозвучал растерянный женский голос посреди образовавшейся тишины. – А мы?
- Я обсудил это с Элис, и мы решили – возвращаемся на Землю. Тише! С нами захотели вернуться еще несколько семей, и родители Элис, и госпожа Анна, и Еремей. Мы возвращаемся в Империю и будем жить по ее законам. Я связался с ними, часть нашего острова уже заняли, часть свободна, места хватит всем. Если кто-то захочет вернуться - присоединяйтесь. По дороге обратно мы заскочим на Фрею – родители Поля летят с нами, они хотят найти сына. Все остальные продолжат путь на Исход. Старшего отца вы выберете себе сами…
Зал взорвался. Негодование, удивление, возмущение – все смешалось. Давид грустно посмотрел на своих сородичей и, вздохнув, спустился с кафедры. Его окружили несколько мужчин:
- Брат Давид, а как можно полететь с вами на Землю? – спросил брат Теодор, адвокат Элис.
- Пойдемте в мой кабинет, обсудим!
Оставалось решить судьбу Эсфири и Сары. Давид предложил им выбор – быть осужденными по закону фаронов или Империи, гражданками которой они формально являлись. Эсфирь, виновная только в лжесвидетельстве и недостойном поведении, выбрала суд фаронов. Ей не хотелось расставаться с дочерью, летевшей с мужем в соседнем «Ковчеге». Зять взял Эсфирь на поруки и, после суда, приговорившего ее к заключению до конца полета, забрал к себе и «заключил» в отдельной каюте в своем отсеке, торжественно вручив ей Фокса, чтобы теща не скучала. Эсфирь отделалась так легко, потому что искренно покаялась перед Элис, Давидом и всей семьей. Ее на самом деле замучила совесть.
Элис родила на Земле Давиду мальчика, а потом девочку, а потом опять мальчика. Поль с родителями тоже вернулся на Землю, но не женился. Он так нежно любил Элис, что не видел рядом с собой другую женщину, стал другом их семьи, и Давид не возражал против «дядюшки Поля», как называли его любящие дети Элис и Давида. Госпожи Агния и Дамарь стали известными всему миру учеными – Агния в ядерной физике, а Дамарь написала много научных трудов о сохранении беременности – с этим в Ойкумене были большие проблемы.
А хитрая Сара, хоть и была безумна, выбрала имперский суд. В Империи не было смертной казни, и если бы ее признали помешанной, то отправили на принудительное лечение, а это вовсе не каторга! Но вышло не так, как она рассчитала. Но это – совсем другая история.
Эпилог
Как-то раз Элис, окруженная детьми, сидела в гостиной и услышала стук в окно. Она обернулась и увидела большую птицу, сидящую на подоконнике. У птицы было невиданной красоты оперение – она сверкала и переливалась на солнце, будто осыпанная бриллиантами.
- Смотрите, дети! – прошептала Элис. – Это – это наша Хрустальная птица… Тише, не спугните ее, она вернулась…
© Copyright: Таня Бондарева, 2018
Свидетельство о публикации №218010901902
Благодарю вас за прочтение!
Отдельная благодарность - Оптимистке, Кобзарю Валере, Стилиану Коментиолу и Алексею Н, поддерживавших меня во время работы над этим романом.
Продолжение этой работы и предыдущей ("Секретное задание Кэролл Райт") - в ближайшие дни.
Оценили 70 человек
128 кармы